Программа

11

Ли все утро провела, начищая ботинки Учителя с еще одной Лилией, полной тихой девушкой Нэнси. Для того чтобы быть Лилией, нужно было быть девственницей. В коттедж Учителя вообще допускались только девственницы. В комнате на полках стояло больше сотни пар обуви, принадлежащей ТД. Рядом с каждой парой лежала своя баночка крема. К двери был прикреплен листок с инструкциями: чистить круговыми движениями против часовой стрелки, не накладывать слишком много крема, отворачиваться от обуви, если чихаешь.

Ли находила монотонность этого занятия успокаивающей, как и обещал Учитель.

Нэнси старательно натирала очередную пару, но получалось у нее не очень. Она сказала Ли:

— Доктор ТД говорит, что я испытываю потребность приводить мужчин в ярость. Он говорит, что это видно по моему поведению.

— Поведению?

— Ну да. Я все время нарушаю правила. Он говорит, что я мстительная. Я не поддаюсь власти мужчины. У меня пока недостаточно сил, чтобы включиться в Программу.

Они продолжали методично начищать обувь. Ли предупредила Нэнси:

— Нужно делать круговые движения в другую сторону. Вот так. Для нас большая честь тренироваться на вещах ТД.

— Знаю, знаю. Черт! Прости. — У Нэнси задрожали губы. — Слишком сильное давление. Я не могу думать. Мне все постоянно говорят, что я делаю не так.

Ли ответила автоматически, не думая:

— Ты должна сама делать выбор. Ты же знаешь, что только ты в ответе за свои действия.

Нэнси расплакалась:

— Если я допущу еще один прокол, меня выгонят. Я не знаю, что буду делать без доктора ТД, без Программы.

— Ты становишься жертвой, только если сама этого хочешь, — Ли взяла очередную пару. — Нэнси, прекрати плакать.

Нэнси всхлипнула и вытерла слезы. Ли вдруг подумала, что она сочувствует Нэнси. Ее плохо прокрашенные волосы были стандартной попыткой измениться, но мир никак на это изменение не отреагировал. Нэнси никогда ничего не достигнет, пока не перестанет настраивать себя на неудачу. Она не сможет почерпнуть силы из зеркал и ожиданий других людей.

Нэнси тронула плечо Ли, оставив на нем черный жирный след:

— Прости. Ты права. Я просто расклеилась. — Она попыталась улыбнуться, но губы у нее дрожали.

Они работали почти два часа, после этого у них болели руки, а сами они перепачкались кремом для обуви. Девушки старательно вымылись. Когда они закончили, вошел ТД. У него была встреча в офисе со Стэнли Джоном, молодым агентом по продаже недвижимости, который был его правой рукой.

ТД был одет в рубашку поло и брюки спортивного покроя, подчеркивавшие его узкие, почти девичьи бедра. Все его лицо было усыпано бледными веснушками — даже губы и уши. На подбородке была маленькая бородка — едва заметная полоска аккуратных волос. Голова ТД казалась слишком маленькой, даже для его телосложения. Этот небольшой недостаток он умело скрывал, укладывая свои каштановые волосы в объемную прическу. Ли никогда не встречала человека, который умел так легко распространять свое настроение на других людей.

Не поднимая глаз, как ее учили, она сказала:

— Здравствуй, ТД. — На ее щеках заалел румянец, она очень гордилась этой привилегией — обращаться к нему так неформально.

— Привет, Ли. — Он положил руку ей на лоб. На ТД не было ни часов, ни украшений. Джени сказала Ли, что его энергия могла иногда производить электрические разряды, поэтому ему было опасно носить металлические предметы. — Доброе утро, Нэнси.

Нэнси улыбнулась и покраснела:

— Здравствуйте, Учитель.

Он заглянул в ванную, но почти сразу же оттуда вышел:

— У кого из вас месячные?

У Нэнси подкосились ноги, она покачнулась.

Ли заговорила первой:

— Что?

— В моем мусорном ведре прокладка.

Он положил руку ей на шею и отвел в ванную.

— Вот, — почти нежно сказал он, — видишь?

