По понедельникам Джейк ездил в Манкейто на еженедельный сеанс к логопеду, лечившему его от заикания.
Я не знал, почему мой брат заикается. Врачи, которые работали с Джейком, были славными людьми, терпеливыми и оптимистичными. Джейк говорил, что они ему нравятся. Но за все годы работы с братом они, кажется, не достигли особого прогресса. Он по-прежнему заикался, когда нервничал или злился, и необходимость сказать что-нибудь на людях пугала его чрезвычайно. Учителя редко вызывали его к доске, справедливо полагая, что сбивчивые ответы Джейка станут мучением для всех, включая его самого. Он всегда сидел на заднем ряду. Обычно занятия с логопедом назначали на вторую половину дня, мать забирала его после ланча, и в школу в тот день он не возвращался. По словам Джейка, это было единственное преимущество, которое он извлекал из заикания.
Тому, кто не находился постоянно рядом с Джейком, было трудно его воспринимать. Я знал, что у некоторых пробегали мурашки, когда он упорно молчал и следил за ними. Может быть, потому, что он довольствовался наблюдениями, он судил о ситуациях и людях точнее многих. Вечерами в нашей комнате я распинался о каком-нибудь событии, в котором мы оба участвовали, Джейк лежал в кровати и слушал, а когда я заканчивал, он задавал вопрос или делал замечание, указывая мне на все, что я выпустил в ходе моего рассказа.
Обычно к логопеду Джейка отвозила мать, но в первый понедельник после смерти Ариэли она никуда не поехала. Утром она покинула нас. За завтраком, когда я попросил апельсинового сока, она встала из-за стола и сказала, что больше не минуты не может находиться в этом чертовом доме и уходит к Эмилю Брандту. Она вихрем вылетела на улицу, хлопнув входной дверью, и зашагала через двор, а мой отец стоял у кухонного окна и смотрел ей вслед.
— На что она сердится? — спросил я.
Не отворачиваясь от окна, отец ответил:
— Сейчас, Фрэнк, я полагаю, на все.
Он вышел из кухни и поднялся наверх.
Джейк, пытавшийся составить какую-нибудь фразу из кукурузных хлопьев "Алфавит", снова перемешал буквы и сказал:
— Она сердится на папу.
— Но что он сделал?
— Ничего. Но он Бог.
— Бог? Папа? Бред какой-то.
— Я имею в виду, для нее он Бог.
Джейк произнес это, как нечто очевидное, и вернулся к составлению фразы.
Я и понятия не имел, о чем он говорил, но с тех пор я много размышлял об этом, и теперь, кажется, понимаю. Моя мать не могла роптать непосредственно на Бога, поэтому взамен роптала на отца. Джейк снова разглядел и понял то, чего мне не удалось.
Отец вернулся на кухню, и Джейк безучастно спросил:
— Мне сегодня ехать в Манкейто?
Этот вопрос, кажется, застал отца врасплох. Он подумал и ответил:
— Да. Я тебя отвезу.
Итак, я был дома один, когда появился шериф, искавший папу. Он постучал в переднюю дверь. По радио передавали матч с участием "Близнецов", а я валялся на диване в гостиной, то слушая трансляцию, то листая комиксы Джейка. Шериф был в униформе. Он снял шляпу — когда открывать дверь подходили мои родители, люди иногда делали так в знак почтения, но передо мной шляпы не снимали ни разу. Это заставило меня напрячься.
— Отец дома, Фрэнк? — спросил он. — Я стучался в церковь, но никто не ответил.
— Нет, сэр. Он повез моего брата в Манкейто.
Шериф кивнул и посмотрел мимо меня в темную глубину дома. Как будто подумал, что я сказал неправду, или это просто была привычка, приобретенная им за время работы.
— Сделаешь одолжение, сынок? Когда он вернется, скажи, чтобы позвонил мне. Это важно.
— Моя мама у Эмиля Брандта, — сказал я. — Если хотите, поговорите с ней.
