Призрак миссис Рочестер

Глава семнадцатая

Всю следующую неделю я вижу Эвана очень редко. Один раз мы столкнулись на короткой прогулке с собаками. Эван выглядел измученным и говорил так, будто его мысли витали где-то еще. А потом мы только перебросились парой фраз перед гаражом, когда он собирался уезжать либо в Лос-Анджелес, на встречу с Диллоном Сарояном, либо в его собственный офис в Лос-Гатосе.

А Лос-Гатос рядом с Сан-Франциско, крутилось в голове.

Там, где живет Лилиана Греко.

Я с маниакальным упрямством продолжала искать статьи о ней. Лилиана Греко была образованна, успешна и безоговорочно прекрасна. Хотя не настолько, как Беатрис. У Лилианы красота была более тяжелой. Как твердая валюта, подумалось мне, золото или серебро. Что-то ценное, что можно продать.

Или мне просто хотелось так думать.

А потом я кое-что заметила: начиная с июня прошлого года на всех фотографиях она была или с высоким воротником, или в шарфе, как тот, что был на ней тем вечером на пляже, – в чем-то прикрывающем уродливый шрам от ожога. До прошлого июня она гордо выставляла напоказ свою лебединую шею, отдавая предпочтение обтягивающим топам с квадратным вырезом или пиджакам с глубоким треугольным вырезом.

Конференция о биткойнах, на которой они с Эваном оба были, состоялась в марте прошлого года, а Беатрис забрали в больницу всего месяц спустя, в конце апреля. Мне не удалось найти ни одной фотографии Лилианы в мае.

А потом в июне она уже была в шарфах и безвкусных свитерах с высоким горлом.

Есть ли здесь связь?

Мне обязательно нужно еще раз взглянуть на тот портрет Модильяни и убедиться, что Лилиана действительно на него похожа – и что разрезы в самом деле напоминают отрывистый почерк Беатрис, которым она царапала что-то на полях книги.

Нужно снова пойти в башню, даже рискуя попасться вездесущим Сандовалам.

Наконец мне представилась такая возможность. Мы с Софией только что закончили урок: она перевела последние главы «Маленького принца» и шмыгала носом.

– Я не знала, что он умирает. В школе мы не дошли до конца.

– Но его тело же исчезло, – подбодрила ее я. – Так что вполне возможно, что он не умер, а вернулся на свой астероид.

Она закатила глаза. Ее мама из Африки так и не вернулась. И, в отличие от меня, ей ни к чему было воображать, что мертвые могут оказаться очень даже живыми.

По внутренней связи раздался голос Отиса:

– Джейн? Можешь подойти, когда закончите?

София тут же вскочила на ноги.

– Ты прекрасно справилась с переводом, София, – похвалила ее я.

Девочка засияла, а потом умчалась вверх по ступенькам.

Собрав свои вещи, я прошла в кухню. Отис точил нож для разделки мяса с мастерством наемного убийцы. На разделочной доске поблескивал влагой свежий лосось, а от запаха из духовки – м-м-м, шоколад! – у меня потекли слюнки.

– Что случилось? – спросила я.

– Эван в Лос-Гатосе, но собирается вернуться вместе с Маликом Андерсоном и другим адвокатом. Так что приходится в последний момент готовить ужин на троих. – Он поднял голову лосося с остекленевшими глазами и вонзил нож за жабрами. – Слушай. Те детективы были здесь сегодня. Ну те, что допрашивали меня раньше.

– И чего они хотели?

– Понятия не имею. Собирались поговорить с Эваном, но его не было. Но почему сейчас? Они с декабря сюда не совались!

– Может, ерунда. Какая-нибудь формальность.

Отис начал нарезать лосося, нож умело скользил в его руках.

– Может, и так. Но что, если они решат допросить меня снова?

– И что тогда?

Отис не отрывал глаз от своей работы.

– Ну… возможно, есть кое-что, о чем я тебе не рассказал.

У меня сердце ушло в пятки.

– Черт, Отис! И что же?

– Меня уже арестовывали раньше.

– Когда? – Я недоверчиво уставилась на него.

Он шлепнул разделанное филе на тарелку и тяжело вздохнул.

– Это было еще в Нью-Йорке, в «Клаун», сразу после твоего ухода. Помнишь ту бейсбольную биту, которую я держал под стойкой?

Еще бы не помнить, бита марки Louisville Slugger, он периодически доставал ее, когда кто-нибудь перебирал.

– Помню, и что же ты сделал?

Ребром ладони Отис поправил очки на переносице.

– Там был один парень, который приставал к девчонке, так что я достал биту, просто пригрозить ему. Но он набросился на меня, здоровенный такой, и я замахнулся на него, но попал по голове. Как тут промахнуться, огромная, как валун. Он упал, и потом… может, я ударил его снова, в плечо, потому что был на взводе, кто-то вызвал копов, и меня арестовали.