Ли кивнула.

— У меня снижается энергия, когда рядом со мной женщина, у которой менструация. Мы говорили об этом. Так у кого из вас месячные?

У Нэнси покраснел нос, она готова была вот-вот расплакаться.

Голос ТД оставался абсолютно спокойным:

— Может, позвать Рэндела и Скейта, чтобы они помогли вам посмотреть?

Нэнси открыто рыдала, и ее страх навязчиво распространялся по комнате. Она открыла рот, но Ли не дала ей заговорить:

— Это моя.

ТД медленно кивнул, подошел к двери и открыл ее. Он позвал Стэнли Джона и Скейта. Они остановились у порога.

— Скейт, войди.

Скейт зашел в комнату, ТД снял проволоку с бусинами с его головы, серебряный ключ тихо звякнул.

У Ли пересохло во рту. Ее голос прозвучал неестественно высоко:

— О нет. Пожалуйста, не надо.

У Нэнси был такой вид, как будто она сейчас потеряет сознание:

— Доктор ТД, я…

Он приложил палец к губам:

— Нэнси, я назначаю тебе сегодня словесную диету. И хочу, чтобы ты ушла. Ты меня поняла?

Она кивнула и молча вышла.

Ли почувствовала, как кровь прилила к лицу:

— Пожалуйста, не сажайте меня туда. Извините.

ТД двумя пальцами показал Стэнли Джону, что тот может войти. У Стэнли была внешность, на которую западали девчонки из Пеппердина — четкая линия подбородка, белоснежные ровные зубы, высокий лоб. Он бросил тревожный взгляд на Учителя:

— Что случилось, ТД?

— У нее месячные.

— Ну же, Ли. Ты ведь все прекрасно знаешь, правда?

Она старалась не трястись:

— Мне никогда не говорили. У меня только что кончилось, и я просто…

— Я думаю, ты в состоянии нести ответственность за свои действия, правда?

Глядя на Ли, Стэнли протянул руку, и ТД вложил ему в ладонь медные проволоки с блестящими бусинами.

Ли смотрела в пол, ее щеки пылали.

ТД приблизил к ней свое лицо, у которого не было возраста:

— Программа дает тебе возможность учиться. Пусть учеба и не всегда приносит удовольствие.

Ли опустила голову, ссутулилась. Если бы она могла растаять и просочиться сквозь пол, она бы с удовольствием это сделала.

— На прошлом занятии ты сказала, что твои родители думают, что ты не слушаешь. После того как твой отец умер от рака, ты не очень хорошо вписывалась в свою новую семью.

Она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы:

— Да.

— Звучит знакомо, да? Ты не вписываешься?

Щеки Ли были мокрыми от слез. От стыда она ощущала почти физическое жжение:

— Да.

Он мягко обхватил ладонями ее лицо. Она подняла глаза:

— Таким поведением ты не добьешься того внимания, к которому стремишься.

— Я знаю. Это моя старая программа.

— Что ты чувствуешь?

Она вытерла слезы:

— Что бы я ни сказала, это тебя все равно разочарует.

— Разве ты не видишь, что ты делаешь все, чтобы это твое пророчество исполнилось? Ты проявляешь слабость, плачешь, как будто ты жертва. Ты сама зарождаешь во мне то разочарование, которого так боишься.

У нее разбегались мысли:

— Я не хочу этого делать. Это не то, чего я хочу.

— Не волнуйся, Ли, — он мягко погладил ее лицо, — ТД отучит тебя от этой привычки. Мы тебя исправим. Хорошо?

Ее голова чуть заметно задвигалась вверх-вниз — она несколько раз слабо кивнула.

Стэнли Джон вывел Ли из комнаты. У Ли внутри все омертвело, как будто не осталось собственной воли. Когда они вышли на лужайку, другие члены Программы оставили свои игры и занятия садоводством и стояли, молча взирая на Стэнли и Ли и по их лицам читая все, что произошло. Когда Стэнли посмотрел на пустое здание, в котором раньше располагался медпункт исправительной организации для подростков, сомнений не осталось.

