Пьесы

Что ж вы молчите, государь?

Сорано,

Оставь меня. Мне грусть моя отрадна.

Вы знаете: мне можно доверять.

Я жизнь готов без вашего приказа

За вас отдать.

Пусть нас вдвоем оставят.

Синьоры, удалитесь.

Неужели

Он вновь задумал что-то?

Дай господь,

Чтоб это не коснулось нас. По счастью,

Жена моя стара.

Моя — урод,

К тому ж честна, — не то и я струхнул бы.

Моя — живет в деревне и хворает.

Он вновь глядит на нас. Уйдем, и пусть

Король с вельможей новоиспеченным

Любовную интригу обсуждают.

Нет, не уйду. Я чую, в чем здесь дело,

Ушли?

Да, здесь лишь я, слуга ваш верный.

Знай, радости тебе мои признанья

Не принесут.

Молю вас, не таитесь.

Вам голова моя нужна? Берите.

Мой ум? Мой меч? Я вам служить готов

Всем, чем могу, во всем, что вам угодно.

Влюбился я.

За чем же дело стало?

Желание скромней придумать трудно.

А знаешь ли, в кого?

Зачем мне знать?

Кто б ни была она, вам не откажут.

А вдруг она окажется одною

Из родственниц твоих?

Хоть всеми сразу

Воспользуйтесь, и буду я за это

Вас лишь любить и почитать вдвойне.

Я буду прям: она твоя сестра,

Прекрасная Эванта.

Столь же прямо

И я отвечу вам, что совершенства

Природой ей даны не для того,

Чтоб прятать их в сундук. Разумней можно

Их применить. Итак, Эванта ваша.

Не шутишь ты?

Нисколько, государь, —

И дюжину сестер я вам бы отдал.

Как жаль, что мать моя мертва, а тетки,

Красавицами слывшие, увяли!

Но у меня есть девочки-кузины.

Пусть подрастут, а там посмотрим.

Нет,

Нужна мне лишь Эванта.

Я за нею

Как раз послал: я к ней имею дело.

Не склонны ли вы с ней поговорить?

Помягче будьте, посулите больше,

И вы добьетесь своего: Эванта

Не лучше остальных придворных дам,

А я вам помогу.

Но ведь она

При королеве состоит. Что, если

В той вспыхнут гнев и ревность?

Королева —

Столь добрая и нежная супруга

И нравом столь спокойна и ровна,

Что гнев ей чужд. Но, будь она хоть ведьмой,

Вы все равно монарх и самодержец,

Податель почестей, наград, отличий,

Чьей воле не положено границ.

Итак, готовьте два-три ожерелья

И поучитесь даму умолять.

Слуга

Синьор, слуга ваш прибыл.

Пусть введет

Сюда синьору.

Медлить я не стану:

Мне, коль ее я не добьюсь, не жить.

Она идет.

Едва в дверях сверкнули

Лучи ее искрящихся очей,

Как все здесь озарилось вдруг.

Куда ты?

Тут личные покои короля.

Мой господин послал меня за вами...

Ошибся ты — под лестницей внизу

Апартаменты брата.

Но, синьора...

Я не сановник, не наушник тайный,

Чтоб поджидать здесь короля. Ты пьян

Иль — что гораздо хуже — кем-то нанят,

Чтоб на позор сюда меня завлечь.

Я вижу, что лицом ты — сущий сводник.

Ты мерзок мне. Я дальше не пойду.

Входи без страха, милая сестрица,

И не красней. Наш добрый государь

Тебя и чтит я любит.

Вот в чем дело!

Да, лучшее из дел, какие в жизни

Ты сделаешь. Будь умницей.

Не сводник

Был наш родитель и, насколько помню,

Гнушался он занятьем столь почетным.

Ты дура.

Я стыжусь сказать, кто ты.

Любезная Эванта...

Государь,

Всемилостивейшая королева,

Благодаренье богу, в добром здравье

И ждет вас, как мне кажется, в саду.

Пусть подождет. Речь будет не о саде,

А о тебе, цветок прелестный.

Вы

В изысканной учтивости своей

Крапиву принимаете за розу.

