Предать, чтобы спасти

Глава четырнадцатая

На следующее утро я проснулась с мыслью, что не солгала Трегубову, сказав, что уезжаю. Я действительно решила это сделать. Оставить Краснодар, начать новую жизнь на новом месте, расстаться с воспоминаниями, которыми полны улицы этого города, познакомиться с людьми, которые ничего обо мне не знают. Я решила уехать в Витязево, следом за мамой и Полиной. Но не временно, а на длительный срок, может быть навсегда. Мне, как человеку, освоившему профессию экскурсовода, точно найдется, чем заняться в курортном поселке. Новые впечатления, масса общения с туристами, работа на свежем морском воздухе – что может быть лучше?

Незадолго до отъезда я встретилась с отцом. Я рассказала ему о переменах в своей жизни и о желании купить машину. Он снова хмурил лоб, переживая за мои неудачи в личной жизни, но я была настроена позитивно, и просила его не грустить. Я вернулась в семью, и моя дочь будет видеть меня чаще. Разве это повод для грусти? Я просила отца оказать мне помощь при выборе подходящей машины, и он, конечно, согласился. Для реализации моей идеи мне пришлось взять кредит, частично с деньгами помогла и бабушка. Отец тоже предложил сделать свой вклад, если средств окажется недостаточно.

В этот же день я встретилась с Денисом. Они с Юлей собирали всех одногруппников на встречу выпускников, и он хотел переговорить со мной по этому поводу. Оказывается, уже прошло пять лет и приближалась условная дата, обозначенная нами после сдачи госэкзамена.

В «Варенике», где я назначила встречу Денису, произошли изменения. Кирпичные стены покрыли белым цветом и разукрасили текстовыми граффити, фотографии на стенах сменили картинами с абстрактными изображениями, напоминающими рисунок на мраморе, а светильники покрыли разноцветной глазурью и теперь над каждым столом висел «мегафон», отличный по цвету от другого. И даже официанты обозначали клиентов согласно этому окрасу. Правда, цветом она «выкрашивали» не светильник, а столик. Я расположилась за зеленым.

Я украдкой поглядывала на тот стол, где когда-то мы обедали с Шандором. Как сейчас помню, что заказала тогда вареники, а Шандор – два блинчика и борщ. Не смогла сдержать улыбку, вспоминая, как переживала, что ему может быть нечем рассчитаться за наш обед, и как он упрямо твердил, что платит он. Мы говорили о моем отце, о его семье, о книгах. Тех самых книгах, что стали стимулом на пути к высшему образованию Шандора. Все только начиналось, а я уже тогда чувствовала потребность знать о нем все.

Сейчас за этим столиком сидела другая молодая пара. На нем стоял букет цветов. Они о чем-то восторженно разговаривали, периодами мужчина касался руки девушки, она смущалась и чуточку краснела. И снова мысли уносили меня в прошлое. Я вспоминала о том, как дала клятву не касаться Шандора, а потом терзалась желанием ее нарушить. Тогда я поняла, какое большое значение имеет касание любимого человека! Сколько новых чувств и переживаний он внес в мою душу за тот год, что мы были вместе. Вместе… Как громко это сказано. Для других это выглядело именно так, а для меня осталось мечтой и несбыточным желанием.

Я не могла забыть и не думать о выпускном вечере, о борьбе, что шла в моем сердце в съемной квартире Шандора. О его поцелуях, его ласках… О том, что произошло потом. О том, что никому неизвестно. Прошло пять лет, а я помню все, как будто это случилось вчера…

В ту ночь я так и не уехала домой. Я провела ее с Шандором. Звучит романтично, но и только. Во́т я размышляла, как начну новую жизнь, а в следующую секунду сознание мое помутилось, и я провалилась в бездну. Сон накрыл меня неожиданно и мгновенно. Но и пробуждение оказалось столь же внезапным и стремительным.

Сквозь сон я слышала какие-то стоны и метания возле себя, но спящий мозг не понимал происхождение этих звуков и движений, пока не стало слишком поздно. На меня навалилось что-то тяжелое, отчего дышать стало затруднительно, и все еще пребывая во сне я попыталась высвободиться от сдавливающего меня груза, но, когда где-то рядом с ухом послышались судорожные кашляющие звуки, я резко открыла глаза и увидела, что это Шандор перегнулся через меня и извергает на ковер содержимое своего желудка. Я не помню, как выбралась из-под него, но через секунду уже мчалась в ванную за какой-нибудь емкостью, чтобы предотвратить дальнейшее уничтожения ковра. Я никогда так быстро не бегала и не соображала, но благодаря проявленной прыткости облегчила себе дальнейшую задачу.

Когда внутренности Шандора опустели, он, продолжая пребывать в полусонном состоянии, силился перебрался с пола (куда видимо я его скинула) на диван, но я остановила его. Он испачкал рубашку, и ее было необходимо снять. Но Шандор отмахивался от меня, бормоча что-то вроде: «Уйди, женщина, дай поспать», – и мне пришлось стянуть с него рубашку через голову, чтобы ускорить процесс. На его шее засверкала золотая цепочка, и невольно я ахнула. Без одежды она стала заметной, и если я не уйду до его пробуждения, есть вероятность, что он снова мне ее вернет. А я не уйду.

Только тогда я полностью осознала, что произошло. И то, что уснула, и то, что Шандору стало плохо, и то, что какое-то провидение оставило меня в эту ночь с ним, чтобы пусть не предотвратить бедствие, но свести его последствия к минимуму. Почему я не подумала, что головная боль это меньшее, что ожидает его после обильных возлияний? Как я могла бросить его одного в квартире в таком состоянии?

Я вспомнила про отца и быстро посмотрела на часы. Почти полночь. Я проспала всего час или чуть больше. Отец должно быть уже в пути, и скоро будет здесь. Но я не могла уехать. Шандор нуждался во мне, в моей помощи. Да и комната требовала уборки, потому что источаемый от ковра и металлического таза «аромат» стал вызывать рвотный рефлекс и у меня.