— Думаю, лучше обсудить это с твоим отцом. Не забудешь?
— Нет, сэр.
Он развернулся, надел шляпу, сделал пару шагов, остановился и повернулся обратно.
— Ты не против, если мы выйдем на минуточку, Фрэнк? Я бы хотел задать тебе пару вопросов.
Я вышел вместе с ним на веранду, гадая, какие ответы он хочет от меня получить.
— Присядем, — предложил он.
Мы сели радом на верхнюю ступеньку и смотрели на двор, на церковь через дорогу и на безмолвные зерноэлеваторы возле железнодорожного полотна. На Равнинах все было тихо. Шериф был человеком невысоким и, сидя рядом, мы с ним не очень различались по росту. Он вертел в руках шляпу, теребя пальцами внутреннюю ленту.
— Твоя сестра была неравнодушна к тому мальчишке, Брандту, верно?
Мальчишке Брандту? Я задумался. Карл Брандт всегда казался мне зрелым и опытным. А шериф назвал его мальчишкой, как другие называли меня.
Я вспомнил об Ариэли и Карле, о том, как хорошо они ладили друг с другом. Вспомнил обо всем, что они делали вместе. Вспомнил о тех ночах, когда Ариэль под покровом темноты тайком выскальзывала из дома и возвращалась обратно незадолго до рассвета. Но вспомнил я и о том вопросе, который я задал Карлу, когда мы с Джейком мчались на его шикарной машине: ты собираешься жениться на Ариэли? И о том, как он пошел на попятную.
— У них были сложные отношения, — ответил я наконец.
Нечто подобное я однажды слышал в каком-то фильме.
— Насколько сложные?
— Он ей очень нравилась, а она ему — не особо.
— Почему ты так думаешь?
— Он не собирался на ней жениться.
Шериф перестал вертеть шляпу и медленно повернул лицо ко мне.
— А она хотела за него?
— Через пару месяцев она собиралась в Джуллиард — она всегда этого хотела, но в последнее время она изменилась. Мне показалось, что она хотела остаться здесь, с Карлом.
— Но Брандт отправляется в Сент-Олаф.
— Да, сэр. Наверное.
Не открывая рта, он издал какой-то звук, застрявший у него в горле, и снова принялся вертеть шляпу в руках.
— Что ты о нем думаешь, Фрэнк?
Я снова вспомнил о той поездке и о том, как поразил меня его отказ жениться на Ариэли, но вместо ответа я просто пожал плечами.
— В последнее время ты замечал за сестрой что-нибудь необычное?
— Да. Она грустила без причины. И иногда злилась.
— Она говорила, почему?
— Нет.
— Думаешь, это могло быть из-за Карла?
— Возможно. Она любила его по-настоящему.
Последнюю фразу я сказал не потому, что знал это наверняка, а потому, что это казалось правдой. Или мне казалось, что правда должна быть такой.
— Она много времени проводила с Карлом?
— Много.
— Ты когда-нибудь видел, чтобы они спорили?
Я сделал вид, будто крепко задумался, хотя ответ знал сразу.
— Нет, — сказал я.
Похоже, ему хотелось иного ответа.
— Однажды Ариэль вернулась со свидания совсем разозленной, — торопливо добавил я.
— На Карла?
— Наверное. Ведь к нему она ходила на свидание.
— Давно?
— Пару недель назад.
— Она говорила с тобой, Фрэнк? Может быть, рассказала тебе такие вещи, которые не рассказывала родителям?
— Мы были очень близки, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал взрослее.
— Что она тебе рассказала?
Внезапно я понял, что устроил сам себе ловушку, когда сообщил о ситуации, не совсем соответствующей действительности. Шериф ожидал, что я поделюсь с ним тайнами Ариэли, о которых я совсем ничего не знал.
— Иногда она уходила по ночам, — в панике ответил я. — Когда все спали. И возвращалась только к утру.
— Уходила? К Карлу Брандту?
— Думаю, да.
— Тайком?
— Да.