– Черт, Отис! И тебя посадили?

– Только на ночь, с тем парнем вроде все в порядке было. Да его танком переехать можно, и ничего не случится. Мне разрешили заявить о признании вины в административном правонарушении, и я получил полгода условно. Но это есть в моем личном деле, и те детективы знают об этом. – Перевернув лосося, он принялся нарезать вторую часть.

– Ну, если они все же решат тебя допросить, в этот раз придется сказать правду. О том, что ты не все время провел в том баре в Сан-Франциско. Все пройдет хорошо, я уверена.

– Ты же сможешь за меня поручиться? Сказать им, что я никогда никому не причинял вреда?

– А это правда?

– Ну конечно! – с негодованием воскликнул он.

– Тогда я, конечно, тебя поддержу, – кивнула я. – Мы семья. Ты же это знаешь.

Пикнул таймер, и Отис, подойдя к духовке, вынул целый противень бискотти и проткнул зубочисткой одно печенье.

– Эвану я тоже не говорил, – добавил он. – Узнай он, тотчас бы меня выставил. Ему нельзя давать повода придраться, как и позволять преступникам работать на себя.

– Отис, ты не преступник. Ты просто ошибся. И тебя же не посадили.

– И все же. – Он начал перекладывать печенья на черный лакированный поднос.

– Слушай, Отис, – помедлив, окликнула его я. – А у Эвана когда-нибудь был портрет кисти Модильяни?

– Модильяни?

– Да, французского художника 1920-х…

– Я знаю, кто это. Почему ты спрашиваешь?

– Просто так. Слышала, что у него был один портрет, вот и все.

И снова этот миг промедления, говорить ли мне всю правду или нет.

– Да, когда-то у него была картина. – Отис отвернулся, вытирая руки о фартук. – Джени, если я тебе кое-что расскажу, обещаешь хранить это в секрете?

– Еще один секрет?

– Это очень важно. Это о том дне, когда утонула Беатрис. Тогда случилось еще кое-что, о чем я копам тоже не рассказал.

Вот черт! Внутренний голос уже просто вопил.

– И что же?

– В то утро Эван попросил меня отвезти кое-что в Сан-Хосе. Сказал, что это нужно держать в строжайшем секрете. И я повез портрет кисти Модильяни. Они с Гектором упаковали его в деревянный ящик и положили в «Лэнд-Крузер», и я отвез его на гигантский склад без окон, за высокими воротами и с кучей охранников. Они забрали ящик, а я вернулся в Сан-Франциско, как и сказал.

– Портрет был весь изрезан? Он выглядел так, словно кто-то кромсал его ножом или чем-то острым?

– Чего? Нет. Картина как картина. Там была девушка с темными волосами, короткой стрижкой и, ну ты знаешь, такой длинной шеей.

– Ты об этом говорил? Когда сказал, что Эван заставляет людей делать то, что им не хочется?

Он пожал плечами.

– Я решил, что это может быть что-то противозаконное, иначе почему надо хранить все в секрете? А потом в тот же день утонула Беатрис. – Он бросил взгляд на часы. – Они приедут к семи часам, а я еще обещал приготовить Софии асаи боул с фруктами. Мне пора пошевеливаться. Клянешься, что не расскажешь Эвану?

– Клянусь.

– Хорошо. Вот, возьми пару печенек, шоколадные с фундуком.

Я подхватила пару бискотти и, перебросив сумку через плечо, вышла. Тяжелый туман уже наползал на дорогу, и молочные завитки сплетались в матовую вуаль. Пикап Гектора с трудом можно было различить на парковке, да и сам он напоминал призрака за рулем.

Второй призрак, Аннунциата, скользил по тропинке, ведущей к офису, и, дойдя до машины, сел рядом. Завелся мотор.

Сегодня они уехали раньше, и у меня мелькнула мысль: еще достаточно светло, можно сбегать в башню. Как раз успею туда и обратно до приезда Эвана с гостями.

Подождав, пока пикап не скроется вдали и не стихнет шум, и дожевав печенье, я, опасаясь растерять решимость, открыла среднюю дверь гаража. Забралась в «Лэнд-Крузер», выехала и направилась вниз по разбитой дороге.

Сердце обосновалось в пятках. Машина подскакивала и тряслась на разбитом асфальте. А что, если я проколю шину? Или ось сломается? Чем дальше я отъезжала от особняка, тем гуще становился туман. И за каждым поворотом я боялась увидеть пикап Гектора. Если он мог появляться из ниоткуда, почему его машина не смогла бы?

Минут через двенадцать показался силуэт башни. Туман придавал ей еще более зловещий вид, точно от здания остались одни руины: половина осыпалась, а другая часть торчала зубцами обвалившихся камней. Я подъехала ближе.

