Призрак миссис Рочестер

Глава двадцать пятая

Я писала и звонила Рику множество раз в тот день и на следующий, но он продолжал меня игнорировать. Я перечитала все сообщения за последние два месяца, а также голосовые и почту, но не нашла ничего важного, что могла бы пропустить. Так что же он имел в виду, говоря про старые сообщения?

Я перечитала те, что получила до того, как заблокировала его: после того, как Рика выписали из больницы, и до этого, после моего первого занятия по виньясе, когда я пригрозила вызвать полицию, если он не перестанет меня преследовать. И его ответ: «У меня есть друзья в полиции».

Так, может, он подкупил тех «друзей» и попросил возобновить расследование?

Или он в самом деле нашел какие-то новые доказательства? Что-то, что он передал в полицию?

Стоит ли рассказать об этом Эвану? Нам предстояло лететь в Лос-Анджелес на следующий день, и я не хотела, чтобы поездку что-то испортило, – так сильно я ее ждала. Поэтому я решила: если Рик к вечеру не ответит, покажу Эвану сообщения сразу после мероприятия.

На парковке у особняка я появилась в 12:45, согласно расписанию Халима. Отис как раз выезжал на «Тесле» из гаража. Припарковавшись, он вышел.

– Ты повезешь нас в аэропорт? – спросила я.

– Нет, Эван. – Он смерил меня далеким от дружелюбного взглядом. – Ты уверена, что знаешь, что делаешь?

– Еду с ним на благотворительное мероприятие в Лос-Анджелес. Это деловая встреча, ничего особенного.

– На ночь. А ночь в этом отеле стоит двадцать тысяч.

Я сделала большие глаза.

Отис нарочито сильно бросил мою сумку на сиденье.

– Я знаю, что происходит. Я же не идиот.

– Конечно, нет.

– Так что позволь мне спросить еще раз. Ты знаешь, что делаешь?

– Ладно, Отис, слушай. Все не так сложно. Он мне нравится. И, думаю, ему я тоже нравлюсь.

Отис только фыркнул.

– Ты его даже не знаешь. То есть его настоящего.

– Думаю, что знаю, и довольно неплохо.

– Ты хотя бы представляешь, насколько богатым он станет?

– Да, представляю. И вообще-то мне плевать.

– Может быть. Но неужели ты считаешь, что кто-то может забраться на такую высоту, оставаясь добрым и хорошим?

– Отис, что ты на самом деле пытаешься сказать? Это снова о картине, которую он заставил тебя отвезти? Или ты обвиняешь его в чем-то еще?

– Я просто не хочу, чтобы тебе причинили боль. Как с Джереми – он сделал тебе больно, он был дерьмом и изменил, и ты чувствовала себя отвратительно. Но он ничто по сравнению с Эваном, поверь мне.

– Ты говоришь о нем так, словно он чудовище. Но ты же сам меня сюда позвал, помнишь? – У меня вырвался смешок. – И заверял при этом, что никто мне горло ночью не перережет.

– Я думал, уж тебе-то он никак не смог бы понравиться.

Дверь открылась, выпуская свору собак, а следом – Эвана в тяжелой авиаторской куртке, с перекинутым через плечо портпледом. За ним шла София с его сумкой.

– Просто не позволяй ему играть с тобой, – тихо пробормотал Отис. – Я не шучу.

– Не позволю. И я тоже серьезно.

Они подошли ближе, и я услышала высокий голос Софии, жалующейся, что лечу я, а не она.

– Это нечестно! Почему Джейн летит?

– София, это по работе. Я не могу привести туда своего ребенка.

– Ты обращаешься со мной как с маленькой, но я уже не ребенок! И меня ты никогда не брал с собой в самолет.

Он забрал у нее сумку.

– Я обязательно научу тебя летать. Как только тебе исполнится шестнадцать.

– Это только через три года! Почему ты не можешь покатать меня до того, как я вернусь в ту дурацкую школу?

– Ну хорошо. – Его голос смягчился. – Как только вернусь, обязательно возьму тебя полетать.

