«Можно ли простить врага? Бог простит! Наша задача — организовать их встречу»
Аль Капоне
Они проехали через весь Манхэттен в тягостном молчании. Даже Луис не ронял ни слова и дышал, кажется, через раз, внимательно следя за дорогой. Такая аккуратность лишь отчасти объяснялась скользким шоссе и налипавшим на стекло мокрым снегом. По большей части Альтьеро держал язык за зубами, чтобы не привлекать внимания мрачного, как туча, дона Медичи.
— Диана, — первым нарушил тяжёлое молчание Джанфранко, когда они заехали на Бруклинский мост. — Взгляните на меня.
Диана с трудом оторвалась от спасительного окна и посмотрела итальянцу в глаза. Джанфранко нахмурился ещё сильнее, разглядывая её почти угрюмо.
— Простите, — тяжело проронил наконец итальянец. — Я напугал вас.
Отпираться не имело смысла: Эвелин потребовалось полчаса, чтобы успокоить её, а большую часть косметики пришлось всё-таки смыть. Миссис Ллойд остудила горящие щёки и помогла немного припудрить подпухшие глаза, но этого явно оказалось недостаточно, чтобы обмануть столь внимательного наблюдателя, как мистер Медичи.
— Сам себя не узнаю, — так же тяжело продолжил Джанфранко. — Вы… не должны были этого увидеть. Я думал, я на такое уже не способен. Оказалось, выдержка вполне может изменить, когда речь идёт о…
Медичи не договорил, а Диана не переспрашивала. Они выехали на середину моста, так что свет мелькнувших фонарей высветил мрачное лицо итальянца — и свежую ссадину на его скуле. Та странным образом ещё кровоточила, и Диана полезла в сумочку за носовым платком.
Пузырёк парфюма в сумочке оказался кстати; смочив платок, Диана осторожно коснулась им припухшей скулы Джанфранко. Итальянец замер на миг, затем перехватил её ладонь, не позволив ей соскользнуть с лица.
— Боитесь, что я увижу настоящего Джанфранко? — помедлив, тихо спросила Диана. — Но вы забываете: я жила в Мексике. И многое повидала за время жизни в Хуаресе. Пожалуй, что я отвыкла… мирная жизнь расслабляет… Меня смутило внимание, мистер… Джанфранко, — тут же исправилась Диана. — А не ваша… несдержанность.
Медичи медленно опустил их сжатые руки, и Диана некоторое время смотрела на их переплетенные пальцы.
— Меньше всего я хотела бы вновь ступать в те же воды, — негромко произнесла она, не глядя на итальянца. — Но сегодня доктор Вольф говорил о травмах… и я наконец поняла важное: я тоже не смогу жить обычной жизнью. Все эти годы я очень старалась, но никак не могла влиться в добропорядочное американское общество. Я слишком многое повидала, чтобы годиться для мирной жизни. Знаете, когда я жила в Колорадо, меня звали на свидания. И я каждый раз отказывалась. Миссис Фостер спрашивала, а я только сейчас поняла, почему. В сравнении с пережитым, вечера танцев и романтические драмы сверстников казались мне… мелкими. Это не их вина, — тут же оговорилась Диана. — Это моя сломанная психика.
Медичи крепче сжал пальцы, накрыл её ладонь второй рукой. Теперь они сидели, пожалуй, даже слишком близко, но Диана не боялась. Не разумом менталиста, но обыкновенным женским чутьем она понимала: Медичи не причинит ей вреда. И не сочтёт нечаянную близость приглашением.
— Молодые парни, которые звали на свидания, казались мне детьми, — тихо продолжила Диана. — Они не видели того, что видела я. Они не пережили ада, а потому не могли стать мне ни равными партнёрами, ни, на тот момент, интересными собеседниками. Я не понимала их безопасный мир, они не видели мой. Доктор Вольф прав — кто из нас не травмирован? Мне казалось, я почти излечилась. Почти выдохнула, вкусив мирной и самостоятельной жизни. Но человека, который бы понимал, через что я прошла, я так и не встретила. Что же до близких отношений… Простите, Джанфранко, я видела только грязь. И во взглядах дона Флореса, когда он смотрел на меня, и в тот вечер, когда он впервые меня коснулся… не как отец коснулся!..