Первым делом занялась комнатой. Торопилась. Каждую секунду ждала, что появится отец, и нужно было успеть привести в нормальный вид и себя. Ковер стирала прямо на полу. Потому что он был придавлен ножками дивана, на котором спал Шандор. В результате моих усилий со следами удалось справиться, но осталось мокрое пятно. Но из двух бед – это меньшая. По крайней мере хозяйка квартиры не узнает, что произошло на самом деле. Мало ли что Шандор пролил?

Замаралось мое платье, и недолго размышляя я сняла его и застирала грязные места под краном. А вместе с ним и рубашку Шандора. В его сумке я нашла пару футболок – черную и темно-синюю, одну – для себя, вторую – для Свободы. Себе я выбрала подлиннее, и на мне она выглядела как домашнее платье. Коса тоже пострадала, и я распустила ее, чтобы помыть волосы. Шампуня в обозримом пространстве ванной не нашлось, и я использовала обычное туалетное мыло.

И в тот момент, когда я вытирала голову насухо, в квартиру кто-то тихонько постучал. Отец. Переживая, что пока меня не будет, с Шандором может приключиться беда, я подставила таз к дивану, и, скользнув ногами в босоножки, вышла в коридор.

Видели бы вы лицо папы, когда я предстала перед ним взлохмаченная в несуразной футболке Шандора с засосами на шее! Не совсем нормальный вид, но грязной и испускающей зловонный запах я бы понравилась ему еще меньше. В одной руке отец держал мокрый зонт, во второй какой-то пакет, и это останавливало его от крепких объятий, в которые, судя по взгляду, он хотел меня заключить, чтобы защитить от всех бед мира.

– Лиза… – выдохнул тихо он, окончив осмотр своей любимой дочери. – Ты как?

– Нормально, папа, – почти шепотом ответила я, чтобы не создавать шум для соседей.

– Я приехал сразу, как Денис мне позвонил. Мы уже с мамой стали переживать, где вы так долго.

– Сразу? А когда он тебе позвонил?

– Минут тридцать назад. Ты едешь домой? Я приехал за тобой.

И его взгляд снова прошелся по моему одеянию.

– Нет, папа. Я останусь с Шандором до утра.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова.

– Он уезжает? – спросил отец.

– Да.

– Тогда зачем? Девочка моя…

– Папа, – перебила я, – не надо. Я останусь здесь до утра. Не спрашивай меня ни о чем. Все потом.

– Денис сказал, Юра сильно пьян. Он… не обидел тебя?

А взгляд не сходил с моей шеи, будто бы пытаясь понять природу возникновения синяков на ней.

– Папа, это Шандор. Он не может обидеть.

– Ты уверена, что хочешь остаться? Лиза, это ничего не решит, а только причинит тебе еще больше боли. Поехали домой.

– Нет, папа. Я остаюсь и точка. Я нужна ему сейчас. А ты поезжай. Я приеду утром, когда он проснется.

– Он спит? Тогда зачем ты здесь? Лиза, не мучай себя.

– Папочка, ему плохо, я не могу оставить его.

– Плохо? Пусти меня, я посмотрю.

Он схватился за дверь и потянул ее на себя. Но я преградила ему дорогу.

– Нет, папа! – громче сказала я и тут же осеклась – все-таки ночь на дворе. – Он спит. Но всякое может случиться. Я справлюсь сама, уезжай, пожалуйста.

Я была настроена решительно, и отец понял, что меня не переубедить. Он протянул мне пакет, и сказал, что там лекарства. Когда Денис ему рассказал о состоянии Шандора, и что дома у него ничего нет, чтобы облегчить утреннее похмелье, папа заехал в дежурную аптеку и купил все необходимое. Он проинструктировал, как принимать лекарства, как они будут действовать и как скоро помогут, и вместе с пакетом протянул мне и зонт.

– Возьми его. На улице дождь. Может быть мне приехать утром? Во сколько у него поезд?

– Не надо, папа. Я доберусь сама.

И вдруг он совсем переменился в лице – глаза расширились и в них отразился дикий страх.

– Ты же вернешься домой, девочка моя?

– Ну конечно, папа. Куда я денусь?

– Мало ли чего вы надумали. Не делайте глупостей, пожалуйста. Лучше все решать по добру, по совести.

– Папа, поезжай. Все будет хорошо. Я провожу Шандора и вернусь.

– А что я скажу маме, когда приеду один?

– Скажи ей, что ты отвез меня к Юле, и я буду ночевать у нее.

– Хорошо, – согласился отец, а потом насупился и сказал: – Ох, как-то мне неспокойно. Может быть все-таки поедем домой?

Он прижал меня к себе и поцеловал в макушку. И я поняла, чего он боялся. Он вдруг осознал, что его девочка выросла и стала взрослой. И я могу в любой момент уехать из дома и выйти замуж за другого мужчину, которому отец должен будет доверить свое самое дорогое сокровище – свою дочь.

– Папа, не переживай, – сказала я, отстраняясь от отца. – Иди уже. А то соседи скоро выйдут на наше бормотание.

Отец отпустил меня и собрался уходить, как вдруг поднял указательный палец вверх и сказал:

– Погоди. Раз такое дело… – Отец погрузил руку в карман своих брюк, что-то из них вынул и вложил в мою свободную ладонь. – Вот, возьми это… Ну… на всякий случай. Может быть я с этим опоздал, но… чем черт не шутит.

Он убрал свою руку и у меня на ладони осталось две квадратных фольгированных упаковки. Меня мгновенно бросило в жар, и я могла поклясться, что покраснела до корней волос.

– Папа… – протянула я.

– Так мне будет спокойнее.

Я смущенно подняла на него глаза, а потом резко развернулась, вошла в квартиру и захлопнула за собой дверь. Стоя в пороге, я не знала, плакать мне или смеяться. Если бы папа знал, какие мысли меня одолевали несколько часов назад, он бы выволок меня отсюда за волосы и не позволил остаться здесь ни на минуту. А он дает мне презервативы, думая, что я ими воспользуюсь, если представится случай. Ох, папа, если бы ты только знал…

Из открытой форточки доносились звуки дождя, и в комнате стало свежее. Нездоровый запах выветрился, и лишь мокрое пятно напоминало о случившемся. Я выключила потолочное освещение и зажгла тусклую лампу в коридоре, которая не светила на спальное место, но при этом служила достаточным источником света, чтобы видеть окружающую обстановку.

