Прощай, Эдем! Книга 2: Деннис

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Фил Якобс необычайно доволен расторопностью нового компаньона. — Его соображения на этот счет. — Визит Рудди Чарлтона. — Ссора Чарлтона и Якобса. — Смерть Чарлтона. — Бернар Лафарг выполняет одно очень щекотливое поручение своего шефа. — Анетта Финн и Бернар Лафарг: новый поворот событий. — Элеонора Лафарг гораздо хуже, чем думала Анетта. — Подвенечное платье.

Сидя за столом своего редакционного кабинета, мистер Якобс еще и еще раз прослушивал аудиозаписи, сделанные Бернаром. Особенно его привлекла запись беседы с Анеттой Финн.

Щелкнув кнопкой диктофона, он поднял глаза на репортера — тот сидел напротив.

— Не могу поверить, — медленно произнес Якобс, — просто уму непостижимо…

Бернар молча улыбался.

Якобс продолжал:

— Просто уму непостижимо, что ты столько успел за какие-то сутки…

Продолжая улыбаться, Бернар пожал плечами — мол, что сделаешь, если успел.

— Значит эту проститутку, лучшую подругу нашей подопечной, даже, скорее, подругу нашего подопечного, — поправился Якобс, — ты откопал в той самой забегаловке?..

— Да…

— Удивляюсь: как это тебе удается так быстро входить в доверие к людям… Нет, это просто удивительно… — Фил отодвинул диктофон. — Значит я не ошибся в тебе, сделав своим компаньоном…

Бернар сдержанно поблагодарил:

— Спасибо…

Фил внимательно посмотрел на репортера.

— Ну, и что ты теперь собираешься предпринять?.. Если, конечно не секрет…

Бернар положил репортерский диктофон в сумку.

— Нет, не секрет…

— Что же?..

— Во-первых, — Лафарг принялся загибать пальцы, — во-первых, я хотел бы поговорить с этой Анеттой еще. Мне кажется она сможет сообщить много интересного о частной жизни своей подруги…

— А во-вторых?..

— Во-вторых — я хотел бы на несколько дней съездить в Сидней…

Последнее сообщение вызвало у издателя «Обнаженной правды» немалое удивление.

— В Сидней? — Переспросил он. — Но для чего тебе это надо?..

Бернар прищурился.

— Вам не кажется странным, — осторожно начал он, — что этот Деннис, наследник многомиллионного состояния, вот уже столько времени не появляется у себя дома — кажется, он называется Эдем…

Фил пожал плечами.

— Мало ли у него может быть причин, — сказал Якобс. — Может быть, дела требуют, чтобы он был именно тут, в Мельбурне…

— Харпер — человек масштабный, — сказал в ответ Бернар. — А масштабность в бизнесе требует, чтобы человек не засиживался долго на одном месте… — вытащив из кармана сигареты, он неспешно закурил. — Это еще не все, — произнес репортер, глубоко затягиваясь.

Взгляд Фила Якобса стал очень серьезным.

— Что-то еще? — быстро спросил он.

— Да…

— Что же?..

Выпустив из легких струйку сизого дыма, Бернар произнес:

— Я проверил телефонные счета за междугородние переговоры…

Фил перебил собеседника:

— Счета? — Переспросил он. — А при чем тут телефонные счета?..

— Кажется — мелочь, — пояснил Бернар, — однако в таком важном деле мелочей быть не может.

— А как это тебе удалось?..

Бернар самодовольно улыбнулся.

— Проще простого. Представился служащим с телефонной станции, показал соответствующие документы — вы ведь наверняка знаете, для меня это не проблема… Состроил глазки девушке-портье, пококетничал с ней…

— Так что же показывают эти счета?..

— За все время, которое Деннис, наш клиент, проживает в отеле «Маджестик», он ни разу не позвонил в Сидней…

— Мало ли, — поморщился Фил, — мало ли у Денниса может быть причин на этот счет…

— Так вот — мне кажется, что было бы неплохо узнать об этих причинах.

— А что это может быть?..

Бернар пожал плечами.

— Пока не могу сказать ничего определенного. Я не думаю, чтобы Харпер был настолько занят, чтобы не позвонить домой. Скорее всего, у него какие-то серьезные проблемы с родственниками.

— Ну и что?

— Было бы небезынтересно о них узнать, — закончил Лафарг.

После этих слов наступила довольно долгая пауза; Фил Якобс пытался просчитать, насколько эффективным может быть план Лафарга. Бернар же, в свою очередь, молча курил.

— А ты молодец, — наконец-то оценил босс способности своего репортера. — Неплохо придумано. Разносторонний подход.

Бернар, докурив сигарету, затушил и скромно улыбнулся.

— Ваша школа, мистер Якобс, — произнес он, — всем этим я обязан исключительно вам.

Якобс, удовлетворенно потерев руки, подмигнул лучшему репортеру своего издания.

— Ну, что ж, действуй… Я думаю, у нас все получится…

Лафарг вскоре ушел — спустя несколько минут Фил, стоя у окна, наблюдал, как «ниссан» Бернара, описав плавный полукруг, выехал со стоянки.

Усевшись за свой редакционный стол, Якобс погрузился в размышления.

«И все-таки не зря я поставил на этого Лафарга, — подумал он, — для него это — отличная возможность выбиться в люди… Если он не начнет позволять себе лишнего, все должно получится так, как я задумал.»

Солнечные лучи, бившие редактору «Обнаженной правды» в глаза, мешали размышлениям. Поднявшись, Якобс подошел к окну и наглухо зашторил его.

«Во всяком случае, теперь у меня огромное преимущество перед Чарлтоном, — продолжал размышлять Фил. — Во всяком случае, информация, которой владею я, значительно конкретней. Чарлтону не следовало соваться не в свое дело — пусть бы лучше продолжал торговать своим мясом и маслом… Что ни говори, информация и все, связанное с ней — очень тонкая субстанция…»

В дверях неожиданно задергалась ручка замка — Якобс всегда закрывался у себя в кабинете. После этого послышался негромкий, но настойчивый стук.

Фил раздраженно проворчал:

— Кто там еще? Я занят…

Из-за двери послышалось:

— Открой… Это я, Рудди.

Поднявшись со стула, Якобс неспешно подошел к двери и открыл ее. Увидев Чарлтона, он попытался изобразить на своем лице доброжелательность.

— А, Рудди?.. Ну, заходи. Чем ты меня на этот раз порадуешь?..

Захлопнув за собой дверь, Чарлтон, едва кивнув в ответ, прошел к столу и уселся на стул, развязно заложив ногу за ногу.

Наблюдая за своим другом детства, Якобс с неприязнью подумал: «Он ведет себя так, будто бы хозяин — он, а не я. Видимо, считает, что все вокруг обязаны ему по гроб жизни…»

Вынув из кармана брелок с часами, Чарлтон рассеянно повертел его в руке.

— Какие новости, спрашиваешь?.. — Переспросил он. — Неутешительные…

Тон у Чарлтона — во всяком случае, так показалось Филу, был вызывающе наглый.

Захлопнув дверь, Якобс уселся напротив — на свое привычное место.

— Неутешительные?..

«А что у тебя может быть утешительного, старый дурак, — думал Фил, вглядываясь в самодовольное лицо Рудди. — Торговал бы он своей говядиной…»

— Почему же?..

Чарлтон положил брелок на стол.

— Недавно я случайно встретил одну девку — подругу этой Липтон, Пытался ее расколоть, обещал кучу денег за кое-какую информацию…

Фила это сообщение несколько озадачило.

«Ну-ка, ну-ка», — подумал он.

Подавшись корпусом вперед, в сторону Чарлтона, Фил спросил:

— Ну, и что эта девка?..

— Обругала меня последними словами… Подумать только, — поморщился он, будто бы глотнул уксуса, — какая-то проститутка позволила себе накричать на меня…

Якобс покачал головой с притворным соболезнованием.

— Ай-яй-яй… Обругала, говоришь?.. Это все от того, что ты не умеешь как следует ладить с людьми…

— То есть — как это я не умею ла…

Совершенно неожиданно для Рудди Якобс перебил его:

— Кстати, а ты не можешь сказать, как зовут эту подругу твоей… м-м-м… — Якобс понимающе заулыбался, — ну, теперешней секретарши Мартины Липтон?..

Чарлтон пожал плечами.

— А тебе это для чего?..

— И все-таки, — не отставал Якобс, — скажи мне, как ее зовут?..

— Ну, допустим, ее имя — Анетта Финн, — ответил Рудди.

«Все правильно, — подумал Якобс, — все правильно, все сходится… Наверное, в той грязной забегаловке Бернару просто здорово повезло… как это он умудрился не только найти нужного человека за какие-то несколько часов, но и выудить из этой девки максимум необходимой информации?..»