— Ты об этом знал? Родителям рассказывал?
С каждым мгновением дела мои становилось хуже.
— Я не хотел ее закладывать, — пробормотал я и тут же понял, что выражение выбрал не самое удачное. Подобным образом мог бы изъясняться персонаж Джеймса Кэгни, и я почувствовал себя настоящим "врагом общества".
Шериф пристально посмотрел на меня — с каким выражением, я точно не разобрал, и поэтому решил, что с неодобрением.
— Я имею в виду, — промямлил я, — что она выросшая, и все такое.
— Выросшая? В каком смысле?
— Ну не знаю. Большая. Взрослая. А я еще ребенок.
Я сказал это в безумной надежде, что мой возраст позволит мне избежать западни. Какой бы ни была эта западня. Я ясно чувствовал, что у меня уже ум за разум заходит.
— Выросшая, — грустно повторил шериф. — Это точно, Фрэнк. — Он медленно поднялся со ступеньки и нахлобучил шляпу. — Не забудь передать отцу, чтобы позвонил мне, слышишь?
— Не забуду.
— Тогда ладно.
Он спустился с крыльца и подошел к машине, припаркованной на подъездной аллее перед нашим гаражом, выехал задним ходом и укатил по Тайлер-стрит. Сразу после этого по рельсам прогрохотал поезд. Я сидел на трясущемся крыльце, и когда раздался гудок локомотива, понял, что тоже трясусь, но к проходящему поезду это не имело никакого отношения.
Я стоял на веранде, высматривая наш "паккард", но дождался его только к вечеру. Как только отец припарковался, Джейк выскочил с пассажирского сидения, кинулся к двери, пробежал мимо меня и скрылся в доме. Я услышал, как молотят по ступенькам его ноги, потом хлопнула дверь в туалете на втором этаже. Джейк славился своим маленьким мочевым пузырем. Отец шел гораздо медленнее.
— Шериф приходил, — сказал я.
Поднимаясь по старым ступенькам, отец смотрел под ноги, но теперь поднял глаза.
— Чего он хотел?
— Он точно не сказал. Просто задал мне несколько вопросов, а потом попросил, чтобы ты позвонил ему, когда вернешься.
— Что за вопросы?
— Об Ариэли и Карле.
— О Карле?
— Да. Он очень интересовался Карлом.
— Спасибо, Фрэнк, — сказал отец и вошел в дом.
Я тоже вошел, плюхнулся на диван в гостиной и взял в руки комикс, который читал перед визитом шерифа. Я был совсем недалеко от телефонного столика, стоявшего у основания лестницы, и поэтому слышал разговор отца.
— Это Натан Драм. Мой сын сказал, что вы заходили.
На втором этаже в туалете раздался звук слива, и по трубе внутри стены потекла вода.
— Понятно, — медленно проговорил мой отец, и ничего хорошего это не предвещало. — Если удобно, можем через несколько минут встретиться в церкви, у меня в кабинете. Наверху, в туалете, открылась дверь, и Джейк затопал по коридору.
— Отлично. Буду ждать.
Отец положил трубку.
— Чего он хотел? — спросил я.
В гостиной было темно. Хотя матери целый день не было дома, я оставил шторы задернутыми. Отец стоял в дверном проеме, словно в прямоугольнике солнечного света. Стоял спиной ко мне, и лица его я не видел.
— Провели вскрытие, Фрэнк. Он хочет поговорить.
— Что-то плохое?
— Не знаю. Ты видел мать?
— Нет, сэр.
— Если она позвонит, я через дорогу.
Он вышел из дома. Я проследовал за ним до входной двери и наблюдал, как он шагает к церкви. На полпути он остановился и замер посреди улицы. Он выглядел каким-то потерянным, и я испугался, что его запросто может сбить проезжающая машина. Я открыл дверь, чтобы его окликнуть, но он собрался с духом и двинулся дальше.
Джейк галопом проскакал вниз по лестнице и бочком подкрался ко мне.