Ни роза, ни чистейшая из лилий

Так не чаруют взоры белизною,

Приятностью и совершенством форм,

Как ты, Эванта.

Это очень лестно,

Но красота моя не в вашем вкусе —

Очередною юбкой я не буду.

Как ты прекрасна! Сотворив тебя,

Творить других природа постыдится:

Исчерпано в тебе ее искусство,

Ты каждою своей чертой пленяешь.

Ты слышишь?

Слышу, недостойный брат,

Но не продамся.

Полюби меня,

И ждут тебя не только обещанья,

Но и богатство, почести и роскошь.

Тебя я огражу от всех забот.

Нет, лучше проявите вы заботу

О добром имени моем, и я

Вас буду чтить.

Люблю тебя, Эванта,

И жажду, чтоб ты мной была довольна.

Не слишком ли вы, государь, хвастливы?

Ждет от любви столь многого Эванта,

Что вам ее не удовлетворить.

Упрямица!

Спасибо, братец-сводник!

Терпение, прелестная Эванта!

Поверь, я так воздам тебе за милость,

Так вознесу тебя, твоих друзей...

Скажите, государь, вы не боитесь,

Что окажусь я хуже всякой шлюхи

И вас покрою срамом?

Нет, нисколько.

Что, если, став, как вы мне обещали,

Богатою, могущественной, знатной

И остальных красавиц превзойдя,

Я сделаюсь заносчивой, спесивой

И взбалмошною?

Будь какою хочешь.

Коль так, позвольте честною мне быть,

И я по гроб вам буду благодарна.

Я притязаю лишь на этот титул,

Затем что все другие, точно так же,

Как ваше покровительство и щедрость,

Бессильны воспретить иль помешать

Глазам людей мое бесстыдство видеть

И языкам их осуждать меня.

Сумеете ли вы толпу заставить

Меня за непотребство не бранить?

Нет, ибо вы монарх, но не волшебник,

И это столь же мало в вашей власти,

Сколь мало зла есть в ангелах господних,

Сколь мало вы вольны во мне самой.

Сначала блуд эдиктом узаконьте,

А уж потом я выслушаю вас.

Храни вас небо!

Не спеши, Эванта.

При чем здесь блуд? Я на тебе женюсь.

А королева?

С ней мы разведемся.

А что она вам сделала плохого?

Она вам непокорна? Неверна?

В измене государственной виновна?

Не все ль равно, коль я хочу развода?

Чудовищное, грешное желанье!

Уж лучше вашу похоть утолить,

Чем потакать такому беззаконью.

Мне легче шлюхой стать, чем королевой.

Нет, ваше чувство — не любовь: в нем нет

Ни искренности, ни тепла, ни веры.

Вам просто плоть сжигает адский пламень,

Исчадиями адскими раздутый.

Как! Развестись с супругою такой

Красивою, благочестивой, кроткой,

Вас любящей столь преданно и нежно!

За что? За верность и любовь? На что же,

Пресытясь мной, меня вы обречете?

Нет, государь, вам легче усмотреть

Границу в безграничном, жизнь в могиле,

Ложь в приговорах неба, смерть в бессмертье,

Чем пятнышко на имени ее.

Будь умницей и женщиной, сестрица.

Достаточно ты для придворной дамы

Явила скромности.

А ты — бесстыдства,

От коего бы сводник покраснел.

Семье моей вы все блага сулите...

Послушай...

Разве смею я не слушать

Посулы ваши? Вы на них щедры.

Твою родню возвышу я.

Конечно,

Ее взыскать вы милостями властны.

Но что она подумает? Что скажет? —

Вот в чем вопрос, и на него отвечу

(Как на меня ни злится ваш советчик)

Я, государь, за всех моих родных:

"Нас вознесло падение Эванты".

Поверьте, так я королеву чту,

Так дорожу ее расположеньем,

Что предпочту в любовники взять мавра

Или раба галерного, который

От стужи, голодухи и побоев

Уже на человека не похож,

Чем стать женою вашей.

Ты отважна!

Уж лучше мне проказой заболеть,

Гнить заживо, отверженной скитаться

И всеми позабытой лечь в могилу,

Чем высокопоставленною шлюхой

Войти в века.

