К середине зимы случилось то, чего Ярослав боялся с первых заморозков. Голод. Неприятная стянутость под ложечкой, знакомую каждому крестьянину в конце февраля, сменила настоящая, звериная, всепоглощающая нужда. Она пришла тихо, как вор: сначала исчезли припасы из сундуков, потом из закромов, опустели мешки с мукой, оставив на дне лишь горсть пыли, которую сметали и варили в кипятке, называя это «кашей». Ярослав, сжав зубы до хруста, отдал последние личные запасы — сушеные ягоды и вяленую рыбу, что копил для самых черных дней. Но это была капля в море.
С тяжелым, каменным сердцем он совершил самое страшное предательство, какое только может совершить земледелец. Он вошел в амбар, запертый на большой деревянный замок, и дрожащей рукой запустил ее в закрома с посевным зерном. Эти отборные, полные жизни зернышки должны были лечь в землю весной, чтобы дать будущий урожай, надежду на жизнь. Теперь они шли на пропитание, отдавая жизнь сегодняшнюю в обмен на завтрашнюю. Каждая горсть, которую он отмерял, была горстью отчаяния. Он крал у будущего, и каждый раз, глядя на испуганные лица детей, он спрашивал себя: а будет ли у них это будущее?
Его школа, его гордость, его островок света в суровом мире, опустела. Сначала перестали приходить старшие мальчишки. Их отцы, сами едва держащиеся на ногах, брали их с собой на промысел — в заснеженный, вымерший лес, где даже зверь, казалось, попрятался от стужи и смерти. Они уходили затемно и возвращались затемно, часто с пустыми руками, их лица были синими от холода и безысходности.
Потом перестали приходить младшие. Сначала маленькая Машка, у которой от слабости тряслись ручонки и она не могла держать заостренную палочку для письма. Потом братья-близнецы Гаврила и Васька, которые всегда сидели, прижавшись друг к другу, делясь скудной краюхой. Они просто не могли встать с лавки у огня, их тела, легкие как у птенцов, отказывались слушаться.
Ярослав ходил чернее зимней тучи. Его собственная пустота в желудке была ничем по сравнению с леденящей пустотой безысходности в душе. Он метался как загнанный зверь, его мозг, привыкший находить решения для сложных задач, бесплодно крутился вхолостую, упираясь в непреодолимую стену. Он изводил себя, выискивая возможности, которые упустил: нужно было больше сушить грибов, нужно было спрятать больше рыбы, нужно было, нужно, нужно… Он корил себя за каждую смерть, за каждый вскрик голодного ребенка. Он был их учителем, их защитником, а теперь мог лишь беспомощно наблюдать, как они гаснут.
И вот пришла первая смерть. Не старика, прожившего свой век, а ребенка. Маленькой, тихой Оленьки, дочери вдовы Зарины. Оленка всегда сидела на первом ряду, ее большие, ясные глаза с восторгом впитывали каждое слово учителя. Она первая выучила всю азбуку и с гордостью выводила палочки-крючочки на дощечке.
Ее не было в школе два дня. На третий Ярослав, сжимая в кулаке последнюю горсть посевного зерна, пошел к их убогой лачуге на краю селения. Войдя внутрь, он содрогнулся от холода — огонь в очаге едва тлел, не хватало дров. Вдова Зарина, ставшая тенью самой себя, сидела на полу, безучастно качая на коленях маленькое, закутанное в тряпье тельце. Оленька была еще жива. Ее дыхание было едва слышным, прерывистым шелестом. Глаза, те самые ясные глаза, были открыты и смотрели в пустоту, не видя ничего. Они стали огромными, недетски глубокими на ее осунувшемся, восковом личике.
— Оленька, — прошептал Ярослав, опускаясь на колени рядом с ней. — Держись, девочка. Вот, я принес… — Он разжал кулак, показывая ей драгоценные зерна.
