Призрак миссис Рочестер

Глава двадцать четвертая

Как там говорят, тайный секс ощущается острее?

Этот тихий стук в дверь поздно вечером, от которого сердце билось как сумасшедшее и каждая клеточка тела вспыхивала огнем. Восхитительные мгновения, когда можно было касаться, исследовать, изучать каждый миллиметр тел друг друга, а потом устраивать поздний ужин прямо в постели, кроша на простыни фисташки и круассаны, болтать и смеяться до изнеможения, а потом засыпать, обнявшись. А на рассвете снова заниматься любовью, не обращая внимания на прилипающие к разгоряченной коже крошки.

Эта нервная дрожь, трепет возбуждения, когда я наблюдала за ним тайком, оказавшись на людях, вспоминая о наших переплетенных телах, и видела в его глазах, часто встречающихся с моими, и в улыбке отражение тех же мыслей.

Но бóльшая часть меня восставала против секретности. Мне хотелось кричать о нас с вершины утесов.

Хватать случайных прохожих и рассказывать, насколько нелепо, головокружительно живой я себя чувствовала.

И мне ужасно не нравилось, что нужно скрываться от Отиса и Софии.

На дворе стоял август, самое начало. Тумана стало меньше, дни стали жарче и ярче. Занятия по теннису у Софии закончились, и она перестала оставаться на ночевку в доме Пейтон – та, наверное, воспринимала ее как удобную компанию, чтобы было не скучно после уроков.

Я попыталась разговорить Софию, но она только сказала, что Пейтон «занята».

– Ты переживаешь?

София дернула плечом.

– Все нормально. Мне наплевать.

Алгебру она сдала на отлично, в чем я не сомневалась. В награду Эван взял ее с собой прокатиться на мотоцикле и поесть пиццу, поэтому весь следующий день София ходила повеселевшей.

Но следующим утром на урок она пришла надутой и только пробормотала: «Je m’emmerde» – «Меня все достало». От меня подхватила.

Эван стал проводить почти все время в Силиконовой долине. Я выводила Пилота на прогулку в одиночестве, и рано заходившее солнце пронизывало лес широкими лучами, точно на детском рисунке. Минни по-прежнему ночевала со мной. Иногда она поднималась, низко рыча, но потом быстро успокаивалась и ложилась обратно.

А я, проснувшись, часами не могла уснуть, крутя в голове ответы Эвана на мои вопросы. Такие простые, логичные. Иногда я приходила к выводу, что он говорил правду и у Беатрис были суицидальные наклонности. Все легко и ясно, все складывалось.

А следующей ночью снова видела пропавшие кусочки мозаики, которые, если их найти, покажут другой результат – тот, от которого меня пробирала дрожь.

Близился конец лета. Что же будет дальше?

4 августа я получила сообщение от Халима, стажера в офисе Эвана в Лос-Гатосе. Расписание поездки на мероприятие «Докторов без границ» в Лос-Анджелесе:

Тем же вечером я спросила Эвана по телефону:

– Ты все еще хочешь, чтобы я поехала на это мероприятие?

– Очень рассчитываю на это.

– А как же держать все в тайне?

– Это не проблема. Ты сопровождаешь меня на скучное деловое мероприятие. Мы будем вести себя профессионально.

– Но я же так и не дала ответ, – напомнила я.

– Верно. Я все еще жду твоего решения. Да или нет?

– Да, – ответила я. – Мне бы очень хотелось поехать с тобой.

– Хорошо. Потому что мне бы очень не хотелось ехать без тебя.

Ехать в бриджах или голой я не собиралась, но на поиски платья у меня оставалось всего несколько дней. В итоге я попросила Софию помочь мне с выбором дизайнерского наряда в сервисе аренды платьев Rent the Runaway.

– Только ничего черного, – попросила я.