Люди перешептывались и показывали на Ли пальцем. Джени качала головой, глядя на Ли, потому что знала, что ее также накажут за проступок Ли. Муж Джени Крис неодобрительно смотрел на девушку. Нэнси стояла, испытывая громадное облегчение. Ли не могла ненавидеть ее за то, что солгала, чтобы защитить Нэнси, и лишила ее урока, который та по заслугам должна была получить. Ли сама была во всем виновата. Она чувствовала стыд за то, что обманула ТД. Теперь она расплачивалась за то, что сделала.

Люди пошли вслед за Стэнли и Ли к медицинскому зданию. У Ли ноги подкашивались от предвкушения боли. Стэнли пошел к двери с ключом в руках. Рубашка прилипла к покрытой сыпью груди Ли. Она закрыла глаза, слыша обрывки разговоров.

Люди выстроились человек по тридцать по обе стороны от нее, образовав своеобразный коридор к двери. Первая девушка, стоявшая с правой стороны, с силой ущипнула Ли за руку. Ли продолжала идти вперед. Крис резко дернул ее за левую руку, на его губах появилась удовлетворенная улыбка. Рядом с ним Джени ждала своей очереди. Ли закусила губу, чтобы удержаться от крика, пока один за другим все терзали ее руки.

Джени наклонилась вперед, ее волосы развевались на ветру:

— Это твой опыт. Ты можешь вынести из него то, что захочешь.

Ли хотела поблагодарить ее, но до нее уже дотянулись еще чьи-то руки и ей пришлось сжать зубы, чтобы не закричать. Больше всего на свете ей хотелось убежать, но, если она это сделает, ей придется заново проходить Коридор благополучия. Ли усилием воли заставляла себя делать шаг, потом останавливаться, снова делать шаг, снова останавливаться, как невеста, идущая к алтарю. Наконец, она уже не могла сдержаться и начала уклоняться от жестоких сжимающихся пальцев, прижав локти к бокам. Ее лицо горело, щеки были мокрыми от слез. Все вокруг выкрикивали что-то. Нэнси ухватила Ли за руку, но не сжала плоть — глаза у нее были грустные и испуганные. Два парня в конце строя ждали своей очереди. Они схватили Ли и сдавливали ее красные руки, пока она не охнула: этот тихий звук потерялся в гомоне толпы. Тот парень, что стоял справа, заглянул ей в лицо, и его шорты спереди зашевелились от мощной эрекции.

Она прошла мимо них, ее руки саднили, намокшая от пота рубашка елозила по сыпи на груди. Стэнли Джон взял ее за плечи и повернул лицом к проходу. Все начали аплодировать.

— Вот так, Ли! Давай! Это правильный путь!

— Давай, девочка!

— Не пройдешь через боль, ничего не достигнешь!

Пресыщенные, они начали расходиться, обсуждая ужин.

Стэнли Джон отпер дверь и ввел Ли внутрь. Боль в ее распухших руках не утихала.

— Тебе предстоит пять часов лечения.

В Ли поднялось отрицание:

— Пять часов? Но я не выдержу!

— Ты сомневаешься в себе? Знаешь что? Я докажу тебе, что ты сможешь выдержать шесть часов.

Они дошли до Комнаты роста. Он повернул ключ в замке и пропустил ее внутрь:

— Я хочу, чтобы ты подумала о своем отрицании. Здесь ему не место. И еще я хочу, чтобы ты задумалась о том, как глупо и самоуверенно ты себя вела, ставя под сомнение Учение. Ты поняла?

— Да.

— Я хочу, чтобы ты оставалась здесь до тех пор, пока не решишь, что больше не будешь демонстрировать слабость.

Ли услышала, как у нее за спиной глухо стукнула задвижка.

Она опустилась на пол и подтянула колени к груди. Скоро она уже раскачивалась вперед-назад, ударяясь спиной о стену. Лампочка под потолком отбрасывала тусклый голубоватый свет на маленькую камеру, которая отражалась в кусочке стекла, вделанного в верхнюю часть двери. У Ли не было сил. Руки саднили, тело чесалось и ныло, голова раскалывалась.