Подняв глаза на Якобса, Рудди Чарлтон повторил свой вопрос:

— Так почему ты меня обо всем этом спрашиваешь, Фил?..

Ни слова не отвечая, Якобс подошел к сейфу и, открыв его, вынул несколько портативных аудиокассет. Вытащив дежурную кассету из телефона-автоответчика, он вставил свою и, не глядя на Рудди, нажал на клавишу воспроизведения.

Из динамика автоответчика послышалось:

— Она живет у этого красавчика. Денниса Харпера вот уже дней пять… Нет, ты только знаешь, какие деньги она теперь получает?.. — после этих слов послышался нетрезвый смешок. — Никогда не догадаешься… Нет, я это тебе говорю не потому, что завидую — Марта моя самая лучшая подруга, кроме всего прочего, этот человек буквально спас меня — в свое время я довольно сильно подсела на наркотики… Я говорю об этом только потому, что очень люблю Мартину, потому, что рада за нее… Ты даже и представить себе не можешь, какая тяжелая у нее была жизнь до этой встречи… Марта выросла в идиотской семье. Представляешь, ее папочка начал приставать к ней, когда Марте едва исполнилось четырнадцать. О, это был настоящий подонок, он заставлял свою дочь заучивать целые куски из статей Кропоткина и Бакунина. Нет, — за этим словом вновь послышался легкий смешок — судя по нетвердым интонациям и какому-то напряжению в голосе, говорившая, вне всякого сомнения была пьяна, — только представь себе: все дети смотрят диснеевские мультики, а бедная девочка заучивает наизусть какую-то гадость… А еще у нее были три знакомых полицейских, Марта дала им такие клички: Свобода, Равенство, Братство… Они часто забирали ее папашу в полицейский участок…»

Якобс щелкнул клавишей автоответчика.

— Узнаешь, кому принадлежит этот голос?.. — Со скрытой издевкой в голосе спросил он, хитровато глядя на собеседника.

Тот напряженно слушал этот полупьяный монолог.

Фил, вытянув ноги под столом, вновь повторил свой вопрос:

— Ну, так ты узнал, кто это только что так интересно рассказывал?..

Медленно подняв взгляд на издателя «Обнаженной правды», Чарлтон медленно произнес:

— Да…

Вид у Рудди был совершенно растерянный — конечно же, он прекрасно знал голос Анетты Финн.

Продолжая хитро смотреть на собеседника, Якобс поинтересовался:

— И тебя не интересует, каким образом мне удалось заполучить аудиозапись этого монолога?..

— Каким образом тебе удалось заполучить аудиозапись этого монолога?.. — каким-то деревянным голосом спросил Рудди.

Самодовольно улыбаясь, Якобс продолжал:

— Она сама мне обо всем рассказала… ха-ха-ха!.. — неожиданно рассмеялся он. — Да, взяла вот так, и рассказала…

Чарлтон прекрасно знал Якобса, чтобы догадаться, что он, вне всякого сомнения, врет. Кроме того, знание характера Анетты также не позволяло поверить в правдивость слов Фила.

Исподлобья посмотрев на издателя бульварного листка, Рудди произнес:

— Рассказала?.. Сама?.. Что-то не верится.

Вынув из автоответчика кассету, Фил потряс ее перед самым носом собеседника.

— Однако, факты, дорогой Рудик, упрямая вещь…

Чарлтон протянул руку за кассетой, но Якобс мягким движением отстранил ее.

— Обожди, обожди, зачем так торопиться… — поднявшись, он прошел к стене, в которую был вделан сейф и спрятал кассету там. — Для чего она тебе понадобилась, Рудик?..

Тот, недовольно повертев головой, произнес:

— То есть — как это для чего?.. Я, может быть, хотел бы прослушать ее целиком…

— А для чего тебе слушать ее целиком?.. — в голосе Якобса звучала ничем не прикрытая ирония. — Скажи, для чего?.. Разве тебе недостаточно одного только факта, что у меня есть…

— У тебя?.. — Резко перебил его Чарлтон. — У нас. — Поправил он собеседника.

Якобс покачал головой.

— У меня, у меня…

Предчувствуя что-то недоброе, Рудди слегка приподнялся со стула.

— Почему это у тебя, Фил? Мы ведь, кажется, договорились действовать вместе… Половина — моя, половина — моя, не так ли?

Продолжая все так же улыбаться, Якобс согласно кивнул.

— Да, действительно…

— Так в чем же дело?..

Поняв, что если и выкладывать Чарлтону свои соображения по этому вопросу, то лучше всего сделать это сейчас, Якобс произнес:

— Ты знаешь, Рудди, мне очень неприятно обо всем этом говорить…

Он мельком взглянул на Чарлтона — тот сделался белым.

Смакуя и растягивая каждое слово — а Якобс действительно получал от этого разговора ни с чем не сравнимое удовольствие — он продолжал:

— Да, Рудди, знаешь, как-то не очень приятно говорить тебе обо всем этом… Но я, хорошенько все взвесив, пришел к выводу, что могу прекрасно справиться с Деннисом Харпером и без твоей квалифицированной помощи. Понимаешь мою мысль?..

Рудди был явно не готов к такому резкому повороту событий.

— Что, что?.. — Переспросил он.

Все тем же ровным голосом Фил повторил:

— Я говорю — могу прекрасно управиться с Харпером и без тебя…

Резко вскочив из-за стола, Чарлтон принялся судорожно хватать ртом воздух — словно рыба, выброшенная на берег. Все, все, что он, Рудди Чарлтон, так тонко, так мастерски задумал, рушилось на глазах: освоение заброшенных золотоносных приисков, красивая жизнь, почет, уважение, слава — все блага, которые могут дать только большие деньги… И все благодаря какому-то мелкому проходимцу, жулику, который украл блестящую идею и теперь хочет получить эти блага вместо их законного хозяина. Из-за этого пройдохи Якобса…

Чарлтон быстро взял себя в руки — поняв, что дело безнадежно проиграно, он решил выторговать у Фила хоть что-нибудь для себя.

— Но, Фил, — произнес он пересохшими от волнения губами, — Фил… Нельзя же так… Мы ведь с тобой друзья, Фил… Я всегда очень хорошо к тебе относился, ты должен помнить это. — Голос Чарлтона срывался от волнения. — Неужели ты действительно можешь поступить так со мной, неужели у тебя хватит совести не поделиться хоть чем-то со своим старым другом, которого ты знаешь вот уже столько лет…

Якобс наблюдал за терзаниями Чарлтона с нескрываемым удовольствием. Состроив сочувственную гримасу, он деланно-участливым тоном произнес:

— Рудик, не волнуйся… Да на тебе просто лица нет. В нашем с тобой возрасте нельзя так волноваться — это вредно для здоровья… Может быть, дать тебе какого-нибудь успокоительного?..

На Чарлтона действительно страшно было смотреть — лицо его сделалось из белого каким-то мертвенно-серым.

— Рудик, — продолжал издеваться Якобс, — все нормально, не волнуйся… — с этими словами он полез в шуфляду письменного стола и действительно вынул оттуда пузырек с какими-то лекарствами — судя по этикетке, успокоительными. — Вот, возьми… Это драже, прекрасно успокаивает в самых критических ситуациях. — Он принялся отвинчивать крышку пузырька. — Сейчас ты успокоишься, я вызову тебе такси — в таком состоянии ни в коем случае нельзя садиться за руль…

Глядя перед собой в какую-то точку в пространстве, Чарлтон тихо произнес:

— Фил… — это слово больше походило на глухой стон.

Якобс изогнувшись, посмотрел на Чарлтона.

— Хочешь успокоительного?..

— Фил… — снова простонал Чарлтон. — Фил, как ты можешь так поступать со мной?.. Неужели ты ничего мне не дашь?..

Притворно вздохнув, Якобс начал так:

— Понимаешь, Рудик, я очень, очень ценю твои дружеские чувства по отношению ко мне… Очень ценю. Я чрезвычайно благодарен тебе за то, что ты подкинул мне эту замечательную идею с Деннисом Харпером. Да, шантаж — дело благородное, и кому, как не мне, это знать. Однако, — интонации Якобса приобрели известную твердость, — однако, Рудди, ты должен понимать, что есть вещи значительно более ценные, чем дружба… Да, ты должен понимать это, ты же сам бизнесмен. А что ценится превыше дружбы? — Задал сам себе вопрос Фил и тут же ответил на него: — А превыше дружбы ценятся деньги. Особенно такие, какие можно ожидать от этого Харпера. Более того, Рудди, мне кажется, ты зря волнуешься: денег у нас еще нет, так что мы начинаем делить шкуру неубитого медведя… Понимаешь? Мы делим воздух, делим то, чего нет… И не понимаю — чего ты так вдруг разволновался?

