При чем тут руны?

Глава 16

Вот так запросто я узнал, что страшная война между Европейским Союзом и Гардарикой закончилась. Я не особенно радовался и, конечно же, не возражал. Я остался живой, какие тут возражения?

А громко радоваться солдату наступлению мира неприлично, как рабочие не радуются открыто окончанию рабочего дня. Ну, мир заключили, ведь не победили формально! Да я, честно говоря, и не думал стать победителем Европы, а плен всё-таки лучше гибели.

И Гардарика провела войну довольно неплохо. Пусть СССР победил, двадцать семь миллионов убитых не компенсировать ничем, тем более, что коммунистические власти с барского плеча многое «простили» европейским народам.

По-моему, любая Россия просто физически не смогла бы воевать хуже коммунистов. Сами коммунисты говорили, что на их счастье немцы русским ненавистнее их самих! Они просто позволили русским кое в чём воевать по-своему.

Гардарика же никогда никаких иностранцев ничему не учила, и прусская армия не получила опыта русских. Армия Гардарики воевала совсем с другим противником. И делала она это, как завещали доблестные предки — люто, беспощадно, без сантиментов, тем более без коммунистических бредней.

Европа потеряла тринадцать миллионов, из них два с половиной миллиона в плену у русских. Европа воюет с англосаксами за выживание. Гардарика потеряла за войну два с половиной миллиона солдат и ни с кем не воюет.

Эти факты говорят, что Гардарикой управляют весьма неглупые люди. Они в данных обстоятельствах обдерут Европу до трусов, а под трусы впарят кабальные кредиты.

Да СССР после войны только в развитие Польши вбухал русских средств больше всех контрибуций и репараций! Гардарика же никогда и никому ни копейки просто так не давала. Формально она ничего не потребовала от Европы, мир паритетный, а фактически я не сомневаюсь, что Европа очень долго и много будет платить.

Таким образом, общая ситуация складывалась удовлетворительно, и мы в своём положении можем извлечь конкретную пользу. Приободрённого этими соображениями меня подвёз в казарму лейтенант в очках. По пути, кстати, выяснилось, что его звать Куртом Ридером.

На фронт его не взяли из-за сильной близорукости, а офицерское звание дали за учёность, он перед войной служил учителем в школе, что располагалась в нашей казарме. Теперь он служит в гарнизоне городка и подчинён майору Йохану Цейсу, у того что-то с желудком, если не косит. Раньше тот служил в банке, занимал какой-то пост.

Опять, блин, моя привычка «думать о своём», поддерживая любой разговор. Но что поделать, если люди по большей части просто гоняют воздух, информации от них чуть, совершенно не умеют формулировать мысли и мыслей мне маловато.

Так или иначе, прибыл я к ребятам, машина уехала, а я обрадовал народ, что война закончилась, и мы теперь не пленные, а простые туристы. Прямо сейчас все должны разбиться на пары и, взявшись за ручки, шагать за мной в управу получать справки.

Никто нас из казармы не выгоняет, но и кормить более не будут. Дальше живём только на свои. Заодно подадим на получение пособий. Потом пойдём в банк менять рубли на марки. Надеюсь, все брали на войну деньги?

Самыми бедными, конечно, оказались новички, взяли на войну всего по триста рублей, их месячная зарплата инструкторов. Бойцы отряда просто за факт получали пятьсот, а я как командир тысячу двести. Плюс платили за звания, потом наградные…

Короче, парни для общения с мирным населением «на всякий случай» взяли от тысячи рублей до двух самые прожорливые, а я десять тысяч. Ведь я отвечаю за своих парней, меня старшие офицеры иногда приглашали в рестораны, требовалось срочно покупать в военторгах парадную форму.

Обычно у пленных всё отбирают, но у немцев просто не находилось для этого достаточно сильных магов, и они нас, как горячую печёную картошку, старались побыстрее отправить по инстанции далее. В целом в деньгах на первое время мы не нуждались.

Я сказал парням, что более я им не командир и приказывать не могу, но по-дружески советую не отделяться от отряда, особенно без предупреждения. Мы же каждого обязательно будем искать, так, если собрался сваливать, сначала надо поговорить с товарищами.