— Мы с папой пили молочные коктейли, — сказал он. — В Манкейто, в "Дэйри-Квин".
Я знал, что Джейк меня дразнит, но мои мысли были далеко. Я даже не потрудился ответить.
— Где папа? — спросил Джейк.
Я кивнул в сторону церкви.
— Ждет шерифа.
Я шагнул на крыльцо.
Джейк вышел следом, как приклеенный, и спросил:
— Шериф приходил? Чего ему было надо?
— В основном увидеть папу. А мне задал несколько вопросов о Карле и Ариэли.
— Каких вопросов?
— Неважно.
Я отвечал Джейку коротко, чтобы прекратить его расспросы, поскольку мое внимание привлекло кое-что еще. После смерти Ариэли я замечал вокруг какие-то необычные совпадения, которые воспринимал как некие знаки. Не обязательно от Бога, но явно от сил, неподвластных моему ограниченному разумению. Прошлым вечером я видел две падающие звезды, пути которых пересеклись в небе на востоке, и понял — это нечто исключительное, но что именно, я не знал. А когда отец и Джейк уехали в Манкейто, а я слушал по радио матч с участием "Близнецов", в трансляции возникли помехи, на несколько секунд радио переключилось на другую волну, и я разобрал только одно слово, не вполне отчетливо: "Ответ". Ответ на что? Я задумался.
Теперь, стоя на крыльце, я увидел, что солнце встало прямо за церковным шпилем, тень от шпиля падала через улицу и указывала прямо на меня, словно длинный предостерегающий перст.
— Фрэнк, с тобой все хорошо?
Машина шерифа проехала по Тайлер-стрит, свернула на Третью стрит и вырулила на церковную парковку. Шериф вылез и направился к церкви.
Джейк схватил меня за руку.
— Фрэнк.
Я вырвался и торопливо спустился с крыльца.
— Ты куда?
— Никуда, — ответил я.
В одно мгновение он оказался рядом со мной. Я не хотел пререкаться и позволил ему пойти. Я побежал к боковой церковной двери, ведущей в подвал. Мотоцикла на парковке не было с самого утра — значит, Гас уехал, и, спускаясь в прохладу церковного подвала, я знал — меня никто не остановит. Я подошел к неработающему вентиляционному каналу, ведущему в кабинет отца, и вытащил тряпки, которые сдерживали поток звука. Джейк наблюдал, и его глаза говорили мне, что он считает это огромным преступлением.
— Фрэнк, — прошептал он.
Я метнул на брата взгляд, заставивший его заткнуться.
В дверь кабинета постучали, и половицы над нами скрипнули, когда отец подошел к двери встречать посетителя.
— Спасибо, что пришли, — сказал он.
— Присядем, мистер Драм?
— Разумеется.
Они подошли к отцовскому столу, и стулья шаркнули по полу.
— Что обнаружил медицинский эксперт? — спросил отец.
— Он подтвердил первоначальный вывод Ван дер Вааля, — ответил шериф. — Вашу дочь ударили по голове каким-то продолговатым предметом, возможно, монтировкой, но фактической причиной смерти стало утопление. В легких у нее обнаружилась вода, такая же, как в реке Миннесота. Но есть еще одно обстоятельство. Мистер Драм, ваша дочь была убита не одна.
— Не понимаю.
— Я от всей души хотел бы избежать огласки, но городок у нас маленький, и рано или поздно все станет известным, поэтому я хочу, чтобы вы узнали первым. Ариэль была беременна, когда погибла.
Наверху не раздалось ни звука, но Джейк рядом со мной издал изумленный вздох. Я схватил его и зажал рот ладонью.
— Вы знали, мистер Драм?
— Понятия не имел, — ответил отец, и в его голосе слышалось потрясение.
— Медицинский эксперт установил, что Ариэль была на пятом или шестом месяце беременности.
— Ребенок, — сказал отец. — Боже правый, какая трагедия…
— Я искренне сожалею, мистер Драм. Сожалею, но при этом должен задать вам еще несколько вопросов.
