Программа

7

Когда Тим приехал домой, он не нашел Дрей ни на кухне, ни в гостиной. В доме было тихо. Если бы не ее припаркованная возле дома машина, можно было подумать, что она завернула куда-нибудь после работы.

Он позвал ее, и она ответила. Тим пошел на звук ее голоса. Дрей сидела на полу комнаты Джинни, прислонившись спиной к стене. Здесь все осталось так, как было прежде: обои в цветочек, ночник. Посреди комнаты стоял большой мешок для мусора, доверху набитый детской одеждой. По полу были разбросаны вешалки.

Лицо Дрей было спокойным, взгляд пустым, как у человека, пережившего шок и справившегося с собой.

— Прости, что не подождала тебя. Я знаю, что ты готов… — она махнула рукой на комнату, — …уже давно. Я просто хотела… То, как я отреагировала вчера, когда открыла дверь, это заставило меня понять, что… возможно, действительно пора двигаться дальше.

Тим кивнул.

— Как же это тяжело, — сказала Дрей.

Она протянула руку. Тим помог ей подняться, а потом поцеловал ее. Дрей обняла его за шею. Раньше она не была такой эмоциональной, но Тим ничего не имел против этой перемены.

Дрей подошла к кровати и начала снимать с нее постельное белье, которое до этого стирала каждую неделю. Тим вдруг подумал о том, как он шаг за шагом научился жить без дочери. Ему вспомнился рассказ Бедермана о том, как магазины игрушек создают ажиотаж перед Рождеством и заставляют родителей переплачивать. Рэкли все бы на свете отдал за то, чтобы его еще раз так надули, чтобы ему снова пришлось купить какую-нибудь модную девчоночью штучку.

Он начал помогать Дрей складывать вещи в пакеты. Он так осторожно складывал каждую пластмассовую безделушку, что ему в какой-то момент стало просто смешно. Тогда Тим стал быстро швырять в пакеты все, что попадалось под руку. Его вывел из задумчивости голос Дрей:

— Не знаю даже, чувствую ли я грусть или вину за то, что сейчас делаю… А может, и не надо себя накручивать, а то получится, как в какой-нибудь дешевой мелодраме. Может, надо просто сделать это — и все.

Через час все, что оставалось после Джинни, было упаковано в семь увесистых мешков. Тим вынес их на крыльцо, а потом разобрал кровать Джинни и ее стол и тоже вытащил все это во двор. Дрей стояла на пороге, глядя на сложенные на улице вещи.

— Я сейчас, наверное, немного поплачу, — предупредила она. Тим начал говорить какие-то слова утешения, но тут она осела на пол. И он просто держал Дрей в своих объятиях, пока она не успокоилась. Тим не давал воли чувствам. Между ними существовала какая-то молчаливая договоренность, по которой оба не могли расклеиться одновременно. Кто-то должен был держаться.

Рыдания прекратились, Дрей подняла на Тима свои необыкновенно искренние зеленые глаза и пробормотала:

— Похоже, я нашла правильную эмоцию. Черт.

— Давай сходим куда-нибудь, — предложил Тим, — может, в «Нобу»?

— «Нобу»?

— А что? Я ведь теперь снова получаю зарплату судебного пристава.

Они только один раз были в этом дорогом японском ресторане. На годовщину своего знакомства, которую впервые отмечали без Джинни. Тогда оба чувствовали себя крайне неловко, да и настроение было на нуле.

Дрей быстро переоделась и даже подвела глаза и наложила на скулы тонкий слой румян. Она редко красилась, и косметика ей не шла, потому что она слишком хорошо выглядела без нее. Но Тим не стал ничего говорить, оценив усилия Дрей. Потом они ехали в машине, по радио передавали какие-то глупые романтические песни. Когда они доехали до оживленного перекрестка, Дрей начала стирать с лица косметику. Она сказала:

— Знаешь, это как-то слишком уж странно после всего.

Тим вздохнул с облегчением:

— Слава богу. Закусочная подойдет?

— Да, здорово, — улыбнулась Дрей.