Рука непроизвольно вздрогнула, но Медичи не выпустил. Только погладил тыльную сторону ладони большим пальцем, не то успокаивая, не то поддерживая.
— Война в Хуаресе случилась очень вовремя, — переждав болезненный спазм в горле, продолжила Диана, — а побег в пустыню стал желанным избавлением. Что я видела потом, Джанфранко? Снова пустые переживания случайных подруг, вроде Киры, и тот ужас, что показывала мне Амели, ища избавления от боли…
— Бывает иначе, Диана.
— Но я этого не видела, — беспомощно проронила она, поднимая глаза. — Я ничего не знаю, кроме постоянного бегства.
На мгновение показалось, что Медичи снова её поцелует. Синие глаза потемнели совсем как тогда, в танце, но итальянец сдержался. Перед глазами пронеслись чужие образы, которые Джанфранко попросту не удержал в голове, и Диана вспыхнула, увидев среди чужих воспоминаний себя. В соблазнительном бордовом платье, доверчиво вкладывающую свою ладонь в его…
— Я не домашний мальчик, Диана, — негромко проронил Медичи. — Мне не нужно объяснять, что вы видели. Я всё это прошёл сам.
— Я знаю, — быстро кивнула Диана, высвободив ладонь. Растёрла плечи прямо через пальто. — Я чувствую в вас равного, Джанфранко. Я только… очень боюсь ошибиться. Вы не сеньор Флорес, но вы тоже… лили кровь. Я это просто… знаю.
Автомобиль дёрнулся, остановившись на светофоре. За окном притаились безрадостные пейзажи Бруклина, который в столь позднее время уже засыпал.
Вечный шум Манхэттена остался позади; они въезжали в спальные кварталы добропорядочных иммигрантов. Ещё каких-нибудь полчаса — и они окажутся на месте. И магия невысказанных ответов закончится…
— Я надеюсь, что изменился.
Диана подняла голову, разглядывая итальянца. Плотно поджатые губы, взгляд вглубь себя…
— Хотя после сегодняшнего я, пожалуй, уже не уверен.
— Расскажите, — попросила Диана, вглядываясь в лицо Медичи. — Кто вы, Джанфранко?
Итальянец молчал с минуту, прежде чем заговорить. Луис за рулём по-прежнему почти не дышал и старательно не оборачивался. Даже, кажется, в зеркало заднего вида не смотрел, чтобы не нарваться на взгляд босса.
— От менталистки вашего уровня я ничего не скрою, верно? — наконец тяжело проронил Джанфранко.
— Меня не интересует всё, — мягко заверила Диана. — Я не заглядываю туда, куда не приглашают. Я хочу только знать, могу ли я… верить вам.
Итальянец усмехнулся, тяжело и безрадостно.
— Что вы хотите знать, Диана?
— Начните с хорошего, — предложила она. — Когда вы решили, что пора меняться?
Медичи честно задумался и снова усмехнулся.
— У меня есть младший кузен. Рафаэль Ламорте. С врагами общается исключительно языком силы. А врагов у кузена больше, чем друзей. Бессмысленная резня, реки крови, горы мертвецов — это про него. Ваш… в смысле, детектив Ллойд с ним немного знаком и подтвердит, что я не приукрашиваю. Те, кто плохо нас знает, утверждают, будто мы с кузеном абсолютно не похожи. Я — человек рассудительный, а Рафаэль… скажем так, вместо него рассуждают пули. Но люди ошибаются. Мы одинаковы.
Диана не проронила ни слова, позволяя Джанфранко досказать. Что бы ни говорил итальянец, она по-прежнему не видела в нём монстра, подобного сеньору Флоресу. Или же её несознательно тянуло к подобным мужчинам? Как там доктор Вольф говорил, про травмы?..
— Та же порода, разный окрас, — задумчиво продолжал тем временем Медичи. — Единственная моя гордость в том, что я не получал удовольствия от смерти. Это неприятная, грязная, но часто необходимая работа — так я тогда рассуждал. Никто не назначал меня палачом — я стал им сам. Мне некого винить. Это был мой путь к власти. И это не та дорога, которую мне хотелось бы разделить с вами, Диана.
