Какое-то время я сидела у ног Аннунциаты. А потом на этаже выше раздался собачий лай, и через несколько мгновений в комнате появился Гектор. Передав жену на его попечение, я отступила в коридор.
Эстивес нашелся в спортзале, на краешке наклонной скамьи, с прижатым к уху телефоном.
– Да. Да, сэр… он только что приехал с двумя собаками. Он сейчас с ней. Да, сэр, без проблем. – Эстивес опустил телефон и посмотрел на меня. – Звонил мистер Рочестер. Хотел убедиться, что все улажено. Я сказал, все под контролем.
– Он мне позвонит? – спросила я.
– Не сказал, мэм.
В дверях появился второй охранник, Хендрикс, судя по именной плашке.
– Вы в порядке, мисс?
– Думаю, да.
Мускулатура Хендрикса выдавала в нем страстного качка. Рассеянно подняв левой рукой гирю в пятнадцать килограмм, он покачал ее на руке.
– Ну и ночка у вас выдалась, – сказал он мне.
Я кивнула.
– Где вы нашли ее?
– Сидела у дома со стороны боковой двери, в полной прострации. Похоже, она пару часов бродила по территории с бутылкой рома, выпила все до капли. Не могла попасть внутрь – видимо, дверь захлопнулась от ветра, а ключей у нее с собой не было.
– Это я ее заперла, – призналась я. – Когда приехала пару часов назад, увидела дверь нараспашку. Две собаки выбрались наружу, так что я отвела их домой и закрыла. Не знала, что Аннунциата здесь.
Хендрикс кивнул, перебросив гирю в правую руку.
– Да, сильно она вас напугала – еще бы, появиться под окнами в таком виде.
Мне ничего не оставалось, как согласиться – не убеждать же их, что я видела не Аннунциату.
– Вы сможете вернуться к себе? – опустив гирю обратно на подставку, уточнил Хендрикс. – Эстивес до конца смены будет на территории.
– В машине, – пояснил Эстивес, поднимаясь на ноги. – Буду объезжать периметр каждые полчаса. Если вы не против, я отвезу вас в коттедж.
– Да, спасибо. – Я ужасно вымоталась.
Эстивес отвез меня в коттедж, напоследок еще раз все осмотрел и подергал стеклянные двери.
– Их довольно легко взломать, – заметил он, а потом, еще раз заверив, что будет постоянно на территории, уехал.
Придвинув к дверям шкаф, я частично собрала с пола осколки, постоянно поглядывая на затянутую туманом террасу, не в силах выбросить из головы призрачную фигуру. То лицо, пепельно-бледное, дикое, точно у лесного зверя, и спутанная масса светлых волос.
Я внимательно изучала лицо Беатрис Рочестер на фотографиях и видео, поэтому знала ее лицо досконально: форму глаз, строение черепа. Я знала даже ее скелет – как знала маму в последние моменты ее жизни, исхудавшую до неузнаваемости, с превратившимся в клюв носом.
Это была Беатрис Мак-Адамс Рочестер. Живая или мертвая. Человек или призрак. Это была она, я не сомневалась.
Уснуть я бы вряд ли смогла: последний час раз за разом проигрывался в памяти, и если так продолжится, мигрень начнется снова – а может, уже началась, потому что мне слышался голос Эвана, который звал меня по имени.
Но – нет, не галлюцинация. Он действительно стоял за дверью. Сердце екнуло.
Через мгновение Рочестер уже сжимал мои руки:
– Ты в порядке?
– Да. Почти. Скоро приду в себя.
– Ты разве не знала, что Нунци там?
– Понятия не имела, – покачала головой я.
– Неужели ты думала, что я оставлю тебя одну? Я велел ей остаться здесь на ночь, думал, она тебя предупредит. Надо было догадаться, что она начнет пить.
– Такое горе… – прошептала я. – Я не могла и представить.
– Да, – мягко сказал он.
– Мне так ее жаль… ее страдания невыносимы… – Я подняла к нему голову, больше не в состоянии ничего сказать.
Вдруг я оказалась в его руках, он крепко прижимал меня к себе, и мне хотелось остаться так навсегда. А потом я уже целовала его, поцелуй становился глубже и глубже, я чувствовала, что умру, если он меня отпустит. И если его отпущу я. Не разрывая объятий и поцелуя, я потянула его к кровати, на которую мы упали.
– Ты уверена? – спросил он, но в ответ я только притянула его ближе и снова поцеловала, пробуя на вкус, вдыхая запах.