Неожиданно Чарлтон резким движением схватился за грудь.

— Сердце… — чуть слышно простонал он.

В тот момент Якобс почему-то решил, что его старый товарищ симулирует — он очень давно знал Чарлтона и мог дать голову на отсечение, что Чарлтон способен и не на такое. Покачав головой с нескрываемым, каким-то шутовским притворством, Якобс произнес:

— Я же говорю тебе — возьми вот это, — он указал на стоявшую на столе склянку с успокоительным. — Рудик, не будь таким глупым, не надо беспокоится по пустякам.

Поднявшись из-за стола, Чарлтон, как лунатик, вышел и пошел прямо на Якобса. Он тяжело дышал, и Филу почему-то показалось, что сейчас Рудди кинется на него. Инстинктивно отступив несколько шагов назад, Якобс замахал руками.

— Рудди, Рудди, сядь на место, что ты делаешь, Рудик!.. Сейчас же сядь…

Сделав еще шаг, Чарлтон буквально рухнул на Фила, вцепившись мертвой хваткой в горло издателя «Обнаженной правды».

— Помогите!.. — Прохрипел испуганный Якобс. — Помогите, душат!..

Фил изо всей силы отпихнул от себя Чарлтона — тот упал спиной назад. Падая, он задел угол стола — раздался неприятный хруст…

Оправившись от пережитого испуга, Якобс подошел к неподвижно лежавшему на ковровой дорожке Чарлтону. Из виска его давнего друга сочилась тонкая струйка густой, почти черной крови — видимо, при падении Чарлтон ударился виском об угол стола.

— Рудди, — тихо прошептал Якобс, — Рудди… Вставай, прекрати придуриваться… Рудди, вставай, я тебе говорю…

Рудди не отвечал. Он лежал посреди кабинета, в нелепой позе раскинув руки.

— Рудди…

Якобс, наклонившись к груди Чарлтона, расстегнул пуговицы рубашки и приложил ухо. Сердце Чарлтона не билось. Не надо было быть врачом, чтобы определить, что мистер Чарлтон мертв.

Медленно поднявшись с корточек, Якобс уселся на краешек стула. Все произошло так мгновенно, что он никак не мог поверить, что Рудди действительно мертв. Посидев так несколько минут, Якобс наконец стал осознавать весь ужас своего положения: в его кабинете, на полу — труп с разбитым виском… Якобс, рывком поднявшись, подошел к зеркалу, висевшему на стене. Да, так и есть — на шее его набухали кровью две багровые царапины, оставленные пальцами друга детства. Якобс внимательно вычитывал корректуру «Обнаженной правды», в том числе и разделы полицейской хроники, и поэтому прекрасно знал цену этим царапинам. Еще одна улика… Да, это — настоящая невыкрутка. Никто и никогда не поверит, что он, Фил Якобс, не виноват в смерти мистера Чарлтона.

Наконец, мысли Якобса несколько упорядочились, и он принялся размышлять, что следует предпринять в данной ситуации.

Неожиданно его размышления прервал стук в дверь. «Черт, — подумал Фил, — кого это еще несет?»

Стараясь придать своему тону будничное выражение, Фил произнес:

— Я занят!

Однако стук повторился.

— Я занят, черт бы вас всех подрал!.. — Срывающимся голосом заорал Фил. — Кто там еще?

Из-за двери послышалось:

— Это я, Бернар Лафарг. Мистер Якобс, откройте, у меня к вам один неотложный вопрос.

Фил всегда отличался быстротой сообразительности. Он понял, что никогда и ни за что не расхлебает эту историю сам, никогда не выйдет из этой истории чистым… Поднявшись со стула, он подошел к двери и приоткрыл ее.

— Входи…

Бернар, заметив лежащего на полу незнакомого джентльмена, вопросительно посмотрел на своего начальника.

— Что это?..

Стараясь не смотреть на труп мистера Чарлтона, Якобс ответил:

— Это один посетитель… Пришел ко мне, чтобы сообщить кое-какие интересные вещи, разволновался, стало плохо с сердцем…

Нагнувшись к трупу, Бернар сразу же обратил внимание на разбитый висок посетителя.

— С сердцем?..

Стараясь вложить в свой голос как можно больше сочувствия, Якобс произнес:

— Да…

Бернар так откровенно смотрел на следы крови, что Филу пришлось объясниться:

— Понимаешь, падая, он задел виском вот этот угол стола, — Якобс указал на угол, явившийся причиной смерти Чарлтона. — Такая нелепая смерть…

Поднявшись с корточек, Бернар внимательным, изучающим взглядом посмотрел на босса. Взгляд его задержался на багровых царапинах на шее Фила.

— Упал на угол?.. — Переспросил он, стараясь скрыть недоверие, скользившее в его голосе, — задел виском угол стола?..

Филу стало не по себе. Этот Бернар Лафарг явно его подозревал. Впрочем Фил прекрасно понимал, что у него были для подозрений более чем веские основания…

«Если обыкновенный, правда, не самый худший репортер в какие-то несколько секунд решил, что именно я отправил на тот свет Чарлтона, то что же скажет полиция, когда все это увидит?.. — Черт, этого еще не хватало…»

Присев на краешек стула, Лафарг, не сводя с Фила взгляда, спросил, кивнув в сторону лежащего на полу тела:

— Он мертв?

Фил покачал головой.

— Боюсь, что да…

Впрочем, Бернар задал этот вопрос исключительно для проформы — он прекрасно ориентировался в подобных вещах. Репортерская работа в «Обнаженной правде» была для него неплохой школой.

— Он мертв, — тихо произнес Фил, обращаясь, скорее, не к Бернару, а к самому себе.

— Да уж, — тихо отозвался Лафарг. — Мертвее, как говорят в полиции, не бывает… — Пристально посмотрев на Якобса, он произнес: — Надо что-то делать…

Якобс вздохнул. Он, оправившись от первоначального шока, и сам прекрасно понимал, что действительно надо что-то делать. Правда, он никак не мог сообразить, что именно. Единственное, на что он надеялся — что этот вопрос возьмет на себя Бернар.

— Надо что-то предпринять, — повторил Лафарг. — Нельзя оставлять этого так…

— Что?.. — Не понял Фил.

Бернар коротко кивнул в сторону распластанного на полу тела.

— Надо прежде всего избавиться от этого…

У Фила теплилась смутная надежда на то, что полиция обязательно во всем разберется — ну не мог же он, уважаемый человек, издатель популярной газеты так вот запросто убить своего старого товарища! Однако, встретившись глазами с жестким взглядом стальных глаз Бернара Лафарга, он сразу же понял, что все будут подозревать в убийстве только его одного. Все — и эти злосчастные багровые царапины на шее, и отсутствие всяких свидетелей, и, главное — окровавленный труп — все это свидетельствовало против Фила.

Посмотрев на репортера, Якобс медленно произнес:

— Я не убивал его… Он сам…

Бернар тут же согласился — гораздо быстрее, чем требовали обстоятельства:

— Конечно, конечно… Только как это доказать полиции — ума не приложу.

— Я не убивал, — вновь повторил Якобс.

Сев напротив Фила, Бернар произнес:

— Что будем делать? Нет, вы только представьте, какой скандал — посетитель приходит к главному редактору газеты, которая, кстати, сама специализируется на освещении такого рода происшествиях — и там умирает… Причем, как непременно отметят детективы — при весьма загадочных обстоятельствах…

Глядя перед собой в какую-то пространственную точку, Якобс тихо сказал:

— Бернар, боюсь, но я ничего не смогу им доказать… Полиция не поверит мне… К тому же, там не слишком-то любят «Обнаженную правду» — мы ведь не раз издевались над их методами работы — ты ведь наверняка знаешь об этом…

Это было правдой — мельбурнская криминальная полиция давно имела большой зуб на Якобса — особенно после скандальной истории с извращенцем, проходившей в криминальных каналах под кличкой «Вампир из Южного Уэльса». Тогда все детективы буквально сбились с ног, разыскивая маньяка, а Бернар сумел не только в считанные дни разыскать его, но даже взять интервью и, как утверждал последний, подружиться…

Бернар выпрямился.

— Так, — произнес он, — во-первых, необходимо избавиться от всех улик.

— А что у нас может быть уликой?..

Бернар прищурился.

— Во-первых — труп. Но с этим немного повременим. Мистер Якобс, этот господин ни к чему не прикасался — может быть, он оставил где-нибудь отпечатки пальцев?..