— Я не спрошу, если вы не захотите, — негромко заверила она. — Важно не то, кем вы были. Важно то, кто вы сейчас. И насколько искренне стремитесь к новой жизни.
Джанфранко помолчал.
— Я держу зверя на поводке, — наконец отозвался итальянец. — Просто держу. Вот и вся моя заслуга, Диана.
— Но зачем-то вы это делаете? — почти потребовала Диана, подавшись вперёд. — Вы ведь изменились, вы сами говорили!
Внезапно стало неудобно, так, что Диана даже вспыхнула. Медичи признавал собственные ошибки и не отрекался от грехов — она сама искала ему оправдания. Зачем? Потому что отчаянно не желала плохо о нём думать?..
— Ничем не могу и здесь похвастать, Диана. Я отказался от старых преступлений лишь потому, что стало безопаснее вести дела в открытую. И я накопил достаточно капитала и опыта, чтобы делать это с умом. Никакого христианского раскаяния. Только холодный расчет.
Выстрел. Смерть. Боль и раскаяние…
Воспоминание, тщательно похороненное на дне памяти…
— Неправда, — тихо сказала Диана. — Есть что-то, что не даёт вам спать. То, в чём вы раскаиваетесь, и то, чего больше не повторяли.
Медичи резко выпрямился, но она успела поймать его руку, положив сверху ладонь. Подглядывать в чужие образы Диана не собиралась, но физический контакт помогал лучше видеть сердце человека. Интересно, так ли детектив Ллойд понимал, когда люди лгут?..
— Вы… живой внутри, — Диана запнулась, но продолжала, тихо и уверенно, вглядываясь в лицо Джанфранко, — и в вас осталось и сострадание, и желание помогать… и всё человеческое — оно живое… тёплое… Я просто… не сразу заметила.
Медичи усмехнулся, впервые — неуверенно.
— После сцены в гостиной — неудивительно. У вас очень хорошее зрение, Диана. Я ничего хорошего в себе не вижу.
Диана грустно улыбнулась.
— Хотите, я покажу, что такое — плохой человек? Чтобы вы больше не напрашивались на комплименты, Джанфранко.
Медичи помолчал, затем медленно сжал пальцы, захватив её ладонь в заложники. И так же молча кивнул.
Диана протянула другую руку, коснулась пальцами сухого, горячего виска. Прикрыла глаза, вырывая наружу самый ненавистный образ из всех, которые она похоронила в памяти.
— Сеньор Фидель Флорес, — почти неслышно прошептала она, утягивая Джанфранко в мир собственных воспоминаний.
…На улице жарко и безветренно. Не шевелится даже пыль, щедро прибитая кровью. Человек у столба давно мёртв: обезображенное лицо, гниющие на солнце раны, обрубленные пальцы, которые растаскивают сторожевые псы.
Она вскрикивает, отшатывается, но крепкие руки стискивают плечи, не позволяя ни отвернуться, ни убежать.
— Тебе неприятно, когда я касаюсь тебя, ниньо? — вкрадчиво раздается у самого уха. — Ты дрожишь… Мигель нравился больше? Это с ним ты переглядывалась в церкви, Дина? Ну что за непослушное дитя… Разве я непонятно сказал: ты ещё слишком мала, ниньо! И принадлежишь только мне… Видишь, что случается, когда ты огорчаешь отца?
Липкое ощущение страха, когда потная ладонь сеньора Флореса скользит по плечу. Отец никогда не бил её, не унижал — он наказывал других вместо неё. Вот только слишком часто упоминал, как похожа она становится на мать… то и дело приглаживая ладонью гладкие, как шёлк, смоляные волосы…
Потрясённые глаза напротив. Приглушённый рокот мотора. Мягкое покачивание и уютная полутьма.
— Святые небеса, Диана…
Она сморгнула последние воспоминания, мягко отстраняя пальцы от горячего виска. Медичи перехватил соскользнувшую ладонь, прижал к губам, на мгновение прикрывая глаза.
— Это не просто плохой человек. Это чудовище.
Диана выдавила улыбку сквозь слёзы, не поднимая глаз.