– Уверена, – пробормотала я, и мы снова поцеловались, начиная стягивать друг с друг вещи, бросая их куда попало. Между нами не должно было остаться никаких преград. Наконец кожа прикасалась к коже, и каждая клеточка меня радовалась возможности обнимать его крепкое тело, дарящее восхитительное тепло.
– Любимая… – прошептал он.
А потом я уже не могла различить, где начиналась я, а где он, и позволила себе утонуть в ощущениях.
Где-то перед рассветом я заворочалась в полудреме, заметив, что он одевается. Или нет – раздевается. Эван скользнул обратно в кровать, принеся с собой влажный запах прохлады, можжевельника и сосны.
Он был снаружи, подумала я. Искал ее.
Я приподнялась на локтях, вопросительно глядя на него.
– Я просто общался с охраной, – объяснил он. – Все под контролем.
– Она не возвращалась?
– Нунци? Конечно, нет.
– Не Аннунциата. Не думаю, что видела ее.
– И кто же это был? – прищурившись, спросил он.
Я колебалась, говорить или нет.
– Беатрис? Ты ее имеешь в виду?
– Ты же мне не веришь.
– Я верю, что тебе так показалось. Нунци сильно тебя напугала. Я тоже в свое время приходил к абсурдным выводам. В состоянии эмоционального возбуждения так бывает. – Он погладил меня по волосам. – Не думай об этом сейчас. Утром все встанет на свои места.
Как бы мне хотелось, чтобы так оно и было. Он притянул меня к себе, и мы занялись любовью во второй раз, медленнее, дольше, с той восхитительной нежностью, с какой он обращался со мной раньше. А потом я, как давно мечтала, губами проследила каждую линию его татуировок: кольцо из слов на предплечье, птицу в кустах терновника на спине.
Уснула я в кольце его рук.
А проснулась снова уже под звуки перемалываемого кофе и села в кровати. Эван, полностью одетый, стоял на кухне.
– Сколько времени? – спросила я.
– Всего лишь семь с небольшим. Мне надо обратно в Лос-Гатос. – Кофемашина зашипела, и по воздуху поплыл чудесный аромат. Выбравшись из кровати, я набросила халат. – Тебе не нужно вставать.
– Я жаворонок, помнишь? А ты филин. Который боится темноты…
– Совершенно верно, – улыбнулся он. Разлил кофе по чашкам и поставил их на стол, а потом вернулся за баночкой меда.
– Откуда ты знаешь, что я люблю мед?
– Я наблюдательный. – Он сделал глоток кофе. – Ты меня вчера до смерти напугала. Я уж решил, что тебе плохо. Голос у тебя был как в лихорадке.
– В каком-то смысле мне было плохо. Такое состояние называется визуальными мигренями. У моей мамы было то же самое. Она говорила, что это как получать сообщения с Марса.
– Очень в твоем духе, разговаривать с инопланетянами.
Я рассмеялась.
– А я-то думала, что я вполне приземленный человек.
– Нет. Во всяком случае, не совсем.
– Ты это имел в виду ночью? Когда говорил, что я прихожу к абсурдным выводам? Что я не от мира сего?
– Нет. Я имел в виду, что знаю, что ты чувствуешь. – Допив свой кофе, Эван отставил чашку. – Однажды я думал, будто видел Беатрис. Где-то месяц спустя после того, как она утонула. Как-то ночью я не мог уснуть и вышел на рассвете на террасу. И увидел ее там, на краю утеса. Она как-то странно шла вдоль ограды. Еще только светало, но я не сомневался в том, что видел. Взяв собак, я вышел на улицу, но она исчезла. Через полчаса приехали четыре машины, и мы вместе с охраной весь день провели в поисках – не обнаружили ни следа.
– Но ты ее действительно видел? – взволнованно уточнила я. – Она была жива?
– Нет. Я видел то, что хотел видеть. Иллюзию. И все.
Помолчав, я произнесла:
– Ты, должно быть, очень любил ее.
– Думаю, в самом начале да. Она была потрясающе красива. Даже больше, у нее была такая черта… сейчас уже редко встречающаяся черта… но мне постоянно хотелось ее защитить. Прийти ей на помощь. – Лицо его исказила горькая гримаса. – Очередная иллюзия. Когда она потеряла рассудок, оказалось, что в ней все время жило что-то извращенное. Я влюбился в красавицу из рекламы духов, а женился на чудовище.
– Я в это не верю. Кем бы она ни стала в результате болезни, не могу поверить, что она всегда была такой.
