На следующий день Кэрри Хорват сообщила, что все в порядке и мы можем возвращаться в Торн Блаффс. У въезда на частную дорогу осталось всего несколько слонявшихся туда-сюда репортеров. В особняке царил настоящий хаос. Аннунциата с Гектором приехали на несколько часов раньше и спешно пытались вернуть былой порядок.
София должна была уехать в Миннеаполис утром – в аэропорт Сан-Франциско ее отвезет Отис, а на другом конце уже встретит бабушка Харриет. Я надеялась поехать с ними и проводить ее, но сопроводительный талон для прохождения контроля безопасности выдали только один, так что мы попрощаемся в особняке.
Мы с Отисом помогли ей собрать вещи: то она хотела забрать все до последней мелочи, то вообще ничего не брать. Наконец определилась с одним чемоданом и рюкзаком, но настаивала на том, чтобы взять с собой Ниалла.
– Змею – в самолет? – ужаснулся Отис. – Сомневаюсь. Обещаю не делать из него ремешков для наручных часов.
На ужин Отис приготовил вариацию «Ле Глю», но София не оценила:
– Он не такой.
К вечеру мы все уже вымотались и рано пошли спать. Мой коттедж полиция тоже обыскала, так что я попробовала хоть немного прибраться.
Уснуть не получалось. Я ворочалась, крутилась, включала свет и пыталась читать, но не могла сосредоточиться. Потом подняла жалюзи и просто смотрела на темную бухту. Никаких белесых фигур. Никаких потусторонних криков. А я бы не отказалась ни от того, ни от другого – хоть кто-то бы составил компанию.
Отис с Софией уехали около девяти утра, и я махала им, пока «Приус» не скрылся из виду. Все было странным образом похоже на обычный понедельник. Из окна доносился голос Аннунциаты, на испанском раздающей указания приходящим помощникам. На улице тоже слышались разговоры и шум пилы, лай собак, гоняющих белок, и беличье ворчание в ответ.
Только громкий шум кружившего над поместьем репортерского вертолета выбивался из привычных звуков.
Кэрри Хорват позвонила в три тридцать.
– Час назад Эвану предъявили обвинение в побоях с отягчающими обстоятельствами. Залог назначили в триста тысяч, его внесли. Сейчас ему наденут отслеживающий браслет на ногу и отпустят.
– Он скоро вернется?
– Через пару часов. Айзек Дендри его привезет.
Трубку я положила в крайнем волнении. Хотела ли я вообще его видеть? Он признался, что подделал подпись Беатрис и что взял заем под залог картины, заведомо поддельной; и улик, говорящих о жестоком отношении, тоже было достаточно для ордера на обыск.
Нет, я не хотела его видеть. Я не могла.
В двери повернулся ключ: появилась Аннунциата с тележкой, впервые пришедшая открыто убраться. Я попыталась улыбнуться, и в ответ мне досталось тоже что-то похожее на улыбку.
Вместе с ней я принялась за работу. Полиция вытряхнула все из ящиков, шкафов и моего гардероба и разбросала по комнате. Почти час мы складывали все обратно. Закончив, Аннунциата заменила потухшую свечу новой и зажгла, старательно убрав зажигалку обратно на свою тележку рядом с открытой банкой газировки.
«Доктор Браун», черная вишня. Диетическая.
– Аннунциата? – крикнула я.
Она указала на ухо, по которому вился проводок: она надела слуховой аппарат.
– Вы когда-нибудь приносили газировку в башню? – уже тише спросила я.
– Д’а, – ответила она.
– Для Беатрис? Для сеньоры?
Кивок.
– Д’а.
– Я имею в виду, после того, как она утонула? Вы видели ее в башне?
– Снаружи. В кустах.
Меня охватил трепет.
– Так она жива? Ты видела ее живой?
– Фантазма, – ответила Аннунциата. – Она призрак.
Просто призрак. Аннунциата слышала голоса в слуховом приборе и видела призраков в лесу.
– А зачем вы принесли призраку газировку?
– Чтобы она оставалась там и не ходила сюда, – как само собой разумеющееся, ответила женщина и повернулась. Ее косы сегодня были переплетены оранжевыми нитями и покачивались ниже талии, пока она вывозила свою тележку на улицу.