– У тебя не будет времени! У тебя никогда его нет. Это нечестно! – Развернувшись, она убежала обратно в дом.

Эван вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Ну и что мне делать?»

Я пошла за ней.

– София, подожди.

Она обернулась.

– Когда это вы двое успели так прилипнуть друг к другу?

Я изумленно посмотрела на нее. Судя по всему, наш секрет мы скрывали непонятно от кого.

– Я просто сопровождаю его на деловую встречу. Мы вернемся завтра, и вы с ним полетаете.

– Не полетаем! Он скажет, что у него куча работы, потому что ему не хочется проводить со мной время!

И София с топотом ворвалась в дом. Я вздохнула. Времени дальше успокаивать ее у меня не было, так что я вернулась к машине. Отис демонстративно иронически распахнул передо мной пассажирскую дверь. Не обращая на него внимания, я забралась внутрь.

– Она в порядке? – спросил Эван.

– Скоро придет в себя. Позвони ей, когда мы доберемся, хорошо?

– Да, позвоню. – Он завел машину и начал выруливать на дорогу.

– Мы что, летим на твоем самолете?

– Ага. – Он весело взглянул на меня. – А ты ожидала частный самолет?

– Не знаю, чего я ожидала. Может, какой-нибудь быстрый чартер.

Он рассмеялся. Телефон в гнезде между нашими сиденьями завибрировал, и я мельком увидела имя звонившего. Делайла. Имя старой немецкой овчарки, чью могилу Рик Мак-Адамс нашел в лесу. Собаки, которую, вероятно, отравила Беатрис.

Не самое обычное имя.

Эван не взял трубку. Телефон снова зазвонил, это был уже другой номер. В этот раз он ответил по беспроводной связи.

Я тем временем проверила собственный телефон, не пришло ли что от Рика, – но нет, ничего.

Мы перестроились в поток машин на автостраде, и Эван убрал телефон и наушник в карман. Где-то через километр он свернул на трассу, ведущую прочь от побережья.

– А куда именно мы едем? – спросила я.

– На частное летное поле, там стоят мои самолеты.

– У тебя их много?

– Сейчас два, «Бичкрафт» и «Муни». Мы полетим на «Муни», он четырехместный, быстрый и удобный. Тебе понравится.

Я немного нервно кивнула. Никогда еще не летала на личных самолетах.

– А ты тоже в шестнадцать научился летать?

– В одиннадцать. Впервые полетел один в двенадцать. В Боливии, в дикой местности. Мои родители по работе жили в самых отдаленных местах – священных, куда обычно не ведут дороги, только тропы для мулов и лам. Уметь водить самолет было жизненно необходимо, и для меня это казалось естественным – как ездить на велосипеде для других ребят.

Он впервые за все время упомянул своих родителей и детство.

– Звучит как хороший способ повзрослеть, – заметила я.

– Так и было. Очень хороший способ.

– А реактивным самолетом ты управлять можешь? – помолчав, спросила я.

– Теоретически да. Но лицензии у меня нет. Я собирался поступить в военно-авиационное училище ВВС после колледжа, но они отозвали свое согласие. Сказали, что я стал слишком нестабильным.

– Это правда?

– Я только что убил родителей. Ты как думаешь?

Меня пробрала ледяная дрожь.

– Ты серьезно?

– Да. Я знал, что в их самолете была неисправность. И не сказал им.

– Почему?

– Без веской причины. – Эван свернул на узкую двухполосную дорогу, вдоль которой тянулись пыльные кустарники. – Я летал на нем накануне. Легкий двухместный самолет, «Пайпер Супер Каб», вездеход повышенной прочности. Мое сиденье скользнуло назад во время полета, совсем чуть-чуть, но на долю секунды я потерял контроль над управлением. В тот вечер я не спал допоздна, напился, а утром с похмелья просто не мог подняться. Они улетели на раскопки без меня. И не вернулись.

– Это все? Скользнувшее назад кресло?