Якобс слабо махнул рукой.

— Не знаю… Не помню…

Вынув из кармана чистый носовой платок, Бернар прошелся по кабинету, тщательно вытирая все предметы — стол, бар, стеллажи с книгами, подоконник, стулья.

— Так, — произнес он, — что еще… тот господин приехал на своей машине?..

Якобс безучастно пожал плечами.

— Не знаю… Наверное.

Подойдя к окну, Бернар отодвинул тяжелую портьеру и посмотрел в сторону стоянки — она располагалась как раз под окнами кабинета.

— Какая у него машина?

Якобс принялся вспоминать.

— Не помню…

— И все-таки… Мистер Якобс, вспомните, это теперь очень важно…

— Если не ошибаюсь — красный «корвет», — произнес Фил.

— «Шевроле-корвет»? — Уточнил Бернар. — Красного цвета?..

— Да, кажется…

Внимательно осмотрев стоявшие под окном автомобили, Лафарг произнес:

— Да, там действительно стоит такая машина. Наверняка, этого господина. — Кстати, — осторожно спросил он, — кстати, а кто он?..

Вопрос, заданный репортером, может быть, и был не слишком уместен в данной ситуации — это делало его нежелательным свидетелем. Однако он и без этого много знал, и Якобс, находясь, к тому же, в состоянии сильного стресса, рассказал Бернару все, как было.

Бернар слушал сбивчивый рассказ своего шефа чрезвычайно внимательно — казалось, он верил абсолютно всему, что тот ему сообщил. Всему, кроме одного — по явно недоверчивому выражению лица репортера можно было догадаться, что он никак не может поверить словам Фила, что мистер Чарлтон умер от сердечного приступа.

— Да, — задумчиво протянул Лафарг, — неприятная история…

Несколько придя в себя, Якобс обрел относительную способность трезво оценить ситуацию. Подойдя к бару, он вытащил оттуда бутыль «Джонни Уокера» и, отвинтив металлическую закрутку, сделал большой глоток прямо из горлышка. Как ни странно, однако алкоголь окончательно успокоил Фила.

Коротко кивнув на труп мистера Чарлтона, он твердо произнес:

— Надо что-то делать с этим…

— Помогите…

Подойдя поближе. Фил увидал, что Лафарг пытается завернуть тело Чарлтона в ковровую дорожку.

— Что ты собираешься делать?..

Продолжая скатывать дорожку, Бернар произнес:

— Сейчас самое главное — как можно более незаметно вынести этот труп из редакции. Кстати, а где ключи от машины?.. — С этими словами Бернар принялся шарить по карманам покойного.

Якобс поймал себя на мысли, что он никогда, ни за что на свете не смог бы так вот запросто обыскивать труп только что умершего человека.

Вытащив связку ключей со знакомым Якобсу брелоком — тем самым, который Чарлтон бесцельно крутил в руках на протяжении всего разговора — Лафарг, осмотрев ключи, произнес удовлетворенно:

— Так, кажется, то, что надо… Наверняка, — он, отделив характерный автомобильный ключ от остальных, отцепил его с брелока, — наверняка, этот ключ от его «корвета»…

— И что дальше?.. — спросил Фил.

Бернар коротко кивнул.

— Мистер Якобс, помогите…

Спустя несколько минут тело Чарлтона было свернуто в ковровую дорожку. Бернар сделал это очень аккуратно — ни ног, ни головы покойного видно не было.

— А теперь что?..

Усевшись на стол, Бернар вытащил из кармана пачку сигарет и, взяв одну, закурил.

— Дальнейший план такой: необходимо каким-то образом вывезти это тело как можно дальше отсюда, лучше всего — куда-нибудь за город…

— Почему именно за город?.. — Не понял Фил замысла репортера.

Тот глубоко затянулся.

— Потому, что там легче всего от него отделаться… И проще…

«А ведь действительно правильное решение, — с невольным уважением подумал Якобс, — хорошо соображает этот Лафарг…»

Якобс еще раз убедился, что без действенной помощи своего нового компаньона ему не выпутаться из этой истории. Бернар Лафарг, несмотря на всю экстремальность ситуации, не терял ни самообладания, ни присутствия духа.

— Бернар, — осторожно начал Фил. — Бернар, ты не мог бы выполнить одну мою просьбу… — подумав, что такое обращение звучит не совсем убедительно, Якобс добавил: — дружескую просьбу… Мы ведь с тобой компаньоны, не так ли?..

Бернар наклонился вперед, выразив свою готовность выслушать все, что скажет ему Фил.

— Все, что в моих силах…

Стараясь высказать интонацией максимум уважения к Лафаргу — а в этот момент Якобс действительно уважал его, как никогда — он начал:

— Бернар, я всегда знал, что из тебя выйдет толк… Я всегда верил в тебя, всегда надеялся, что ты достигнешь больших высот в жизни…

Если мистер Якобс и немного переигрывал, если он в этот момент и употреблял хвалебные эпитеты в адрес репортера более, чем требовалось, то это вполне компенсировалось искренностью его тона.

— Да, я был уверен в этом, — продолжал Фил, — и именно поэтому я взял тебя в компаньоны… Кроме того, ты — человек необыкновенной порядочности, кристальной честности… Да, именно так. Ты способен на самые благородные, самые самоотверженные поступки, я уверен в этом…

«Сейчас он будет просить меня помочь избавиться от трупа человека, которого несколько минут назад прикончил в своем кабинете», — подумал Бернар.

Так оно и случилось. Воздав должное замечательным качествам Лафарга, Якобс сказал, кивнув в сторону трупа, завернутого в ковровую дорожку:

— Только ты один способен избавиться от этого… Помочь мне избавиться…

Бернар согласно склонил голову.

— Хорошо, мистер Якобс.

— И сделать это так, чтобы на нас с тобой не падали никакие подозрения…

Бернар сдержанно улыбнулся.

— Хорошо, мистер Якобс, постараюсь…

Видимо, посчитав, что одних только лишь комплиментов в адрес Бернара, равно как и заверений в любви и дружбе недостаточно, Якобс решил напомнить репортеру о более существенных вещах:

— Мы ведь с тобой компаньоны…

— Да, мистер Якобс…

— А это значит — что оба связаны одной веревочкой… Если меня засудят по этому идиотскому делу, всему нашему бизнесу придет конец. Ты, надеюсь, понимаешь это?..

Бернар сдержанно улыбнулся.

— Конечно… Всем, что я имею, я обязан только одному вам…

— Ну, что ж, не следует терять времени…

Спустя четверть часа красный «корвет» мистера Чарлтона мчался по направлению загородного шоссе. За рулем сидел Бернар. В багажнике автомобиля лежало тело несчастного хозяина «корвета». Сзади на приличном расстоянии ехал Якобс.

Сразу же за кольцевой дорогой, опоясывающей Мельбурн, начинаются ровные ряды коттеджей — зажиточные горожане, не желая жить в чаде и гуле большого города, предпочитают селиться именно здесь. За коттеджами располагается дикая и пока еще пустынная местность — вырытые котлованы, обилие строительных материалов и техники говорят о том, что такие же коттеджи вскоре появятся и тут.

Резко свернув с трассы, красный «корвет» остановился рядом с такой стройкой и притормозил. Спустя несколько минут тут же притормозил автомобиль издателя «Обнаженной правды».

Бернар, хлопнув дверкой, вышел из машины и, осмотревшись по сторонам, убедился, что поблизости никого нет. Подойдя к багажнику, он раскрыл его и с видимыми усилиями вытащил оттуда огромный сверток, запакованный в ковровую дорожку — в свертке угадывались силуэты человеческого тела.

Подошедший Якобс осторожно поинтересовался:

— Что ты собираешься делать?..

Бернар коротким кивком головы указал на какую-то яму:

— Сюда…

Через минуту сверток покоился на дне ямы.

Якобс вопросительно посмотрел на Бернара.

— А теперь что?..

Усевшись за пульт бетономешалки, стоявшей неподалеку, Бернар подогнал ее к яме. Спустя несколько минут яма была целиком залита цементом.

Вытерев руки, Бернар обернулся к Филу.

— Теперь никто не найдет его, — произнес он, — никто и никогда… Впрочем, мистер Якобс, у нас на руках еще одна серьезная улика, от которой следует как можно скорее избавиться…

Тот насторожился.

— Какая?..

Бернар указал рукой в сторону красного «корвета», принадлежавшего покойному.

— Вот это…

Якобс серьезно забеспокоился.

— Что же будем делать?..

Лафарг успокоительно покачал головой.

— Не волнуйтесь, мистер Якобс. Я знаю, что нам следует предпринять…

— Что же?..