– Да, это не твой цвет, – слишком охотно согласилась она и выбрала очаровательное розовое платье. К нему у меня была пара модных босоножек, которые я купила в Нью-Йорке, а в качестве накидки нашла длинный шарф и еще одолжила у Эллы Махмед расшитый бисером клатч цвета слоновой кости. Она принесла мне его в кафе, где мы встретились, устроившись под оливами в саду, потягивая тоники с земляникой и киви.

– А можешь посоветовать парикмахера-стилиста? – попросила я. – Кого-нибудь, кто может сделать классическую прическу.

– В смысле, ты не хочешь, чтобы тебя обрили как меня? – широко улыбнулась она.

– Мне бы хотелось ирокез, но не уверена, что смогу с ним справиться.

– Ха, нет, у тебя свой стиль, и он тебе идет. Мой стилист просто чудо, можешь доверить ей что угодно. Ее зовут Джамайка. У нее все расписано, но, думаю, тебе местечко найдем. – Тут она неожиданно взглянула мне за плечо. – О, смотри, там Рик Мак-Адамс.

Я обернулась. Он только что вышел из кафе в сад в модном кремовом блейзере, белоснежных брюках без единого пятнышка и соломенной шляпе, надвинутой на затылок и открывавшей широкий марлевый бинт. Направился он прямиком к нашему столику.

Рик знал, что я буду здесь, подумалось мне. По-прежнему преследует меня.

– Элла, как чудесно тебя встретить. – Он чопорно поцеловал ее в щеку. – И, Джейн, всегда рад. – Рик наклонился, чтобы одарить меня таким же поцелуем, но я отшатнулась, и поцелуй достался воздуху. – Вы не против, если я присоединюсь к вам, дамы?

– Пожалуйста, – пригласила Элла.

Он подвинул себе стул от соседнего стола.

– Что с тобой произошло? – бросив взгляд на его голову, спросила Элла.

– На меня напали, хотели ограбить. – Рик легко коснулся бинта, будто даже малейшее давление причинило бы ему невыносимую боль. – Рана была очень серьезной. Прошел почти месяц, а болит так же сильно.

– О господи! – вскрикнула Элла. – Это случилось где-то рядом?

– Вообще-то да. Довольно рядом, – покосившись на меня, ответил он.

– А я-то думала, у нас грабежей не бывает, – заметила Элла. – Как это произошло? Ночью?

– Да, ночью. Сзади на меня напал агрессивный мужчина. Вырубил меня каким-то тяжелым предметом.

– О господи! – снова воскликнула она. – Он тебя ограбил?

– Определенно ограбил. Забрал все, что у меня было.

– И что же сказала полиция? Есть шансы его поймать?

– Вообще-то да. – Теперь Рик торжествующе смотрел на меня. – В полиции сказали, его точно поймают, и очень скоро. Но, Элла, разве Джейн тебе об этом не рассказывала?

– А ты знала? – удивленно обернулась она ко мне.

– Знала. На самом деле она стала моей сестрой милосердия сразу после происшествия, – сообщил Рик.

– Я подвезла его до больницы, – быстро вставила я, а потом добавила: – Прошло несколько недель, странно, что тебе еще нужен бинт.

– Рана была очень серьезной. Элла, представляешь, Джейн приехала ко мне сразу, как я позвонил, посреди ночи. Ты бы видела, сколько было крови. Я думал, что умру. Но Джейн сжалилась надо мной и отвезла в Монтерей, даже зашла со мной в приемный покой.

– Только чтобы отдать ключи.

– Но это было так великодушно. И я помню, как лежал там, глядя на огонек камеры слежения, и думал: замечательно, что этот момент запишут – я истекаю кровью, а Джейн, моя сестра милосердия, рядом.

Я тоже вспомнила, как он указал на камеру, и снова задумалась, что он имел в виду.

– Рада видеть, что ты в порядке, – сказала я. – И в результате никакого непоправимого вреда.

– Нет, мне никакого непоправимого вреда не нанесли. – Его симпатичные губы растянулись в усмешке. – Жаль, что не могу сказать того же обо всех участниках конфликта.

Элла переводила взгляд с меня на него.