— Я называла его отцом. И долго верила в его доброту…
— Он ценил вас, — крепко перехватывая её ладонь, проговорил Медичи, припоминая чужие ощущения. — Стерёг, как драгоценность. И вы мирились с ним до тех пор, пока он не перестал на вас смотреть только как на дочь…
Глупо ждать милосердия от тирана. От человека, который построил власть на крови. Сейчас она это понимала. А тогда — ждала, что отец изменится. Верила, что у неё получится его спасти…
Столько лет, проведенных в ужасе и слепоте.
— Вот почему вы боитесь мужчин, Диана, — выдохнул итальянец, подаваясь вперёд. — Вы боитесь не за себя. Вы боитесь за них…
Диана ощутила только движение — а затем кольцо крепких рук, прижавших её к себе. И долгожданное облегчение, прорвавшееся беззвучными слезами. И сухие, горячие губы, коснувшиеся её волос.
— Вам не придётся бояться за меня, Диана, — шепнул итальянец, бережно придерживая её за плечи. — И я не стану держать. Чего стоит выбор, если вам его не оставляют? Я свой сделал — но не стану требовать того же от вас. Если вы откажете, я приму ответ. Потому что… если любишь, надо отпустить… А я люблю вас, Диана.
Сердце под ладонью. Лихорадочный ритм, как тогда, в гостиной. Диана подняла голову и замерла, вглядываясь в потемневшие глаза итальянца, даже в полумгле отдававшие синевой.
— И как часто вы говорили это девушкам, Джафранко? — слабо спросила она.
Итальянец не отвёл взгляда.
— Никогда.
Автомобиль подскочил на выбоине на дороге, затем заскользил на мокрой трассе. Луис, сдавленно ругнувшись, выровнял непослушный «Линкольн». А Диана обнаружила, что сидит теперь под боком у Джанфранко, прижавшись к нему всем телом, а крепкая рука по-прежнему бережно обнимает её за плечи.
— У меня были женщины, — так же спокойно признался Медичи. — Но ни одной, которой я готов был бы сделать предложение руки и сердца в первый же день знакомства.
Диана вспыхнула, но итальянец не позволил ей отвернуться, мягко коснувшись подбородка.
— Не переживайте, — негромко проронил Джанфранко. — Я знаю, что слишком рано. И что вы, вероятно, ответите сейчас отказом… Знаете, — вдруг усмехнулся итальянец, — покойная матушка велела мне искать будущую супругу там, где «положено находиться приличным девицам». В понимании матушки — это, конечно же, церковь.
Я тогда посмеялся, разумеется… Вы помните, где мы впервые встретились, Диана?
— На улице, — педантично уточнила она, слабо улыбаясь. — Перед храмом в Чайнатауне.
Медичи тихо рассмеялся.
— А я надеялся, что сентиментальная история поможет вам подумать, будто это судьба. Впрочем, мне уже почти полвека, на что я рассчитываю?
— Вам меньше, — приглядевшись, снова возразила Диана. — Снова ждёте комплиментов, Джанфранко?
Итальянец только восхищённо покачал головой, и синие глаза опасно сверкнули.
— Мне сорок пять.
— Могли не уточнять, — улыбнувшись, разрешила Диана. — Я не вижу ваш возраст, Джанфранко. Я вижу вас.
Медичи, кажется, даже дыхание затаил. Хотя ему ли волноваться? Опытный мужчина, который явно не в первый раз ведёт подобные беседы с девушками. Вот только и она больше не испытывала стеснения. Скорее, незнакомую лёгкость и пьянящее ощущение власти — здесь и сейчас — над удивительным мужчиной, который только что, кажется, позвал её замуж.
— И что же вы видите?
— Ваши глаза, — снова улыбнулась Диана, не разрывая цепи взглядов. — Очень красивые. Вы знаете, что синие глаза бывают у романтиков?
— Меня сложно в этом упрекнуть, — возразил итальянец.
— Может, просто обстоятельства складывались неподходящим образом? — великодушно предположила Диана. — Мне отчего-то кажется, что если бы вас подтолкнули в верном направлении, вы бы сейчас сидели на собственной вилле где-нибудь у берегов Лигурийской ривьеры и растили бы целую футбольную команду детишек…
Медичи даже вперёд подался.