Не советую сразу бежать на Родину, ещё неясно, как там расценивают нашу сдачу в плен. Даже если никак не оценивают, уголовных дел за переход к противнику с оружием не будет, в добрых намерениях магов Гардарики никто никогда не подозревал.

И мы же в другой стране! Такой случай познакомиться с другим обществом, с чужой культурой. Мы же с этими людьми воевали долгие три года, так надо хотя бы попытаться их понять.

Тем более я не советую изучать чужое общество в одиночестве. Пусть формально наш отряд распущен, но ребята давно поняли, что им даёт поддержка товарищей. А отряд просто не бывает без командира.

Вместе мы страшная сила, а по отдельности в Европе всегда найдётся маг сильнее каждого, даже сильнее меня. Вот из этого и будем исходить в отрыве от Родины. Для простоты пусть ребята считают, что мы в хитром, длительном рейде на чужой территории. Прямо задачи не обозначены, надо ориентироваться по обстановке в мире и в нашей ситуации.

Парни задумчиво покивали. На этом отправились в управление колонной по два, взявшись за ручки. Только я шагал впереди один и за мной второй рысь отряда Ваня потому, что просто вредный.

Служащих о нашем приходе предупредили, обслуживали в канцелярии сразу за тремя столами, очередь двигалась споро. Ребята, выходя из канцелярии, мне лично докладывали, что получили справки и подписывали машинным способом отпечатанные прошения о пособии и запрашивали работу.

В каждом заявлении значились отсутствие вредных привычек, твёрдое знание немецкого языка и хорошая физическая форма. В углу заявлений клерки писали: «сильные магические способности», будто для моих ребят не могли сразу напечатать. Германия странная страна.

Вот стояли мы в коридоре в очереди, я просто смотрел за ребятами, и входит в управу лейтенант Курт Ридер. Сразу подошёл ко мне, особо одобрил, что пацаны держатся возле меня и сказал, что майор ему приказал всё нам в городе показать.

— Тогда веди к проституткам, — проговорил я.

Он сказал, что сам не знает, где они, такой бедный и хороший семьянин, а нам после управы следует пройти в местный банк. Я подождал, когда все выйдут из кабинета, снова велел ребятам построиться в колонну по два, взяться за руки и попросил лейтенанта вести.

Заходим такие в двухэтажное здание и прямо в холле видим плакат, установленный ножками на полу и написанный по-русски:

«Русский сюда»! И стрелка указывает в закуток. Я вопросительно посмотрел на Курта, тот сказал, что в тех окошках поменяют нам рубли на марки. Я как командир пошёл первым.

Ну, один к четырнадцати ещё можно пережить, тем более что я поменял всего пять тысяч рублей. Я убрал в карманы семьдесят тысяч марок и отошёл от окошка.

Немцы придумали большие купюры, кончиком выглядывали и привлекали внимание бойцов. А мы даже не знаем, сколько тут стоит краюха хлеба! Я подозрительно воззрился на честное лицо Курта.

Он мне искренне улыбнулся и сказал:

— А теперь пойдём размещать вас на жительство. У вас хватает денег на приличные условия.

— Ну, веди, — проговорил я.

Всё равно даже немцы не смогут соврать магу, не надо просто поддаваться их обаянию. Тронулись всем отрядом колонной подвое, держась за руки. Первым, как обычно, решали вопрос со мной лично, чтобы парни знали, где искать командира.

Городок маленький, отошли от банка квартал, и Курт указал на большой одноэтажный дом с мансардой за низенькой каменной оградой.

— Вот отличный вариант для господина оберста! — сказал он.

Оберстом этот немец обзывал меня, трудновато им даётся простое русское слово «полковник». Не вдаваясь в тонкости, я его спросил:

— Откуда знаешь?

— Это дом моих родителей Карла и Клары Ридеров, — ответил тот с достоинством. — Очень приличные люди.

Отряд остался за оградой, для переговоров я позвал с собой пацанов своего экипажа. Курт постучал в калитку добротных деревянных ворот, выкрашенных в зелёный цвет.