Было почти семь вечера. Интересно, сколько еще осталось ждать? Я не хотела его видеть. И в то же время отчаянно желала этого.
Мне нужно было чем-то себя занять, или я сойду с ума. Тумана не было; вечер стоял ясный, и даже сумерки еще не опустились. Надев кроссовки для бега, я направилась к частной дороге и бежала изо всех сил, спотыкаясь о корни деревьев, упавшую кору, пока наконец, устав, не опустилась на большой камень у дороги, отдохнуть.
Мимо проехал темно-серый внедорожник.
По телу пробежала дрожь. Следующие пятнадцать или двадцать минут я так и просидела на камне. Внедорожник проехал в обратном направлении.
Поднявшись, я пошла обратно к коттеджу, приняла душ, надела чистую футболку с белыми джинсами и вышла на террасу. Садящееся солнце раскрасило небо в розовые, бирюзовые и золотисто-оранжевые цвета, придав огромной зазубренной скале, сложенным рукам Марии Магдалины, блеск и цвет чеканной меди. Какое-то время я наблюдала за небом, постепенно тускнеющим до лавандово-лиловых и свинцовых оттенков. Горизонт потихоньку затянули иссиня-серые облака.
На утесе появилась темная фигура.
Желудок сжался.
Он прошел до края утеса, слегка прихрамывая из-за прикрепленного на лодыжке следящего устройства. Как хромал он тогда, когда упал с мотоцикла – тем вечером, когда я застала его врасплох, появившись из тумана. Будто в другой жизни.
К нему приблизились два силуэта поменьше – фигуры волшебных существ. Неверным шагом он двинулся по дороге, но через несколько минут развернулся обратно к дому, а собаки следом, пока все трое не исчезли из виду.
Практически совсем стемнело. Море раскинулось черным полем с белыми трещинами и вершинами волн, мчавшимися в разные стороны и бросавшимися на утесы в самоубийственном порыве. Я слушала этот грохот и рев и думала о силе ледяного течения, вспоминая охвативший меня ужас, когда оно тащило меня за собой.
Я зашла обратно и закрыла жалюзи. Налила себе и выпила целый стакан воды. Раздался звук сообщения. Нервно взглянув на телефон, я прочитала сообщение:
«Я в зале. Ты придешь?»
Сердце застучало сильнее.
Помедлив несколько мгновений, я написала:
«Да».
Выждав еще несколько минут, собираясь с мыслями, я пошла к особняку и вошла через черный ход. О моем приходе сообщил громогласный хор трех повизгивающих собак. Всей стаей они проводили меня в комнату.
Оттуда лилась музыка, как и в первый мой вечер в Торн Блаффсе. Но сейчас это были загадочные низкие звуки труб без определенной мелодии.
Как и в первый вечер, я замерла на пороге. Помню, как я тогда представляла его сидящим у камина с угрюмым видом и как я ошиблась.
Так и сейчас. Он стоял у бара на колесиках и снимал проволоку с шампанского. Минни с Микки замерли рядом, внимательно наблюдая за каждым его движением. Эван выглядел как бродяга – точно как в тот первый вечер. Небритый, со спутанными темными кудрями, в потрепанной белой футболке и черных джинсах. Так, как мне нравилось больше всего.
– «Вина и музыки просил я – крепче и громче, чем вчера».
Он обернулся. На губах появилась улыбка.
– Можешь взять вино покрепче, если хочешь, но, думаю, ты заметишь, что и шампанское подействует. А что касается музыки – это духовная музыка инков, во всяком случае, современная версия, и это практически единственное, что прямо сейчас не дает мне сойти с ума. – Пробка выскочила из бутылки, такой праздничный звук. Эван наполнил только один из золотых бокалов и передал мне.
– Ты не будешь?
– Я же в тюрьме, помнишь? Никакого алкоголя. Один глоток – и эта штука, к которой я прикован, начнет вопить. Во всяком случае, так они сказали.
– Могу я посмотреть?
– Если хочешь.
Сев на софу, он закатал отворот на джинсах.
Поставив бокал, я присела, разглядывая прибор: объемистое устройство на толстом черном ремешке.
– Выглядит тяжелым.
– Около пяти килограмм. Отдает садомазохизмом, тебе не кажется? Вполне подходит, я и так в рабстве.