– Если потерять контроль даже на долю секунды, можно войти в пике. Мои родители были отличными пилотами, но отцу уже было семьдесят два, а маме пятьдесят девять. У них уже не было реакции двадцатилетнего.

– Но ты не можешь знать наверняка, что именно это произошло.

– Не могу, – неожиданно ровным, лишенным эмоций голосом подтвердил он.

«Они исчезли. А он получил деньги. Знакомо?» – повторил в голове голос Рика Мак-Адамса.

Мы подъехали к воротам в заборе из рабицы, у которого стоял знак: «Авиация Альта Виста». Невысокая башня, с десяток алюминиевых ангаров, а перед одним – белый с сине-зелеными полосами самолет, ухоженный, поблескивающий. Эван подъехал к нему, и мы вышли.

Паренек с длинными волосами подошел к нам с доской-планшетом, и они с Эваном обошли самолет вокруг, проводя осмотр и проверку. Потом Эван помог мне забраться и пристегнул ремни безопасности. Сам забрался на место пилота, пристегнулся, передал мне наушники и проверил приборы.

Неожиданно в наушниках раздался его голос:

– Над холмами немного потрясет, но, как только выйдем из турбулентности, дальше нас ждет спокойный полет.

Мотор зарычал, начал крутиться винт, и самолет вырулил на полосу, разрезая воздух. Нос поднялся, и мы оторвались от земли. Самолет потряхивало и болтало, крылья дергались туда-сюда с каждым порывом ветра, и я изо всех сил вцепилась в края сиденья.

Но потом мы перелетели за хребет и заскользили над ослепительно-бирюзовым, отливающим серебром океаном, и я ослабила хватку.

– Это просто невероятно, – выдохнула я.

Лицо Эвана сияло, как у мальчишки.

– С этим ничто не сравнится. Если б я мог жить в воздухе, я бы так и делал.

– Ты, наверное, был в прошлой жизни птицей. Ястребом или орлом.

– Скорее стервятником.

– Нет, не стервятником. Они летают слишком низко над землей.

Он рассмеялся и поднял нос самолета вверх, и мы поднялись выше, чем летают орлы. Я почувствовала, как исчезают все мои подозрения и вопросы остаются там, внизу, на земле. Показывая то на одну, то на другую часть неровной береговой линии, Эван объяснял, где синклинальные складки земной коры, где остались следы разрушившихся вулканов, а где проходят линии разлома при землетрясении.

– Очень впечатляющий урок природоведения, – оценила я. – Жаль, что Софии нет.

– Ее ждет такой же урок, когда я возьму ее с собой.

Очень быстро мы начали снижаться над пригородами Лос-Анджелеса. Связавшись с авиадиспетчерской службой, Эван получил разрешение сесть в аэропорту СантаМоники. Самолет приземлился с глухим толчком и, немного проехав по полосе, остановился.

Мы устроились в поджидавшем нас черном «Шевроле Субурбан». Яркий свет Лос-Анджелеса, разноцветный, точно леденцы, так отличался от затянутого туманами Биг-Сура. До отеля, многоуровневого здания на океанском побережье, мы доехали быстро. Эван зарегистрировал нас и передал мне электронный ключ.

– Разные номера? – уточнила я.

– И, боюсь, разные этажи. Увидимся в лобби через два часа, – рассеянно ответил он, уже погрузившись в бесконечно поступающие звонки и сообщения.

Мой номер оказался на третьем этаже: небольшой, красиво обставленный люкс, больше в стиле Хэмптон[13], чем природный дизайн в духе западного побережья. Вид на белый, точно сахарный, пляж, полоску океана и прибрежную дорожку.

Выйдя на балкон, я какое-то время наблюдала за гуляющими, велосипедистами и отчаянными скейтбордистами. И позволила себе замечтаться: как мы пропустим благотворительный вечер и пойдем гулять на набережную. Будем глазеть на бодибилдеров, покупать дурацкие шляпы, есть картофель фри в спиральках и пончики, а потом поедем кататься на колесе обозрения на причале.