Наверно, у тебя

Любовник тайный есть, иначе мною

Ты не пренебрегла бы.

Я дознаюсь,

Кто он такой, как ты его ни прячь,

И спесь свою — попомни, недотрога! —

Еще не раз ты будешь проклинать!

Как счастлив я! Она правдивей неба

И ангела красноречивей!

Живо

К кормилице моей сестры беги.

Пусть госпоже она с тобой отправит

Шкатулку, где хранит Эванта письма

И безделушки. Ты же этот ящик

Сюда доставь.

Исполню.

Королева!

Уйдем, чтоб ревность в ней не пробудить.

Как торопливо он ушел! Ужели

Приход мой неугоден королю?

Ужель глаза мои он ненавидит,

Речей моих боится, как заразы?

Ты здесь, Эванта? О, тогда понятно,

Чем был он так смущен.

Вы угадали.

Король меня вниманьем удостоил.

На редкость для придворной ты скромна.

Сулил тебе король свои щедроты?

Твоею красотою восторгался?

Нет, не красней — ты вправду хороша.

Скажи, он обещал тебя возвысить,

Осыпать золотом и возвеличить?

Должны вы не смеяться надо мной,

А мстить иль горевать по крайней мере.

Да, вознестись могу я высоко —

На ту же высоту, где вы стоите.

Как! Он намерен на тебе жениться?

Кому ж не лестно королевой стать?

Да, это цель, которая способна

Рассудок самый ясный ослепить.

А как же я?

Обучитесь молитвам:

Вам по летам и сану место в келье.

Ты будешь ли хоть вспоминать меня?

Она в слезах!

Молю вас на коленях —

Меня за дерзкий мой язык простите.

О госпожа сладчайшая моя,

Эвантой движет лишь одно желанье,

Одно стремленье — верно вам служить.

Да, лестью и посулами пытался

Король меня склонить к тому, чтоб я

С ним вместе ваше ложе осквернила

И даже сан ваш отняла у вас.

Но я, кого вы сызмала растили,

На собственном примере ежедневно

Высокой добродетели уча,

От долга своего не уклонилась,

И, честностью прикрывшись, как щитом,

Отвергла все греховные соблазны.

Я жизнь свою, чтоб это подтвердить,

К стопам священным вашим повергаю.

Встань, верный друг, цвет красоты и чести,

На древе целомудрия взращенный,

И пусть навеки будет проклят ветер.

Который тщится иссушить тебя

Тлетворными порывами своими.

Отныне я защитница твоя,

И пусть король узнает...

Не спешите

Пыл охлаждать его: он сам остынет.

Нет, нам не надо изменять наш век.

Пусть все идет, как шло. Наступит время,

Нарыв созреет, лопнет, засмердит,

И все узнают, как он был зловонен.

У нас порой слывет прожженный сводник

Достойным человеком.

Даже мудрым —

Ведь ремесло его теперь в чести.

Особенно когда свои старанья

Он на жену или сестру направит.

Еще б! Похвальны родственные чувства.

Побольше бы людей столь честных нам!

Как видно, быть неплохо негодяем.

Да, если ты отпетый негодяй —

Кто осудить посмеет совершенство?

Ну что плохого в том, что человек

Сживет со света дюжину болванов,

Слывущих у невежественной черни

За доблестных сынов своей отчизны?

Ведь это же пустяк!

Такой же милый,

Простительный, нехитрый и забавный,

Как девушку невинности лишить

Или матрону силою похитить

(Тем более что это даже льстит

Податливому нраву наших женщин)...

...Иль храм снести, чтоб новый, побогаче,

На месте сокрушенного воздвигнуть,

Хоть и не веря в бога.

Вера в бога

У многих ныне сводится к божбе

Да к бедному кресту над их могилой.

Увы, Альфонсо добрый, правь ты нами,

Все шло бы по-другому!

Я готов

Обречь себя и все свое потомство

Такому же недугу, если только

Излечит это принца.

Чем он болен?

Ничем, коль не считать того, что он

Снедаем меланхолиею черной

И вылечить ее врачи бессильны.