Девочка медленно, с невероятным усилием перевела на него взгляд. В ее глазах не было ни страха, ни понимания. Лишь бесконечная, всепоглощающая усталость. Ее тонкие, побелевшие губки шевельнулись, пытаясь что-то сказать. Ярослав наклонился ниже.
— У… чи…тель… — прошептала она, и в уголках ее губ появилась крошечная, почти незаметная улыбка. Это был последний звук, который она издала.
Он замер, не в силах пошевелиться, все еще сжимая в руке бесполезное теперь зерно. Он видел, как свет медленно угасает в ее глазах, как взгляд становится стеклянным и неподвижным. Как последний, едва уловимый выдох вырывается из ее груди и больше не сменяется вдохом. Тишина в лачуге стала абсолютной, тяжелой, давящей. Даже ветер за стеной затих, будто в почтении перед тишиной смерти.
Вдова Зарина не зарыдала. Она лишь тише, еще бережнее, прижала к себе остывающее тельце дочери и закачалась с ней из стороны в сторону, словно убаюкивая. И это молчаливое, обезумевшее от горя материнское отчаяние было в тысячу раз страшнее любых рыданий.
Ярослав поднялся. Ноги его были ватными. Он вышел на улицу, и слепящая белизна снега резанула по глазам. Он сжал кулаки так, что ногти впились в ладони до крови. В горле стоял ком, горький и колючий. Он смотрел на заснеженные крыши, на дымок из труб, которых становилось все меньше, и видел не селение, а медленно умирающий организм. И он был его частью. Он был беспомощен.
С рычанием ярости, обращенной на самого себя, он схватил свой самострел и позвал оставшихся старших учеников. Они шли в лес — нехоженый, глубокий, безмолвный. Они проваливались в сугробы, цеплялись за колючие ветки, их лица обжигал колкий ветер. Иногда удача — слепая, случайная — улыбалась им. Раздавался тупой удар болта в бок подстреленного зайца, или с дерева падала прибитая ворона. Это была не охота. Это было отчаянное мародерство у смерти. Каждая такая добыча — крошечная победа, продлевающая агонию на день, может, на два. Но кардинально изменить ничего они не могли. Они были детьми, играющими в охотников в мире, где настоящими хищниками были холод и голод. И они проигрывали.
И вот уже отчаявшись однажды проводя редкие в это время уроки, он рассказывал сказку про Емелю и щуку.
— По щучьему велению, по моему хотению — Ярослав осекся.
— По моему хотению… — повторил он.
— Это точно должно сработать — тихо произнес он.
— Да нет, это точно сработает! — вдруг Ярослав подскочил как ужаленный.
— Мстислав где ты? бегом ко мне! — как полоумный заорал он.
В избу вскочил Мстислав и ошарашено взглянул на Ярослава.
— Что случилось командир-спросил он на новый манер.
— Слушай мой боевой приказ, найди Ратибора и вели ему собрать половину ребят из младших классов, и пусть выдвигаются в сторону берега и ножами режут ивовые веточки и несут их сюда — начал торопливо говорить он.
— Затем найди Тихомира, ему надо собрать десяток ребят по крепче, пусть берут топоры, дай им наши, и пусть делают проруби большие на реке метра два шириной, тьфу — сплюнул Ярослав — в сажень шириной. А ты и с остальными ребятами приходи сюда, постарайся отобрать сюда тех, кто умеет верши плести.
— Понял директор, сейчас сделаю — не задавая лишних вопросов, бросился исполнять Мстислав.
За последнее время авторитет Ярослава в глазах его учеников вырос многократно, особенно после изобретения самострела и месяца ежедневных уроков, подростки начали верить в то, что боги говорили с ним.
Через полчаса ребята собрались в избе, и Ярик стал объяснять какого размера сплести верши, а так же попросил сделать две верши особой формы в виде большой тарелки с черенком из ветки.
После того как, убедил всех что да верши нужны сейчас зимой, ребята распределись по рабочим местам.
Через час принесли первые охапки веток, и работа закипела, по ходу он все же решил сделать по больше сделать особых вершей, они же сачки.