Колесо обозрения и пончики против сделки стоимостью в сотни миллионов долларов. Что за глупая фантазия.

Я вернулась в номер. На подготовку у меня оставалось меньше двух часов.

Позволив себе роскошь полежать в просторном джакузи, я вымыла волосы шампунем с запахом альпийских цветов. Стилист Эллы, Джамайка, не обрила меня наголо, только подстригла так, что волосы спадали на плечи густыми волнами, и покрасила тонкие прядки в золотистый и светло-бежевый тона, подчеркивающие мой натуральный светло-каштановый цвет.

К макияжу я подошла более ответственно: вспомнив техники, которым научилась у стилистов «Темной Карлотты», я смешала хайлайтер, тени и румяна, чтобы подчеркнуть скулы и выгодно оттенить широко расставленные глаза. Очертив контур губ, я нанесла помаду насыщенного кораллового оттенка.

Оценив получившийся результат, я стерла примерно четверть.

Вытащив из чехла платье напрокат, я встряхнула розово-золотистый шелк. Нежный кружевной узор, глубокий треугольный вырез, облегающий корсет и юбка, колоколом расширяющаяся до середины икры. Оно пришло два дня назад, и я примерила его перед потемневшим старым зеркалом над заложенным камином. Зеркало улыбнулось.

Но, как и любой оракул, оно оказалось своенравным, и когда я сделала пару шагов назад, то показало лишь карикатуру. Вырез был слишком глубоким, золотисто-розовый цвет чересчур кричащим, а всего лишь достаточно привлекательная девушка отчаянно хотела нравиться.

– Ну и черт с тобой, – пробормотала я потемневшему зеркалу. Стянув платье и упрятав его обратно в чехол, второй раз я его достала только сейчас.

Аккуратно надев наряд через голову, я разгладила юбку и поправила глубокий вырез корсета. Извернувшись, застегнула потайную молнию на спине. В люксе стояло зеркало в полный рост, но я пока в него не смотрела. Еще рано.

Сначала я надела босоножки цвета темного золота на восьмисантиметровых каблуках, в уши вдела бриллиантовые серьги-гвоздики, а на шее защелкнула аметистовое колье, которое мама подарила мне на шестнадцатилетие. От него мои глаза казались фиалковыми, говорила она. Как у Элизабет Тейлор.

Только потом я повернулась к своему отражению.

Платье было одновременно сексуальным и скромным, идеальное сочетание. Золотисто-розовый цвет подчеркивал румянец на щеках и светлые прядки в волосах. Возможно, глаза тоже стали чуть-чуть фиалковыми.

Я порозовела от удовольствия: девушка в зеркале выглядела не просто достаточно привлекательной. Она выглядела почти красавицей.

Сделав селфи, я отправила его Софии, и она тут же ответила:

Но я все же уточнила:

От нее тут же пришел ответ:

На ее грубую прямоту в этих вопросах можно было положиться. Я улыбнулась от удовольствия. Может, я в самом деле выглядела потрясно.

В шесть часов, как было велено, я спустилась в лобби, где вовсю кипела жизнь. На ресепшене регистрировалась семья, судя по внешности, из Скандинавии. Рядом – звезда хип-хопа со своими музыкантами. Стайка подружек невесты в нежно-голубых платьях. А потом я увидела Эвана. Он стоял наискось от ресепшена и хмуро глядел в телефон, невероятно элегантный в черном смокинге. Борода идеально подстрижена, буйные кудри уложены послушными волнами, и только пара завитков спадает на глаза.

Эван поднял голову и увидел меня. Он машинально шагнул навстречу, будто ему не терпелось получить свой приз. Получить меня в качестве приза.

От нахлынувшего счастья и восторга закружилась голова, и показалось, будто я вот-вот взлечу.

Эван быстро подошел ко мне, окинув жадным взглядом.

– Выглядишь… очень мило, – сказал он.

– Ты тоже, – рассмеялась я. – Очень цивилизованным.

– Да? Надо это исправить. – Дернув за галстук-бабочку, он убрал его в карман. – Терпеть не могу, когда на шее что-то есть. В прошлой жизни меня, должно быть, повесили.

