Простая милость

20

Гас вместе с отцом и Дойлом поехал в отделение к шерифу, чтобы рассказать про медальон. Мы с Джейком остались с матерью. Это было тягостно. Ее молчание и беспорядочные движения нагнетали страх. Она сидела на кухне и курила, через минуту встала и прошла в гостиную, подняла телефонную трубку, как будто собиралась звонить, но тут же положила обратно, скрестила руки на груди и уставилась в окно, сигарета тлела у нее в руке. Из кухни я видел, как огонек подбирается к ее пальцам, а она стоит в оцепенении, погруженная в страшные мысли и догадки.

— Мама, — сказал я, не в силах больше на это смотреть, чувствуя, что она обожжется.

Она продолжала глядеть в окно.

— Мама! — воскликнул я. — Твоя сигарета!

Она не шевельнулась и не обратила на мои слова никакого внимания. Я кинулся в гостиную и дотронулся до ее руки, она опустила взгляд, внезапно поняла, что вот-вот случится, уронила сигарету и раздавила окурок ногой, оставив на светло-желтой половице черное пятно.

Я взглянул назад. Джейк с испуганным видом наблюдал за нами. Было ясно, что мамино состояние наполняет дом безысходностью и тревогой, но я не знал, что делать и чем помочь.

Послышался хруст гравия на подъездной аллее. Я вышел на кухню и выглянул в окно. Приехал Карл на своем маленьком "триумфе", на пассажирском кресле сидел Эмиль. Над ними нависало мрачное небо. Карл помог дяде выйти из машины и подвел его к кухонной двери.

— Мистер Брандт приехал! — воскликнул я.

— О, Эмиль! — Мать ринулась на кухню и заключила мистера Брандта в объятия. — О, Эмиль. Я так рада, что ты приехал.

— Невыносимо ждать в одиночестве, Рут. Я должен быть здесь.

— Знаю. Знаю. Проходи и садись рядом.

Она отвела его в гостиную, и оба сели на диван.

Карл остался со мной и Джейком.

— Есть новости? — спросил он.

— Нашли медальон, — ответил я.

— Кто нашел?

— Офицер Дойл. Среди вещей Уоррена Редстоуна.

— Кто такой Уоррен Редстоун?

— Двоюродный дедушка Дэнни О’Кифа, — ответил Джейк.

— Где он его взял?

— Не знаю, — ответил я. — Папа, Гас и офицер Дойл увезли медальон к шерифу.

— Давно?

— Примерно полчаса назад.

Карл подошел к дверям гостиной.

— Я отлучусь ненадолго, дядя Эмиль, — сказал он. — Потом вернусь за тобой.

Карл торопливо вышел, запрыгнул в машину, стремительно вырулил с подъездной аллеи и умчался по Тайлер-стрит в сторону города. Мать и Брандт сидели в гостиной, отец и все остальные уехали к шерифу, а мы с Джейком остались наедине с нашими тревогами.

— Есть хочешь? — спросил я.

— Нет, — ответил Джейк.

— Я тоже. — Я сел за стол и провел рукой по гладкому пластику. — Где же он его взял?

— Что взял?

— Медальон Ариэли.

— Не знаю. — Джейк тоже сел за стол. — Может быть, она ему дала.

— Зачем?

— Не знаю.

— Может быть, нашел.

— Где?

— Не знаю, — сказал я.

Я вспомнил об Уоррене Редстоуне, о том, как мы впервые встретили его под эстакадой рядом с мертвецом, и как испугался я тогда за Джейка. Вспомнил, как мы наткнулись на него в шалаше у реки, когда с нами был Дэнни, и как Дэнни убежал. Вспомнил, как холодно он распрощался со мной в подвале дома Дэнни перед самой поездкой на карьер. И еще вспомнил, как мы встретили его вчера вечером, и что-то в нем напугало даже Морриса Энгдаля.

Я поднялся с места и сказал:

— Я ухожу.

Джейк тоже вскочил.

— Куда ты?

— На реку.

— Я с тобой.

Подойдя к двери, мы увидели, что наша мать и Брандт взволнованно беседуют.

— Мы с Джейком немного пройдемся, — сказал я.

Мать взглянула в мою сторону и сразу возвратилась к разговору с Брандтом. Мы с Джейком вышли из дома через кухонную дверь.