Ярослав убедившись, что ученики с плетением веток справляются, вышел из школы и направился к реке, туда где ребята рубили проруби. После того как одна была готова, он отправил команду ледорубов делать еще проруби метров через двести. А сам с Тихомиром отчерпал мелкие льдинки деревянной лопатой. Ярик достал краюшку хлеба из-за за пазухи, раскрошил в воду и они стали ждать, периодически перемешивая воду, не давай проруби схватится льдом. Где-то часа через два произошёл всплеск воды, затем еще и еще
— Тихомир беги за вершами и сачками быстрее — радостно закричал Ярослав.
Когда Тихомир вернулся с вершами, Ярослав взял ту, что назвал сачком а остальные откинул в сторону. Начал этим сачком как ложкой в чашки мед размешиваю делать водоворот, а затем под удивлённые взгляды своих учеников начал из проруби просто десятками выбрасывать на берег рыбу. Через час уже все верши были наполнены и Ярослав велел нести эту рыбу, а когда и оставшиеся проруби заработали, пришлось запрягать лошадь чтобы вывезти весь улов.
Закончили они, когда уже смеркалось, рыбу сложили на улице возле школы, благо стоял сильный мороз. Ученики столпились большой кучей, замершие и продрогшие, но при этом безумно счастливые.
Ярослав поднялся на порог избы, и громко начал свою речь.
— Други мои вы сегодня славно потрудились и вы все большие молодцы, Ратибор организую раздачу рыбы по десятку на брата тем, кто участвовал, и по пятерке раздайте остальным ученикам — начал вещать директор.
— Ярик, а что за заклинание тебе дали боги, что рыба сама к тебе приплыла? — не утерпел и выкрикнул маленький Тимошка.
Эти заклинание называется знания, и дали их не боги, а бог, он единый, я Вам уже объяснял что, наш Стрибог и Господь христиан это одно и тоже существо, а тех кого вы зовете тоже богами Макош или Перуна например это ангелы и архангелы — продолжал синтезировать язычество и христианство при каждом удобном случаи Ярослав.
— А с рыбалкой все просто, вы удивитесь, но рыба тоже дышит, только воздух растворен в воде, и вот зимой ей плохо дышать и когда мы сделали прорубь, рыба со всей округи заметила свет и устремилась к ней. А я ей еще и хлебушка дал, вот ей и стало хорошо возле проруби и дышится легко и покушать есть — рассказывал, улыбаясь, их юный учитель.
— А закрутив водоворот я сделал течение, чтобы рыба залетала в сачок- продолжал он — и нет тут никакого волшебства, все это законы природы.
— Поэтому берите рыбу и накормите свои семьи, сегодня вы все будете героями дома, вы этого заслужили — закончил он.
Остаток рыбы сложили в оружейную, и со спокойной душой Ярослав со своими братьями пошли домой, сегодня их ждал плотный ужин.
На следующее утро их ждал неприятный сюрприз, их плетень был вскрыт и часть рыбы была украдена, а так же два самострела. Не много по размыслив, юный директор-командир подозвал Мстислава.
— Мстислав я тут подумал, и решил организовать караульную службу у нашей оружейной комнаты, смотри как это будет — и за полчаса Андрей выудил из головы все что помнил из своей армейской жизни про устав караульной службы.
Договорились что, все правила караула занесут в берестяную книжку и назовут ее устав караульной службы, по аналогии как они уже сделали со строевым уставом.
В последующие две недели все ученики усилено занимались рыбалкой, и им удалось запасти прилично рыбы, после этого и взрослые мужики стали приходить кто за наукой, а кто за рыбой. Ярослав никому не отказывал, только завел странную бересту и на ней писал, кому сколько, дал рыбы и что тот обещал взамен, и заставлял ставить мужиков крестик напротив записи. А обещали все помочь с пахотными работами и с уборкой урожая, кто инструмент в одолжении обещал дать, а кто просто помочь. Несли меховые шкурки на обмен, и вот так неожиданно Андрей разбогател, по местным меркам конечно и его авторитет, не смотря на юный возраст, сильно вырос уже среди взрослого населения.