Свет выключился. Дальше последовало несколько минут тишины. Глаза Ли забегали, все тело подобралось. Потом из спрятанных где-то динамиков раздался невероятный шум, от которого Ли прижалась к стенке и закрыла уши руками. Закончился грохот так же внезапно, как и начался. Свет опять включился. Ли нерешительно разжала уши, ее сердце бешено колотилось, взгляд был прикован к лампочке под потолком.

Она начала плакать, издавать хриплые отчаянные крики. Она рыдала, забившись в угол. Наконец, закрыла глаза, совсем обессилев. Через десять минут комната снова погрузилась в темноту. Когда раздался неизбежный треск и грохот, Ли закричала, ползая по комнате, как угодившая в ловушку крыса.

И вот все прекратилось. У Ли так разболелась голова, что перед глазами все плыло. Она то засыпала, то просыпалась, подскакивая, чтобы убедиться, что лампочка горит. Она выключалась через равные промежутки времени, от этого ожидание становилось невыносимым. В конце концов Ли принималась кричать в темноте еще до того, как начинался шум. Оглушительный треск и грохот длился иногда три секунды, а иногда пять минут.

Она клялась себе, что не выдержит. Ей жутко хотелось пить и помочиться. Но если она сделает здесь последнее, Стэнли Джон продлит урок.

Она лежала на боку, волосы закрывали ей глаза, в ушах звенело. Комната погрузилась во мрак, но Ли не могла собраться с силами, чтобы поднять руки и закрыть уши.

Вместо очередного всплеска шума дверь отворилась. На пороге появился ТД, он стоял на фоне льющегося из-за его спины света — величественное и прекрасное видение. Он присел на корточках возле Ли. Едва шевеля губами, она произнесла:

— Пожалуйста, не оставляй меня здесь больше.

Он притянул ее к себе:

— Ты вновь обрела способность к самокритике?

— Да, Боже мой. Прости меня.

Он гладил ее волосы:

— Простить тебя? Кто должен тебя простить? Я? Ты сама? Ты ведь знаешь, почему ТД это делает, правда? Потому что я так сильно забочусь о твоем росте. Сердиться и обижаться на меня — это все равно что злиться на хирурга за то, что он удалил тебе раковую опухоль. Хороший хирург не остановится, если ты закричишь от боли. Он будет продолжать вне зависимости от того, как это ранит его самого. Он должен тебя вылечить.

Он покачивал ее голову у себя на коленях. Ощущение его ласковых рук было просто божественным.

— Я знаю, — сказала Ли, — я знаю, что ты поступил правильно. Спасибо.

— Ты должна сформировать в себе психологическую иммунную систему. Комната роста — это своего рода прививка. Ты очень умная девочка. Ты знаешь, как действует вакцина.

— Да.

— Мое первое воспоминание — это как я в детстве сижу на специальном высоком стуле. А моя мама запихивает в меня отвратительный горох. Меня вывернуло наизнанку. И она скормила мне мою блевотину из ложки, — сказал ТД.

Головная боль отпустила Ли, но ее голос все еще звучал нетвердо:

— Боже, это ужасно.

— Она оставила меня в снегу на обочине пустынного шоссе. Меня нашел водитель грузовика через два дня. Я был почти неживой. Потом все время простужался. Потом начал без куртки выходить из дома в снег. Я выработал у себя иммунитет, вот как ты сейчас. Ты когда-нибудь видела, чтобы я носил куртку?

— Нет, никогда.

— Правильно. — Он помолчал. — Твои родители несколько раз пытались похитить тебя, вернуть под свой контроль.

— …Я… никогда…

— Я не читаю молитвы, Ли, но, если бы я молился, я попросил бы, чтобы ты никогда не совершила ошибку и не вышла из-под защиты Программы.

— Я не сделаю этого.

Она закрыла глаза. Он снова погладил ее лицо:

— Я знаю, тебе ужасно тяжело выносить подобный урок. Он, наверное, напоминает тебе о том, как издевался над тобой твой отчим.

— Я не помню, чтобы он надо мной издевался.

Его взгляд казался далеким:

— Вспомнишь.