Во дворе тоскливо завыла псина. Один я уже слишком для собачки, а тут пришли сразу четыре тотемных зверя. Глупые животные не видят разницы между нами и нашими тотемными покровителями.

Калитку открыл пожилой немец. Голова седая, лицо добродушное, улыбчивое, одет в клетчатую рубашку, рукава по локоть закатаны, синие штаны на помочах.

— Это ты, Курт, мой мальчик! — воскликнул немец баритоном. — Странно, что Франц тебя не узнал. Проходите, молодые люди!

А Франц это, наверное, здоровенная немецкая овчарка на цепи. Бедняга упал на брюхо и смотрел на нас полными собачьей грусти ореховыми глазами. Хоть перестал выть.

Дед провёл нас на веранду, представил своей хозяйке, полноватой женщине в годах, одетую в простое платье и с чепчиком на пепельных волосах. Нам сказали присаживаться к столу, но не предложили даже чаю.

Курт поведал, что мы русские военнопленные, а со вчерашнего дня туристы. Я вообще целый оберст. Вот мы ищем дом, чтобы остановиться, так, по мнению Курта, дом его родителей подойдёт лучше всего.

Карл важно покивал и сказал, что четыре отдельные койки у них найдутся. Только нельзя приглашать девушек. Карл долго служил в магистрате, и у них есть телефон, что очень важно для господина оберста.

Электричество вообще есть, а практически они уже забыли, когда его давали. Но мы люди военные, нам свет без особой надобности. Проживание вместе со стиркой и кормёжкой, как у хозяев, на всех будет стоить полторы тысячи марок в месяц…

Я в уме перевёл деньги по курсу четырнадцать к одному и решил, что цены вполне терпимые, я и в Гардарике платил за постой экипажа в среднем по сто рублей в месяц, если без чаевых.

— И я понимаю, что вы русские, — глубокомысленно проговорил Карл. — Но попрошу вас не пить дома водку и пьяными не приходить.

Мы хором заржали, Карл такой реакции даже слегка обиделся. Я ему объяснил, что немцы придумали много смешных для русских штампов, и наше повальное пьянство одно из самых распространенных заблуждений.

Карл проворчал, что только рад, если заблуждается. Он назвал номер телефона, а я заявил, что нас условия устраивают, вручил Карлу полторы тысячи марок и сказал Курту, что пора идти устраивать парней отряда.

Пацаны моего экипажа остались обживаться, а я и Курт вышли из дома, и отправились устраивать ребят. Лейтенант, похоже, знал свой город, вёл уверенно, пустых визитов не было. Я заставлял ребят записывать номер своего телефона.

Курт Ридер по дороге попросил объяснить, почему мы селимся по четыре человека. Это как-то связано с нашей религией?

— Можно и так сказать, — ответил я серьёзно. — Мы по основной профессии танкисты. Что ты знаешь о танковых экипажах?

— Почти ничего, — признался гарнизонный лейтенант Ридер.

— Мы за лето потеряли пятерых парней, — сказал я. — Один экипаж обгорел в танке полностью, другой потерял командира, он эвакуируется из машины последним. И ещё у нас трое новичков пока без своего танка, их тоже поселим вместе.

— Извини, не знал, — смущённо пробормотал Курт.

— Чего ты не знал? Что на войне убивают? — переспросил я холодно. — Или ты не знаешь, что происходило этим летом на восточном фронте? Мои парни танкисты, и каждый успел убить немцев на такой городишко.

Гарнизонный лейтенант Курт Ридер поджал губы, закаменел скулами. Вспомнил, значит, с кем болтает по-немецки. Наверное, думает, что уж он-то победил бы этих русских. Только у истории нет заднего хода, убитые погибли навсегда, я как попаданец в другой мир понял это очень быстро.

Последними поселили новичков. У них оказалось самое трудное положение. По идее вокруг соплеменники, но с этими людьми ребят связывает только язык, им постоянно приходилось себе об этом напоминать. Немцы им стали вдвойне чужими…

Да я ещё за них оплатил постой и выдал на руки тысячу марок на конфеты. Чтоб не ревели в отрыве от Гардарики. А то от этих немцев сухаря бесплатно не дождёшься — нас нигде даже чаем не поили.