– Надеюсь, они поймают преступника. Ужасно думать, что он еще на свободе.

– О, уже скоро, не сомневайтесь. – Рик дернул головой по своей марионеточной привычке. – Что ж, девушки, оставляю вас болтать за кофе. Элла, выглядишь потрясающе, как и всегда. Джейн… мои чувства не передать словами. – Он поднялся, улыбнувшись, – жалкое подобие мальчишеского очарования, от которого у меня бежали неприятные мурашки по коже – и ушел.

– Так вот кто это! – с нетерпеливым блеском в глазах наклонилась ко мне Элла. – Я знала, что у тебя кто-то появился! Так это Ричард Мак-Адамс!

– Господи, нет!

– Тебя раскрыли, зайка! Надо же, ты и Рикки!

– Ничего у меня с ним нет. Мне даже в голову бы не пришло! Я вообще считаю его отталкивающим, серьезно.

– Ой, да брось! Он же явно приехал сюда, только чтобы увидеться с тобой. И он не отталкивающий. Может, немного ветреный, но просто красавец. Ты знаешь, Рик ведь очень похож на свою сестру.

Я категорически замотала головой.

– Элла, я говорю серьезно. У меня нет никаких отношений с этим человеком. Он лжец и мошенник, и я бы ни за что не согласилась иметь с ним никаких дел.

Она нахмурилась.

– Так в чем же тогда дело? Что за история с сестрой милосердия?

– Он упал, разбил голову и по какой-то непонятной причине позвонил мне. А теперь нагнетает драму, говорит, что на него напал грабитель.

– Ладно, неважно. Тебя не интересует красивый, очаровательный мужчина, который из всех людей в городе позвонил именно тебе, чтобы ты ночью отвезла его в больницу.

– Может, только я отвечаю на его звонки. Он сказал, что умирает, я не могла отказаться.

– И ты не считаешь, что его действительно пытались ограбить?

– Нет. Он пытается вызвать жалость к себе. На самом деле он настоящий псих, – ответила я и остановилась. – Прости, знаю, он твой друг.

– Да нет, просто знакомый. Мы редко видимся. В прошлый раз встретились где-то месяц назад, когда он пришел в галерею. А, кстати, занятно, но он интересовался той вазой Грейсона Перри, которую Беатрис Рочестер «случайно» разбила. – Она многозначительно посмотрела на меня. – Той, которой и ты интересовалась.

– Ты рассказывала ему ту историю?

– Не помню. Хотя я многим рассказывала, так что он легко мог узнать. Сказал, что у него клиент собирает работы Перри и его могла бы заинтересовать эта ваза. Хотел узнать цену. Я сказала, что не могу назвать точно, потому что вазу восстанавливали. И объяснила, что технически она принадлежит Эвану Рочестеру.

– Думаешь, у него правда был такой клиент?

– Да нет. Скорее всего, заняться было нечем. Люди так делают – приходят без записи или даже по записи и строят из себя транжир. – Элла задумчиво почесала нос. – Кстати, теперь припоминаю, что где-то неделю спустя заглянула парочка копов. Они хотели услышать историю о Беатрис и сфотографировали вазу Перри.

– Это их Рик наверняка послал.

– Может, но необязательно. По городу поползли слухи, что полиция намерена вновь открыть дело Беатрис. Нескольких моих друзей уже допросили. Ты же знаешь Терри, с йоги? Вот ее. Еще Пэм.

Эти всегда были готовы поделиться историями о Рочестерах, правдивыми или нет – неважно.

– Кстати, – заметила Элла, – в четверг вечером джазовый концерт на свежем воздухе, в парке за городом, я иду – то есть мы с моей подругой с козами и парочкой приятелей.

– Так все складывается удачно? – улыбнулась я.

– Пока неплохо. Не хочешь с нами?

– С удовольствием, но меня не будет в городе. Лечу в Лос-Анджелес на пару дней, на благотворительное мероприятие. – Совсем убрать воодушевление из голоса не удалось.

