РЕН
— Ты готов признать, что натворил?
Так хочется спать. Я едва поднял голову, но не могу ее опустить. Он причинит мне боль, если я позволю ей опуститься.
Предполагается, что я не лягу спать, пока не расскажу ему, что сделал. Только я ничего не делал. Я не знаю, что я должен сказать.
Здесь так темно. Так холодно. Мы одни.
Никто мне не поможет. У меня дрожит подбородок, когда я вспоминаю это.
— Ты знаешь, что ты наделал. — Он наклоняется, кладет руки на колени и пристально смотрит на меня. Я столько раз видел у него такое лицо. — Бог знает, что ты натворил. И, что самое важное, Джозеф знает. — При упоминании его имени у меня снова начинает дрожать подбородок.
— Я ничего не делал. — Я едва могу говорить; я так устал и голоден. Меня гложет боль. Я хотел бы заснуть, потому что тогда бы ее не чувствовал.
Моя голова откидывается в сторону, и я знаю, что не должен плакать, когда он дает мне пощечину, но я всегда плачу. Это так больно. Я чувствую вкус крови.
Не знаю, что он хочет от меня услышать. Я не сделал ничего плохого. Вчера я не ел ничего лишнего за завтраком. Должно быть, это сделал кто-то другой.
Моя голова снова откидывается, когда боль пронзает другую сторону лица. Ребенок в другой комнате, но, должно быть, чувствует, как мне больно.
— Посмотри, к чему привела твоя ложь, — ворчит он. — Ты довел ребенка до слез. Своей ложью ты причиняешь боль всем в своей жизни.
Он всегда так говорит, и его голос всегда звучит так спокойно, когда он причиняет мне боль. Это то, чем он занимается. Это его работа.
— Ты знаешь, мне больно наказывать тебя, но твои мать и отец знают, что это необходимо, поэтому они вызвали меня. — Он выпрямляется, вздыхает… и начинает расстегивать ремень. Рядом со мной он такой высокий, как великан.
Я знаю, что за этим последует, и слезы наполняют мои глаза, но он не остановится, даже если я заплачу. Он мог бы ударить меня сильнее, как в прошлый раз.
Я ненавижу его.
Чертовски сильно.
Прошло столько лет, а я все еще ненавижу его. Ненавижу его за то, что он сделал со всеми этими детьми, за то, что он сделал с моей семьей. Но больше всего я ненавижу, когда у меня дрожат пальцы. Даже сейчас он имеет надо мной такую власть. Страх, который засел так глубоко, что стал постоянной частью меня.
Я оглядываюсь через плечо, чтобы убедиться, что Скарлет не ослушалась. Я не смогу ничего сделать, если буду беспокоиться о ее безопасности.
Мои ноги отяжелели, когда я тащу их к дому, зная, что мой худший кошмар находится за этими стенами. Большинство людей вернулись бы назад, позволив страхам диктовать действия. Я позволяю им подпитывать меня.
Двигаясь быстрее, чем раньше, я заворачиваю за угол кирпичного дома. Я остаюсь в тени, позволяя темноте замаскировать меня. Мое дыхание спокойно, сердцебиение ровное. Мои пальцы касаются пистолета за поясом. Я надеюсь, что не воспользуюсь им. Я бы предпочел нож или другое острое орудие, чтобы все происходило медленно и болезненно. Пила тоже не помешала бы. Я мог бы отрезать конечность и смотреть, как он истекает кровью.
Вместо того, чтобы войти в парадную дверь, откуда Скарлет может видеть, я направляюсь к задней. Над дверью висит единственная лампочка, я протягиваю руку и выкручиваю ее. Сомневаюсь, что этот ублюдок смог бы узнать меня спустя столько лет, но я не хочу рисковать. Все, что мне нужно, это чтобы он открыл мне дверь.
Взяв пистолет в руку, я прижимаю его к боку, прежде чем постучать. Он там. Я слышу его, и мое сердце колотится, пока я жду. Ну же, Кристиан. Давай наверстаем упущенное.
Его тень заполняет окно рядом с дверью, занавески слегка раздвигаются, чтобы он мог выглянуть наружу. Давай, давай, не заставляй меня ждать.
— Мне нужна помощь, — бормочу я в последней попытке заставить его открыть дверь. — Пожалуйста, я заблудился. Мне просто нужна помощь, чтобы найти выход.