Брандино, давший жизнь обоим принцам,

Не раз к мужам науки обращался

В надежде тщетной исцелить Альфонсо

И завещать ему престол. Но принц,

Хотя он старше и достойней брата,

Судьбою обойден. Вот почему

Достался трон меньшому — Федериго.

Надеюсь, он почетом и вниманьем,

Как должно, окружил больного брата?

К Альфонсо не пускают никого —

Он якобы нуждается в покое,

Но у него есть преданные слуги —

Монах брат Марко, молчаливый Руджо.

В монастыре живет он.

Грустно видеть,

Как ежедневно он (взамен прогулки!)

Приходит на отцовскую могилу,

Колена преклоняя перед ней

Под пение благочестивой братьи.

Как девушка, обманутая милым,

Над отчим прахом плачет он, и мнится,

Ему надгробье мраморное вторит

И хор рыдает вместе с ним.

Как я.

Король и с ним угодники его!

Нам здесь не место.

Так... Браслеты, кольца —

В сторонку их. А что там за бумага?

Письмо, но с орфографией старинной.

Ошибок много в нем, что, как и почерк,

Бесспорно обличает руку дамы.

Не мать ли шлет из гроба ей совет?

Нет, это лишь записка от кузины,

Приславшей ей пирог.

А это что?

Перчатки — дар подруги-герцогини.

Что это за бумажка?

Заговор,

Который боль зубную прекращает.

Здесь лишь кресты да имена святых.

А где ж секреты? Вытряхни шкатулку.

Тут лишь помада — красится уже! —

Да с жидкостью какою-то флакончик.

Попробовать? Нет, на язык — опасно,

А капельку без трубки не добыть.

Вот кости и колечки с черепами —

Подарки бабки и покойных теток,

Имеющие целью ей напомнить

О том, что красота земная — тлен.

А это что?

Слова игривых песен,

Воображенье девичье дразнящих,

А рядышком молитвенник лежит.

Вот сочетанье!

Кто вином опился,

Тот лечится рассолом.

Что вот это?

Стихи — "Моей божественной Эванте".

Прочти-ка вслух. Быть может, в них разгадка.

Пусть тот скорбит, любовь кляня,

Чье чувство безответным было.

Но страсть не ранила меня,

А только розами увила,

И каждый взгляд возлюбленной моей

Во мне надежду будит все сильней.

Не нужно мне по целым дням

Бродить в лесах иль чистом поле,

Стенаньям, вздохам и слезам

В отчаянье давая волю.

Нет, дом любимой для меня открыт.

Ее улыбка скорбь мою целит.

Но близ нее всечасно быть,

Ее речам внимать прилежно

И с ней блаженства не испить

Есть оскорбленье страсти нежной,

И я, чтоб месяц милой обладать,

Богатство, юность, жизнь готов отдать".

Вот он, соперник мой! Ах, знай я почерк...

Я знаю, то Валерио писал.

Сей многообещающий синьор

Был во дворце воспитан вместе с вами.

Он с вами за одним столом обедал

И содержанье принца получал.

Его вознес отец мой мне на горе.

Как! Он посмел встать на моем пути?

Ему бы лучше поскромней обедать,

Но быть от ярости моей подальше!

Беги за ним, сыщи его немедля,

Пока не стих мой гнев нетерпеливый.

Влюбись он в Смерть, и то б он был умней:

С ней целоваться много безопасней.

Ах, дура! Неужель ты не смекнула,

Зачем шкатулку требовал предатель?

Как ты, не получив моей записки

Или кольца, могла отдать ларец,

В котором сердце я свое сокрыла?

Безмозглая старуха!

Я видала,

Как вы за ним пошли без колебаний,

По первому же зову, и сочла,

Что, если брату вашему он служит,

Он честный человек. Так почему же

Ларец мне было не отдать?

Ослица!

Дай срок — браниться ты начнешь покрепче!

Уж лучше б заразила ты меня

Проказою, иль продала пиратам,

Иль, мой портрет на площади повесив,

Нахваливала сводням свой товар.[483]

Но, мне сдается, девство не в шкатулке,

А в месте понадежней вы храните

И ключик от него у вас одной.

Чего ж вы злитесь?

Пусть обезобразит

Тебя недуг еще сильней, чем старость!

Пусть у тебя повыпадут все зубы,

Чтоб голод и во сне тебя терзал!