После введения караульной службы воровство прекратилось, так же в школе начали готовить обед для школьников, и ученики вновь заполнили школу.
А Ярослав не откладывая в долгий ящик, в счет долгов за рыбу соорудил рядом со школой еще два сруба, один он обозвал складом, а второй необычный, длиной в три бревна который назвал казармой. Все они были холодными и использовались как склад, и как производственные помещения.
А так же на высоком берегу реки соорудили коптильню, там поставили небольшой сруб в семь бревен высотой, так что там только дети и могли нормально ходить, обустроили дымоход с низа берега прямо в сугробе, который снизу входил в сруб. Здесь пришлось изгаляться, и сделать каркас дымохода из ивовых веток, а сверху все это за герметизировать снегом и пролить водой.
Коптильня получилась ужасно корявой и не эффективной, поскольку низ дымохода от сильного тепла постоянно таял и разрушался, и много дыма уходила мимо, но все равно со своими функциональными обязанностями по тихонько, но справлялась. И часть рыбы, которая помещалась ежедневно уходила на холодное копчение, так школа начала формировать стратегический запас еды на весенний период, когда морозы отступят, и в проруби не удастся больше ловить рыбу.
После того как, как угроза голода отступила, а у Ярослава появились излишки продуктов, новаторства начали из него идти как из рога изобилия.
Помимо, караульной службы, появились наряды на кухню, наряд в коптильню, наряд на рыбалку, а так же два наряда на охоту, в которую они теперь ходили с Богданом и Миролюбом, бывалыми охотниками.
В первую очередь были изобретены снегоступы и маскхалаты для охотников, доработанные и усовершенствованные капканы и ловушки Богдана, которые были поставлены на производственный поток.
Так же теперь появилась физкультура и строевая подготовка, назвали они ее ополченская, чтобы не вызвать подозрений у княжого тиуна, который должен скоро прибыть для сбора налога.
В феврале в их селение прибыл обоз княжого тиуна, в этом году сбор податей был начат с дальних поселений, и Верхний Изрог тиун — Борис Федорович посетил одним из последних уже в феврале. Обоз состоял из десятка саней и трех десятков сопровождавших воинов. Тиуна встретил Лукьян и сразу отправился вместе с ним в его дом. Обоз решил переночевать сегодня в этом поселении, поэтому всех воинов сопровождавших тиуна распределили по домам, таким образом, три воина попали на постой к Ярославу. А он без задней мысли поселил их в избу школы, отменив на завтра занятия но, не отменив привычный уже всем распорядок. Поэтому воины очень сильно удивились, увидев смену караула возле импровизированной оружейной комнаты, а так же заступленние в наряды, особенно на охоту. Ярослав уже привычным делом после обеда проводил так называемый развод, построив подростков перед школой и проверяя как дети подготовились, особенно придирчиво он осматривал охотников, ходил вдоль рядов.
— Эй, малой, подойди ко мне — окликнул его один из воинов тиуна и махнул рукой подозвав к себе.
Ярослав остановив осмотр, быстро подошел к воину и вопросительно глянул на него.
— Что это ты делаешь такое? — с любопытством спросил воин.
— Так это, развод провожу, людей на наряды распределяю — недоуменно качнул плечами Ярик.
— Наряд?-
— Ну поручение на работу от школы, вот там например стоят охотники а там наряд на рыбалку, и охрану склада — сказал подросток.
А что это у тебя охотники чудные такие? позови одного — сказал он.
— Мстислав ко мне — крикнул он брату.
Мстислав подошел чеканя шаг и приложив руку к голове отрапортовал.
— Товарищ директор Мстислав по вашему приказу прибыл — вытянулся он по стойке смирно.
От увиденного действия у Тимофея, так звали воина, полезли глаза на лоб, он обошёл вокруг подростка и цокнул языком.