Шандор посапывал на диване, отвернувшись к спинке, и я вдруг ощутила дикую усталость и желание прилечь рядом. Но обнаженная спина Шандора напомнила мне еще об одном незаконченном деле. Я должна была одеть на него футболку. Чтобы скрыть цепочку.

Это мероприятие потребовало от меня усилий, потому что одевать спящего не самая легкая задача. Но когда я с этим справилась, порадовалась вдвойне – в результате моих стараний, высвободилось немного места, чтобы я смогла лечь между Шандором и спинкой дивана.

Я прикорнула рядом и опустила голову на его плечо. Он пошевелился, но не открыл глаза. Его рука легла мне на спину, и я как будто оказалась в его объятьях. Таких уютных и таких родных! Его сердце, к которому я прижалась, исправно отбивало такт, и стучало в унисон с моим. Мы стали единым целым. Хотелось спать, но было жалко потратить драгоценные минуты «свидания» с Шандором на сон. Ведь это первая и последняя ночь с ним.

Но усталость сморила меня, и я уснула – также неожиданно, как и в первый раз. Но любое движение Шандора пробуждало меня, я присаживалась и проверяла, не мутит ли его, и убедившись, что ему ничто не угрожает, снова опускалась рядом и засыпала. Но в три часа ночи ему стало плохо, и я подставляла таз и придерживала его волосы, чтобы они не запачкались. А потом все убрала, и вернулась на свое укромное место. За окном громыхала гроза, но она нисколько не помешала мне заснуть. Скорее наоборот – убаюкала и отгородила от других посторонних шумов.

В пять часов зазвонил будильник, но я была не в силах встать и выключить его. Не открывая глаз, я пыталась разбудить Шандора, постукивая ему по груди, и кажется призывала его вставать и ехать на вокзал. Но он бросил: «К черту поезд!», – вынул из-под наших голов подушку и положил ее сверху. Стало значительно тише, звенящая трель перестала раздражать слух, и мы уснули.

А потом мне приснился сон. Мы вместе с Шандором стоим на подсолнуховом поле, светит яркое солнце, мои волосы распущены и укрывают плечи с двух сторон. Шандор гладит их руками, притягивает к себе, вдыхает их аромат и целует, как если бы это были мои руки.

– Ты божественна, – произносит он с чувством, и в этот момент я открываю глаза.

Передо мной Шандор, который лежит рядом на диване и делает все то, что мне только что снилось. За окном рассвело, но льет дождь и в комнате сохраняется хмурость и полумрак. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, а потом глаза его округляются, рот приоткрывается и все его лицо вытягивается словно дыня-торпеда. Он делает пугливое движение назад и с грохотом падает на таз, который стоит под диваном. Я резко поднимаюсь и заботливо тяну к нему руки, словно пытаясь его защитить.

– Шандор, ты не ушибся?

Слобода, сидя на полу, быстро оглядывается по сторонам, смотрит на таз, на меня и испуганно говорит:

– Что ты здесь делаешь?

Но выражение его лица снова меняется, и я понимаю – сейчас его стошнит. Я быстро подхватываю таз и подставляю ему. Он забирает его у меня, раскачиваясь поднимается на ноги, вместе с ним торопится в ванную и уже там перестает сдерживать свои позывы.

Я посмотрела на часы. Восемь. Вспомнила, что происходило три часа назад, и с охватившей меня беспомощностью подумала, что же теперь будет. Поезд ушел. А когда следующий? Я жутко хотела спать, но время для сна закончилось. Нужно приводить Шандора в порядок. Он пропустил не последний поезд до Сочи, будет и другой.

Я развела в стакане воды лекарство, которое привез отец, и стала помешивать его ложкой. В ванной наступило затишье, и я напрягла слух, чтобы различить хоть какой-нибудь звук.

– Шандор, ты как? – подходя к двери, спросила я. – Могу я войти?

Послышался шум воды из сливного бачка. А потом Шандор включил кран в раковине. Он не отвечал, но раз подал признаки жизни, я решила не входить. Я вернулась к столу и заглянула в стакан. Его содержимое растворилось и было готово к приему.

Шандор вылетел из ванной и прямиком направился к будильнику. Поднял его, сверил часы на руке с ним, но все еще не веря своим глазам, рванул в сторону штору и посмотрел на улицу. Из-за пасмурной дождливой погоды в комнате стало ненамного светлее.

– Часы показывают верное время? – продолжая сомневаться, спросил Шандор, оборачиваясь ко мне.

– Да.

Он сжал губы и вздул ноздри.

– Как давно ты здесь?

– Со вчерашнего вечера.

– Почему ты меня не разбудила?!

– Я будила. Но ты послал поезд к черту и продолжил спать.

Он мне не верил. И злился, злился на меня. А чего я ждала? Что он обрадуется, что пропустил поезд и использует это как предлог, чтобы остаться? Я молчала и не хотела оправдываться. Я устала. Эта история для меня окончена, мне нужно вернуться домой и учиться жить заново.

– Ты знаешь, когда следующий поезд? – спросила я.

– В двенадцать.

– У тебя есть время, чтобы прийти в себя и уехать в полдень. Выпей это. Должно помочь.

Я протянула ему стакан.

– Что это?

– Это помогает при рвоте. Не сразу, но помогает.

Шандор немного успокоился и сделал несколько глотков Его лицо перекосило. Должно быть, питье не очень вкусное. Но кто сказал, что водка лучше?

– Выпей до дна. Я еще наведу.

Шандор, преодолевая отвращение, допил стакан и поставил на стол. На глаза ему бросилась моя записка, и он прочел ее, не беря в руки.

– Почему ты не ушла, если написала записку?

Он поднял глаза и испытующе посмотрел на меня. Ох, как хорошо я знала этот его взгляд. Он проникал в самую глубь и отыскивал там правду, которую я бы хотела скрыть. Но что я могла сказать? Что хотела от него ребенка и решила его соблазнить?