Пусть рук, мою шкатулку отдававших,

Тебя лишит навеки паралич,

Чтоб ты кормить себя была не в силах!

Пусть зимний холод превратит в сосульки

Все кости у тебя и пламя ада,

Куда пойдешь ты, не согреет их!

Ужель душой, как и спиной, крива ты?

Что ж слезы ты, как пьяница, пускаешь?

Воды в канавах без того довольно.

Дай клятву мне, что это не нарочно

Ты сделала, иль проклята будь, ведьма!

Как ласковы, синьора, нынче вы!

Ну ладно...

Нет, не ладно, образина,

Бесстыдница, подлянка, негодяйка...

Не хватит ли честить вам, ваша святость,

Безвинную кормилицу? Скажите,

Что это за любовное посланье?

Известно вам, кто сочинил стишки?

Известно, как и то, что все в них — правда,

Я вижу, сердцееды не противны

И вашей целомудренной особе.

Вы даже благосклонны к ним.

Так что же?

Ни ереси нет в этом, ни измены.

Король у входа ждет, а в это время

Пируют с вами наглецы! Вниманье

И милости, что мне принадлежат...

А, очень, очень рад, синьор! Приблизьтесь.

Знаком вам этот документ?

Я предан! —

Знаком. Написан он моей рукою,

И сердце в нем мое излилось.

Если,

Как мученик, умру я за любовь,

Воздаст мне время почести посмертно.

Ах, негодяй! Как смел ты врать, что прислан

Моею госпожою за шкатулкой?

Ты крив ногами, рожею — вдвойне,

А уж душой поганою — и вовсе!

Нахал, бездельник, висельник, паскудник,

Мерзавец...

Что, старушка, сплоховала?

Ты разве не слыхал, брехун вонючий,

Что сотни подлецов, тебе подобных,

За меньший грех болтаются в петле,

А уж плетьми их порют ежедневно?

Коль есть законы...

Что тогда, карга?

Тогда тебе, чью мать к задку телеги

Привязывали в юности за блуд,

Треххвосткою исполосуют шкуру,

Чирьями разукрашенную ныне.

Заткнись ты, мощи, или я велю

Гнилой скелет твой истолочь на порох

И по бездомным кошкам им стрелять!

Тебя, коль слово скажешь, расшелушат

Быстрее, чем миндаль, затем что нет

Лекарства лучше от дурной болезни,

Чем порошок из шкуры сводни. Цыц!

Вы, как я вижу, слов не бережете,

А жизнь свою — тем более.

И я

Не каюсь в том — ведь подлинное чувство

Продиктовало мне мои слова.

Зачем же мне тушить свой пыл невинный?

Да, коль злодейство — мысль о браке с той,

Чью чистоту я чту благоговейно,

То я преступник; коль измена — душу,

Как ветвь, на новый ствол пересадить,

И ей привить тем самым добродетель,

И вырастить на ней любовь, как плод

(Который, согласитесь, не запретен),

И от него вкусить, — то я изменник.

Но если б в целом мире вы один

Подобными деревьями владели,

И украшали ваш дворец они,

И приближенье к ним грозило смертью,

То и тогда б земли вам не хватило,

Чтоб всех влюбленных в ней похоронить.

Какое красноречие! В стишках

Молили вы судьбу (она вняла вам)

О тридцати блаженных днях с Эвантой,

Клянясь за это жизнью заплатить.

Вы это повторить готовы?

Да.

И я хотел бы долго жить, чтоб стать

С соизволенья вашего и божья

В объятиях ее, как время, старым,

Но не за месяц с ней — за два часа

Я жизнь свою отдам.

Быть по сему.

Вы завтра обвенчаетесь, и месяц

Покой и счастье будете вкушать,

Но чуть минет тридцатый день — умрете.

Колен не преклоняйте, не просите —

Я глух к мольбам. — Послушайте и вы

Мой приговор, заносчивая дама.

Когда умрет Валерио, должны вы

В течение двенадцати часов

Найти другого, кто бы согласился

На этих же условьях взять вас в жены.

Не сыщется такой, — и вы умрете.

Благодарю за милость, государь.