Черная тень вдруг мелькнула перед глазами, что-то вроде предзнаменования.

Но тут он наклонился и мягко поцеловал меня в губы, и наваждение рассеялось, уступив место еще одной вспышке головокружительного счастья. Он предложил мне руку, и, пройдя мимо музыкальной группы и пищащих подружек невесты, мы вышли на бульвар Пико, к уже ждущему нас черному внедорожнику.

Скоростная автострада 405 привела нас на бульвар Сансет, а потом мы свернули на восток, к вычурным воротам района Бель-Эйр. Немного проехав по дороге до поста охраны, водитель встал в конец извивающейся вереницы уже прибывших машин. Наконец нас пропустили, и мы поехали по обсаженной пальмами дороге к гигантскому современному замку.

– Как по-твоему, достаточно большой домик? – с усмешкой спросил Эван.

– Может, еще одно крыло было бы кстати. Немного недотягивает до Лувра.

– Предложу Диллону. – К машине уже подбежали симпатичные стюарды и открыли двери. – Мне нужно будет встретиться и поговорить со множеством людей. Надеюсь, ты не будешь чувствовать себя одиноко.

– Не буду. Я уже бывала на подобных мероприятиях и могу о себе позаботиться.

– Готов поспорить, так и есть.

Мы вошли в анфиладу просторных залов, в каждом из которых из мебели встречались лишь островки кресел, столиков и кушеток нейтральных тонов, подчеркнутые одной или двумя картинами современных художников на стенах. Во сколько же обошлось все это, подумалось мне, – добиться подобной пустоты в настолько дорогой недвижимости?

Необычайно высокая девушка в золотом платье провела нас в салон. Одна стена была целиком отведена выходам на террасы. Туда и обратно с шелестом сновал поток смокингов и платьев всех цветов, точно россыпь драгоценных камней. Вид на Лос-Анджелес тянулся за окном на километры.

– Готова? – спросил Эван.

– Готова.

Мы влились в поток. Следующий час прошел как в водовороте: новые, тут же забытые имена, рукопожатия, твердые и слабые, как дохлые рыбы. Бокалы с шампанским, подносы изысканных закусок, которые разносили лавирующие в толпе официанты. Эван представил меня хозяину дома, Диллону Сарояну – круглолицему седовласому красавцу с молоденькой женой лет двадцати с небольшим, гордо демонстрирующей округлившийся животик под обтягивающим алым платьем. А потом еще больше людей, имен и рукопожатий.

Я держалась настороже, готовясь увидеть одно конкретное лицо: милый овал с короткой стрижкой темных волос. Ее здесь нет, вдруг подумалось мне, – глупо, но я почувствовала облегчение. Неожиданно на террасе ниже загремел кубинский оркестр, от энергичных ритмов ноги сами постукивали в такт.

– Готова спорить, ты не танцуешь, – лукаво улыбнулась я Эвану.

– Тогда ты проиграла. Не забывай, я провел юность в Латинской Америке. – Забрав у меня бокал шампанского и вернув его на поднос проходившего мимо официанта, Эван вывел меня на танцпол перед оркестром.

Он держал меня легко, едва касаясь, то кружил, то притягивал обратно к себе, а то и уводил в слишком глубокий наклон. Я хохотала от души, потеряв голову от счастья.

Музыка стала медленнее, Эван притянул меня к себе и уверенно повел сложным шагом, положив руку мне на обнаженную спину. Я опустила голову ему на плечо, представляя, как позже, когда все это закончится, я приду к нему в номер или он придет ко мне, и мы займемся любовью, медленно и чувственно. От этих мыслей меня переполняло желание, которое я едва могла сдержать.

Сейчас мы ничего ни от кого не скрывали. Никому из тех, кто нас видел, и в голову бы не пришло сомневаться в характере наших отношений.

Музыка закончилась на эффектной ноте.

– Я бы сейчас с удовольствием выпил чего-то нормального, – заметил Эван.