Перед ним стоял странно одетый подросток, вся его зимняя одежа была покрыта тканью, не белой конечно, но светлого оттенка, в ткань причудливым образом были вплетены веточки, листочки и трава. На ногах были одеты странные лапти плоской формы, а за плечами был странный самострел с колёсиками на концах дуг и колчан отличных стрел.
— Зачем вы в леших обрядились? И зачем вам эти смешные лапти? — спросил он с улыбкой.
— Мы называем это маскхалат, а это снегоступы — Ярослав начал старательно объяснять воину принцип их засадной охоты. Воин начал одобрительно кивать, а улыбка стала сходить с его лица, получалась, вся экипировки этих юных охотников продумана до мелочей.
— Древки у ваших стрел добрые, где взяли? — продолжил допрос воин.
— Сами сладили — удивился от вопросу Ярослав.
— А строитесь так чудно, вы что воинами решили стать? — зло зыркнул Тимофей.
— Чтобы воином стать надо всю жизнь учится, а мы так в солдат играем, потешное ополчение, куда нам до воинов — ответил Ярослав.
Воин цокнул языком и на этом завершил допрос и с озадаченным видом, двинулся в сторону дома старосты.
Вечером староста начал обход дворов и сбор налогов. Налог собирался шкурками, медом воском или продуктами питания.
— Ярослав с тебя пять шкур, на общинную подать — заявил Лукьян когда очередь дошла до подворья Ярослава.
— Как это пять? — удивился Ярик — ты мне сам месяц назад сказывал что выделанная шкура с дыма.
— Ну вот правильно я тебе сказывал у тебя пять дымов в хозяйстве — зло сплюнул староста.
— Каких пять? вся моя семья ютится в одной избе, а школа это не мой дым, а церковный, а остальные избы вообще холодные и не топятся — начал спорить юноша.
В общей сложности спор продолжался почти полчаса, и в итоге сошлись в том, что Ярик отдаст две шкурки за дом и за коптильню. После этого он отдал причитающийся налог шкурками, которых у него было припасено с запасом, но с которыми просто так он расставятся, не спешил, поскольку они, по сути своей в условия натурального обмена и отсутствия в достаточном количестве серебра выполняли роль денег.
— Вечером ко мне приходи, тебя тиун звал — зло сказал Лукьян уходя.
Зачем я понадобился тиуну, думал Ярослав, заходя с тревогой в избу старосты.
В избе было полно народа, не протолкнутся, в центре за столом сидел тиун, по краям его воины, староста вообще сидел на лавке с боку. Рассадка в это время говорила о многом и в плане социального положения.
— Заходи Ярославка — добродушно махнул тиун.
— По вашему приказанию прибыл Борис Федорович — отчеканил Ярослав и шагнул к столу и встал в стойку смирно.
Тиун удивлено моргнул.
— Ну рассказывай отрок как ты поручение церкви исполняешь, что у тебя по школе — нарочито наиграно спросил тиун.
И Ярослав достав небольшую берестяную грамоту начал доводить отчет о деятельности школы. Сколько учеников, сколько классов и какие успехи есть в учебе. И чем больше он отчитывался, тем все тише становилось в избе.
— Доклад окончил — завершил Ярослав.
Тиун поднял руку и растопырил пальцы.
— Сколько пальцев? — спросил он.
— Пять — растеряно ответил спустя мгновение Ярослав.
— А так сколько? — поднял он вторую руку.
— Десять — уже не мешкая ответил Ярик, поняв что это проверка.
— А десяток раз по столько? — продолжил Борис.
— Сотня — мгновенно ответил Ярослав.
— Да быть такого не может — озадачено себе под нос пробубнил тиун.
После этого еще с пол часа, проходили расспросы, к ним присоединились уже воины, особенно выпрашивали про наряды на рыбалку и охоту.
Ярослав аж взмок весь, отвечая на эти расспросы. Тиун поднял руку остановив своих подчинённых.