А если после свадьбы вы бежать

Попробуете порознь или вместе

Иль к жалости людской взывать дерзнете,

Обоих вас казнят. Вам все понятно?

Теперь-то вы полюбите меня,

Но я отвергну вас высокомерно.

Как! Неужели чистая любовь

В беду такую ввергла нас с тобою?

Что ж, это благородная беда,

И я свою судьбу благословляю!

Славнейшего и лучшего пути

Ни зависть, ни прозревшая Фортуна[484]

Мне указать вовеки б не могли.

Я увенчаю молодость мою

Объятьями Эванты, высшим счастьем,

И смерть, свой путь свершив, приму бесстрашно.

Что мир в сравненье с этим? Суета.

Что жизнь? Растрата времени пустая.

Сочтем, что длится век людской лишь месяц,

И месяца для счастья хватит нам.

Я не хочу, чтобы старела радость.

Мой рай, Эванта, создан не затем,

Чтоб на него я каждый день дивился, —

Раз на него взгляну я и умру.

Не плачь — слезами ты меня бесчестишь.

Ужель ты сомневаешься, что смерть,

Не дрогнув, встречу я? Меня ты любишь?

Ты это знаешь сам.

Тогда не надо

Оплакивать мой радостный удел.

Я к королеве кинусь.

Сделай все,

Что можно, но, коль королю уступишь,

Тебя я, умирая, прокляну.

Не помнят люди столь зловещей свадьбы.

Пословица гласит: не зарекайся

Вовек ни от жены, ни от петли.

Вот он и получил то и другое.

За месяц в браке — смерть! Пусть этот месяц

Таким же долгим будет, как и тот,

В какой солдатам жалованье платят.[485]

Эх, сжечь бы все календари, чтоб люди

Счет дням забыли!..

Тони, ты гадаешь?

На чьей моче?

Да на моче больного:

Сидит в печенках камень у бедняги.

Он очень плох, а, судя по моче,

Примерно через месяц, в день Давидов,[486]

И шею тоже схватит у него.

Ты злыдень, Тони! Скоро ль в брак ты вступишь?

Когда придет охота в петлю лезть.

Что ты насчет Валерио нам скажешь?

Ему такую подали горчицу,

Что обожжет он небо. Знай я раньше,

Какой почетный ждет его конец,

Ему б подсунул я не девку — чудо,

Которая его спасла б от казни,

Всего за три недели в гроб вогнав.

Иной на это и недели хватит.

Возможно: в бабах скрыта тьма талантов.

Ему бы мог я отыскать в предместьях

Двустволку покрупней мортир калибром,

Которая его за два часа

На мелкие кусочки разнесла бы,

Иль пожилую шлюху-василиска,

Что взглядом убивает наповал.

Скажи, будь ты Валерио, какой бы

Ты месяц выбрал?

Самый винный месяц,

Чтобы хоть брюхо ублаготворить,

Уж раз спине за все платить придется,

И пил бы так, чтоб к истеченью срока

На виселицу было мне плевать.

Я — март, чтоб на жену, как лев, бросаться.

И перед казнью снова стать овцой.

А я — апрель, сладчайший месяц года,

Чтоб милую среди цветов, на травке

Под птичье щебетанье целовать,

Душой и телом утопать в блаженстве...

И встретить первый майский день в петле.

Что нового расскажешь нам?

Лишь то,

Что может быть любой из вас, синьоры,

Нищ, честен, глуп, как я, и все ж обжечься

Водой холодной.

Новость не нова.

Ну что ж, тогда мошенничать начните

И воздвигайте здания, которым

Не достоять до вашей смерти.

Тоже

Не ново.

Раз не внове правда вам,

Я расскажу вам вещи поновее.

Когда русалка шла доить корову,

Ребенка сделал ей моряк-пьянчуга,

И подала русалка на него

В Суд сводников, а чудище-ребенок

Живет на Рыбной улице у няньки.

Вот это новость!

Будет и похлеще!

Попалась в сети рыба-исполин;

У ней на шее пика, меч на брюхе;

В носу ружье размеров небывалых;

В зубастой пасти — каперский патент

От герцога Тосканы.[487]

Врешь!

Конечно!