Последовало мучительное молчание, а потом отец ответил:
— Хорошо.
— Долго ли ваша дочь была знакома с Карлом Брандтом?
— Они встречались примерно год.
— Вы считаете, они бы поженились?
— Поженились? Нет. У обоих были другие планы.
— Сегодня днем ваш сын сказал мне, что Ариэль передумала уезжать.
— Полагаю, она просто нервничала из-за предстоящего отъезда.
— Вы по-прежнему так считаете? И после того, что сказал медицинский эксперт?
— Не знаю.
— Ваш сын сказал мне, что Ариэль иногда тайком уходила по ночам и возвращалась только к утру.
— Не верю.
— Он мне так сказал. Если это правда, есть ли предположения, куда она уходила?
— Нет.
— Возможно ли, что она уходила к молодому Брандту?
— Полагаю, возможно. Почему вы так интересуетесь Карлом?
— Вот какое дело, мистер Драм. Все это время я считал, что в произошедшем с вашей дочерью повинен Уоррен Редстоун или Моррис Энгдаль. Я изучил прошлое Редстоуна, и хотя этот человек не понаслышке знаком с тюрьмой, никаких жестокостей у него на счету нет. Те вещи, которые офицер Дойл обнаружил в пристанище Редстоуна у реки, не имеют ни малейшей ценности, что-нибудь подобное всегда можно подобрать где-нибудь на железной дороге, или на берегу реки, или в переулке. Поэтому на данном этапе у меня нет оснований предполагать, что он виноват в смерти Ариэли. Сегодня утром я первым делом съездил в Сиу-Фоллз — побеседовать с Моррисом Энгдалем и Джуди Кляйнштадт. Оба упорно утверждают, что той ночью, когда пропала ваша дочь, они были в сарае у Мюллера. Не считая небольшой стычки с вашим сыном, я не вижу особых причин подозревать Энгдаля, хотя этот парень из тех, от кого всегда одни неприятности. Обвинение в нарушении закона Манна позволит мне задержать его подольше и допросить хорошенько, так что, возможно, мы еще что-нибудь у него выясним.
— Так вы думаете, поскольку Ариэль была беременна и встречалась с Карлом, более вероятно, что Карл имеет отношение к ее гибели?
— Послушайте, мистер Драм, это первое убийство, которое я расследую. Подобные вещи в округе Сиу не происходят. Сейчас я просто задаю вопросы и пытаюсь найти почву для размышлений.
— Не могу представить, чтобы Карл причинил зло Ариэли.
— Вы знаете, что за день до ее исчезновения у них вышла сильная ссора? Я разговаривал со знакомыми Ариэли, которые при этом присутствовали. По-видимому, обе стороны злились друг на друга. Никто не сумел объяснить, из-за чего. Вы не знаете?
— Понятия не имею.
— Может быть, из-за ребенка, который сильно усложнил бы жизнь обоим?
— Не знаю, шериф.
— Ваш сын сказал, что Карл нравился Ариэли гораздо больше, чем Ариэль Карлу.
— Не знаю, с чего он взял.
— А ваша жена?
Отец ответил не сразу. Я взглянул на Джейка и даже в темноте разглядел, что его лицо покраснело, и он вцепился в вентиляционный канал, будто в лошадь, которая вот-вот ускачет.
— Я с ней поговорю, — наконец ответил отец.
— Я пришел к вам первому, мистер Драм. Теперь я поговорю с Карлом Брандтом. А потом с вашей женой — разумеется, после того, как вы расскажете ей все, что я рассказал вам. Она будет дома?
— Я позабочусь, чтобы была.
— Спасибо.
Стулья поочередно шаркнули по полу, половицы шумно прогнулись под весом проходящих мужчин, и больше наверху не раздалось ни звука. В подвале стояла гнетущая тишина. И в этой тишине Джейк вдруг пробормотал удивленно и озлобленно:
— К-К-К-Карл.