Спустя полчаса страшно разбитый автомобиль Чарлтона стоял у ворот автомобильного кладбища. До слуха Бернара и сидевшего за рулем своей машины — она стояла несколько поодаль — Якобса доносился тяжелый гул: тяжелый пресс плющил кузова отслуживших свой век автомобилей.

— Ты хочешь оставить машину Чарлтона тут?.. — спросил Фил. — А это случайно не опасно?..

Бернар махнул рукой.

— Нет, мне кажется, все будет в порядке. Хозяин этой свалки — порядочный проходимец, но за определенную мзду он наверняка согласиться держать язык за зубами. Я знаю его несколько лет…

Бернар произнес эту фразу таким тоном, что Фил невольно решил, будто ему не впервой приходится возить машины покойников на это автомобильное кладбище.

— Это точно?..

Лафарг успокоительно закивал.

— Точно, мистер Якобс…

Наконец, к разбитому «корвету» /Бернар трудился над ним почти час, разбивая булыжником все, что можно было разбить/ подошел хозяин свалки — грузный мужчина лет пятидесяти, огромное, выпиравшее из-под ремня брюхо которого свидетельствовало о неимоверной любви хозяина автокладбища к пиву.

Улыбнувшись Бернару, он кивнул в сторону раздолбанного автомобиля Чарлтона:

— Какие-то проблемы?..

Бернар также небрежно ответил:

— Да, приятель… Хотелось бы избавиться от этого металлолома…

— Хорошо, — согласился хозяин автокладбища, — без проблем. За прием его на свалку — сто долларов.

Якобс с готовностью полез во внутренний карман пиджака за бумажником.

Протянув хозяину автокладбища банкноту, он вежливо произнес:

— Пожалуйста…

Спрятав деньги в нагрудный карман комбинезона, хозяин свалки поинтересовался:

— Наверное вы хотите, чтобы этот автомобиль был утилизирован немедленно, на ваших глазах?..

Якобс поспешно произнес:

— Да, если можно…

— Отчего же нет, — заулыбался хозяин, — без проблем, приятель… Гони еще сто долларов.

Минут через двадцать огромный подъемник опустил на землю груду хорошо спрессованного железа — это было то, что осталось от машины Чарлтона. А еще через несколько минут это железо скрылось под еще одним спрессованным автомобилем.

Убедившись, что последняя улика ликвидирована, Якобс и Лафарг направились к машине.

— Кстати, — поинтересовался по дороге Якобс у хозяина, — а что потом будет со всем этим ломом?..

— На переплавку, — спокойно ответил тот. — Мы продаем это в Японию, а там из всего этого, в свою очередь, делают кузова машин. Недаром говорят, что «крайслер» вчерашнего дня — это «тойота» завтрашнего…

Всю обратную дорогу Якобс и Лафарг молчали. Бернар — он сидел за рулем — сосредоточенно вел автомобиль. Подъехав к редакции, он то ли в шутку, то ли всерьез произнес:

— Да, мистер Якобс, вот я и докатился…

— До чего? — Забеспокоился тот.

— Вот я и стал соучастником преступления…

Бернар, разумеется, обманывал свою мать Элеонору, говоря, что живет то у одной подружки, то у другой: он давно уже снимал небольшую, но уютную квартиру неподалеку от редакции. Причина, заставлявшая репортера обманывать мать, была весьма банальной: больше всего на свете он боялся, что та, придя к нему домой, начнет «вправлять мозги», поучая, чего можно, а чего нельзя делать в жизни.

Помня о похождениях мужа, Поля Лафарга, Элеонора почему-то очень боялась, чтобы ее единственный сын не связался с какой-нибудь проституткой. Бернар, который с самого раннего детства был третируем матушкой разговорами «о морали и нравственности», подобно Марте, быстро превратился в негативиста. Он познал женщину в двенадцать лет — его первой женщиной стала тридцатипятилетняя проститутка из соседнего квартала. Бернар был весьма обаятелен; подруги Элеоноры, бывшие продавщицы из того самого универмага, где она когда-то работала, находили мальчика довольно симпатичным, небезосновательно считая, что он наверняка является предметом воздыхания многих девушек. Бернар мог сделать выгодную партию, женившись на дочери какого-нибудь бизнесмена средней руки; однако с юности его почему-то тянуло исключительно к девушкам более чем предрассудительного рода занятий.

Психоаналитик, который однажды консультировал репортера на эту тему, сказал, что Бернар действует подсознательно назло своей маме. Лафарг не стал спорить, справедливо посчитав, что так оно и есть.

Разумеется у Бернара, который, живя один, вел далеко не монашеский образ жизни, перебывало множество женщин — излишне говорить, что подавляющее большинство их были проститутки. В ту ночь Анетта была слишком пьяна, да и Лафарг преследовал совершенно иные цели — ему необходимо было выудить из нее как можно больше информации о Мартине. Кроме того Бернар еще в той забегаловке пообещал девушке, что их отношения на ближайшие сутки будут носить исключительно дружеский характер — к тому же Анетта не могла профессионально обслужить репортера по определенным физиологическим соображениям…

Однако Бернар находил, что эта девушка «очень даже ничего» и, разумеется, не исключал возможности, что в дальнейшем их отношения приобретут более тесный и — не исключено — довольно регулярный характер.

Короче говоря, Бернар решил на какое-то время оставить Анетту жить у него. Лафаргом, кроме чувства «поступить назло маме», двигало еще одно соображение: он смутно чувствовал свою вину перед Анеттой — и за недостойное поведение его матери, и за то, что вынужден расспрашивать ее о слишком интимных подробностях жизни лучшей подруги…

Оставалось ликвидировать еще одно недоразумение — сказать Анетте, что он, Бернар Лафарг — не кто иной, как сын ненавистной девушке квартирной хозяйки…

Вернувшись в свою квартиру, репортер застал Анетту сидящей перед телевизором.

— Привет!.. — Поздоровался Бернар, заходя в комнату.

Та, поднявшись, потупила взор — Анетта, весь день вспоминая, что же рассказывала она ночью, пришла к выводу, что выболтала слишком многое…

— Добрый вечер… — Она пошла навстречу Бернару. — Ну, спасибо за приют… Мне надо идти…

Бернар был несколько удивлен таким поворотом событий.

— То есть как это идти?.. Ты же, кажется, говорила, что у тебя неприятности…

Анетта махнула рукой.

— А, ты имеешь в виду, что эта старая карга Элеонора опечатала квартиру?.. Ну, это ничего, у меня достаточно денег, чтобы снять новую…

Бернар посмотрел на нее с еще большим недоумением.

— То есть ты хочешь сказать, что ты не собираешься туда возвращаться?.. — Тебе что, вещей не жалко?..

— Какие там вещи!.. — Воскликнула Анетта. — У меня там почти ничего и не было… А документы, — она кивнула на сумочку, — всегда при мне. Денег, чтобы снять что-нибудь получше той конуры, у меня более чем достаточно…

Это было для Лафарга полнейшей неожиданностью. Решив отложить разговор на потом, он предложил:

— Хорошо… Может быть, ты хоть поужинаешь?..

Анетта на секунду задумалась.

— Поужинать?.. Ну, хорошо…

Когда ужин подходил к концу, Бернар сообщил Анетте новость, от которой та едва не свалилась со стула.

— Знаешь, что, — сказал он просто, — а ведь я вчера — ну, в той самой забегаловке, где мы с тобой познакомились — я тебе соврал…

Анетта подняла на Бернара глаза.

— Это ты о чем?..

Бернар улыбнулся несколько виновато.

— Об Элеоноре Лафарг… Я ведь никогда не снимал у нее квартиру…

— Вот как? Откуда же тогда ты ее знаешь?..

Бернар, предчувствуя, какую реакцию вызовут его слова, ухмыльнулся.

— Это моя мать…

Подавившись куском бекона с яишницей, Анетта закашлялась.

— Элеонора Лафарг? Эта жирная образи… Извини… — девушка не могла прийти в себя. — То есть, ты не ошибаешься?.. Это действительно твоя мать?..

Бернар кивнул.

— Разумеется, не ошибаюсь… Да, она моя мать.

После этих слов наступило тягостное молчание — Анетта долго не могла прийти в себя.

— Твоя мать, — тихо повторила она, — ни за что бы не подумала…

— Представь себе… Впрочем, — улыбнулся Бернар, — надеюсь, это досадное обстоятельство никак не повлияет на наши отношения?

Доужинав в полном молчании, Анетта поднялась из-за стола.

— Ну, что, я пошла? Еще раз благодарю за приют… Да, и вот что: то, что я рассказывала тебе вчера, не воспринимай серьезно…

Бернар отодвинул тарелку.

— Это ты о чем?