Я провела пальцами по черному металлическому предмету. Кожа вокруг ремешка выглядела воспаленной.
– Чертовски болит?
Он снова улыбнулся.
– Нет, не настолько. Немного саднит, и все.
Я поднялась на ноги.
– Как далеко ты можешь выходить?
– Тридцать метров от дома. Если дальше – оно взвоет и уведомит власти. – Он опустил штанину, прикрывая датчик. – И на два часа в день надо подключаться к розетке и заряжать его. Я будто стал чертовым айфоном.
– Мне жаль.
Он только пренебрежительно хмыкнул.
– Пожалуйста, попробуй – это «Крюг» 1998 года, должно быть довольно неплохим.
Я сделала глоток, совершенно не ощущая вкуса.
Поднявшись, он открыл коробку с сигарами на кофейном столике и выбрал одну.
– Ты не против?
– Раньше ты не спрашивал.
– А теперь спрашиваю.
– Нет, не против, – вздохнула я.
Откусив кончик, он зажег ее и затянулся. Потом выпустил клуб ароматного дыма, и… все его оживление испарилось.
– Джейн, я уничтожен, – сказал он. – Я потерял все. Я полный банкрот. Как оказалось, когда тебя обвиняют в убийстве, защита – дело дорогое.
– Обвинение уже звучит по-другому, – заметила я.
– Пока нет. ФБР проводит исследования ДНК в лаборатории, оснащенной по последнему слову техники. Если подтвердится, что кровь моя и Беатрис, обвинение в убийстве будет предъявлено снова. Второй степени, вероятно, но все равно плохо.
– А высока вероятность… – сделав вдох, я продолжила: – Что это подтвердится?
– Да. Высока.
Я сделала еще глоток шампанского, по-прежнему не ощущая вкуса.
– Ты закрыл огромную сделку. Не хватит, чтобы заплатить адвокатам и чтобы еще осталось?
– Это не только судебные издержки. Срок выплат по кредитам подходит очень скоро, и речь идет о миллионах. Потом гражданские иски, – саркастично улыбнулся он. – Ричард Мак-Адамс уже подал иск на шестьдесят миллионов долларов. У нас с Диллоном Сарояном неофициальная договоренность – я продаю ему практически все свои акции в «Дженовэйшн», всего за долю от их финальной стоимости. Но даже это не покроет расходов. – Мрачно взглянув на меня, он продолжил: – Если даже каким-то чудом я не окажусь в тюрьме до конца своих дней, я буду полностью уничтожен.
Я молчала.
– Джейн. Ты обещала остаться со мной, даже если я все потеряю. Ты говорила серьезно?
Я подняла голову.
– Если ты потеряешь деньги, а не…
– Я скажу еще раз. Я не убивал Беатрис и никогда не причинял ей физического вреда. Я клянусь тебе своей жизнью, своей душой!
– Ты был с ней жесток. Это видели.
– Жесток? – Он затянулся сигаретой и выдохнул. – В какие-то моменты она настолько теряла над собой контроль, что мне приходилось применять силу. Ее нужно было остановить до того, как она причинит вред себе или окружающим. Может, это могло быть расценено как жестокость. Может, так и было. Но я не хотел отправлять ее в психушку и не знал, что еще можно сделать.
– Ты подделал ее подпись и взял кредит под фальшивую картину.
– Да. Так и было. Настоящую Беатрис уничтожила.
– Ту, что лежала в башне.
– Да. Послушай, поддельная подпись была только временной мерой, на время закрытия сделки. Я просто получил чуть больше времени, вот и все.
– Это было мошенничество.
– Да. Но кредитор – частная сторона и не будет выдвигать обвинения, если я заплачу ему с процентами, что я и собирался сделать.
– Это все равно преступление. И ложь. Другим людям ты тоже лгал. – Я старалась говорить твердо. – Своей жене. Людям, с которыми ты вел дела. И – рвано вздохнув, я все же продолжила: – И мне.
– Да.
– То, что я сказала тебе на благотворительном вечере, было правдой, так ведь? У тебя была связь с Лилианой Греко. И продолжалась она уже какое-то время. Даже пока еще была жива Беатрис.
