Зима подкралась незаметно, но Изгрог и не думал замирать. Более того, своей кипучей энергией он вовлекал в работу всю округу. Как только лег снег, началась оживленная санная торговля. На эту зиму Ярослав переложил все торговые экспедиции на Филимона, который год как перебрался из Тулы в Изгрог, а в качестве счетовода приставил к нему свою тётку Серафиму, блестяще овладевшую письмом и счётом за три года.
Сам же Ярослав вместе с тёткой Феодорой, Марфой и Тихомиром погрузился в разработку ткацкого станка.
Осенью как раз завершили строительство центрального акведука, по которому вода подавалась в город прямо из реки. Помимо основной задачи, снабжения питьевой водой, за счёт перепада высот появилась возможность организовать вокруг него небольшие механические производства. Воду отводили по большому подземному сточному каналу, так было положено начало городской канализации.
С ткацким станком промучились долго. Сначала разработали несколько конструкций в виде чертежей, потом попробовали собрать их в дереве. Все эти конструкции, и горизонтальные, и вертикальные, хоть и были снабжены челноком, оставались мало автоматизированными, требуя много ручного труда. Даже такой станок сильно облегчал работу, но Ярослава это не устраивало. Он забраковал все варианты и решил сделать шаг назад, начать с самого начала, с обработки сырья и прядения нити. И тут не обошлось без трудностей. Во-первых, Ярослав смутно представлял себе всю технологическую цепочку. Всё, что у него было, это просторное помещение с маломощным водяным колесом. А что дальше делать с этим крутящим моментом?
— Ярик, вот смотри: тресту мы получим на твоей молотилке, — рассуждала Марфа, показывая, как они выделяют волокна из сырья. — Потом её нужно трепать, чтобы отделить сами нити.
— И как вы это делаете? — спросил Ярослав, разглядывая волокна с частицами стебля.
— Да очень просто: берём палку и бьём. Вот так. — Марфа продемонстрировала несколько ударов по пучку соломы.
— Получается, нужно оказать определённое давление на стебель, чтобы отделить волокна, — загорелся Ярослав. — Автоматизировать удар палкой бессмысленно, а вот пропустить солому через валики это же элементарно! Марфа, ты у меня умница!
В порыве чувств он чмокнул девушку в щёку.
Та слегка покраснела. Ярик заметил это, замер на мгновение, а затем, собравшись с мыслями, произнёс:
— Марфа, кажется, я люблю тебя.
— Кажется? — девушка слегка приподняла бровь.
— Нет, не кажется! Точно люблю! — начал сбивчиво поправляться смущённый парень.
— А что же замуж не зовёшь? — спросила она с вызовом.
— А вот и позову! Отчего такой красавице не сделать предложение? — уже дерзко ответил Ярослав.
— А я, пожалуй, соглашусь, — сказала Марфа, и её лицо залилось румянцем.
Марфа стояла, всё ещё чувствуя жаркое прикосновение его губ на щеке и слыша собственное безумное согласие, звонко прозвучавшее в тишине цеха. Радость, горячая и стремительная, уже готова была захлестнуть её с головой, но в самый последний миг её обогнал холодный, практичный луч мысли. Она отступила на шаг, положив ладонь на грудь, будто пытаясь унять бешеный стук сердца.
— Ярик… подожди. — Голос её звучал тихо, но твёрдо.
Ярослав, уже собиравшийся снова обнять её, замер, взгляд помутнел от недоумения. На смену ему пришла лёгкая тревога.
— Что такое? Ты… передумала?
— Нет. — Она резко покачала головой, и тёмная коса хлестнула по плечу. — Нет, не передумала. Но ты только что предложил мне стать твоей женой. А что это значит? Конкретно. Для меня. Для моей работы.
Он смотрел на неё, всё ещё не понимая. В его мире слово «жена» имело ясные, веками устоявшиеся контуры: хозяйка, мать, хранительница очага.
— Это значит… что мы будем вместе.
— А это? — Марфа резко махнула рукой, указывая на разбросанные чертежи, на деревянные прототипы станков, на чесальную машину, тихо поскрипывавшую в углу под тихий шум водяного колеса.
— А моя работа? Мои станки? Ты же сам сказал, что без меня мы бы ещё год с этой трепкой мучились. Я не хочу сидеть в светлице, Ярослав. Я не хочу только детей растить да полотенца вышивать. Я хочу делать. Помогать тебе делать это.
Теперь до него дошло. Он видел не каприз, а настоящий, глубокий страх, страх потерять себя, стать тенью, украшением, пусть и любимым. Он медленно выдохнул, и лицо его озарила тёплая, понимающая улыбка.
— Марфушка… Глупая. Да разве я тебя за тем звал, чтобы запереть в тереме? Ты думаешь, я не видел, как у тебя глаза горят, когда ты ломаешь голову над передаточным числом? Или как у тебя руки от дерева и железа черны? — Он осторожно взял её руки в свои, шершавые от трудов её пальцы.