– Я тоже, – согласилась я. – Очень сухой мартини c лимоном, не взболтанный, а смешанный.

– Ты читаешь мои мысли.

Мы направились обратно, к длинной барной стойке в главном зале. Эвана тут же перехватили – лица, лица, протянутые руки.

– Я сама принесу, – одними губами произнесла я и пошла дальше.

Ну и толпа. Я десять минут пробиралась к бармену и наконец втиснулась рядом с краснощеким мужчиной в явно слишком узком для него смокинге. Он был уже сильно пьян и сейчас отчитывал барменшу, которая выглядела как настоящая актриса, просто нашедшая подработку.

– Чертовски старомодно, детка, – невнятно погрозил ей мужчина. – Это же не ракету построить, всего-то коктейль смешать. – Он со стуком поставил бокал на стойку. – По вкусу как чертов «Севен-ап».

– Я использовала стандартный рецепт, сэр. – Судя по голосу, девушка еле держалась. – Хотите, чтобы я приготовила его по-другому?

– Да, приготовь гребаный коктейль правильно.

– Вместо сиропа лучше положить кубик сахара, будет не так приторно, – посоветовала я девушке. Она взглянула на пьяного гостя, но тот только махнул рукой, мол, как хочешь, и переключил внимание на меня.

– Я видел, как ты танцевала с Эваном Рочестером.

Я никак не отреагировала.

– Хочешь совет? Не сближайся с ним особо. Ты думаешь, что Сароян у него с ладони ест? Не рассчитывай. Знаешь поговорку: «Играй роль, пока роль не станет тобой»? Так вот, Рочестер играл роль слишком долго.

– Откуда вам знать? – холодно отозвалась я.

– Тут, в долине, это всем известно. – Мужчина постучал себя пальцем по лбу. – Все знают, что он мошенник. И к тому же убийца жены, но кому до этого есть дело, да?

Барменша поставила перед мужчиной новый коктейль.

– Надеюсь, этот вам понравится больше.

– Без разницы. – Мужчина подхватил бокал и, пошатываясь, отошел.

– Придурок, – пробормотала девушка.

Я сочувственно кивнула.

– Я раньше тоже работала в баре, знаю таких типов. Отвратительные пьяницы.

Мой заказ, два мартини экстра-драй с лимоном, не взболтанные, а перемешанные, она приготовила профессионально, и я осторожно двинулась обратно сквозь толпу, стараясь не расплескать напитки.

Эвана я заметила там же, где мы и расстались, рядом с выходом на террасу. Он сосредоточенно разговаривал с кем-то, кого мне не было видно, и наклонялся к этому человеку. Только обогнув небольшую группу людей, я увидела его собеседника.

Собеседницу.

Я так и застыла на месте. Даже несмотря на то, что она стояла ко мне спиной, я стопроцентно могла сказать, что это Лилиана Греко. Я видела, как она смеется, откинув голову назад, а потом, схватив Эвана за воротник рубашки, игриво пытается соединить два уголка, явно дразня его за отсутствие галстука-бабочки, а Эван наклоняется еще чуть ближе. Меня будто ударили в живот.

Этот жест был настолько личным, что казался непристойным.

Будто они занимались любовью у меня на глазах.

Одетая в платье, я выхожу из спальни на террасу рядом с джакузи. Не могу думать. Море уходит, хныча, оно не хочет умирать, не хочет уходить. Солнце садится, поднявшийся ветер раздувает мне волосы – и сдувает туман с мыслей. Теперь я вся дрожу, но не от стона прибоя или холода.

Я дрожу, потому что вспомнила прошлую ночь – и то, что услышала по телефону своего тюремщика.

Да, я помню. Он был в зале, думал, я наверху, сплю под действием сильного яда. Но вчера я не проглотила его, как и сегодня. Так что я не спала, а кралась, тихонько, как кошка.

И услышала, как он говорит по телефону. Таким мягким, чувственным голосом. Так, как он однажды говорил на острове Барбадос со мной.