– Тебе стало плохо, и ты нуждался в моей помощи.

Ему и сейчас было не хорошо, и он поспешил к дивану. Его качало и в том, как он плюхнулся на диван, чувствовалась слабость и беспомощность.

– Шандор, тебе лучше полежать.

– Что это за мокрое пятно? – игнорируя мое предложение, спросил Слобода, указывая на ковер. Он угодил в него ногой и замочил свой носок.

– Ты пролил воду. Когда я поила тебя ночью.

Почему я солгала? Наверное, потому что не хотела, чтобы Шандор испытывал стыд за свое состояние. Не хотела, чтобы чувствовал передо мной вину.

На его болезненном лице отобразились тщетные попытки вспомнить, как это произошло.

– Как я добрался до дома?

– Ногами, – пожав плечами, сказала я. – Но не без моей помощи, конечно.

И как будто только сейчас увидел меня, прошелся по мне своим настороженным взглядом. Я все также была в его одежде с распущенными по плечам волосами. От середины бедра мои ноги были обнажены, и Шандор смущенно отвел глаза, доведя взор до этой точки. Или это было не смущение?

– Почему ты в моей футболке?

– Перед уходом с праздника мы пили на брудершафт и прилили вино на нашу одежду, – снова солгала я. – Пока вино не впиталось в ткань, я решила застирать вещи.

Шандор опустил глаза и только в этот момент заметил, что и сам не в рубашке.

– Что еще я натворил, чего не помню?

Он снова посмотрел на меня и стал выворачивать наизнанку своим взглядом. Машинально я потянулась к своим волосам, чтобы перебросить их через правое плечо. И скрыть два синяка, оставленных на шее. Но он их заметил прежде, чем я успела прикрыться. Шандор поднялся, что не могло не отобразиться на его лице, постоял на месте несколько секунд, видимо, проверяя свою способность удержаться на ногах, а потом подошел ко мне. Он подобрался к моей шее и с испугом в глазах спросил:

– Что я сделал?

– Ничего такого, за что тебе могло бы быть стыдно. Это… от поцелуев.

Его взгляд меняется. Он также смотрит на меня, но как будто бы сквозь меня. И думает, о чем-то напряженно думает. О чем? Что в его глазах? Все то, что я ожидала увидеть в них, если бы специально соблазнила его, чтобы заставить на себе жениться? Да, именно это я и вижу. Страх, отчаяние и презрение. К себе? Ко мне? Неважно, мы теперь одно целое.

Шандор разворачивается и обреченно возвращается на диван, а я наблюдаю за ним и думаю, что же будет дальше. Надо ли ему сказать, что между нами ничего не было? Почти ничего, но это ведь не считается? Он ведь не мог лишить меня девственности пальцами?

Что я вообще об этом знаю? Только то немногое, что рассказывали Юля и мама, а я слушала и краснела, боясь задать вопросы, чтобы не показаться чересчур любопытной и озабоченной. Мама говорила, что у нее после первого раза была кровь, а Юля удивлялась тому, что ее не было. Позднее врач ей сказала, что кровь может быть не всегда, девственная плева очень эластичная и иногда рвется только во время родов. Как тогда цыгане определяют девственница ли их невеста, если не имеют этому вещественных доказательств?

Шандор откидывается на диване и закрывает глаза. Он бледен и молчалив, и я не понимаю, связано это с его похмельем или с тем, о чем он думал. За окном громыхает гром, и все происходящее похоже на хорошо поставленную сцену какого-то фильма с аккомпанементом.

– Шандор, мне пора домой, – не выдерживаю я затянувшегося молчания. – Если тебе снова станет…

– Да, ты права, – перебивает он, открывая глаза и облокачиваясь на колени. – Иди переодевайся. Мы поедем к тебе… Твой отец сегодня дома?

Я не понимаю, о чем он говорит, но отвечаю:

– Да. У него выходной.

– Отлично. Я сейчас приду в себя, и мы поедем.

– Мы?

– Да.

– Зачем?

– Я буду просить у Андрея Александровича твоей руки, – спокойно ответил он, не отрывая взгляда от ковра. – Не думаешь же ты, что я сбегу, как последний трус и мерзавец после всего, что произошло?

– Ты делаешь мне предложение?

– А на что это похоже?

Где мои крылья? Почему я не лечу?

– А как же твоя семья, твоя невеста?

– Я должен отвечать за свои поступки. Может быть, у вас то, что произошло, не считается прегрешением, но у нас мужчина, лишивший девушку невинности, обязан на ней жениться.

– И что дальше?

– Ты соберешь свои вещи, и мы поедем в табор. Я расскажу отцу, что произошло.

– Мы останемся в таборе?

Шандор криво усмехнулся.

– Нет. Отец не позволит нам остаться. Мы поедем в Сочи. Снимем квартиру… -Шандор замолчал, над чем-то подумал, а потом продолжил: – Пойдем работать… В общем, как-нибудь будем выкручиваться. Это не то, к чему ты привыкла. Но я буду стараться сделать нашу жизнь достойной.

То, к чему привыкла? Что он имеет в виду? А в слух сказала:

– Мы можем вернуться в Краснодар, жить с моими родителями, пока…

– Нет! Я не буду жить под одной крышей с твоими родителями. Так не принято. Не с родителями жены. Иди, одевайся. У нас не так много времени.

Я послушно пошла в ванную, где висело мое платье. Оно высохло и было помятым. Но это меня волновало меньше всего. Пока я переодевалась, я думала о том, что происходит. И что же? Ничего удивительного. Так я себе это и представляла. Шандор решает, что между нами что-то было, и считает себя обязанным на мне жениться. Он сам делает мне предложение, конечно, не в той романтической форме, как мне бы хотелось, но делает. Это не шутка, как вчера. Он серьезен и настроен решительно. И действительно женится. И мы навсегда вместе. Только где моя радость и восторг? Почему меня не переполняет счастье? Его нет. Потому что еще вчера для себя я решила, что мне не нужен Шандор такой ценой. Он женится не потому, что любит и жить без меня не может, а потому что «мужчина, лишивший девушку невинности, обязан на ней жениться».