— Я согласен, — хрипловато проронил итальянец.
— Это не предложение! — рассмеялась Диана, но уворачиваться от поцелуя не
стала.
Жёсткие губы едва коснулись её — а в следующий миг по машине забарабанила автоматная очередь, и «Линкольн» резко развернулся, уходя от града пуль в ближайший переулок.
Диана вскрикнула, когда Медичи прижал её собой, буквально впечатав в
сидение.
— Не поднимайте голову! — отдал быстрый приказ Джанфранко, осторожно выпрямляясь. — Луис! — потребовал итальянец, выхватывая из-за пазухи «кольт». — Что происходит?
— Come dovrei saperlo!* — возмутился молодой водитель, снова посылая машину в сложный разворот. — Я даже не заметил, кто это! Подъехал к пансиону донны Филомены, смотрю, вы там на заднем сидении увлеклись, решил деликатно проехаться ещё с квартал, а потом как бы опомниться и вернуться…
(*Откуда мне знать! — ит.)
— Это засада, — быстро определил Джанфранко, оборачиваясь на звуки выстрелов. — Они решили, что ты их раскусил, и бросились в погоню.
За ними, действительно, рассекая мокрый снег на дороге, мчались сразу два автомобиля. Диана рискнула немного приподняться, увидела в боковое зеркало яркий свет фар — а затем косая автоматная очередь разнесла и зеркало, и боковое стекло.
Брызнули осколки на кожаное сидение, и в салон тотчас ворвался ледяной воздух со снежными хлопьями.
— Che cazzo succede?* — поразился Луис, пригнув голову. — Я их не видел, Мадонной клянусь! Босс! Кому ты перешёл дорогу?
(*Что за ерунда происходит? — ит.)
Медичи не ответил. Высунув руку в разбитое окно, итальянец сделал всего несколько выстрелов, и сзади громко хлопнуло лопнувшее колесо.
— Выезжай обратно к Бруклинскому мосту! — распорядился Медичи, вовремя отпрянув от окна. Свистнула пуля, глухо ударившись о металл.
— Понял, босс! — нервно отозвался Альтьеро, вжимая педаль газа.
Тишину спящего Бруклина вновь порвала автоматная очередь. За ней последовали визг тормозов, рёв моторов и короткие, сухие выстрелы «кольта». Диана сползла на пол, скорчившись у двери. «Линкольн» был вместительным автомобилем, рассчитанным на комфорт, а не на ночные погони с перестрелками, и потому сдался раньше, чем они выехали на мост.
Мимо промчался юркий «Фиат», чудом разминувшись со встречной машиной, и выехал на мост, перестраиваясь на их полосу. С заднего сидения высунулся человек с автоматом, и Луис грязно выругался, пригибая голову.
Очередью им разнесло лобовое стекло и передние сидения — а затем «Фиат» резко ударил по тормозам, разворачиваясь боком. Автомобиль перегородил единственную свободную полосу: мост в Бруклине в очередной раз чинили, огородив дорогу тяжёлыми блоками и техникой. Ночью это богатство так и оставили на мосту, и редкий поток автомобилей разминался со встречными машинами по очереди.
— Взяли в клещи, bastardi! — выругался Луис, приподнимая голову из-за руля. — Держись, босс!
Медичи сделал ещё пару выстрелов назад, в сторону догонявшего их тяжёлого «Пежо», а затем упал на пол рядом с Дианой, накрывая её собой.
Ливень пуль прошёлся над их головами; треснуло заднее стекло, осыпая их осколками. А затем страшный удар, от которого Диана непременно вылетела бы из ненадёжного укрытия, если бы её не держал Джанфранко.
«Линкольн» заскрипел, разбрызгав мокрую кашу под колёсами, и натужно пополз вперёд, словно толкая бампером непосильную ношу. Взревел двигатель.
— Охладись, sfigato*! — зло рассмеялся Альтьеро, толкая «Линкольн» вперёд. Заскрипели рессоры, раздался снаружи визг выворачиваемого металла.
(*Неудачник — ит.)
— Сзади, Луис! — резко окрикнул Медичи.