Закончили расселять парней к полудню, и Курт сказал, что пойдёт домой обедать. Мне тоже лучше всего пройти по новому своему адресу и постучать в калитку, пёс залает, и папа Карл мне откроет.

Я пожелал ему приятного аппетита и пошёл к себе. Постучал в калитку, только Франц не лаял, а жалобно скулил. Карл вскоре всё-таки услышал и открыл мне.

Его смущало поведение собаки. Свирепый ранее Франц совершенно не лаял на чужаков, падал на брюхо и жалобно скулил. Я сказал Карлу, что это нормальная реакция немецкой овчарки на русских солдат.

Карл важно покивал, выразил надежду, что это скоро пройдёт, и пригласил в столовую. Время обеденное, собрались все, ждали только моего возвращения. Проходя мимо собаки, я подумал, что это вряд ли когда-нибудь пройдёт — Франц лежал на брюхе, закрыв голову лапами.

Сначала Карл подвёл меня к обычному деревенскому умывальнику, а потом мы вместе зашли в столовую. Карл предложил располагаться за столом, и мои парни дружно встали с диванчика и расселись на стульях у стола.

Клара пришла из кухни с большой кастрюлей супа. Карл не делал попыток ей помочь, и мы сидели с приличной скукой на лицах. Хозяйка разливала гороховый суп в глубокие глиняные миски, расписанные диковинными птицами и цветами.

К первому хлеба не дали, Клара каждому в чашку насыпала сухарей. Карл взялся за ложку, и мы за ним следом приступили. Суп показался очень вкусным, но хлеба всё равно не хватало.

На второе в других тарелках дали тушёную с курицей картошку. Выдали по маленькому кусочку хлеба. Мы его сразу употребили, однако новых кусочков не предлагали, а просить мы стеснялись.

Впрочем, второе и без хлеба всем зашло, а на третье хозяйка выдала кружки с неким напитком, который следовало называть кофе. Только кофе там точно не было. Мы без комментариев его выхлебали, замечания иностранцев в воюющей стране могут посчитать обидными.

Я неожиданно для себя почувствовал, что вполне наелся, и обеда мне хватит надолго. И только тогда отметил про себя, что Клара с нами не присела. Она приносила и раскладывала еду, собирала грязную посуду.

Наверное, ждёт бедняжка, когда мужики поедят и уйдут по делам. А ей ещё тарелки мыть! Я решил не затягивать и спросил у Карла, во сколько будет ужин.

Тот сказал, что в восемь, и я предложил пацанам пройтись к своей казарме. Устроим занятия по расписанию. Те согласно покивали, и мы отправились на выход. По пути никто не смотрел на собаку, Франц готов был зарыться под землю, уже откопал себе окопчик и вжимался в его края.

Закрыл за нами хозяин, да мы пошагали в казарму. И в который уже раз я убедился, что мысли сходятся не только у гениев — пришли все ребята. Для нормального пищеварения начали с теории, снова разбирали танковые побоища.

Далее обычные наши тренировки, сильно похожие на драки. Не-магу и не понять ничего. Пришли немецкие солдаты и любовались нашими упражнениями.

Я взял паузу для правежа в поперечном шпагате, и ко мне подошли двое. Один с погонами капрала почтительно сказал:

— А вот вы магические знаки наносили. Нанесёте нам на каски? Мы даже заплатим, по триста марок пойдёт?

— Это стоит намного дороже, но вы ж таких денег сроду в руках не держали, — сказал я насмешливо. — Не будем отбирать ваши гроши. Вам нанесём даром, давайте ваши каски.

Устроили перерыв для магического обряда. И никакой благотворительности, нам тоже надо тренировать способности. Тем более, когда приехал какой-то капитан с подачи Курта Ридера, так за руны на его ноже я затребовал тысячу рублей или марками по курсу. Сторговались на семи тысячах марок, у бедняги просто не было больше, а скоро он отправлялся со своей маршевой ротой на фронт.

Работали до половины восьмого и разошлись до завтра. Я громко постучал в калитку, не рассчитывая на лай Франца. Открыл хозяин, а псин отрыл для его роста окоп полного профиля, лежал на дне и старался не обращать на себя внимания.