– Ты ее не знала. Она была способна на ужасные вещи.
– Какие?
– Ты спрашивала, могла ли она отравить мою собаку, – помедлив, ответил он. – Не могу утверждать, но… это возможно. – Покачав головой, Эван встал. – Мне уже пора. Я позвоню.
– Назад в Сан-Франциско?
– Да. Еще на пару дней.
Те звуки музыки и смех. Дразнящий голос: «Неужели ты опять в своем телефоне?»
– Судя по звукам, вчера ты был на вечеринке. Прости, что выдернула тебя сюда.
– Вечеринкой это вряд ли можно назвать. Я был на скучном вечере в ресторане с некоторыми членами правления «Дженовэйшн Технолоджис». – Он подхватил куртку. – Вернусь послезавтра. Могу приехать сегодня поздно вечером, если хочешь.
– Сюда? – криво улыбнулась я. – В эту хижину?
– Да, в эту хижину, – тоже улыбнулся Рочестер. – Думаю, нам стоит пока сохранить все в тайне.
– Почему? – Я замерла на стуле.
– Финансисты – люди капризные. Не хочу, чтобы кто-нибудь думал, что я занят чем-то еще, кроме этой сделки, и отвлекаюсь на что-то. Но это не обязательно, если ты не хочешь.
– Отису и Софии тоже нельзя говорить? – помолчав, уточнила я.
– Так было бы лучше. Фэрфакс секреты хранить вообще не умеет. И я понял, что София гораздо ранимее, чем кажется. Не знаю, как она это воспримет.
– Это правда, она может почувствовать угрозу, – признала я. – Перемены могут оказаться слишком внезапными. Но Гектор и Аннунциата узнают. Они, похоже, знают обо всем, что здесь происходит.
– Знают они или нет, все равно никому не расскажут. – Подойдя ко мне, он подхватил меня на руки. – Эй, это всего на пару недель. Три максимум.
– Мне надо тебя кое о чем спросить. – Я сделала глубокий вздох. – Ты встречаешься с кем-то еще?
Опустив меня, Эван озадаченно посмотрел мне в глаза:
– Конечно, нет. Я работаю сутками напролет последние восемь месяцев, когда бы я успел?
– Ты же работаешь вместе с кем-то.
– Свою работу и личную жизнь я строго разделяю. Почему ты спрашиваешь?
– Потому что я хочу знать. Ты мне ничего не обещал и ничем не обязан. Но я хочу четко понимать, как обстоят дела.
– Ну, теперь понимаешь. – Рочестер притянул меня к себе и поцеловал. – И мне действительно надо ехать. Оставляй одну из собак на ночь у себя. Минни. Она сможет тебя защитить.
– Защитить от чего?
– Да хотя бы от твоего же чертова воображения.
– Ладно. – У меня вырвался смешок. – Буду брать Минни с собой. Чтобы защищала меня от моего же чертова воображения.
Он уехал. А я вдруг поняла, что умираю от голода.
Насыпав себе в тарелку хлопья с мюсли, залив все молоком и положив сверху голубики, я проглотила еду в один присест. Туман сегодня начал рассеиваться рано, и день обещал быть теплым и ярким. В голове тоже быстро прояснялось.
Освободившееся место немедленно заняли сомнения. Как я тогда лихорадочно набрала номер и услышала на фоне шум и смех, тот дразнящий голос и музыкальный смех.
Доев хлопья, я поставила миску в раковину и открыла ноутбук. Набрала в поиске «правление „Дженовэйшн Технолоджис“»: пять мужчин и деловая женщина лет за шестьдесят, которая вполне могла быть обладательницей хриплого голоса и музыкального смеха.
Хотя я сомневалась.
Около часа спустя у стеклянных дверей появился Гектор Сандовал с двумя мужчинами в рабочей форме и с ящиками инструментов.
– Они починят двери, – сообщил он.
– Как ваша жена? – спросила я.
– Ей жаль, что она вас напугала. – Судя по его выражению, им обоим было совсем не жаль, да и вообще, спятила я со страха или нет, их не касалось.
Гектор исчез, а мужчины принялись за починку: зажужжала электроотвертка, они начали снимать перекошенные двери. Через несколько минут в коттедж постучалась троица бородатых мужчин в униформе для проведения, как они мне сообщили, работ по установке усилителя связи и проводки интернета.
Схватив сумку и компьютер, я сбежала в особняк, выбрав своим убежищем Морскую комнату.
Поставила компьютер на стол, и тот снова качнулся.
Под ножкой все еще был серебряный медальон.