Снова автоматная очередь — и дикие крики с моста. А потом «Линкольн» толкнули сзади, так, что Диана до крови прикусила язык и больно ударилась головой о переднее сидение. Перед глазами поплыло, и далёкий всплеск ей, кажется, только почудился.
Альтьеро, верно, вжал педаль газа в пол до упора, вот только «Линкольн», повреждённый после первого удара, ехал неохотно — даже после пинка в багажник.
— Оторвись, — сквозь зубы велел Джанфранко, шаря под сидением.
Диана уже слышала крики преследователей, различимые даже через визг тормозов, сигналы редких машин, кому не повезло оказаться на Бруклинском мосту в это время, и одинокие выстрелы, которыми их доставали со второй машины. Их догоняли, и побитый «Линкольн» уже не ушёл бы от погони.
— Да это же мексиканцы, босс! — вслушавшись в окрики сзади, поразился Луис.
— Выходит, тот страхолюдина, которого вы отпустили в Чайнатауне, таки привёл дружков!..
Диана мутным зрением видела, как Джанфранко выхватил из-под сидения небольшой деревянный ящик, буквально вырывая крышку с петлями.
— Не оборачивайтесь! — резко велел итальянец, приподнимаясь с пола.
Оборачиваться не требовалось: Диана прекрасно видела, что на мягкой упаковочной соломе ящика осталось ещё две гранаты.
Быстрый замах.
— Санта Мадонна! — выдохнул Луис, мельком обернувшись.
Взрыв.
Жаркая волна, накрывшая «Линкольн» и выбившая остатки стёкол в
дверях.
Издалека сигналили машины, кричали люди, а морозный воздух враз пропитался запахом гари и вонью плавленого металла.
— Стой! — так же резко велел Медичи, приподнявшись и выглянув в разбитое окно. — Диана, оставайтесь в машине!
Не дожидаясь ответа, итальянец распахнул покорёженную дверь, как только Луис ударил по тормозам, и выскочил наружу.
Диана медленно распрямилась. В голове звенело, в волосах засели осколки стекла, сильно болел разбитый лоб, а во рту собралась кровь от прикушенного языка. Она помедлила секунду, затем осторожно выбралась наружу.
— Сеньорина Фостер! — встревожился Альтьеро. — Босс сказал…
Диана с трудом утвердилась на ногах, стряхнув с пальто остатки стёкол и клочки кожаного сидения. Затем накинула платок на голову, прямо поверх хрустнувших осколков, и медленно, набирая размокший снег вечерними туфельками, двинулась в сторону горящего автомобиля.
Взрывной волной «Пежо» снесло в сторону, к развороченной ограде моста, и к нему уже подбегал дон Медичи, держа «кольт» на изготовке. Диана обошла строительные блоки, мельком глянув вниз, на беспокойные воды темного, как ночь, Потомака.
Далеко впереди, там, откуда они приехали, ещё расплывались на водной глади огромные пенистые круги, и то и дело лопались гигантские пузыри. Кажется, именно там Луис избавился от юркого «Фиата», к собственному несчастью вылетевшего перед «Линкольном». Выживших искать, пожалуй, не стоило: едва ли кто-то выжил после страшного удара о воду, и вряд ли этот кто-то затем выбрался из автомобиля до того, как его затянуло бы на дно реки.
«Пежо» ещё горел, съехав одним колесом за ограду моста — так, словно готовился последовать за плюхнувшимся в воду «Фиатом».
Джанфранко Медичи вскинул «кольт», вглядываясь в почерневший остов автомобиля. Диана отошла от края моста, подходя к неподвижному «Пежо».
Почудился слабый стон — значит, кто-то внутри, попирая законы смерти, оставался жив.
Диана пригляделась сквозь клубы дыма и вздрогнула: на пассажирском сидении, пробив обожжённой головой стекло, раскинулся человек, которого она знала, как Мачете.
— Я просил оставаться в машине, — коротко обернувшись, бросил итальянец.
— Это Хуан, — сглотнув, вслух признала Диана. — Мачете…
С стороны Манхэттена раздался пока ещё далёкий вой сирен.