Мы спросили, где бы помыться, и Карл проводил нас в «летний душ». Просто вода в чёрной бочке на крыше сарая нагревалась весь день, так если будем полоскаться все вместе, воды нам хватит. Но напор лучше держать умеренным и долго под струями не стоять.

Карл на всех выдал кусочек хозяйственного мыла — ну, хоть что-то. Я не рассчитывал и на это, а сам уже думал, где тут найти баню. Должна же быть в Германии хоть одна сауна!

После вкусного ужина в сумерках посидели, поговорили о делах. Карл деликатно намекнул на скудость нашего гардероба, даже запасных трусов нет.

Я сказал, что ничего тут пока не понимаю, так если он будет любезен приобрести нам хотя бы бельё, вот две тысячи марок для начала. Карл деньги принял и заявил, что всё равно одежду и обувь надо мерить, так он на нас рассчитывает.

— Наверное, завтра после обеда, — решил я.

— Тогда до завтра, — сказал Карл и вышел из комнаты.

Я снял комбез, ботинки, улёгся в кровать и сразу уснул.

Проснулись традиционно в шесть утра. Взяли ведро на веранде, и пошли плескаться к колонке. В Германии тепло, ещё можно мыться на улице. Только и в Германии нельзя на улице снимать трусы, обливались так.

Потом надели комбинезоны, зарядка и пробежка по кварталу сонного немецкого городка. Попросили закрыть за нами калитку Карла, тот, оказывается, тоже просыпался рано. Скорее он сильно удивлялся, что ленивые русские уже поднялись.

Прибежали как раз к началу завтрака, Клара сварила суп из сухого молока и макарон. Поджарила гренки, пили тот же «кофейный» напиток. Карл пошёл ковыряться в свой маленький огородик, а мы отправились в казарму.

Там вскоре собрались все парни отряда, начали день с обычной политинформации. Я сказал ребятам, что после обеда все должны прогуляться по местным магазинам, прикупить местную одежду и обследовать городок. Мало ли придётся удирать, так чтоб не бросаться в глаза и не спрашивать дорогу.

До полудня обычные тренировки, на наши упражнения любовалось ещё больше немецких солдат. Они на службе тут или в цирке? Хоть притащили каски, сами определились с очерёдностью, и мы наносили руны в перерывах.

В полдень всех как ветром сдуло, наверное, пошли обедать. Мы тоже разошлись по домам. После обеда Карл напомнил мне, что мы обещали сходить с ним в магазин.

Бельё он нам купил, мы переоделись, а грязное Клара забрала в стирку. Карл проводил нас в приличный по его словам магазин. По меркам Гардарики так себе заведение, хотя я ж подхожу с московскими мерками.

Мы выбрали форму дорогого, офицерского материала и шитья. С ней полагалось носить сапоги, и мы, хоть и морщась, взяли по паре. Благо, что давно обучены мотать портянки.

Выполняя собственный приказ, разделились и направились гулять по городу. Зашёл в кафе, уселся за столик. Спросил у девушки-официантки кофе и пирожное.

Так эта прелесть уточнила, желаю я натуральный кофе или заменитель. Я, конечно же, пожелал настоящий. Сто марок за чашечку, или семь рублей. Как за пирожное из натуральных продуктов.

Хотя в Гардарике в таком кафе посчитали бы так же. Привычка сравнивать, наверное, у меня надолго. Я наудачу сказал девушке, что в городке человек новый, так не знает ли она какие-нибудь сауны.

Она отчего-то смутилась и сунула мне в руку визитку. Я не стал её нервировать ещё больше, расплатился и вышел. Мне припомнился виденный давеча писчебумажный магазинчик.

Я прошёл туда и купил карту Хофена. Признаться, с этого и следовало начинать, но так хотелось почувствовать себя мирным человеком. В общем, на карте я нашёл адрес, указанный на визитке, и составил маршрут. Город небольшой, идти близко.

Во дворике в полуподвальном помещении обнаружилось искомое заведение. Ярко накрашенная фрау средних лет за стойкой сказала, что баню топить начинают в семь, а сейчас вода только тёплая. И девушки ещё сидят по домам.