Погода изменилась. Серое небо приобрело глубокий угольный оттенок, а тучи начали сгущаться. Поднялся шквалистый ветер, донося с запада отдаленные раскаты грома. Мы пересекли задний дворик и лужайку, на которой колыхались на ветру бурьян и ромашки, словно бы живущие своей, неведомой жизнью. Мы обогнули дом Суини, где на веревке сохло выстиранное белье, и я услышал, как хлещутся на ветру простыни и одеяла. Пересекли Четвертую стрит, пробрались между двух домов без изгородей и вышли на Пятую. Сразу по другую сторону начинался спуск к реке. Склон покрывала ежевика, но сквозь колючие заросли давным-давно протоптали тропинку, и мы спустились по ней к сухому илистому берегу, за которым сразу начиналась коричневатая вода. Потом повернули на северо-запад, там, в двух сотнях ярдах от нас пролегала песчаная отмель, на которой Уоррен Редстоун соорудил себе шалаш.

— Что мы делаем? — спросил Джейк.

— Ищем, — ответил я.

— Что ищем?

— Не знаю.

— А если он там?

— Значит, он там. Ты боишься? Тогда идем, — сказал я и ускорил шаг, потому что начинался дождь.

Мы не стали скрывать наше приближение и двинулись напролом через тростник, высотой превосходивший человеческий рост. Выбрались на прогалину, но на ней никого не оказалось. Я направился прямиком к шалашу, заглянул вовнутрь и сразу увидел, что жестяную банку выкопали. Осталась только кучка песка возле пустой ямы.

— Она пропала, — сказал я, попятился назад, выпрямился, развернулся и увидел, что Джейка, онемевшего от испуга, схватил Уоррен Редстоун.

— Ах вы, воришки! — воскликнул он.

— Мы не воришки, — парировал я. — Это вы вор. Вы украли медальон у моей сестры.

— Где моя банка? — спросил Редстоун.

— Мы не брали вашу банку. Она в полиции. Они нашли медальон Ариэли и теперь вас арестуют.

— За что? — спросил Редстоун.

— Отпустите Джейка, — сказал я.

Редстоун сделал, как я сказал, — выпустил Джейка и грубо подтолкнул в мою сторону. Брат чуть не наскочил на меня, развернулся, и оба мы встали лицом к Уоррену Редстоуну.

— Где Ариэль? — выпалил я.

Он смотрел на меня, но я ничего не мог понять по его лицу.

— Твоя сестра? — произнес он.

— Где она?

— Я ее не видел.

— Вы врете. У вас был ее медальон.

— Я нашел этот медальон.

— Где?

— Выше по реке.

— Не верю!

— Мне плевать, веришь ты мне или нет. Просто верни мне банку.

— Она в полиции, а вас посадят в тюрьму, пока вы не расскажете, что сделали с Ариэлью!

— Господи, мальчик мой, в этой банке — одни только обрывки и осколки моей собственной жизни. Там нет ничего ценного ни для кого, кроме меня. Все это или я сам где-нибудь нашел, или мне кто-нибудь отдал. Я не вор. И клянусь, что ничего не знаю о твоей сестре.

Редстоун уставился на меня, а я уставился на него, и если во мне и был какой-нибудь страх, то его полностью перекрывала кипящая злость. Если бы Редстоун в тот момент напал на меня, я бы отбивался до последнего.

Начался дождь, капли падали такие большие и тяжелые, что оставляли вмятины в песке. Задул яростный ветер, гром разразился прямо над городом, и хотя молнии я не видел, в воздухе запахло грозой. Дождь стекал с лица Редстоуна, словно вода с утеса, однако он не сводил с меня взгляда и не двигался. Я тоже стоял как вкопанный, хотя знал, что он может прикончить меня в любой момент своими ручищами.

Вдруг мы услышали вой сирен.

Редстоун вскинул голову и прислушался. Наверху, на Пятой стрит, хлопали автомобильные двери и кричали люди.

— Сюда! Он здесь! — завопил я.

Редстоун снова устремил свои черные глаза прямо мне в лицо, и я прочитал в них нечто, до сих пор пробуждающее во мне стыд.

— Ты только что погубил меня, белый мальчик, — проговорил он спокойно, без малейшей ненависти.

Потом развернулся и пустился бежать.