Анетта замешкалась.

— Ну, что я рассказывала тебе о своей жизни, о подругах…

Бернар усмехнулся.

— Хорошо, не буду.

Анетта направилась в прихожую.

— Ну, всего хорошего…

Она уже открывала дверь, когда рука Лафарга задержала ее.

— Постой…

Анетта на мгновение задержалась.

— Что?..

Захлопнув дверь, Бернар стал перед ней и серьезно произнес:

— Знаешь, что, моя матушка так некрасиво повела себя, что я невольно чувствую перед тобой какую-то непонятную вину…

Анетта посмотрела на хозяина квартиры с некоторым недоумением.

— Вину?..

Бернар склонил голову.

— Да, вину.

Анетта пожала плечами.

— Не понимаю, при чем тут ты… Это ведь не ты, а твоя мать.

— Вот мне и неудобно за нее, — подхватил Бернар. — Очень неудобно… Поверь, я бы сам ни за что на свете так не поступил…

Анетта слегка улыбнулась.

— Охотно верю, не сомневаюсь…

Приобняв девушку за плечи, Бернар вновь провел ее на кухню.

— Так вот, Анетта, я чувствую свою вину и хотел бы хоть что-нибудь сделать для тебя…

Анетта послушно уселась на стул.

— Ты и так сделал все, что мог, — ответила она, — мне негде было ночевать, и ты приютил меня. Знаешь, что, Бернар, — она подняла на него глаза, — ты — один из немногих действительно порядочных людей, с которыми мне приходилось иметь дело… Вспомнив подробности сегодняшнего дня — бледный, трясущийся мистер Якобс над трупом Чарлтона, ковровая дорожка, бетономешалка, разбиваемый прессом корпус красного «корвета» и — самое главное! — история с шантажом Денниса Харпера, Бернар нехорошо улыбнулся.

— Ну, если ты действительно так думаешь, то хотел бы сделать для тебя еще кое-что…

Анетта прищурилась.

— Сделать для меня еще кое-что? Но что же?

— Мне кажется, есть смысл, если я позвоню твоей квартирной хозяйке и решу все дела… — Заметив на лице девушки выражение испуга, Бернар поспешил добавить: — Только не волнуйся, говорить буду я…

Анетта настороженно посмотрела на хозяина квартиры и спросила:

— А о чем говорить?..

Взяв с полки телефон Бернар принялся набирать нужный номер.

— О тебе, о твоих делах… Черт, никого нет дома, — он положил трубку на рычаг. — Анетта, есть такое предложение…

— Да…

— Давай сейчас куда-нибудь съездим, проветримся — у меня сегодня был очень тяжелый день… А моей матушке позвоним попозже… Хорошо?

С минуту поразмышляв, девушка согласилась.

— Хорошо.

— Тогда одевайся.

Спустя несколько минут «ниссан» Бернара неспешно катил по направлению центра города, в район, славившийся обилием увеселительных заведений…

Хотя Бернар и не очень-то жаловал свою мать, он боялся ее — даже, не столько ее саму, сколько возможного решения, по которому она в своем завещании лишит его всех прав на наследство — несколько десятков доходных квартир и неплохой коттедж в разных районах Мельбурна.

Элеонора могла простить своему единственному сыну все — и беспутность поступков, и природную, доставшуюся от папочки по наследству страсть к различного рода авантюрам, и даже работу репортером в скандально-известном бульварном листке — если бы Элеонора узнала об этом. Единственное, что она никогда не поняла бы и не простила — длительную связь с девицей предрассудительного поведения. Узнай Элеонора Лафарг об этом — она бы наверняка лишила бы в своем завещании всех прав на наследство.

Таким образом две вещи, приносившие Бернару наибольшее беспокойство и наибольшее удовлетворение, сошлись в полнейшем противоречии.

Сидя за рулем «ниссана», Лафарг сосредоточенно следил за дорогой. Анетта молчала. Наконец, спустя минут десять пути она поинтересовалась:

— Куда мы едем?..

Бернар пожал плечами.

— Не знаю. Куда-нибудь…

— Как, ты не знаешь, куда ведешь машину?..

«Ниссан» Лафарга остановился на светофоре. Обернувшись к девушке, Бернар произнес:

— Мне все равно, куда ехать… Я же говорю — у меня сегодня был очень тяжелый день…

Наконец, автомобиль Лафарга остановился на стоянке, сразу же за которой призывно сверкала неоновая вывеска дансинга.

— Любишь танцы?.. — Поинтересовался Бернар.

Анетта пожала плечами.

— Нет, если честно, к танцам я достаточно равнодушна…

Лафарг хлопнул дверкой.

— А я иногда люблю потанцевать… Знаешь, как-то быстро сбрасывается вся накопленная за тяжелый день усталость.

В этот момент к «ниссану» подкатил темно-фиолетовый «ровер». Бернар, беседуя с Анеттой о пользе танцев для разгрузки стрессов, не обратил на это обстоятельство ровным счетом никакого внимания — в Мельбурне множество «роверов» именно такой модели и именно такого цвета. Неожиданно за спиной Лафарга послышался знакомый голос:

— Бернар?..

Лафарг обернулся — перед ним стояла его мать Элеонора.

— Бернар?.. Вот приятная неожиданность! Что ты тут делаешь?..

Обернувшись, Анетта увидала свою ненавистную квартирную хозяйку — от этого ей едва не сделалось дурно. Она попыталась было спрятаться за машиной, но было поздно — Элеонора, заметив ее, поняла, что девушка приехала именно с Бернаром. Лицо ее тут же исказила гримаса ярости.

— А, и ты тут!.. — закричала она. — И ты тут?.. Что ты тут делаешь, грязная шлюха?..

Элеонора сделала несколько шагов по направлению к Анетте, но на ее пути встал Бернар.

— Мама, умоляю тебя, успокойся, — начал он, — мама, я сейчас все тебе объясню…

Коротко кивнув в сторону девушки, Элеонора спросила сына:

— Она что — с тобой?.. — и, не дождавшись ответа, сказала: — Да, конечно же, с тобой…

Бернар сделал успокаивающий жест.

— Мама, я тебе сейчас все объясню. Дело в том, что эта девушка…

Элеонора перебила сына неожиданно громко:

— Объяснишь? — Переспросила она. — Ты еще хочешь мне что-то объяснить?.. Я не нуждаюсь в твоих объяснениях!..

Глаза Элеоноры Лафарг налились кровью, казалось — еще вот-вот, и она накинется на строптивую квартирантку, так некстати оказавшуюся тут, с кулаками.

— Но, мама — попытался вставить Бернар, — мама, все далеко не так, как ты думаешь…

Уперев руки в бока, Элеонора посмотрела на сына — тот сразу же понял, что теперь может произойти что-то очень страшное.

— А как я думаю!.. — Кричала миссис Лафарг. — Что мне еще прикажешь думать, если я случайно заехав в этот район, встречаю тебя с этим вот, — короткий кивок в сторону Финн, — с этим вот подзаборным отребьем, с этой девкой, которая…

Анетта инстинктивно сделала шаг назад.

— С этим отребьем!.. Ты знаешь — она буквально позавчера едва не убила меня!.. — Элеонора Лафарг все больше и больше заводилась. — Да, едва не убила!.. Она набросилась на меня с ножом!.. Она выгнала меня из моей же квартиры… Она… — У миссис Лафарг просто не находилось слов для выражения своего негодования.

Всю эту тираду Элеонора выпалила на одном дыхании. Дождавшись, пока ее первоначальная ярость несколько спадет, Бернар, виновато улыбнувшись, сказал:

— Мама, дело в том, что эта девушка…

Элеонора замахала руками.

— Знать ничего не хочу — не надо тут оправдываться… Оправдываешься — значит виноват. Честные люди никогда не снисходят до оправданий…

«Особенно с такими гнусными тварями, как ты», — подумала Анетта.

— Тихо тихо, я не собираюсь перед тобой оправдываться, я просто хочу объясниться… Так сказать, прояснить ситуацию.

Уперевшись тяжелым взглядом на сына, Элеонора произнесла:

— Прояснить ситуацию?.. Ну, давай… Посмотрю, как ты будешь выкручиваться на этот раз… Неужели ты не видишь, что это — самая настоящая проститутка?..

Подойдя к Элеоноре поближе, Бернар начал тоном, каким, по его мнению, единственный сын и должен обращаться к любящей матери:

— Мама, все совсем не так, как ты думаешь… С этой девушкой я познакомился вчера, совершенно случайно… — Бернар на ходу быстро соображал, какое бы оправдание прозвучало б в его устах наиболее убедительно. Да, вчера…

Покачав головой, мать произнесла:

— Ах, так ты познакомился с ней еще вчера?.. теперь мне все понятно. Ты снял ее в каком-нибудь гнусном вертепе и, приведя к себе… — тут Элеонора запнулась: она была уверена, что ее сын не имеет подходящего места, куда можно было бы водить девушек наподобие Анетты. — Постой, постой, а где ты теперь обитаешь?..