А что мы скажем нашим детям? Что поженились по любви? И будем им всю жизнь лгать, как лгали мне? Конечно, любовь есть. Я его люблю. И он меня любит. Ведь он стоял перед отцом на коленях и просил его благословить наш брак. Но после отказа он не порвал со своей семьей, он собирался ехать к ним сегодня утром, и уже уехал бы, если бы не перебрал вчера. А меня бы оставил. Потому что меня он любит, но их больше. И соглашаясь на брак с ним, я буду всю жизнь чувствовать себя виноватой, что встала между его семьей и им, и разлучила его с дорогими ему людьми. Я к этому готова? Будет ли он любить меня так, чтобы я не ощущала в себе этой вины? Что он сказал? «Я буду стараться сделать нашу жизнь достойной». Не счастливой. Достойной.

Я стояла на пороге ванной и понимала, что сейчас все зависело не от него и его решения. Все зависело от меня. Мне было страшно выйти из этой квартиры и остаться одной. Остаться без Шандора. Но уехать в новую жизнь, где я не уверена, что смогу сделать его достаточно счастливым, счастливой себя – было еще страшнее. Но я должна была сделать выбор.

Я вышла из ванной и прошла в комнату. Едва не сбив меня с ног, мимо промчался Шандор. Ему снова было плохо. Я навела ему новую порцию лекарства и ждала, когда он выйдет, чтобы ее принять.

Тем временем заплела волосы в косу.

Сердце щемило, внутри ощущалась тяжесть, и я никак не могла вздохнуть полной грудью. И когда снова смогу, не знала. Слезы жгли глаза, но я решила для себя, что буду держать себя в руках и не плакать. Я должна быть сильной, я должна уйти достойно.

Шандор вышел из ванной и снова устремился на диван. Я подошла к нему и присела около него на пол, протянула стакан.

– Выпей.

– Меня от него еще больше мутит.

– Это пройдет. Пей.

Он взял стакан и залпом осушил его.

– Ты прости, – сказал Шандор, – через час я буду в норме, и мы поедем. Я никогда раньше не пил, и не думал, что так будет.

Я забрала у него стакан и поставила на пол. Потом взяла его за руки и сжала их.

– Шандор, я никуда с тобой не поеду. А ты поезжай. К своей семье, к своей невесте. Они тебя ждут.

– Не говори ерунду. Ты едешь со мной. У тебя нет выбора.

– У меня есть выбор! – резко сказала я, а потом смягчила тон: – У всех есть выбор.

– Разве не этого ты хотела, когда предлагала взять тебя с собой? Тогда – в лекционном зале?

– Я предлагала тебе взять меня любовницей.

– А теперь я тебе предлагаю брак, разве это не лучше?

– В нашем случае нет. Если бы ты взял меня своей любовницей, ты бы остался со своей семьей, но мы могли бы хоть изредка встречаться. А так ты оставишь их, и навлечешь на себя гнев отца. Я этого не хочу. Не хочу, чтобы ты винил меня в вашей ссоре.

– Ты не виновата, я сам…

– Нет, Шандор. Я не буду твоей женой. Поезжай один. Женись на своей цыганке и будь счастлив. А со мной все будет хорошо. Я тоже выйду замуж, как ты и предрекал, нарожаю голубоглазых детей, и буду благодарить тебя за ту жизнь, которую имею.

– Я не могу уехать без тебя… Меня учили отвечать…

– Шандор, ничего не было, – перебила я. – Сегодня я также девственна, как и вчера. Ты меня целовал и только. Неужели ты думаешь, я способна склонить тебя к браку таким способом? Ты не нужен мне любой ценой. Только по любви. По взаимной и безусловной.

Я поцеловала его в щеку и поднялась. Вот и все, я сделала это. Я отказалась от него навсегда. А теперь надо уходить.

– Мне пора. Если тебе снова станет плохо, наведи еще лекарство – раствори его в стакане воды и выпей. И так до тех пор, пока не почувствуешь себя лучше. Но мне сказали, что должно хватить двух-трех упаковок.

Шандор повис локтями на своих коленях и обхватил голову. Он молчал, а я чувствовала, как ко мне подступают слезы.

– Будь счастлив, – выдавила я еле слышно и, резко развернувшись, поспешила на выход.

– Лизавета!

Я замерла в пороге комнаты. А вдруг он сейчас скажет что-то такое, что заставит меня передумать. И я поверю, что все возможно пережить, со всем справиться, если мы вместе. Я обернулась.

– Прости… Мне неудобно просить…

И я понимаю, что снова обманулась. Сколько же можно надеяться? Ты ведь уже отказалась от него.

– И ты знаешь, – продолжал он, – я бы никогда не попросил… если…

– …если бы у тебя был выбор? – закончила я за него. – Чем я могу помочь?

– Я не думал, что задержусь, и придется снова покупать билет… Я не могу сдать тот, что уже просрочен… Ты не займешь мне денег? Мне много не надо – рублей двести.

Я отыскала свою сумку в коридоре, заглянула в кошелек и обнаружила там две купюры – 500 и 1000 рублей. Не думая, я вынула одну тысячу и направилась с ней к Шандору.

– У меня только эта. Возьми, купишь себе что-нибудь поесть… Да и мало ли что еще понадобится в дороге.

– Спасибо. Я верну, как доберусь до дома.

– Не сомневаюсь.

Шандор не выпускал мою руку, в которой я подала ему деньги, и мне пришлось просить его отпустить меня. А вместо этого он обнял меня и прижался лбом к моему животу. Мои руки так и тянулись к его волосам, чтобы вновь пропустить их сквозь пальцы, но я сдержала свой порыв. Это больше не выносимо, надо не просто уходить, надо бежать.

Я отталкиваю его от себя и не в силах больше сказать ни слова, хватаю свои вещи и убегаю из квартиры.

Всё, занавес – спектакль окончен!

– Привет, извини, что задержался, – вернул меня из воспоминаний Денис.

За своими размышлениями я не увидела, как он вошел в кафе.

– Привет. Я не заметила этого. Как Илья поживает?