Он отходит от окна — только для того, чтобы щелкнуть замком. Тупой ублюдок.
В тот момент, когда дверь приоткрывается, я врываюсь внутрь, толкая его на кухонный стол.
— Привет, Кристиан, — ворчу я, хватая его сзади за шею и удерживая согнутым над столом, когда он пытается убежать. — Нам нужно поговорить.
— Кто вы? Чего вы хотите? У меня нет…
— Заткнись. — Я бью его головой о дерево под ним. — У тебя есть то, что я хочу. Это не деньги. Это информация.
— Какого рода информация? — Он уже на грани слез, его глаза прикованы к пистолету, который я держу у его лица. Многого не потребуется, чтобы сломить слабого человека.
— Информация о Нью-Хейвене. — Наклоняясь, я спрашиваю: — Ты меня не узнаешь, не так ли? Думаю, время изменило меня. Но я узнаю тебя, даже несмотря на лишние килограммы и редеющие волосы. Время не пошло тебе на пользу.
— К-кто ты?
— Я дам тебе подсказку, хотя сомневаюсь, что ты сможешь выделить одного ребенка из стольких, кого ты пытал. — Я повышаю тон и делаю свой голос хриплым. — Пожалуйста, Кристиан, выпусти меня. Я не сделал ничего плохого. Обещаю. Перестань бить меня. Перестань запирать меня в гребаной темноте.
Он всхлипывает, когда я прижимаю пистолет к его виску.
— Вспомнил? Хотя это неважно. Ты расскажешь мне то, что нужно, иначе я разнесу твою гребаную башку. А теперь. Покажи мне, где здесь найти клейкую ленту, и помни, что к твоей голове приставлен пистолет.
К тому времени, как я связываю ему руки и лодыжки, он потеет, как свинья, всхлипывает и скулит, когда я швыряю его на кожаный диван.
— Я расскажу тебе все, что ты захочешь. Только, пожалуйста, не делай мне больно.
— Неправильный выбор слов. — Я опускаю часть пистолета по широкой дуге и ударяю его по его скуле. Как по волшебству, кожа трескается, и кровь начинает стекать по его лицу. — Сколько гребаных раз я умолял тебя не делать мне больно?
— Мне жаль! — Все, что он получает, — это еще один удар и еще, пока на его лице почти не остается живого места.
— Сейчас. — Я присаживаюсь перед ним на корточки, ожидая, когда он поднимет голову. Его глаза уже опухли, а по подбородку стекает кровь из-за разбитых губ. — Ты дашь мне коды для доступа к воротам безопасности в Нью-Хейвене. Я отправлюсь туда сегодня вечером, а ты останешься ждать меня здесь. Если они сработают, я вызову полицию, и они приедут сюда, чтобы помочь тебе. — Я делаю паузу, улыбаясь искре надежды в его глазах. — Если они не сработают, я вернусь и разукрашу стену твоими мозгами. Ты меня понял?
— Что ты собираешься там делать?
— Это не твое гребаное дело, не так ли? — Я отвожу руку назад, готовясь ударить его снова, но его жалкий скулеж останавливает меня.
Он, должно быть, купился на мой блеф, потому что выпалил:
— Я расскажу все, что ты захочешь. Я дам тебе коды от ворот. Просто, пожалуйста, пожалуйста, перестань делать мне больно… — Он замолкает с жалобным всхлипом, который напоминает мне, что я здесь, чтобы получить информацию. В противном случае я бы пустил ему пулю в голову просто для того, чтобы он заткнулся.
Через десять минут у меня есть то, что нужно. Список кодов, включая код склада, где хранится оружие. Расписание дежурств, даже особенности того, где спят Ребекка и ее сын. Потому что их я тоже навещу.
К тому времени, как я заканчиваю, Кристиан лежит на полу без сознания, растущее мокрое пятно на его серых спортивных штанах свидетельствует о его ужасе перед тем, как он потерял сознание — перед тем, как я потерял самообладание.
Я должен убедиться, что он поверил мне. Что я вернусь сюда и убью его, если выяснится, что он обманул меня.
Он не в курсе, что я не собираюсь возвращаться, так же как не собираюсь позволить ему увидеть следующий восход солнца.