– Ага. Так вот зачем тебе стрижка. И где же ты остановишься?

– В отеле в Санта-Монике, называется Shutters on the Beach.

Она подняла брови:

– Шикарно! Ты же летишь не одна?

– Нет, не одна, – поколебавшись, призналась я.

– Но не с Риком Мак-Адамсом.

– Нет.

Теперь в ее глазах появилась искорка понимания. Она уже собиралась что-то сказать, но закрыла рот.

– Ладно. Поболтаем, когда вернешься.

Я посидела в кафе еще какое-то время после ее ухода и отправила Рику эсэмэс:

Он тут же ответил:

Желудок сжался.

Тишина. Я написала снова:

И опять тишина, так что я написала еще несколько сообщений:

Полная тишина.

Я помню. Тогда я прыгнула вниз с лестницы в руки Марии Магдалины, и она не дала льву разорвать меня. Но он все же отвез меня в подземелье, где толстая смотрительница кормила меня ядом через трубочку, поэтому я тоже растолстела.

Точно рыба-иглобрюх, которую поймал тогда Рикки, с ядом внутри.

А когда я вернулась из подземелий домой, то начала прятать яд в туфлях, и теперь я уже не такая раздутая.

Я уже доела свой крабовый салат, и Аннунциата вернулась. Как образцовая узница, я позволила отвести себя наверх и легла подремать.

Теперь я снова проснулась, лежу с открытыми глазами и смотрю на стену перед кроватью. Проверяю, что девчонки там больше нет. Она больше не смотрит на меня и не влезает в мои сны.

Я поднимаюсь и иду в гардеробную, сажусь за столик и наношу помаду. Это Ив Сен-Лоран, «Праздник роз». Она пристает к зубам, точно кровь девчонки в тот день.

Но она не красная, как кровь, а поблескивает розовым и очень милая.

– Привет, Беатрис! С годовщиной!

В зеркале за моим лицом появляется еще одно. Тонкие брови, короткие черные волосы с одной стороны и длинные с другой, нос с небольшой горбинкой.

– Господи, ты что, меня не узнаешь? Я Кендра! Кендра Хейман!

Я помню. Она привозила мне платья после того, как на мою кредитную карточку наложили заклятье. Раньше этот нос с горбинкой был проколот.

– Дырки еще остались, – заметила я.

Она усмехается и указывает на три дырочки в ноздре.

– А, ты об этих? Да, я вытащила рубиновые гвоздики. Жду, пока зарастут, и сделаю пирсинг носовой перегородки. – Она все говорит и говорит. – Многое тут изменилось, как я погляжу. Рэймонда нет, да? И Сесилии, и Лоренса Чу? Но ваш новый повар, Отис, похоже, просто душка.

В дверном проеме позади нее я вижу тень.

Тень моего тюремщика. Руки у него скрещены на груди. Кендра тоже мельком оборачивается.

Он привел ее сюда, чтобы у него был свидетель, Би Джи, – говорит мне голос Рикки. – Чтобы у него было алиби.

Да. Его алиби, чтобы он мог скрыть свои коварные планы. Но я не дам им понять, что я все знаю.

– А ты сильно похудела, да, крошка? – преувеличенно жизнерадостно болтает тем временем Кендра. – Выглядишь великолепно! Ты же у нас супермодель, а? Ну-ка, развернись немного.

Я послушно сажусь к ней спиной, и она поднимает мои волосы обеими руками.

– Какие же у тебя роскошные волосы, Беатрис! И так отросли. – Они падают золотистыми крыльями мне на спину. – Только какие-то веточки запутались. Ты что, была в лесу?

Я испуганно оглядываюсь на дверь, но там уже никого нет.

– Не переживай, Аннунциата использует хороший очищающий шампунь. Я пока осмотрю шкафы, выберу пару платьев. – Кендра оглядывает меня сверху вниз.

– Льдисто-голубой. Холодные тона всегда были твоей палитрой. Твой сезон определенно зима.