– Сегодня были в поликлинике. Вымахал за месяц на целых три сантиметра! Уже начинает ходить. Во рту восемь зубов, жует все подряд!

– Так быстро вырос!

– Не говори, прям Илья Муромец!

Мы рассмеялись. Недоношенный сын Дениса быстро догнал своих ровесников по росту и весу и на сегодня был крепким и рослым мальчиком. Сказывались отцовские гены.

Денис взял меню и заказал себе рулет из свиной корейки с грибами и беконом, а на гарнир картофельное пюре с брусничным соусом. Чай просила не брать, нам хватит на двоих. Тогда он добавил штрудель и шарик мороженого.

– Не успел дома поесть, отвез Илюху и сразу к тебе.

– Ничего страшного. Ешь, конечно.

– Как у тебя дела? Ты тоже в отпуске?

– Нет, я уволилась.

– Что так? – удивился Денис. – Тебе же нравилась твоя работа.

– Я рассталась с Игорем и решила, что вместе нам будет тесно.

– О, как! Что случилось?

– Он оказался женат.

Удивление не сходило с лица Дениса. Ему принесли чашку, он налил чай, добавил сахар и пока ждал заказ, стал его пить.

– Ты не знала?

– Нет. И даже никогда не спрашивала об этом. Почему-то считала, что такой человек, как он, не может быть женат.

– Мне очень жаль.

– А мне нет. Я все равно хотела от него уйти. Но знаешь, что самое неприятное во всей этой истории? – я выдержала паузу, тем самым подстегивая любопытство Дениса. – Я знаю его жену. И даже ты ее знаешь.

– О боже, мне уже страшно. Кто же она?

– Лисицкую помнишь?

Денис сдвинул брови, словно пытался собрать мысли в кучку, и вспомнить, откуда может знать эту фамилию.

– Екатерина Сергеевна Лисицкая, – еще раз повторила я. – аспирантка, которая вела у нас историю России. Ну помнишь, она еще строила глазки всем парням.

– О боже, неужели она?!

Его взгляд менялся по мере того, как вся картинка из прошлого сложилась в его голове.

– Лиз, это какой-то кошмар! Как же так? Где Игорь ее нашел?

– В Питере в ночном клубе. Представляешь, на всем белом свете не нашлось другой женщины, которая бы стала его женой, кроме нее. Я не сразу ее узнала. Такое знакомое лицо, но что-то мешало узнать в ней ту…А потом она сунула мне свидетельство браке, и я прочитала ее имя. И поняла, цвет волос сбил меня с толку. Сейчас она натуральная, уже не блондинка.

– Парадокс! А она узнала тебя?

– Тоже не сразу. Но лучше бы не узнала. Она стала делиться своими гнусными воспоминаниями.

– Ты все еще любишь его?

– Я никогда не любила Игоря.

– Я не про Игоря.

Денис пристально посмотрел в мои глаза. Уточнять, о ком речь, было глупо. За эти пять лет мы ни разу не разговаривали с ним о Шандоре. Эту тему я закрыла для себя в тот день, когда простилась с ним навсегда. Я научилась сдерживать свои чувства в присутствии друзей и не выдавать свои грусть и тоску. Но Денис знал больше других. От него скрыть правду было гораздо сложнее.

Денису принесли заказ. Он поблагодарил официанта и взялся за вилку с ножом.

– Тяжело держать это в себе столько лет, Лиза. С кем-то надо поговорить. Готов выслушать тебя.

– Зачем тебе это, Денис? Мои горести это такая мелочь на фоне того, что произошло в твоей жизни.

– Лиз, не переводи тему. Сейчас мы говорим о тебе.

Он принялся поглощать свой обед, при этом не спускал с меня глаз за тем редким исключением, когда нарезал свой рулет.

– Что ты хочешь знать? Люблю ли я до сих пор Слободу? Ответ также очевиден, как если бы ты спросил: «Вижу ли я тебя?» Я никогда не пыталась его забыть, я просто училась жить без него. Столько глупостей наделала. Испортила отношения с Марком, предала его с Игорем, забросила свою дочь… А что в итоге? Я на том же месте, где и пять лет назад.

– Но у тебя появилась дочь.

– Да, дочь Марка. А после выпускного я хотела совсем другого ребенка, Денис…

И я рассказала Денису о событиях той далекой ночи. О том, как пыталась соблазнить Шандора, чтобы женить на себе, как хотела от него ребенка, как уснула и отчего проснулась. И все, что следовало за этим далее.

Денис был крайне удивлен, узнав, что я отказалась выходить за Шандора замуж, и не понимал причин моего отказа. Наверное, он решил, что я чокнутая. Сама не знаю, чего хочу. Как можно помочь такому человеку?

– Вот такая история, Денис, – в заключении сказала я. – О чем ты хотел со мной поговорить?

– О встрече выпускников. Ни у кого нет контактов Юрки…

Я вспомнила о небольшом клочке бумажки, на котором написан адрес Шандора.

– У меня есть его адрес. Думаешь, он приедет? – с грустной усмешкой спросила я. – Он пять лет не давал о себе знать, и вдруг откликнется на наше приглашение?! Нет, Денис, мы для него уже история. И может оно и к лучшему. Я не готова снова пережить то, что пережила тогда. Я привыкла к тому состоянию, в котором нахожусь сейчас. И снова поднимать это наружу… Если бы знать, что эта встреча даст какие-то плоды… Что-то изменит в моей жизни… Но этого не можем знать ни ты, ни я.

– Он ни разу не звонил после того дня, когда ты узнала о его браке?

– Нет.

– Хочешь я найду его и привезу на встречу выпускников?

Я улыбнулась и с обожанием посмотрела на Дениса.

– Ты правда готов на это ради меня?

– Если это сделает тебя чуточку счастливее, почему нет?

– Нет, Денис. Спасибо, но не надо. Может случиться так, что ты предложишь ему приехать на встречу выпускников, а он откажется. Потому что счастлив в своем браке, и я ему не нужна. Мне снова будет больно, и придется начинать все с начала. Пусть все идет своим чередом. Если он помнит об этой встрече, он приедет сам. А если не приедет, то у меня хотя бы останется надежда, что он о ней просто забыл.