Почувствовав некоторое облегчение — во всяком случае, этот вопрос был куда более безопасен, чем предыдущий — Бернар, стараясь казаться как можно более спокойным и невозмутимым, произнес:

— Вот с этого и следовало бы начинать… Я теперь снимаю квартиру — неподалеку, в пятнадцати минутах ходьбы отсюда.

— Квартиру снимаешь?.. Но ведь у меня сколько угодно квартир — ты мог бы получить ключи от любой совершенно бесплатно!.. Я понимаю — просто ты не хочешь встречаться со мной…

Это было сущей правдой — Бернар действительно больше всего на свете боялся морализаторских разговоров с мамой, которые, как правило, заканчивались обещанием: «Будешь себя плохо вести — не получишь никакого наследства!»

— Нет, нет, — попытался возразить репортер, — совсем не поэтому…

— А потому, что тебе хочется водить таких гнусных, таких грязных шлюх, как эта Финн!.. — Безапелляционно заявила Элеонора. — Да, я прекрасно понимаю, что их общество тебе куда более приятней, чем мое… Боже, как несправедлива ко мне судьба!.. — В ее голосе прозвучал неподдельный пафос. — Как она несправедлива ко мне!.. Я так надеялась, что мой единственный сын не будет похож на этого беспутного развратника Поля…

Дождавшись, пока Элеонора выскажет весь запас слов на эту тему, Бернар, сделав очень серьезное выражение лица, произнес:

— А теперь, мама, выслушай, пожалуйста, меня… Все не так страшно, как ты себе это представляешь… Да, вчера я действительно познакомился с этой девушкой совершенно случайно. Я ни сном, ми духом не подозревал, что она — проститутка. У Анетты был очень печальный вид, ей негде было провести ночь… Она сказала мне, что квартиру, которую она нанимает, опечатали полицейские…

Элеонора впервые за время этого скандального разговора улыбнулась — улыбка вышла, как отметила про себя Анетта, очень гадкой.

— Разумеется, опечатали, — произнесла она, — я действовала целиком на законных основаниях… — она ухмыльнулась Анетте прямо в лицо. — Негде было провести ночь… Негде или не с кем?.. — этот вопрос предназначался Бернару.

— Мама, умоляю, не надо так скверно думать о людях, — начал было тот, — у нее действительно были серьезные проблемы, и я помог разрешить их… Что же тут плохого?

Элеонора совершенно не слушала лопотания Бернара — она, опершись о капот своего «ровера», качала головой — видимо, каким-то своим мыслям.

— Боже, какую змею я пригрела на груди, — произнесла она, — какую змею…

«Интересно, это она вновь обо мне?.. — Подумала Анетта. — Может быть, она еще будет клясться мне в том, что попыталась…»

Размышления девушки прервала реплика Бернара:

— Мама, я очень прошу тебя — не надо воспринимать эту историю так близко к сердцу…

Бернар прекрасно понимал, куда клонит его матушка — она неоднократно клялась, что непременно лишит своего сына всех прав на наследство.

— Матушка…

Элеонора горько махнула рукой.

— Ты мне больше не сын, Бернар… Иди к своим грязным потаскухам, живи у них, заведи себе целый гарем этих шлюх… Но знай — мамы у тебя теперь нет.

Бернар понял, что это — конец.

Элеонора, картинно выставив руку вперед, продолжала:

— Так вот: я всю жизнь работала, всю свою жизнь хотела оставить тебе, единственному сыну, хоть что-нибудь… Я лишаю тебя наследства, Бернар, я вычеркиваю тебя из своего завещания. Все, что у меня есть, я отпишу общине Евангелистической церкви.

Тон, каким была сказана эта фраза, был жесток и неумолим. Бернар справедливо понял, что Элеонора теперь ни за что не изменит своего решения.

Спасать положение бросилась Анетта — и, как оказалось, еще более подлила масла в огонь.

— Миссис Лафарг, — робко произнесла она, — миссис Лафарг, мне кажется, вы слишком жестоки, слишком несправедливы к Бернару… Он ни в чем не виноват, все было действительно так, как он сказал…

Элеонора медленно подняла глаза на непрошенную защитницу.

— А ты, — ее глаза вновь налились кровью, — а ты, грязная девка… Ты еще попляшешь у меня, ты еще узнаешь, что значит иметь дело с Элеонорой Лафарг… Мало того, что ты едва не зарезала меня в моей же квартире… Мало того, что ты совращаешь порядочных людей…

Говоря о «порядочных людях», Элеонора, вне всякого сомнения, имела в виду своего сына — она уже забыла, какие характеристики дала ему только что.

— Но, миссис Лафарг… Если у вас есть ко мне какие-то претензии, все можно уладить… — Анетта с готовностью потянулась к своей сумочке, где лежали деньги, недавно полученные от Марты. — Все можно решить по-человечески…

Бернар прекрасно знал свою мать — знал, что теперь она не изменит своего решения лишить его наследства до самого конца. Сделав Анетте знак замолчать, единственный сын миссис Лафарг произнес с твердостью человека, которому уже нечего терять:

— А теперь, дорогая матушка, позволь и мне высказать кое-какие соображения…

— Та подняла взгляд.

— Позволь сказать тебе, что мои отношения с этой девушкой, — он коротко кивнул в сторону стоявшей рядом с ним Анетты, — мои отношения с ней именно таковы, как ты и предполагаешь… Даже нет, они еще хуже… — Бернар лихорадочно соображал, что бы такое сказать матери, что могло бы убить ее. — Да, я прекрасно знаю, что Анетта — проститутка, я знаю, что такие девушки, как она всегда пользовались у тебя неприязнью. Но она мне очень нравится — именно своей развращенностью, именно тем, что она — проститутка. Чем хуже, тем лучше — понимаешь?..

У Элеоноры слегка вытянулось лицо. Она ожидала от Бернара чего угодно — и в первую очередь, оправдания своего поступка, она ожидала, что он бросится перед ней на колени и будет просить прощения. Но услышать такое…

— Да, — продолжал Бернар, — чем хуже — тем лучше. Чем продажнее, чем грязнее она, тем больше она меня привлекает… Так вот, — Бернар пристально посмотрел миссис Лафарг прямо в глаза. — Так вот, дорогая мамочка, я решил жениться на ней… Ты ведь сама не раз говорила мне, что в моем возрасте пора бы уже подумать и о семье, не правда ли?.. Вот я и решил выполнить твое пожелание…

«Что он несет, — подумала Анетта, — какое еще жениться, какая еще семья…»

Элеонора, раскрыв рот, принялась судорожно хватать им воздух.

— Да, мамочка, я пригласил эту девушку поужинать со мной, чтобы за столом обсудить некоторые подробности нашей будущей семейной жизни, — продолжал измываться Бернар, — не сомневаюсь, что наша жизнь с Анеттой будет счастливой…

До Анетты наконец-то дошло, что Бернар жестоко разыгрывает свою мать. Она с нескрываемым удовольствием следила, как у миссис Элеоноры Лафарг вытягивается лицо.

— Нет, ты серьезно?.. — Наконец обрела дар речи Элеонора. — Ты серьезно это говоришь… или шутишь?..

Бернар издевательски заулыбался.

— Матушка, я серьезней, как никогда. Разве такими серьезными вещами, как любовь, можно шутить?.. Разве это подходящая тема для шуток?

Бернар говорил стилистикой «Обнаженной правды» — он всегда сбивался на такой тон, когда хотел кого-нибудь сильно задеть.

Элеонора никак не могла поверить в правдивость слов своего сына.

— Нет, послушай, ты… — она осеклась на полуслове, — ты что…

— Я понимаю, — продолжал Бернар, — тебе наверняка не нравится мой выбор. Но если Анетта была плохой квартиранткой, это совсем не означает, что она будет такой же плохой женой… Не правда ли, Анетта?.. — Он весело подмигнул девушке.

Та была ошарашена таким поворотом событий не меньше, чем Элеонора — хотя девушка и догадывалась, что Бернар говорит это лишь для того, чтобы вывести из себя Элеонору, только потому, что ему теперь нечего было терять — Анетта так и не нашла, что ответить.

Бернар покачал головой.

— Вот видишь, она теряется, она очень скромная… Ты зря так плохо подумала об Анетте, дорогая матушка. Надеюсь, ты придешь на нашу свадьбу?..