Это не иллюзия! Башня действительно оказалась наполовину разрушена. Похоже, ураганные ветра изрядно постарались.

Выбравшись из машины, я подошла к тому, что прежде было башней. Остов стонал и покачивался на ветру, будто в любой момент мог окончательно рухнуть прямо в пасмурный океан, бушующий в бухте внизу. Тяжелая деревянная дверь еще держалась на петлях и сейчас скрипела, открываясь и закрываясь. У меня появилось ощущение, будто я ребенок и читаю страшилку – то же самое чувство ужаса и восторга одновременно. Я осторожно сделала несколько шагов вперед. Дверь снова скрипнула, и я почти приготовилась увидеть призрачную белую фигуру внутри.

Но там никого и ничего не было. Вся мебель, распятия и святые исчезли. Внутри было пусто, не считая винтовой лестницы, заканчивающейся в воздухе и покачивающейся на ветру.

Изуродованный портрет тоже исчез.

И наконец я заметила небольшую машину у разрушенной стены, с длинным вытянутым ковшом, вгрызшимся в остатки каменной кладки. То есть это не ветер постарался. Башню разрушили специально – но почему? Из-за меня?

Я посветила в дверной проем фонариком в телефоне, проверить, осталось ли что-нибудь в комнате. Один из чертежей Джаспера Маллоя висел, прикрепленный к стене. Башня неожиданно снова издала мучительный стон, и я, бросившись к стене, сорвала с гвоздя листок бумаги и выскочила обратно, к своей машине. Запрыгнув на сиденье, завела мотор – и тут в лобовое стекло влетел камень. Я дернулась от неожиданности: здесь кто-то был. Прятался в густой листве. Кто-то, кто следил за мной. И хотел, чтобы я уехала.

Со всей силой нажав на педаль газа, я помчалась прочь. Вслед за мной из темного леса летел крик – тот жуткий потусторонний крик неизвестной птицы или существа. Меня пробрал леденящий ужас. Назад я не оборачивалась.

До особняка я добралась раньше Эвана и его гостей, поставила машину в гараж, схватила вещи, чертеж и поспешила к себе в коттедж.

Там я снова пододвинула шкаф к стеклянным дверям, а сверху навалила книг, обуви и тарелок, чтобы он был потяжелее.

Налив себе бокал вина из последней бутылки по скидке, я наконец смогла выдохнуть.

Неужели я испугаюсь каких-то руин? Камень, прилетевший в стекло, – просто подхваченный ветром желудь, ничего серьезного. А тот крик – какое-то животное из леса, иногда ночующее и у моего коттеджа. Ничего зловещего или сверхъестественного.

Вместе с рациональными чувствами появилось и разочарование. Мне больше не удастся снова рассмотреть потрет. Отис сказал, что он отвез его в охраняемое место в утро, когда Беатрис утонула, и тогда никаких порезов еще не было.

Получается, это не могла быть Беатрис. Разве что она не утонула. Была жива и пряталась в башне. Она порезала картину потом, когда Эван забрал ее из хранилища.

И она пряталась там все это время?

Я разгладила на столе лист бумаги: весь план поместья Торн Блаффс, с экстерьером, чертежами комнат, потемневший от времени и весь в пятнах плесени. Особняк и гостевой дом удавалось разглядеть с трудом, мой коттедж сохранился получше. Позади него виднелся какой-то странный символ – небольшой круг со спиралью внутри, напоминающий знак ведьм, из тех, что рисовали на амбарах в голландской части Пенсильвании. Так это же тот люк! И ведущая вниз винтовая лестница. Тайный ход Джаспера Маллоя.

Я пригляделась к чертежу башни, настолько заплесневевшему, что едва разобрала границы двух этажей – один из которых так и не был достроен. На нижнем этаже виднелся такой же символ со спиралью, но без круга – винтовая лестница, ведущая в никуда. На этаж, который так и не построили.

Никаких тайных ходов или проходов, никакой комнаты, где могла бы спрятаться Беатрис без опасений быть обнаруженной. А иначе ей просто не удалось бы выжить и пережить зиму в лесу.

Просто невозможно.

Нет, она точно умерла к тому моменту, когда кто-то располосовал портрет. Но если это не Беатрис, то кто?

Я включила музыку. Танцевальная подборка хитов окончательно прогнала страх. Как же мне не хватало кого-то, с кем можно было бы обо всем этом поговорить!

Отис слишком много от меня скрывал. Уэйд с Кейко будут настаивать, чтобы я немедленно уехала. Я подумала об Элле Махмед, но она была не прочь посплетничать и к тому же знала Рика Мак-Адамса и вполне могла обронить что-то при разговоре.

Придется искать ответы самой.