— Ты мне не боярыня нужна, чтобы пиры давать. Мне… соратница нужна. Как в настоящем деле. Жена это ведь не только про дом. Это и про общее дело. А хочешь будешь главным по всему ткацкому и прядильному цеху. Будешь станки принимать, девушек обучать, технологии новые внедрять. Справишься?
Напряжение спало с её плеч, словно тяжёлая ноша. В глазах снова вспыхнул тот самый огонь, что видел в ней Ярослав, огонь ума и воли.
— Справлюсь, — просто сказала она. — Только… Только ты потом не вздумай мне, как последней работнице, при всех приказывать. Дома это дома. А в цеху, у нас договор.
— Договор, — серьёзно кивнул он, и в следующее мгновение они оба рассмеялись, и смех их звонко отозвался под высокими потолками пустого цеха. В этом смехе и было их настоящее, странное и прекрасное обручение — не перед иконой, а перед станком, который им ещё только предстояло построить вместе.
Вот так, почти буднично, Ярослав сделал предложение. А затем, по своей привычке нарушая все мыслимые традиции, сыграл свадьбу зимой.
Торжества провели с размахом, пригласив всех авторитетных людей Рязанского княжества. Ярослав даже отправил приглашение Роману Глебовичу, правда, не особо рассчитывая на его визит и делая это скорее из вежливости к сюзерену и главному торговому партнёру. Ответ князя, в котором тот изъявил желание приехать на несколько дней раньше, стал для него полной неожиданностью.
Роман Глебович сдержал слово и прибыл в Изгрог за неделю до назначенной даты. Первые два дня Ярослав водил его по городу. Князь, не брезгуя, заходил в каждую мастерскую, заглядывал под каждый камень. А Ярослав заливался соловьём, при этом в десятки раз занижая реальные показатели своего хозяйства.
К счастью, химическими производствами князь не заинтересовался, скорее всего, просто не понял их сути. Зато круговые печи, домну, слесарный цех и лесопилку он облазил вдоль и поперёк.
— А в Рязани такие мастерские сможешь поставить? — спросил князь.
— Конечно, смогу. А что именно интересует? — вопросом на вопрос ответил Ярик.
— Всё нужно! Хочу Рязань перестроить по твоему образцу уж больно лепо у тебя тут всё выглядит. Вот правду купчишки прозвали: не Изгрог, а Красноград. И дома твои с этими чудными печами… Кстати, печника пришли ко мне в Рязань, пусть такую же поставит. А то ишь ты, крестьяне у тебя в хоромах живут, а князь дымком дышит. Непорядок! — Роман Глебович рассмеялся собственной шутке.
— Роман Глебович, раз уж на то пошло, разреши предложить один проект. Пройдём в штаб, я покажу.
— Что за дело?
— Называется «железная дорога». Правда, на первом этапе она будет деревянной, — начал объяснять Ярослав.
— Погоди со своими дорогами! Сначала осмотрим вон то здание, — указал князь на длинную постройку. — Что это такое? А потом пообедаем, и покажешь.
— Это будущий ткацкий цех. Но он ещё почти пуст — только запасы соломы да несколько станков.
— Да не скромничай, показывай!
В цехе работали люди, и, завидев важных гостей, все попадали на колени.
— Роман Глебович, здесь у нас пока только трепальные машины, чесальный и прядильный станки. Пока это опытные образцы. В планах еще ткацкий станок разработать, то есть придумать, — пояснил староста.
— Вот такие нити уже начали получать, — Ярослав протянул князю несколько катушек ниток разной толщины.
— И канаты с верёвками тоже. — Он подал образцы.
— А это что? Пыточная по совместительству? — князь ткнул пальцем в барабаны чесального станка и снова рассмеялся, видимо пребывая в отличном расположении духа, хотя ткацкая мануфактура его, по сути, не заинтересовала.
После обеда в штабе князь соизволил выслушать проект дороги.
— Роман Глебович, наша главная проблема это отсутствие добрых дорог в княжестве. Отсюда до Рязани по прямой около ста пятидесяти вёрст, — Ярослав водил пальцем по специально подготовленной карте. — А водным путём получается все шестьсот. Мы придумали вот что.
Он махнул рукой, и в помещение внесли уменьшенную модель телеги и несколько секций деревянных рельсов. Помощники быстро собрали три пролёта, установили тележку и положили на неё увесистую наковальню.
— Попробуйте сами. Видите, тяжёлый груз можно катать одной рукой, — Ярослав легко прокатил макет.
Князь заинтересовался, попытался приподнять наковальню, затем и сам покатал телегу.
— Мы построим такую дорогу до Рязани. Через каждые полперехода нужно поставить станцию, где будут менять лошадей, это ещё ускорит движение, — продолжал Ярослав.
— И сколько таких станций потребуется? — спросил князь.
— Примерно шесть. По моим прикидкам, гружёная телега будет доходить до Рязани за трое суток.
— Сколько? Да нет, брешешь! — округлил глаза его высочество.
— Никак нет! Дело в том, что каждому вознице с лошадью нужно будет пройти лишь двадцать-тридцать вёрст. А дорога позволит ехать и ночью, — вытянулся по струнке молодой директор.