До Элеоноры наконец-то начал доходить смысл сказанного.

— На свадьбу?.. — Переспросила она. — На свадьбу?..

— А почему бы и нет? Ты ведь всегда хотела, чтобы у меня все было так, как у людей, — нашелся Бернар, — почему бы не устроить свадьбу?..

Наконец, придя в себя, Элеонора произнесла — слова эти адресовались сыну:

— Ну, знаешь… Ты всегда был достойным сыном твоего отца!..

С этими словами она открыла дверку своего темно-фиолетового «ровера» и уселась за руль — машина сразу же осела под тяжестью тела Элеоноры.

— Я в этом никогда не сомневался, — парировал Бернар. — Подобное сравнение сочту за комплимент.

Машина медленно тронулась с места. Сделав к «роверу» несколько быстрых шагов, Бернар крикнул вдогонку:

— Матушка, о дате и месте нашего семейного торжества я тебя обязательно извещу. Только не переживай за нас…

Когда «ровер», описав дугу, выехал со стоянки, Бернар обернулся к Анетте — улыбка не сходила с его лица.

— Ну что, дорогая невеста, — произнес он, — как видишь, теперь мы с тобой — друзья по несчастью…

Девушка недоуменно посмотрела на него.

— То есть?..

— Мы оба пострадали от одного человека, — пояснил свою мысль Бернар. — Ну, что, поехали лучше домой?.. После этого разговора мне почему-то захотелось напиться…

Остаток дня Анетта провела в странном состоянии. Все случилось так неожиданно — скандал с Лафарг, потом знакомство с этим молодым человеком, который — Анетта не хотела признаваться себе в этом — был ей очень симпатичным.

Поужинав, Анетта уселась перед телевизором — там передавали какую-то эротическую программу. Она, несмотря на то, что была в этой квартире только сутки, чувствовала себя, как дома. Бернар, улыбаясь, смотрел на Анетту — она без сомнения, была ему приятна.

Подсев к Анетте на диван, Бернар принялся легонько ласкать девушку — та не сопротивлялась. Рука Бернара привычно скользила по ее телу, спускаясь по ее выгнутой спине к бедрам. Схватив девушку за зад, он с силой сжал его. Затем, задрав платье, он стащил с нее трусики, чтобы добраться до ее кожи. Оторвавшись от ее губ, Бернар слегка повернул Анетту, чтобы увидеть отражение в длинном зеркале, которое висело на стене напротив. Он настолько сильно стиснул ей ягодицы, что она сладостно застонала. Зная толк в настоящем сексе, Бернар имел всех женщин по-разному; с Анеттой он решил быть грубым и неистовым — почему-то Бернар подумал, что ей подойдет именно такая манера. Кстати, прошлой ночью, будучи совершенно пьяной и невменяемой, Анетта со смехом рассказала Бернару, как очень давно, в самом начале ее карьеры проститутки, один грязный дорожный рабочий доставил ей ни с чем не сравнимое удовольствие — он оказался настолько нетерпеливым, что овладел девушкой, не снимая с нее трусиков. Глядя через плечо, он видел, как его пальцы оставляли розовые следы на ее нежной, бархатистой коже.

Анетта тихо простонала:

— У тебя просто необыкновенные руки…

Бернар сделал ответный комплимент:

— А у тебя, Анетта — необыкновенная попа. — Он нежно погладил ее. — Эй, — Бернар неожиданно отпрянул. — Я кое-что вспомнил!..

Поднявшись с дивана, он кинулся в другую комнату. Спустя несколько минут Бернар вошел — в руках его была коробка из магазина готовой одежды.

— Что это?..

Бернар положил коробку на пол.

— Это — свадебный наряд.

Лицо Анетты выразило удивление.

— Действительно?..

Бернар раскрыл коробку — на самом деле, там было подвенечное платье.

— Вот…

— А откуда оно у тебя?..

Бернар присел рядом с девушкой — она уже разделась.

— Один мой приятель собирается жениться, но боится, что родители — а они у него очень строгие — не одобрят его выбор. Купил вот для невесты, домой относить боится, оставил у меня до лучших времен… — Он протянул Анетте платье. — Как раз твой размер, как мне кажется. Иди переоденься. Думаю, это займет у тебя не слишком много времени.

Чувствуя небывалое возбуждение, Бернар подошел к бару и, откупорив бутыль с ямайским ромом, налил себе в стакан. Через несколько минут Анетта уже позвала его. Залпом выпив виски, Бернар отставил стакан и зашел в спальню.

На какое-то мгновение ему показалось, что он галлюцинирует. Возле огромной кровати — Бернар называл ее сексодромом, это было исчерпывающее определение, — стоял силуэт, облаченный в белое платье с фатой.

«Настоящая невеста!» — подумал Бернар с нескрываемым восхищением.

Она стояла неподвижно, держа перед собой руки и скромно склонив голову. Бернар громко расхохотался.

— Я просто не верю своим глазам!.. Настоящая невеста!..

Анетта лукаво улыбнулась.

— Ты ведь сам сказал это сегодня своей матушке, не так ли?.. Признайся, для чего ты заставил меня одеть это?..

Бернар заулыбался.

— Какая разница… Может быть, меня это необычайно возбуждает…

Сквозь фату Бернар заметил мелькнувшую на лице Анетты улыбку.

— А я-то думала, что тебе просто доставляет удовольствие видеть меня во всей красе…

Вспомнив недавний разговор со своей матушкой, Бернар необычайно развеселился.

— Чему это ты улыбаешься?.. — Поинтересовалась Анетта.

Бернар хмыкнул.

— Увидала бы теперь тебя моя матушка… Впрочем, — поспешил добавить он то ли полушутя, то ли полусерьезно, — надеюсь, это еще впереди…

Анетта удивленно спросила:

— Ты это что, серьезно?..

Бернар кивнул.

— Что ни говори, а эту роль мне предстоит сыграть до самого конца.

— Роль?..

— Да…

— Какую же, если не секрет?..

Бернар подошел поближе на несколько шагов.

— Роль твоего жениха… Думаешь, у меня это плохо получится?..

Бернар почувствовал необычайное возбуждение. Он сделал еще несколько шагов по направлению к Анетте. Роскошный материал дорогого подвенечного платья плотно облегал лиф и ниспадал каскадом атласа и кружев настоящей ручной работы, подчеркивая очень тонкую, будто бы точеную талию девушки. Под облегающей тканью он видел ее напряженные соски.

«Значит, она тоже наслаждается этим спектаклем», — с удовольствием подумал Бернар. — Подними юбку!.. — скомандовал Бернар.

Она сделала это медленно, дюйм за дюймом.

— До талии!..

Она послушно подняла.

Под юбкой ничего не было.

За кружевной каймой показался шелковистый треугольник между ногами. Темные влажные волосы резко выделялись на фоне абсолютной белизны.

Оценив картину, Бернар скомандовал:

— Повернись.

Подчинившись, она, не дожидаясь его команды, стала снимать юбку, однако потом почему-то решила, что ее лучше просто приподнять. Она так и приподнимала ее, пока Бернару не открылся ее вид сзади, на белой коже Анетты все еще были видны следы его пальцев. Подойдя к ней, он приобнял девушку и начал одной рукой ласкать ее соски, в то время другая рука исследовала ее упругий лобок.

— Ты неплохая девчонка, Анетта, — пробормотал он, — очень неплохая девчонка…

После этих слов он перехватил ей за спиной руки и, толкнув вперед, заставил наклониться к кровати. Анетта застонала и стала, как змея, которой наступили на хвост, извиваться от боли и удовольствия. Бернар толкнул ее на кровать и совал с себя рубашку, затем — брюки. Не собираясь снимать с девушки подвенечного платья, он встал на колени, словно оседлав ее… Ему так хотелось погрузиться в эту пенящуюся белизну!..

Резко приподняв ее за бедра, он овладел ею сзади и неторопливыми движениями быстро довел Анетту до первого оргазма. Затем она была уже полностью в его власти — подобно инструменту в руках музыканта. Она испытывала оргазм за оргазмом, пока, утомившись, не обессилила. Тогда он, вытянувшись во весь рост, лег на Анетту и позволил себе наконец предаться этому самому блаженству, во сто крат усиленному долгим оттягиванием этого момента. Отрешенный, он неподвижно лежал, не замечая под собой тела девушки.

Тихий голос Анетты вернул его к реалы ости:

— Бернар!..

Тот не отвечал.

Анетта повторила более настойчивым тоном:

— Бернар!..

Бернар устало сполз на пол.

— Что…

— Спасибо, что поднялся с меня…

— Почему спасибо?.. — Не понял Бернар.

— Ты едва не порвал это платье…