И вот я сижу, откинув голову в самую большую раковину, а толстые пальцы Аннунциаты втирают шампунь.

Горячая вода смывает пену, и Аннунциата расчесывает мне волосы, но не аккуратно, как с утра, щеткой, – теперь зубцы расчески впиваются в кожу.

От фена вокруг поднимается горячая буря. Большие горячие бигуди устраиваются на моей голове в гнезда.

Я манекен. Они могут делать со мной что угодно.

Кендра открывает косметичку и наносит мне на лицо основу. Затем рисует мне стрелки, превращая мой взгляд в кошачий, и красит мне веки. А потом стирает с губ помаду и наносит другую, тоже розовую, но потемнее. Затем снимает горячие бигуди и снова включает фен.

Наконец закончив, показывает мне два голубых платья на вешалках, сначала поднимая одно, потом другое:

– Определенно выбираем платье от Александра Маккуина, асимметричный подол снова в моде.

Аннунциата развязывает халат и помогает мне надеть шелковое белье.

Сейчас отлив, Беатрис, – шепчет Мария. – Прислушайся, Беатрис. У тебя мало времени.

Светло-голубой шелк окутывает меня, холодный, точно ледяной дождь, и подол платья стекает по бедрам, точно тающий лед.

Теперь Кендра выбирает туфли, заставляя подставки ездить по кругу без конца.

Ты пустила ее к туфлям?! – вопит в голове голос Рикки. – Ты совсем чокнулась, Бити Джун? Она же найдет яд!

Но Кендра выбирает босоножки на высоком каблуке, в них никакого яда быть не может.

– У тебя такие прекрасные ступни, Беатрис, – говорит она мне. – Такие длинные, аристократичные.

Аннунциата опускается на корточки, помогая мне надеть босоножки. На запястье защелкивают поблескивающий браслет.

– О мой бог! Ты выглядишь сногсшибательно, Беатрис! Только посмотри на себя. – Кендра поворачивает меня к тройному зеркалу в полный рост; я вижу свое накрашенное лицо и бело-золотистое облако волос. Тело будто все в сапфирах, они стекают ручьем.

Браслет на запястье сжимается сильнее. Ведьма наложила на него свои чары. Сжав пальцы вместе, я стаскиваю браслет с руки и кладу на столик.

– Да, ты права! Вместе с серьгами получается безвкусно. – Кендра начинает собирать свою косметичку и бигуди. – Тебе правда стоит вернуться к работе, детка. У тебя есть шанс. Ты можешь вернуться на вершину как нечего делать.

Глупая девчонка. О чем она говорит? Я Беатрис Мак-Адамс, я самая известная. Я та, кто в конце всегда надевает белое.

Меня нельзя заменить.

А тебя заменят, – шепчет Мария. – Девчонка Лили. Ты слышала ее голос прошлой ночью. А сегодня ты видела ее лицо.

– Нет!

– Что ты сказала, детка? – поднимает голову от своих вещей Кендра.

Он избавится от тебя сегодня, Беатрис, – шепчет голос Марии. – Ты слышала это.

– Беатрис, что-то не так? – спрашивает Кендра.

Слишком много голосов. Я трясу головой.

– Ну ладно, тогда посиди немного. Аннунциата пошла к Эвану сказать, что ты готова, и он скоро вернется с твоим лекарством. – Кендра застегивает сумку и перебрасывает ремень через плечо, а потом показывает мне два больших пальца: – Выглядишь просто обалденно! Он снова влюбится в тебя до потери пульса.

И Кендра Хейман уходит.

Океан отступает, – тихо шепчет Мария. – Послушай, как он плачет. Тебе надо закончить план до того, как он принесет яд.

Нет. Я Беатрис Мак-Адамс, и он влюбится в меня снова, как тогда, на острове Барбадос.

Мария шепчет очень тихо, я почти ее не слышу. Большая часть яда попала в меня утром до того, как я успела выплюнуть таблетку. Я уже не слышу голосов. И не знаю, что делать.