– Хорошо, как скажешь. Ты придешь на встречу?

– Кто будет?

– Юля, Егор, Санек, Анжела, Таня…

– А Лена? – перебила я.

– Нет, мы ее не нашли. Они с матерью съехали с квартиры, соседи говорят, что переехали на другое место. Вроде как Лена перевезла мать к себе. А куда, они не знают. Ты что-нибудь слышала о ней? Где она сейчас?

– Нет. Она прожила у моей бабушки пару месяцев, а потом нашла какого-то мужчину и съехала к нему. Больше я о ней ничего не слышала.

– Может, все-таки придешь?

– Давай договоримся. Если вдруг… Шандор узнает о встрече выпускников и явится в кафе, ты мне позвонишь, и я приеду. Одна не пойду. Снова слышать дурацкие вопросы от Санька, нелепые намеки… А если нет… В который раз окроплю свою подушку горячими слезами и буду жить дальше. Хорошо?

– Договорились.

Денис доел свой обед и принялся за десерт.

– Забыла тебе сказать. Я скоро уезжаю из города.

– Куда? И на сколько?

– К бабушке в Витязево. Хочу пожить там. С мамой и дочерью. Планирую устроиться на работу экскурсоводом. Как получится, приезжайте в гости с Илюшей. Буду всегда вам рада.

– Спасибо. Но ты будь на связи.

– Конечно. Я не пропаду.

– И когда уезжаешь? Встречу выпускников-то дождешься?

– Дождусь.

– А свой день рождения?

– Думаю, его нет. Отмечу там.

– Жаль. Я уже выйду с отпуска, не смогу к тебе приехать.

– Ничего, я буду рада обычному звонку.

Машину я купила в начале июля. Мы с отцом поехали на авторынок, и после непродолжительных походов вдоль автомобильных рядов, я выбрала себе серебристый кроссовер c пятью дверями. Машине было четыре года, и находилась она в хорошем состоянии. Отцу пришлось добавить мне денег, и какую бы неловкость от этого я не испытывала, он не выдавал признаков сожаления о своих растратах на меня. Машина отвечала всем моим требованиям, а значит, была подходящей во всех отношениях.

В тот же день я ее зарегистрировала, и вечером с отцом и его семьей мы отпраздновали это событие. Я предложила им после моего отъезда переехать в нашу квартиру. Они по-прежнему жили на съемной, и я была рада помочь отцу и его семье решить их маленькие бытовые проблемы.

Маше эта идея пришлась по душе. Весь вечер она не переставала спрашивать, когда случится это грандиозное событие и почему уже не завтра. Отец пояснил ей, что аренда квартиры, где они живут сейчас, уже оплачена за июль, и переехать они смогут только в конце месяца. Маша сделала умный вид, что поняла его, но через пять минут начала снова спрашивать, почему бы им не сменить жилье завтра же. Отца нисколько не утомляла эта надоедливость дочери, и он снова и снова повторял ей одни и те же слова.

Не могла сказать того же о себе. Меня поведение Маши раздражало. Я с трудом сдерживала себя, чтобы не отругать ее за назойливость. Мне казалось, что ее интересовал не столько переезд, сколько желание завладеть вниманием отца. Она сидела у него на коленях и время от времени прижималась к нему, чтобы выразить свою любовь. Мне всегда было интересно, она вела себя так постоянно или только в моем присутствии. Словно знала, что мне ее близость с отцом неприятна, и хотела посильнее мне досадить.

И в этот раз она превзошла себя, когда задала вопрос, который показал, насколько она смышленая девочка для своих пяти с половиной лет:

– Папа, а когда я вырасту, ты тоже подаришь мне машину и квартиру, как Лизе?

Откуда она знала про квартиру, можно было только догадываться. Ведь она была слишком мала, когда отец оформил на меня дарственную. Откуда такой вопрос? Я посмотрела на Ларису. По ее смущенному выражению лица, я догадалась, что не обошлось без ее участия. Неужели она обсуждала подобные вопросы со своей малолетней дочерью? Или может девочка стала свидетелем какого-то разговора между родителями, после которого сделала выводы сама? Все может быть.

– Конечно, Машенька. Папочка приложить все усилия, чтобы и у тебя все было.

На миг мне стало не по себе. Когда Маше потребуется квартира и машина, отец будет уже семидесятилетним человеком. Где взяться тем возможностям, что есть сейчас? Конечно, отец еще бодр и полон сил, потому что молодая жена и маленький ребенок дали ему второе дыхание, но как бы он не старался, его младшая дочь никогда не узнает, каким энергичным и озорным он был в моем детстве.

– Главное, Маша, чтобы ты была счастливой, – подытожила я. – А машина и квартира – вещи второстепенные.

– А я и буду счастливой, если папа подарит мне их.

И она показала мне язык. Я надеялась, что, когда она вырастет, ее представления о жизни изменятся. А пока, будучи ребенком, она жила материальными ценностями – машина и квартира это для нее все равно, что куклы, с которыми она играла.

Я готовилась к отъезду. Собирала только самые необходимые вещи – машина хоть и вместительная, но всего не увезешь. Звонила маме, спрашивала, что нужно ей. А нужно было все. Вплоть до фотографий и бирки, которая осталась из роддома с моего рождения. Как же без этого? С нее начиналась история моей жизни. Нужно передать ее будущему поколению. Я потешалась над мамой, но одно она мне точно напомнила.

Я залезла в шкаф и достала свою шкатулку. Здесь до сих пор хранились фотографии Шандора. Их я не могла оставить. Это тоже часть моей истории. Я приняла решение вырезать фотографию с госэкзамена по размеру с кармашек в моем кошельке. Так она всегда будет со мной. Правда, пришлось вырезать вместе с собой, мы же находились так близко друг к другу, но тем она ценнее. Остальные фотографии сложила в конверт и положила в сумку. Заодно прихватила и те, что просила мама.

Огляделась вокруг. Что еще нужно взять с собой? Взгляд упал на стену. Картина Гнедова «Двое». Для себя я решила, что она обо мне и Шандоре. И я должна забрать ее с собой. Еще одна память о нем.