– Всего раз, пока была жива Беатрис, – ответил он. – Мы с Лили снова сошлись, только когда она утонула. В январе я перебрался в город на зиму, и мы стали теснее общаться по работе. – Он вызывающе взглянул на меня. – Разве ты можешь осуждать меня? Моя жена была безумна. Иногда безумие переходило в агрессию. А рядом была прекрасная умная женщина, психически здоровая, которая при этом жаждала меня заполучить. И которая могла невероятно помочь мне со сделкой. – Он покачал головой. – Глупый риск, мы оба это знали. Но он лишь придавал адреналина.
– Но в первый раз ты спал с ней именно здесь, так? После того, как вы познакомились на конференции по биткойнам и она приехала взглянуть на Модильяни.
– Да.
– Беатрис об этом узнала?
Он отвернулся. Нервно выдохнул сигаретный дым.
– Я не уверен. Возможно, она видела меня с Лилианой в коттедже. Я думал, мы там в безопасности – туда никто никогда не ходил.
Меня накрыло абсурдным чувством предательства. Это же мой коттедж… Тот, где мы с ним…
– Я не знал, что у Беатрис заначка в том люке с лестницей, – продолжил он. – Она, должно быть, пошла туда и увидела нас. Гектор нашел ее на служебной дороге, она кричала. Он привез ее обратно в Морскую комнату.
Я сделала глубокий вздох.
– И там что-то произошло. Между Беатрис и Лилианой.
– Да. – Его лицо исказила гримаса. – Мы с Лили вернулись в дом. Мне нужно было позвонить, а Лили воспользовалась моментом и отправилась осматривать дом. Потом я услышал ее крик. Сбежал вниз по лестнице… – Эван снова отвернулся. – Беатрис держала ее мертвой хваткой. Она стала… чем-то далеким от человека. Пьющей кровь тварью. Беатрис вонзила зубы Лили в шею, и та упала в обморок.
Та самая история, которую я уже составила из кусочков сама. Не до конца оттертое пятно крови на полу, уродливый шрам.
История, в которую мне так не хотелось верить.
Эван снова посмотрел на меня.
– Я оторвал ее от Лили, но тогда Беатрис набросилась на меня и попыталась вцепиться мне в горло зубами и ногтями. А ее зубы, господи… – Его заметно передернуло. – Они были в крови.
Меня от этих слов тоже бросило в дрожь.
– Она вырвалась и побежала в свою комнату. Заперлась там, но у Аннунциаты был ключ. Мы вошли, а она там резала Модильяни маникюрными ножницами. Мы будто застали убийцу в момент преступления. А я уже договорился на займ в десять миллионов долларов под залог этой картины! Я попытался вырвать у нее ножницы, но она вонзила их в меня и бросилась прочь из комнаты. Я погнался за ней, и это было ошибкой. Она прыгнула вниз с лестницы. – Эван снова мрачно улыбнулся. – Что было дальше, ты знаешь.
– Ты вызвал «скорую». А потом поместил ее в лечебницу.
– Да, в «Дубы».
Собаки завозились, что-то заметив снаружи, и я машинально посмотрела на двери, почти ожидая увидеть там Беатрис. Разъяренную призрачную фигуру.
– Прошлой осенью мы с Лилианой начали работать над этой сделкой. Я знал, что ее тянет ко мне, и я был увлечен ею. Беатрис это подозревала. Поразительно, как она порой улавливала некоторые вещи. А потом, вечером накануне того дня, когда она утонула… – Он замолчал.
– Что случилось?
– Она услышала, как я говорю по телефону с Лили. Это был личный разговор. И Беатрис подожгла книгу. Я побежал в библиотеку, а когда вернулся, она прижимала телефон к уху. Слушала голос Лилианы. Я забрал телефон, выключил. Пытался убедить ее, что это галлюцинация – просто один из ее голосов.
– Это жестоко, – с ужасом взглянув на него, прошептала я.
– Да. Наверное.
– И ты запер ее в спальне. С собаками на страже.
– Мне пришлось. Она была совершенно невменяемой. А вскоре после этого я заставил ее принять клозапин. На следующий день она выглядела нормальной, успокоившейся, так что я попытался проявить внимание – хотел отвезти ее на ужин в честь нашей годовщины. Мы так и не доехали.
– Ты любишь Лилиану? – помолчав, спросила я.