Сейчас он такой жалкий, хотя он всегда был таким. Только из-за того, что я был меньше ростом, он казался больше, чем в жизни, нависая надо мной с этим мягким выражением лица. Говорил мне, что ему не доставляло удовольствия наказывать меня, хотя я подозревал даже тогда, в детстве, что ему было хорошо.
Теперь я все контролирую. И у меня есть все, что нужно.
— Прощай, Кристиан, — шепчу я, стоя над ним с пистолетом в руке.
Вот и все. Все, что мне нужно сделать, это нажать на курок, чтобы положить конец его страданиям и моим. Назовите это завершением.
Я сжимаю указательный палец на спусковом крючке, моя рука тверда, прицел верен. Одна пуля в голову. Вот и все.
Все, что мне нужно сделать, это нажать, даже если мой палец, кажется, не справляется с этим.
Какого черта я не могу это делать?
Мышцы моих рук напрягаются, и палец дергается на спусковом крючке, но недостаточно, чтобы выстрелить.
— Я так и знал, что ты не сможешь сделать это.
Я так поражен, что чуть не выпускаю пистолет из рук.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — шепчу я брату, сгорбившемуся в дверном проеме, ведущем на кухню. — Как ты сюда попал?
Ривер убирает темные волосы со лба, давая мне ясно разглядеть, как он закатывает глаза.
— А ты как думаешь? Так же, как и ты. — Он тычет большим пальцем через плечо в сторону задней двери, которую я так и не закрыл.
— Ты посчитал, что должен последовать за мной сюда? Ты думал, я не справлюсь? Я получил все, за чем пришел.
— Очевидно, не все. — Скрестив руки на груди, он кивает на скорчившееся тело Кристиана. — Он все еще дышит.
— Я как раз собирался это исправить.
— Я тебя умоляю. Я наблюдал за тобой. Ты собирался свалить.
— Отвали, — бормочу я.
— Ладно. Может, я проделал этот путь, потому что не хотел, чтобы ты наслаждался всем этим в одиночку. В конце концов, ты не единственный, кого этот ублюдок сделал несчастным.
Он медленно входит в комнату, рыча на человека на полу.
— Больной, извращенный ублюдок. Я бы поклялся, что он получал удовольствие от всего этого.
— Вероятно, так и было, — соглашаюсь я. — И он заслуживает смерти.
Не думаю, что у меня есть на это силы, вот в чем дело. Я выбил из него все дерьмо. Мучал его, пока он не описался в штаны. Но кажется, я не могу сделать последний шаг.
Поэтому я протягиваю пистолет брату, чтобы он нажал на курок.
— Сделай это. Ты тоже заслуживаешь немного веселья.
— У меня есть идея получше.
Мои глаза расширяются при виде ножа, который он достает из заднего кармана.
— Где ты его взял?
— Как ты думаешь, где? На кухне. — Маленькое лезвие блестит, когда он поднимает его. Нож для чистки овощей. — Зачем даровать ему такую милость, как быстрая смерть?
Я думал о том же, пока не пришел сюда. Как всегда, он готов зайти далеко, в то время как я только и делаю, что думаю об этом. Я даже не смог нажать на чертов курок.
— Не волнуйся, — говорит он с ехидной усмешкой. — Тебе не придется пачкать руки.
— Я уже испачкал, — напоминаю ему. Облегчение, которое я почувствовал, когда впервые увидел его, исчезло благодаря его отношению. Он никогда не знает, когда остановиться. Особенно когда есть шанс заставить меня почувствовать себя неполноценным.
— Ты связал его и избил. Не жди медали. — Он зажимает лезвие ножа зубами, прежде чем стянуть спортивные штаны и шорты Кристиана до лодыжек. У меня внутри все переворачивается, когда я понимаю, что он собирается сделать.
Но это не все, что я чувствую. Почему-то это кажется правильным. То, чего он заслуживает. Он не должен умереть быстро. Не после всего, что он сделал. Он должен истечь кровью в агонии.
— Эээй, Кристиан. Просыпайся. Ты же не хочешь пропустить самое интересное. — Когда Кристиан не отвечает, Ривер наносит ему сильный удар слева, от которого его голова мотнулась в сторону.
Это приводит его в чувство. Ривер склоняется над ним, размахивая ножом перед его опухшими глазами.