Наклонившись, я снова закатала ковер. Расплывчатое темное пятно на деревянном полу никуда не делось. В комнате было не очень светло, так что красным оно не выглядело – только как будто его очень старались оттереть. И вроде было не таким большим, как я запомнила, всего лишь сантиметров тридцать в диаметре.
Но я не могла избавиться от мысли, что это была кровь.
И что в этой комнате произошло нечто ужасное.
Мне вспомнился жуткий шрам на шее Лилианы и шарфы, которые она начала носить с июня.
Все-таки шрам был очень похож на укус. А та старая собака, Делайла? Знать бы, приезжала ли сюда Лилиана.
Я опустилась в белый шезлонг, где так часто отдыхала Беатрис, глядя на бухту, на зазубренную скалу, напоминавшую сложенные в молитве руки. Марию Магдалину работы Донателло. А тот портрет Модильяни в башне, весь изрезанный? Мне показалось, это что-то личное – будто тот, кто в злобе уничтожил портрет, хотел на самом деле убить девушку на нем.
Или девушку, похожую на портрет. Как Лилиана.
Что, если… что, если шрам Лилианы не от укуса животного? И не от вампира. А от чего-то ужасающего, что и представить нельзя.
– Ты совсем чокнутая, Беатрис.
Я помню. Девчонка по имени Лили сказала мне это в тот день в конце апреля. Она плела паутину, которая вылетала из ее сложенных губ, придавливая меня к месту.
– Он запрет тебя в какой-нибудь клинике, Беатрис.
А потом она рассмеялась звенящим смехом, и паутина разорвалась.
И тогда это случилась.
Вскочив со своего шезлонга, я прыгнула.
Я была гепардом, и передо мной была добыча. Девица по имени Лили. Я схватила ее когтями: девчонка взвыла, начала дергаться, лягать меня задней лапой. Она была напуганным животным. Она визжала и, став от страха сильнее, вырвалась и бросилась к двери.
Я снова прыгнула, выпустив когти, и вцепилась ей в грудь. А потом, крепко удерживая ее, обнажила свои клыки гепарда и впилась в ее кожу, в мягкое место, где шея переходила в плечо, и она забилась, точно птица со сломанным крылом, издавая звук, как загнанный койотами кролик. Я лишь глубже вонзила клыки, рот наполнился вкусом соли и молодых листиков шпината – вкусом ее крови. Кровь лилась у меня изо рта, стекая ей на грудь и на пол, а я так и держала ее, пока она не перестала биться у меня в руках и не обвисла без сил.
А потом появился он. Мой тюремщик. Схватил меня за волосы, и я подняла голову, но не выпустила свою добычу.
Тогда его рука схватила меня под подбородком за шею и сжала, отрезая воздух, и я испугалась, что не смогу дышать. Я позволила девчонке упасть на пол и силилась вдохнуть, но он все выдавливал остатки воздуха из меня, а я была очень напугана.
Потом в комнату зашел Рэймонд и пронзительно завопил. Тогда мой тюремщик ослабил хватку, но по-прежнему крепко держал меня. Я видела, как девчонка неподвижно лежит на полу, вся в крови, а Рэймонд скачет вокруг, точно кенгуру. Комната заполнилась и другими людьми, все они говорили в свои мобильные телефоны или опускались на колени у моей добычи.
Мой тюремщик вывел меня из комнаты, но вел себя уже спокойнее и говорил мягче, как с ребенком.
– Все в порядке, Беат. Успокойся, все будет хорошо.
– Как она спустилась? – спросила я, хотя было очень сложно заставить себя говорить. Будто его рука все еще сдавливала мое горло.
– Она приехала по работе, Беат. Пришла обсудить сделку, у нас была деловая встреча в зале.
Я должна была показать, что поверила, что он смог меня одурачить, иначе он снова схватит меня за горло и я не смогу дышать.
Я подняла к нему голову и заставила себя улыбнуться.
Его лицо почернело от ужаса, и он отшатнулся от меня.
– Господи, да ты же чертов вампир!
Весь рот у меня был в крови. В крови той девицы.
Я облизала губы, и мой тюремщик отступил еще на шаг. Почерневшие глаза горели ненавистью. Он хотел убить меня. Я это ясно видела.
Тогда ты увидела, что он хочет убить тебя, Беатрис, – хрипло каркает голос Марии. – Он все еще этого хочет. И собирается воплотить свой план.
Да, я помню. Он хочет, чтобы я умерла.
Я все еще вижу это в его глазах.