— А скажи отрок ежели ты такой грамотный, что же ты поскуда решил тиуна княжого обмануть, ты почему дань только с двух дымов отдал- рявкнул Борис Федорович ударив кулаком по столу.
Ярослав опешил на секунду, соображая от чего такой резкий переход произошел у тиуана, и решив что его хотят облапошить, плюнул про себя, выпалил.
— Никак нет, Борис Федорович, отдал с гаком, две шкуры, хотя на текущий момент имею только один дым, а школа это церковный дым и податями не облагаются, но я все же решил отдать нашему справедливому и великому князю и за этот дым, чтобы по недоразумению детскому не обидеть его — отчеканил Ярик.
— Ахахааха, не обидеть, ахахаха, с гаком, во дает малый — внезапно рассмеялся тиун, а за ним рассмеялись и остальные.
— Отдашь мне сотню ваших стрел, завтра с утра — приказал Борис Федорович.
— Отдать не могу, могу продать, сотню за ногату — дерзко выпалил Ярослав.
— Ах ты щенок, дерзишь — вскочил крайний воин и дал Ярославу затрещину — отдашь за просто так и еще сотню рыб в придачу, холоп.
Ярослав медленно поднял шапку отряхнул, в стал по стойке смирно и зло глянув на воина, произнес.
— Я свободный человек, а не холоп и теперь от дам сотню за две ногаты — прорычал он, не отводя прямого взгляда от воина.
— Ахахаха, не холоп… — опять развеселился тиун и его воины вмести с ним.
— Так он сын купца заезжего, а не старосты — смеясь, проронил один из воинов.
Тиун отдышавшись полез в свой в свой кошель и достал оттуда монету и с грохотом прибил ее к столу.
— Вот тебе куна за твои древки, рассмешил ты меня знатно — сказал он, убирая руку с монеты.
— Благодарю, Борис Федорович за Вашу щедрость — коротко кивнул отрок.
— Борис Федорович наши древки добрые но коротковаты для лука, они для самострелов слажены, но я могу тебе длинные сладить для луков и после посевной привести в Тулу, скажем по две куны за сотню древок- лукаво прищурился Ярослав.
— И сколько ты сладишь мне таких? — так же лукаво спросил тиун.
— Скажем пять тысяч.
— Ахахахаха, ты хоть представляешь сколько это? — опять рассмеялся тиун.
— Так точно, пол сотни сотен — серьезно ответил Ярик.
— Хорошо ежели привезешь к лету древки возьму у тебя все какие сладишь по две куны за сотню, и рыбы копченой свой тоже прихвати, и вот- тиун полез в кошель и достал еще монету.
— Это тебе еще куна принеси с утра сотню рыб копченых- подвинул к краю стола две монеты Борис Федорович.
— Будет сделано — сказал Ярослав и коротким движением сгреб монеты — разрешите идти?
— Ступай отрок, видно правду Никон сказывал, видимо действительно с тобой ангелы говорили — указал на выход Борис.
Ярослав вышел из дома старосты на негнущихся ногах, руки вспотели и его начало слегка потряхивать, он наконец-то осознал, что прошел по краю пропасти. Ведь в текущее время все бытие определял статус человека, а его статус был самым низким, по сути, он был отроком, ребенком.
Не далеко от него промелькнула тень и из темноты показался его брат Мстислав, а за ним еще десяток ребят в охотничьем облачении с арбалетами в руках.
— Это что еще такое? — удивлено, спросил Ярик.
— Ярослав мы боялись, что тиун с тобой что-нибудь сделает, и вот собрались тебя прикрыть — виновато произнес брат.
— Спасибо други мои, я это очень оценил — торжественно произнес Ярик.
— А сейчас быстро домой, пока вас воины тиуна не заметили, один за всех и все за одного.
— Завтра с восходом солнца жду вас возле школы, у нас есть задание от него — закончил разговор подросток.
И ребята начали быстро расходится по домам, они не подозревали, что в этот самый момент в сенях дома стоял Тимофей воин тиуна и с задумчивым видом наблюдал за этой страной ночной картиной.