– Нет, – быстро ответил Эван. – И никогда не любил. Я знал, что если проиграю, она в тот же миг бросит меня.
Я уже дрожала.
– А на том вечере… ты спал с ней, когда я ушла?
– Нет. Но собирался.
В сердце будто нож вонзили.
– И что тебе помешало?
– Я понял, что люблю другую.
Я отвернулась, не веря его словам.
– Я понял это очень четко, когда ты ушла. Потом я извинился перед Лили, что не поехал с ней в отель, сказал, что нам надо сосредоточиться на сделке. Она не дура и все поняла. Но не захотела поднимать шума.
Мне нечего было сказать. Я не могла верить ни единому его слову.
– Джейн, она меня подставила. Беатрис. Она это все спланировала. И превосходно все подстроила.
– Что ты имеешь в виду?
– Это она подложила туда те «улики». Позвонила брату, сделав вид, будто в опасности. А потом утопилась, зная, что меня в этом обвинят. Идеальная месть.
– Не верю, что она была на такое способна, – покачала я головой.
– Еще как. Она была невероятно умна, а психоз сделал ее хитрее и коварнее. Они с братом раньше частенько придумывали схемы, как совершить преступление и выйти сухими из воды. Беатрис мне рассказывала. Как они крали украшения и лодки. Или как планировали убить какого-нибудь богатенького дурака и получить деньги. Она знала, как это делается. – Сделав еще затяжку, он потушил сигару. – Джейн, я совершал чудовищные поступки, я признаю. У меня есть огромные недостатки. Но я никогда сознательно не причинял вреда жене. Я бы спас ее, если б мог.
Неуловимая мелодия труб становилась то громче, то тише, вводя меня в состояние, близкое к трансу. Я не могла говорить.
Он подошел ближе.
– Сейчас я рассказал тебе полную правду. Пожалуйста, не оставляй меня. Я тебя умоляю.
Я подняла голову. Мое лицо сказало ему все без слов.
– Ты все-таки уйдешь, верно?
Какая это была душераздирающая мука. Будто я с мясом вырывала из себя все, о чем мечтала.
– Мне придется. Я не могу быть с тем, кому не доверяю.
– Я никогда больше тебе не солгу. Клянусь своей душой, Джейн. Пожалуйста, просто останься до решения суда. Возможно, оно будет положительным. Шанс есть всегда. И тогда я попрошу тебя остаться со мной навсегда.
Мне было просто невыносимо больно. Я не выдержу жизни без него, серой и унылой. Но он лгал не только мне, но и Беатрис. Мошенничал в бизнесе. И так или иначе довел Беатрис до самоубийства.
Даже если б я могла простить это… если б могла жить с этим знанием… все равно оставалось одно чудовищное сомнение.
Действительно ли он пытался спасти ее?
Или ухватился за эту возможность освободиться и держал ее под водой, пока жизнь не покинула ее тело? Или сумел убить ее другим способом?
– Я не могу остаться, – прошептала я.
– Тогда, пожалуйста, останься хотя бы на эту ночь. Я тебя не трону, обещаю – только хочу в последний раз почувствовать тебя рядом с собой. Слышать твое дыхание рядом.
Глаза застилали слезы.
– Нет. Я не могу. Прости.
Эван резко отвернулся, пытаясь совладать с эмоциями, а когда повернулся, на губах его было что-то похожее на улыбку.
– В таком случае позволь попросить тебя о еще меньшем одолжении. Поужинай сегодня со мной. Здесь, сейчас. Позволь приготовить тебе ужин.
У меня вырвался изумленный смешок.
– Ты умеешь готовить?
– До Отиса Фэрфакса мне далеко, но приличный стейк я вполне способен пожарить. – С неожиданным энтузиазмом он схватил бутылку шампанского и протянул мне вторую руку. – Пожалуйста, моя дражайшая Джейн. Согласишься ли ты стать моей гостьей сегодня вечером?
Я знала, что не стоит соглашаться, но уступила. Я взяла его за руку, сразу почувствовав ту покалывающую вспышку, когда его пальцы сомкнулись вокруг моих. Подняв на него почти умоляющий взгляд, я поняла, что не могу удержаться. Я все еще безумно любила его.
Он притянул меня к себе, и я прислонилась к нему, позволив себе растаять в этих объятиях.
Последний раз.