Я подкралась ближе к комнате, замерла и прислушалась изо всех сил.

– Да, да. Обещаю, – прошептал он. – Да. Завтра вечером.

С кем он говорил таким голосом, в котором слышался секс? Мне нестерпимо хотелось знать.

И я придумала, как отвлечь его от телефона, – или, может, мне подсказала Мария. Я пошла на кухню, а затем в большую кладовую с кучей коробок и банок, нашла ту, где хранились зажигалки, и взяла одну. Вернувшись через кухню, прошла в библиотеку, по другую сторону лестницы от зала.

Одну из книг я как-то оставила на пианино: она называлась «Экспонаты музея Дуомо». Открыв ее, я листала страницы, пока не нашла нужную, с Марией Магдалиной, поднявшей руки в молитвенном жесте.

Щелкнув зажигалкой, я подожгла Марию: пламя охватило ее, а потом она заставила всю книгу танцевать в языках пламени.

Сигнализация зазвенела очень громко. Я выбежала из библиотеки, как раз когда сверху полилась вода из пожарных разбрызгивателей, заливая книги и черное пианино, скользнула в находившуюся рядом уборную и закрыла за собой дверь.

По всему дому разносился собачий лай, сразу послышался топот бегущих ног – шаги моего тюремщика. Он пробежал мимо меня и ворвался в библиотеку, туда, где надрывалась сигнализация.

Мой тюремщик постоянно говорит об опасности пожара. Говорит, опаснее ничего нет, поэтому в каждой комнате у него по огнетушителю. Я знала, что он схватит его, позабыв про телефон, и прибежит. Быстро, как кошка, я выскочила из своего укрытия и помчалась в зал.

Да, там лежал его телефон, на диване. Он звонил.

Подняв его, я посмотрела на экран.

«Делайла», сообщал телефон.

Имя старой собаки.

Все мужчины одинаковы. Они думают, будто очень скрытные, будто могут замаскировать правду, но от меня им ничего не утаить. Я знаю все уловки.

Телефон умолк, и я нажала на кнопку «перезвонить».

А потом я услышала ее голос. Тот самый голос, паутиновый, опасный.

– Так вот ты где. А я как раз записывала сообщение. – Паутинный голос раздавался из его телефона. Я замерла и внимательно слушала. – Я серьезно, дорогой, ты должен немедленно избавиться от этого существа, тогда мы сможем видеться у тебя дома. Спать в твоей постели, не опасаясь, что на нас набросится монстр.

Я тяжело дышала и ничего не говорила.

– Эван? – Паутина тянулась из самой трубки. – Ты там?

Потом телефон вырвали у меня из рук. Мой тюремщик. Он нажал на кнопку и сбросил звонок, а потом уставился на меня черными, пылающими ненавистью глазами.

– Ты должна была спать, – сказал он мне.

– Лили, – ответила я. – Я слышала ее голос.

– Ты постоянно слышишь голоса в голове. Это только твое воображение. Они не настоящие.

А потом в комнату вошел парень в золотистых очках с огнетушителем в руках.

– Боже, Эв, она что, устроила пожар?

– Моя жена не в своем уме. Помоги отвести ее в спальню.

Запястье сжали пальцы, крепко, точно питон – свою добычу. Он хотел давить сильнее и сильнее, пока моя рука не сломается пополам, – я чувствовала это.

Он хотел избавиться от меня.

«Да, да, я обещаю» – вот что он сказал девчонке Лили по телефону. «Завтра».

Теперь я хожу по террасе быстрее, вспоминая все события прошлой ночи.

Он скоро придет с ядом, – шипит Мария. – Тебе нужно выполнить план до того, как он придет избавиться от тебя.

Какой план? Я не могу думать.

Включи мозги, Би Джи! – громко и резко требует Рикки. – Следующая часть плана. Спрятав доказательства, ты мне позвонишь и оставишь сообщение.

Да. Надо позвонить Рикки. Они забрали у меня телефон и заперли все остальные телефоны в доме. Кроме одного.

Они думают, я не знаю, что он еще работает.