— Видите, Диана, — убедившись, что выжившие не собираются ни стрелять, ни приходить в себя, Медичи медленно опустил пистолет. — Я не солгал. Я не хороший человек.
— Они пришли за мной.
Мокрые хлопья снега ложились на ещё горящий «Пежо», падали за ограду моста, покрывали уже спокойную гладь Потомака грустным покрывалом. Снег падал и на них, укрывая плечи, скользя по разгоряченным лицам.
— Если бы они не стреляли, вам не пришлось бы отвечать. Если бы не я…
— Нет, — резко оборвал итальянец. — Довольно. Это не ваша вина!
— Босс, — позвал Альтьеро, подбегая к ним. — Вы тут закончили? Если не хотим разбираться с копами, то нам бы прямо сейчас убраться с моста. Торчим тут, как на витрине…
— Идите, — Медичи мягко коснулся её локтя, бросая взгляд на Луиса. — Вам точно незачем оказываться на месте нового преступления. Вы всё ещё в списке подозреваемых по делу Бэрроуза, лишнее внимание вам ни к чему. Прошу, Диана, подождите в машине.
А она вдруг ясно поняла, что это значит. И тотчас вывернулась из рук Луиса, метнувшись к Джанфранко.
— Нет! — выдохнула она, стиснув напряжённое предплечье итальянца. — Не трогай их, Франко! Они умирают… и, вероятно, без помощи скоро умрут! Не трогай их, не лей кровь, не забирай жизнь… Пожалуйста, Франко…
Медичи застыл, вглядываясь в неё, затем резко сунул «кольт» в кобуру и схватил под локоть, уводя прочь от горящего «Пежо». Они достигли развороченного «Линкольна» почти бегом, и Луис тотчас прыгнул за руль. Автомобиль натужно заскрипел, выезжая на пустую полосу, и помчался по скользкой трассе мимо застывших машин. К счастью, дорога вела вниз, и «Линкольн» почти скользил, уходя с места перестрелки быстрее, чем это позволял повреждённый двигатель. Альтьеро вывернул руль, выпрыгивая с моста в поворот так резко, что их тотчас занесло в безлюдном переулке.
— Под мост, — велел Медичи. — Езжай к Бертоне, оставим машину у него. Домой доедем на такси, «Линкольн» отправим под пресс. Живо, Луис!
— Стараюсь, босс, — возмутился водитель. — Ты видел, во что эти… превратили мою машину?!
— Я живу в Сохо, — обернувшись к ней, уже спокойнее проговорил итальянец. — У меня там дом. Комнат в нём достаточно, а я не готов больше вами рисковать, Диана. Не после того, как вы позвали меня по имени.
Диана вспыхнула, вспоминая ужасную сцену на мосту.
— У вас красивое имя, Джанфранко, — тихо проронила она.
— Франко, — негромко поправил итальянец, глядя ей в глаза. — И я буду рад, если вы будете и впредь так меня называть. Хотя тогда я вряд ли сумею отказать вам в просьбе, даже если сам считаю иначе.
Диана потупилась, кутаясь в платок. Ветер врывался через разбитые окна вместе со снегом и осколками стекла, которые не выдерживали быстрой езды и напора, и срывались то с лобового, то с боковых окон.
— Дома созвонимся с детективом Ллойдом, — уже быстрее продолжил Медичи. — Ему можно рассказать, что тут произошло. Я уверен в Джоне: дальше его ушей это не пойдёт, зато он сможет нам помочь. Потому что если вы желаете, чтобы я не лил крови, Диана, нам потребуются все законники штата Нью-Йорк, чтобы найти мерзавца.
— Кого? — удивилась она, поднимая глаза.
Медичи жёстко усмехнулся.
— То, что на нас сегодня напали ваши знакомые, означает лишь одно. Вас вычислили. А если вычислили — значит, кто-то навёл. Я не заметил слежки, а в доме донны Филомены живут надёжные люди, которые сообщили бы мне, если бы в районе стали отираться незнакомые лица. Найти человека в Нью-Йорке вот так, за пару дней… Нет, они приехали по адресу и ждали, точно зная, что мы там будем. И кто-то им подсказал, где искать. Так кого вы вспугнули, Диана?..