— Пришло время сделать так, чтобы снаружи ты выглядел таким же, как и внутри.
— Ч-что? — шепчет он.
— У тебя никогда не хватало смелости быть настоящим мужчиной, поэтому тебе приходилось избивать детей, чтобы чувствовать себя выше других. Очевидно, тебе они не нужны. — Он постукивает плоской стороной лезвия по яйцам Кристиана.
— Нет, — пищит он, извиваясь от ужаса, борясь с клейкой лентой. — Нет, не делайте этого. Я дал вам все, что вы хотели! Я вам все рассказал! Я пытался помочь!
— Ты дал нам информацию, — объясняет Ривер, говоря медленно, как с ребенком. — Но это не все, чего мы хотим. Не после всего дерьма, которое ты провернул. И не только с нами. Скольких гребаных детей ты замучил?
— Я всего лишь делал то, что было правильно! Пожалуйста, не делайте этого! — Его пронзительные мольбы только заставляют Ривера смеяться, пока я зачарованно наблюдаю за ними.
Ривер поворачивается ко мне, ухмыляясь.
— Возможно, мне понадобится, чтобы ты его придержал. Не хотелось бы порезаться из-за того, что он не может усидеть на месте.
Кристиан пристально смотрит на меня, его голова раскачивается взад-вперед, пока он барахтается, как умирающая рыба.
— Не делай этого. Пожалуйста, не делай этого! — умоляет он, всхлипывая, пот пропитывает его рубашку, слезы смешиваются с кровью на его лице.
Мне больше нечего ему сказать. Ривер прав. Это то, чего он заслуживает. Когда я присаживаюсь на корточки рядом с братом, наваливаясь всем своим весом на ноги Кристиана, чтобы прижать их к полу, его рыдания переходят в прерывистое дыхание. Он зашел слишком далеко, чтобы говорить, умолять, о чем угодно. Потому что теперь он чувствует, как кончик лезвия впивается в его тело.
— Скоро все закончится, — с тихим смехом обещает Ривер, прежде чем отрезать первый кусок.
И Кристиан кричит. Так пронзительно и громко, словно обезумевшшее животное, охваченное ужасом и невыразимой болью. Крик обрывается, когда его голос срывается — но его рот все еще открыт, все его тело напряжено. Кровь заливает мои руки, окрашивая их в красный цвет, как и его бедра, и пол под ним. Так много крови.
С удовлетворенным ворчанием Ривер бросает окровавленный комок Кристиану на грудь.
— Теперь счет сведен, — решает он, вставая и глядя на слабеющее тело.
Все, что я могу делать, это смотреть, как из него утекает жизнь. Он все еще в сознании, но оно быстро угасает, его беззвучные крики переходят в беззвучные всхлипы, когда он истекает кровью на полу. Я надеюсь, что каждый злой поступок, который он когда-либо совершал, сейчас проигрывается у него перед глазами. Последний взгляд на его жизнь, прежде чем он сгорит в аду.
Ривер приводит меня в чувство после того, как Кристиан испускает свой последний вздох.
— Нам нужно убираться отсюда, пока кто-нибудь из его подонков-друзей не пришел проведать его.
Я киваю в знак согласия.
— Скарлет снаружи.
— Конечно, она здесь. — Ривер закатывает глаза. — Тогда тебе лучше пойти посидеть с ребенком.
— Почему бы тебе не выйти и не познакомиться с ней? Может быть, тогда ты поймешь.
Взгляд Ривера мрачен. На секунду мне кажется, что он согласится, и по какой-то причине это заставляет меня чувствовать себя неловко.
— Не сегодня. Я встречусь с ней, когда придет время.
Облегчение наполняет мои вены, застигая врасплох. Мысль о встрече Скарлет и Ривера одновременно волнует и пугает. Они были такой огромной частью моей жизни, но у меня нет с ними ни единого общего воспоминания. Это почти как монета, которую я ношу с собой. Они оба со мной, но у каждого своя сторона медали, часть моего мира, которой еще не суждено было встретиться.
Я собираюсь пойти на кухню помыть руки, когда слышу звук, доносящийся снаружи дома.
И это мог быть только один человек.
Ривер вскидывает голову, и наши взгляды встречаются. Его мерзкая ухмылка — это все, что я могу видеть. Он знает, кто там.
Будь она проклята за то, что не послушалась.