– -Вы мне напоминаете патриция,-сказал Потапов.
Они оба снова сидели посреди античной запущенности профессорской квартиры. Сева возвышался над профессорским столом, завернутый в простыню. От профессорского халата, подаренного бухарским горкомом, он отказался, и в нем находился сам Потапов.
Брюки обоих стояли в углу; там же стоял пиджак профессора, растопыривший рукава в радушном приветствии.
На столе между Чикильдевым и профессором лежала дорогая добыча: обугленные бумажные клочки, а также – покоробившаяся от негодования на непристойное обращение записная книжка Чикильдеева.
Еще стоял телефон.
– -С чего начнем?-спросил Сева.
– -Позвоним семье покойного,-предложил профессор.
– -Да уж, непросто достался нам этот телефончик,-сказал Сева.- Но я бы, откровенно говоря, сначала сделал другой звонок. Конфиденциальный.
– -Вы хотите, чтобы я пошел ставить чайник?- сказал Потапов с эмоциональным окрасом.
– -Ладно,-вздохнул Сева.-Начнем с прозы.
Он раскрыл книжку, которая крякнула и тут же просыпала на стол цементную труху.
– -Не удивлюсь, если телефончик липовый,-заметил профессор.
Сева набрал номер.
– -Алло,-сказал женский голос.
– -Это квартира Иголкиных?
Трубка неприветливо молчала.
– -Вы меня слышите?-забеспокоился Сева.
Голос еще помолчал, а потом подтвердил, что слышит:
– -Никогда больше не звоните.
– -Послушайте, вы очевидно не поняли. Мы занимаемся общественным расследованием и как раз хотели узнать… помочь…
– -Вы все воры, сволочи и убийцы,-отчетливо произнес голос и на том конце повесили трубку.
– -Что там сказали?-с надеждой спросил профессор, когда Сева сделал то же самое.
– -Первый результат налицо. Мы с вами включены в элиту государства.
– -Судя по вашему ёрничеству, всё понятно,-сказал Потапов.-Теперь я могу со спокойной совестью идти ставить чай, а заодно отравлюсь газетами, так что времени у вас, Всеволод, предостаточно.
Профессор вышел, а Сева стал снова жать на кнопки телефона. Перед последней цифрой глаза его наполнились тоскливой жалостью к самому себе.
– -Алло!
Хотя это был всего-навсего катин голос, Севе показалось, будто в сердце ему впилась хрустальная заноза.
– -Говорите!-велел голос, раздраженный неуклюжим молчанием.
– -Это Сева,-выдавил Чикильдеев, ощущая, что-то неприличное в своем имени, которым обычно гордился.
– -Сева! А я уже заждалась! Я даже пораньше ушла с работы. Куда мы сегодня идем?
Чикильдееву показалось, что у него под стулом жалобно заскулила и заскреблась побитая собака.
– -Что, уже так много времени?-безнадежно спросил он.
– -Конечно. Уже вечер, Сева!
– -А вроде еще светло,-вылетело у Чикильдеева.
– -Странный разговор. Ты даже на часы не смотришь?-спросила Катя; её голос соответствующим образом изменился.
– -Видишь ли,-забормотал Сева.-У нас опять тут такое дело…
И снова, как и в прошлый раз, вдруг совершенно неожиданно оказалось невозможным дать простое и логичное объяснение своим несчастьям, а именно – рассказать, как всё было в действительности. Ну посудите сами, разве можно взять и брякнуть: "посмотрела бы ты на мои штаны, вон они стоят в углу"? Поэтому Сева попытался выразиться несколько уклончиво:
– -У меня тут некоторые проблемы.
– -Неправда!-сказала Катя.-По голосу слышно, что неправда! Какие могут быть проблемы у какого-то там обыкновенного исполнительного директора? Ведь неправда?
Сева вспомнил, как мерзко заползает под штанины жидкий бетон, и оскорбился:
– -Мы что – в суде? Может я еще должен на Библии клясться?
– -А зачем тогда звонишь?
– -Как – зачем?-растерялся Сева.-Чтобы сообщить… чтобы ты знала…
– -Может ты и больным родственникам звонишь и говоришь: здравствуйте, это контрольный звонок?-сказала Катя, преподав Чикильдееву прекрасный урок женской логики; в её голосе между тем послышались слезы.
– -Значит, мне не надо было звонить?-возмутился Сева, развивая беседу по классическому сценарию.
– -Не знаю,-сказала Катя и повесила трубку.
Сева не понял, сколько времени он сидел, уставясь в никуда.
– -Профессор,-попросил он, когда вернулся Потапов,-скажите что-нибудь из китайцев.
В горах пустынных после прошедшего ливня
Воздух полон осенней прохлады.
Хочу одного лишь – на реках, на глади озерной
Стихи распевая, всю жизнь провести до кончины.
Сева выслушал, закрыв глаза.
– -Хорошо!-вздохнув, сказал он.
– -Хотите конфету?-жалостливо спросил профессор.
– -Опять с медведем?-горько усмехнулся Сева.-Не поможет.
– -Нет-нет, у меня другие есть.
Потапов достал деревянную миску, выудил наугад конфету и вдруг изменился в лице.
– -Опять Арсенальная башня!..
Сева взял у него из рук лиловую фитюльку: "Юбилейная", на бумажке неряшливо изображены Кремль и салют.
– -Это же Спасская башня, профессор!
– -Неважно. Как вы думаете: это знак?
– -Вы что, в советской школе не учились? Дедушкины суеверия какие-то.
– -Э-э, бросьте! Мне, как убежденному марксисту-материалисту, можно… Только под землей она могла сохраниться после страшного пожара Москвы 1571 года.
– -Кто – она?
– -Либерея!.. Давайте просто сходим и посмотрим там… Они должны были оставить какую-нибудь дверь… или ход… или знак…-профессорские глаза заблестели нехорошим блеском – точь-в-точь как тогда, на кухне, когда он пытался сжечь Александрийскую библиотеку.-Надо обязательно посмотреть, где он там несанкционированно ковырялся!
– -Кто?
– -Иголкин!
– -Профессор, вы, по-моему, не в себе.
– -Я основываюсь на чисто логическом подходе!-возразил Потапов.-У нас в конце концов есть документ…-его глаза съехали на второй том Шпенглера, в котором хранился клочок, вынутый из руки антиквара,-И в нем говорится о "Манежной площади". Открытым, между прочим, текстом!
– -Вот мы и разрабатывали этот след и нашли другие материалы.
– -С чего вы взяли, что они относятся к либерее?
– -Давайте посмотрим,-примирительно сказал Сева, пододвигая к нему обгоревшие клочки.
Профессор разглядывал их несколько секунд, затем страдальчески сморщился.
– -Ничего не понятно! Ничего не разобрать!.. Послушайте!-пристал он опять к Севе.-Там было убедительнее, там целая история с трупом! И цепь перепиленная…
– -А здесь чуть было не оказались сразу два трупа,-резонно возразил Чикильдеев.
– -Ну всё равно!
– -Как вы себе это мыслите? Кто нас пустит в дальние помещения?
– -Придумайте что-нибудь, вы же администратор!
В устах профессора последнее слово прозвучало примерно как "мошенник".
– -Ладно, придумаю,-сказал Сева.-Но не сейчас,-ему тоже не хотелось разглядывать бумажки, спасенные из пылающего таза.-Сейчас я в состоянии полной абстракции.
– -Прострации,-поправил профессор.
– -В прострации – это слишком слабо.
Благодарный за севину отзывчивость, Потапов не стал возражать.