На кровати, свернувшись клубочком, спал Шанди. Ему пять лет. Он редко выезжает из квартиры – только на прививки, которые мы ставим ему каждый год, но сейчас ему предстоит долгая дорога. Он тоже поедет со мной в новую жизнь. Он больше отзывается на имя Маркуша, потому что я два года не жила с ним под одной крышей, но я ни за что не откажусь от его имени, я научу его снова откликаться на имя Шанди. И он вновь станет моим котом. И в этот раз я его не брошу.

День, когда встречались мои одногруппники, я провела дома. Было пасмурно и обещали дождь. Я не находила себе места, особенно, когда наступил час встречи. Все ждала заветного звонка Дениса. Понимала, как глупа моя надежда, но рассчитывала на чудо. Как и пять лет назад я твердила себе, что не может быть, чтобы человек исчез навсегда. Он должен появиться. Он не мог забыть об этом дне. Хотя бы ради меня.

Но время шло, а Денис не звонил. Я стала беспокоиться, все ли в порядке со связью. Набрала Юлю. Из первых уст узнала, что встреча выпускников в самом разгаре, она недоумевала, почему среди них нет меня. Ведь приехали даже те, кто жил в другом городе. Но Шандора среди них не было. Ничто и никто не манил его сюда. Я была одна со своей болью.

Ближе к девяти часам вечера позвонил Денис. Он вышел на улицу из кафе, чтобы лучше меня слышать. До меня доносились звуки музыки, которая играла неподалеку от него.

– Привет, Лиза. Слышал, ты звонила Юле. Полагаю, ты в курсе, что он не приехал.

– Да, я подозревала, что так и будет. Но все же надеялась…

– Я кое-что узнал о нем. Думал, если он приедет, сам тебе расскажет. Но раз он не явился…

Какая-то новость о Шандоре! Только бы что-то хорошее.

Сердце рвануло с места и понеслось галопом.

– Что же это, Денис? Не томи, иначе я сейчас умру.

– Я видел Дмитрия Сергеевича. Мы хотели пригласить его на нашу встречу, и случайно от него я узнал любопытную информацию. Оказывается, Слобода окончил аспирантуру два года назад. После чего вернулся к себе домой.

– Что?! Он учился здесь?!

– Да, здесь, у нас в универе.

Я стояла у окна, но мне пришлось сесть, когда я услышала эти слова.

– Три года он был… так близко?

– Да, Лиза. Именно так. Я сам ошалел. Он твердо заявлял, что не будет продолжать учебу. Король сказал, что тоже удивился, увидев его через месяц после выпуска на пороге кафедры. Сколько он его ни уговаривал, Юрка отказывался от аспирантуры. Мол, и так здесь задержался.

– Что заставило его передумать?

– Я тоже задал этот вопрос Дмитрию Сергеевичу. Слобода сказал, что не может подорвать веру в него дорогого ему человека.

– Так и сказал? – к горлу подкатил ком.

– Так мне передал Его Величество Король. Не знаешь, о ком он говорил?

– Может быть о матери, – предположила я, – Шандор говорил, что она всегда радела за его учебу.

– Ну, может и о ней, тебе виднее. В общем, это и есть моя новость. Не знаю, порадовала она тебя или нет…

– Да, Денис, очень порадовала. Ты не представляешь, как я просила его продолжить учебу и не хоронить себя в сельской школе. С его-то знаниями. Это было так… глупо. Но он и слушать меня не хотел. Этой новостью ты воскресил мою веру в него.

– Ну вот, а говоришь, о матери были его слова.

Я усмехнулась.

– А что еще Дмитрий Сергеевич о нем рассказывал? Может быть, что-то про его семью…

– Сказал, что у Слободы два ребенка.

– Два ребенка за три года? Быстро. Какого пола?

– Две девочки.

Я медленно переваривала полученную информацию. Девочки. В семье, где, прежде всего, ценят мальчиков, у Шандора родилось две девочки. «Мальчикам радуются больше. Это продолжатель рода. Только с рождением сына мы можем чувствовать себя состоявшимся мужчиной. К рождению девочек иное отношение. Девочка – это будущая женщина, а ее доля нелегка в цыганском таборе». Я так хорошо помнила эти слова, словно слышала их вчера. И надеялась, что у Шандора родится сын. Чтобы поднять свой авторитет в глазах собственного отца. Но не случилось. Как же несправедлива судьба к тем, кто больше всего заслуживает счастья и удачи!

– Спасибо, Денис.

– Да мне-то за что?

– За то, что навел справки. Теперь я, по крайней мере, что-то знаю о нем.

– Да ерунда. Пообещай мне, что не сильно измочишь подушку сегодня ночью. По твоему тону я чувствую, что ты к этому близка.

– Не переживай. Я буду думать о хорошем. А завтра я уезжаю. Грустить мне будет некогда.

– Уже? Доброго пути. Но ты не пропадай, звони.

– Обязательно. Ты всегда можешь приехать в гости с Илюхой.

– Давай, доброй ночи.

– Пока.

Я отключила телефон. Из головы не выходили слова Шандора. Я даже представила, как он их произнес – мягко, нежно, с надрывом в голосе. «Я не могу подорвать веру в меня дорогого мне человека». Неужели он говорил обо мне?

В то время как я считала, что хожу по его следам и дышу одним с ним воздухом в Сочи, на самом деле я делала это здесь. Целых три года! Он был так близко! Если бы я только знала… Если бы не поверила ему…

Мог ли он встречать меня за эти годы? Я вспомнила тот день, когда видела удалявшегося от меня мужчину. Тогда мне показалось, это был Шандор. Со спины он был точной его копией. Мог ли это действительно быть он? Мог ли он видеть меня? Может, потому он так и спешил скрыться за углом, что боялся обнаружить себя?

Я была беременна. Не решил ли он, что все у меня в жизни сложилось, и я счастлива?

Вот только где оно – мое счастье? Вот подушка, а вот я, окропляющая ее своими слезами.

Но это в последний раз. Завтра я снова начну новую жизнь. На новом месте. И больше никаких мужчин…