Я попросил с последнего пункта объяснить подробнее. Дама пояснила, что сможет организовать мне встречу, а там, как договоримся. Девушки приходят сюда после семи, а сейчас она может договориться лишь с некоторыми — не у всех есть телефон. За звонок с меня полагается триста марок.

Я отсчитал на стойку деньги, дама их прибрала и взялась за трубку телефона. Навертела номер и заговорила:

— Алё, Китти? Ты свободна? Да, есть… как смертный грех, но при деньгах. Ну, спросишь вдвое! Короче, к тебе направлять или я другим позвоню? Ладно, жди в ближайшее время.

Дама мне сразу адрес не сказала, сначала продала мне бутылку сухого вина, сыру и копчёной колбасы. Хлеба на продажу у неё не оказалось! Она взяла с меня ещё тысячу марок и подробно рассказала, как дойти.

Китти жила в двухкомнатной квартирке на третьем, последнем этаже. Она рассмотрела меня в глазок и открыла двери. Симпатичная молодая немочка в розовом халатике.

— Я думала, Роза угорает! — сказала она. — А у тебя действительно уши с кисточками!

— Да, меня трудно не узнать, — сказал я, проходя, и вручил ей пакет с продуктами.

Она его взяла и ушла куда-то, прокричав:

— Проходи в комнату!

Я стащил сапоги, убрал портянки и натянул свежие носки. Пошёл за Китти на кухню помочь в хлопотах. Врубил на всю мощь рысье обаяние…

Ну, подробности опущу, упомяну лишь знаковые, по-моему, моменты. Меня умилила железная печка на кухне, и труба в форточку. У стенки лежали дрова.

Китти сказала, что платит по десять марок за вязанку, если с доставкой. Дорого, но деваться некуда, это всё равно дешевле керосина и неудобного примуса. И печка пригодится зимой.

Она сказала, что вообще не такая, да мужа лейтенанта Клауса Порта сожгли в его танке на восточном фронте ещё год назад. Возможно, я его и убил, а теперь разговариваю с его вдовой.

Этот момент мне показался особенно забавным, ведь так и должно быть. Я победитель в побеждённой стране и просто беру всё, что нравится. Как это ни назови.

Китти спросила с меня за ночь тысячу марок. Я расплатился и сразу позвонил к себе домой, чтоб не ждали сегодня ночью, я у знакомых. Потом… ну… бедная девочка даже не представляла себе, что такое сильный рысь в трансе. Она так стонала!

В общем, решил я неотложные вопросы, начал обживаться, и через три дня к началу политинформации приехал на «опель-капитане» в казарму лейтенант Курт Ридер. Я ему даже обрадовался, совершенно не знал, какую ещё пургу нести пацанам.

Вот он сказал, что майор Йохан Цейс просит приехать к нему. У него интересные для меня гости. Весь заинтригованный я уселся в машину, и через минуты лейтенант предложил мне входить в кабинет.

Захожу и чуть не падаю. На стульчике у стола майора сидит подполковник Виталий Логинов и рядом с ним какой-то немецкий пацан примерно моих лет в чине лейтенанта. Особенно смешно смотрелись на его мордашке веснушки.

Я откозырял Виталию, со всеми поздоровался, и хозяин кабинета предложил мне присаживаться на свободный стул. Виталик заговорил по-немецки:

— Мы догадываемся, почему вы сдались в плен. Инцидент с повторной бомбардировкой расследуется. Это всё-таки прогон сорока самолётов, и сто тонн авиабомб на пустое место.

Я важно кивнул, и он продолжил:

— Но это даже неплохо, что ты оказался в Германии. В Гардарике тебе сейчас лучше не появляться. В думе пытались тебя утвердить представителем, но кто-то откопал твои записи ещё времён Корпуса. Ты своей рукой написал ужасные вещи и нарисовал русскую интеллигенцию, повешенной за шею.

— Русскую⁈ — переспросил я в весёлом ужасе.

— Ты подписал, что это все прогрессивные силы. И ниже ты писал, что у русских не может быть своей интеллигенции, это просто животные, что повторяют за европейцами.

— Это выписки из статьи немецкого журналиста, — сказал я.