— Так чего же тебе от меня нужно? — перешёл к сути Роман Глебович.
— Во-первых, Ваше дозволение на строительство. Материалы и десяток телег я берусь изготовить силами Изгрога. Также потребуется разрешение на вырубку лесов вот здесь и здесь. С материалами проблем не будет, а вот с людьми, как всегда, — начал перечислять Ярослав.
— Сколько народу надо? — задумчиво почесал князь бороду.
— Земляных работ просто очень много. Инструмент есть. Поэтому по хорошему счёту, тысяч десять крестьян, да ремесленников несколько сотен.
— Сколько?! — его высочество поперхнулся. — Да они с голоду перемрут!
— Нет, я всё продумал. Кто-то, конечно, помрёт вероятно от болезней, от грязи, но не от голода. Вот расчёты и порядок развёртывания строительных станов. — Ярослав протянул листок.
Князь отмахнулся от бумаги и на несколько минут погрузился в молчание. Затем махнул рукой.
— Ладно. Крестьяне будут. Но кормить их будешь сам как и их семьи. Тряхнёшь мошной, знаю я твои поля. А с тебя я потребую ответной услуги.
— Какой? — Ярослав внутренне напрягся. Не хватало ещё в долговую кабалу к князю попасть.
— Ты со своим отрядом и ополченцами, что Гаяза били, следующие два года проведёте в Рязани. Чует моё сердце скоро грядет большая замятня, и избежать её не удастся.
Выбора, по сути, не было. На открытый бунт сил не хватало. Придётся идти в службу.
— Ваше высочество, но это же княжеская служба получается, а я человек простых кровей, — попытался в последний раз увернуться Ярослав.
— Ярославка, ты и есть прохиндей! Везде свою выгоду ищешь. Так уж и быть — будет тебе боярство. Вот на свадьбе и одарю, — Роман Глебович рассмеялся и протянул руку для рукопожатия как равному.
Ярослав пожал её, с глубоким пониманием, что только что добровольно надел на себя новую, куда более тяжёлую упряжь.
Свадебный пир был в самом разгаре. Столы ломились под рябчиками и окороками, звенели кубки, гости кричали «Горько!», а сам князь, уже изрядно веселый, пустился в пляс, к вящему восторгу всей честной компании. Ярослав, в новом кафтане, чувствовал себя одновременно счастливым и оглушённым этой какофонией радости.
Именно в этот момент к нему бесшумно подошёл Ратибор. Лицо воина было, как всегда, непроницаемо, но в глазах читалась лёгкая неловкость.
— Ярослав. Тебя. Кой-чего принесли, — тихо сказал он, перекрывая гул пира.
— Что ещё? От князя? — переспросил Ярослав, с трудом переключаясь.
— Нет. От них. От степняков.
Он сделал едва заметный жест за спину. Туда, где в тени, у самой двери, стоял молодой половец, племянник Гаяза, тот самый, что подпевал песне. Парень стоял вытянувшись, с каменным лицом, но в его сцепленных руках был свёрток из грубой, но чистой кожи.
Ярослав на мгновение оторопел. Кивнул Ратибору и, извинившись перед ближайшими гостями, отошёл в сторону, в чуть более тихий угол сеней. За ним, как тень, последовал и юноша.
— Говори, — коротко сказал Ярослав, глядя на него.
— Гаяз-бей… — парень начал сбивчиво, на ломаном языке вятичей. — Гаяз-бей шлёт тебе дары. На твою… свадьбу.
Он протянул свёрток. Ярослав развернул кожу. Внутри лежали две вещи. Первая это небольшая конская попона из тонко выделанной овчины, расшитая простым, но ясным и энергичным узором в виде бесконечной волны, символом пути и вечного движения. Работа была безупречной. Вторая вещь это костяной оберег, фигурка волка, как будто присевшего на отдых, но с головой, гордо поднятой вверх.
В воздухе повисло тяжёлое молчание. Это был не просто подарок. Это был первый, осторожный, выстраданный жест дипломатии со стороны побеждённых. Жест, стоивший Гаязу, вероятно, немалой внутренней борьбы.
Ярослав поднял взгляд на юношу. Тот упорно смотрел куда-то мимо, в стену, но в его скулах играл нервный мускул.
— Передай Гаязу, — чётко сказал Ярослав, выбирая каждое слово. — Передай, что его дар я принял. И ценю. Конь мой будет под ней в день, когда мы… — он чуть запнулся, — когда наша общая дорога будет готова. А волк… пусть охраняет мой порог. От чужих.
Он видел, как плечи парня чуть расслабились. Посланник кивнул, коротко и резко, больше похоже на отрывистый поклон, развернулся и бесшумно растворился в толпе у двери.
На свадьбе князь, как и обещал, даровал Ярославу боярство и щедрые дары. Через неделю гости разъехались, и Ярослав с головой погрузился в привычную работу, теперь уже с новыми, срочными вводными: как можно скорее доработать ткацкий станок, подготовиться к походу, организовать грандиозное строительство и, наконец, развернуть шпионскую сеть в соседних княжествах. Хватит с него неожиданностей — пора самому начинать их готовить.