— Да уже неважно. Ты русофоб, Тёма! — проговорил Виталик.

— Угу, — кивнул я. — И кто воевал за Гардарику три года?

— И в конце перешёл к противнику с оружием, — скривившись, добавил Виталий. — Такие звучат обвинения в твой адрес! И неважно, что война сразу после этого закончилась! Ты больше не представитель Москвы, некоторые даже хотели голосовать о лишении тебя боярства!

— Да ты что! — поразился я. — И как?

— Друг твой Костя Гаев в думе сказал, что лишить тебя боярства каждый может и без голосования — просто вызвать на дуэль. А если кто-то думает, что можно против кого-то просто проголосовать толпой, так их всех Костя зарежет, — поведал Логинов. — Одного он уже проткнул шпагой на дуэли, скоро появятся новые. Дуэли, знаешь ли, снова разрешили, как часть приказа о демобилизации. Так что не надо тебе в Гардарику, там ты снова не будешь вылезать из поединков.

— Тогда я хочу написать доверенность на свою тёть Свету, пусть она пока за меня голосует, — сказал я.

— Подпиши этот документ, — молвил он.

Я подписал и серьёзно уточнил:

— Так что хочет от меня Родина в Германии?

— Вспомни недавние рунные загадки, — ответил он. — С кем мы воюем? Против кого?

— Я всегда воевал просто с западом, — сказал я.

— Вот именно, — сказал Виталик. — У Гардарики уникальный шанс помочь Германии в её войне против англосаксов, а самой в войну не лезть. Немцы тоже очень хотят увидеть на своей стороне русских солдат, особенно танкистов и лётчиков.

Он указал ладонью на парня:

— Познакомься, Артур фон Хофен, номинальный владетель этого края. Он готов нанять боярина Артёма Большова с дружиной на службу…

— Танковая дивизия! Двести «лютых рысей»! — воскликнул я. — Да этот мальчик хоть немного представляет, сколько это стоит⁈

— Платить будет не он, — сухо проговорил Логинов. — Ты не можешь служить в моём подкомитете, и ты больше не представитель Москвы. Но ты, кажется, получал всего четыре тысячи на руки?

— Мне ещё за командование отрядом полагаются тысяча двести, — проворчал я.

— Хорошо, ты получишь жалование пять тысяч рублей, если подпишешь договор, — сказал Виталик.

— А мои ребята? — осторожно спросил я.

— Они же спрашивали у немцев работу? — улыбнулся Логинов. — Их и направят в твою дружину. Каждый будет получать столько же, сколько во время войны с Европой.

— А наградные за убитых англосаксов? — подозрительно спросил я.

— На них особенно надеются наши новые немецкие друзья, — усмехнулся подполковник Виталик. — Ты себе не думай! Ты даже не первый — такие контракты уже подписали даже князья. Ну, только у князей авиационные дружины. Вас будут прикрывать с неба русские лётчики на русских самолётах.

Я решительно взял ручку, майор положил поудобнее текст. Я ещё полсекунды поколебался и подписал.

— Вот и правильно, вот и молодец, — сказал Логинов. — Ты пойми, что немцам нужны прежде всего профессионалы войны. Ты хорошо мотивирован против любых западных военных, и ты такой не один. А техникой Гардарика вас снабдит. У воюющей страны ужасная инерция, военная продукция всё равно будет производиться, так Европа готова взять всё. Естественно в кредит, но нам-то лучше передать в добрые руки, чем просто выбросить.

— Тогда поговори с немцами об их танковом Центре, — проговорил я. — Наши магические кристаллы надо перевезти сюда.

— Твоё согласие на вывоз уже получено, первая партия прибудет на этой неделе, — сказал Виталий и обернулся к майору. — Немцы знают о наших центрах, майор Йохан Цейс возглавит первый немецкий Центр, — он усмехнулся. — Для тебя, Тёма, почти ничего не изменится.

— Да? — протянул я в сомнении. — А где тогда мой клан? И где Руслан Мирзоев?

— Лидер рысей Тимофей Крылов и Руслан Мирзоев вскоре приедут сюда, — сказал Логинов. — Детали обсудишь с ними.