Тем, кто не хочет слушать правду, врут.

Вы до того честны, что нам, придворным,

И говорить-то с вами неудобно.

Проклятый шут!.. Однако почему же

Молчит ее величество? Ужели

Она позволит мужу запятнать

Честь трона столь жестоким приговором?

Ей, как ни добродетельна она,

Брак этот по душе: нет средства лучше,

Чтоб охладить иль вовсе потушить

Страсть короля. К тому же, я уверен,

Она за месяц гнев его смирит.

Пойдем посмотрим, все ль готово к свадьбе.

Да, подивим мы ею чужестранцев!

Не дай господь моим друзьям такой!

Вот мой приказ тебе — не унывай!

Нет в мире столь бесчеловечной твари,

Которая бы приговор подобный

Осуществила.

Ах, боюсь, что есть.

Нелепая боязнь! Король несдержан,

Опасен в гневе и неудержим,

Как горный водопад, в своих желаньях,

Но свято чтит закон и правосудье.

А разве правосудье и закон

Его поступку служат оправданьем?

Где есть такой эдикт или указ,

Людьми иль людям провиденьем данный,

Который к смерти приравнял бы брак?

Я мыслю так: у брака цель благая —

Продленье человеческого рода,

И, чтобы этого не признавать,

Не смертным нужно быть, а чем-то большим.

Идем же! Попышней принарядись

(Я одолжу тебе свои уборы),

И пусть бесстрашьем весь твой облик дышит,

Чтобы король не возгордился, видя,

Как ты робеешь.

Девством я ручаюсь,

Что только за Валерио страшусь.

От Федериго скрой свои терзанья.

Сама его язви пренебреженьем.

В неистовство презреньем приводи

И рань больней, чем Купидон стрелою,

Всем, чем тебя природа одарила.

Стань так неотразимо хороша, —

Я на тебя не рассержусь за это, —

Как будто ты Венера и пленить

Решила вновь воинственного Марса.[488]

Когда ж король — в чем я не сомневаюсь —

Не устоит и, пав к твоим нотам,

Начнет просить пощады, ты докажешь

Ему, что добродетельной осталась,

С презрением отвергнешь все угрозы

И гневным взглядом, полным благородства,

Его испепелишь.

О госпожа,

Вы стойкостью меня вооружили.

Пускай меня оденут.

Королю

Втолкуешь ты, что он всех бед источник,

Что за жестокость ждет его расплата,

Что ты и благородный твой супруг

Его решенье приняли как милость.

Пусть прелесть и достоинство твое

Так потрясут его, чтоб он поверил,

Что имена Валерио с Эвантой,

Отдавших жизнь в расплату за любовь.

Потомки будут чтить благоговейно,

Его ж с ума раскаянье сведет.

Не унывай! Ведь если будет надо,

Тебя и умирать я научу.

Благодарю за то, что дух мой слабый

Вы укрепили.

Смерть страшит лишь тех,

Кто разумом убог, чей дух истерзан,

Кто жизнь свою сам превращает в ад.

Когда же смерть нас славою венчает,

Ее приход и сладок и отраден.

Уродливой ее изображают

Лишь для того, чтоб отпугнуть живых,

Не то бы к ней любой из нас стремился,

Пытаясь обрести покой до срока,

Природою назначенного людям.

Желанный отдых от трудов и горя —

Вот чем она манит. В гробу и раб

Свободен так же, как его хозяин:

Над тем и над другим земля легка,

Цветы равно благоуханьем дышат.

Особенно же радостна кончина,

Когда мы с честью смерть свою встречаем

И Добродетель с Памятью слезами

Кропят наш прах. О, если бы могли

Мы чувства сохранять, сойдя в могилу,

Хвала живых и глубина их скорби

Нас преисполнили б такой отрадой,

Такою гордостью, что мы и сами

Благословили бы свой смертный час!

По-праздничному вы мой дух убрали.

Пусть уберут и плоть. Что б ни случилось,

Я буду самой радостной невестой,

А кое для кого — и самой гордой.

Вот так-то лучше. Не дрожи напрасно.

Нет, я теперь уверена в себе.

Вы, государь, непостоянны в гневе.

Уж раз решили, до конца держитесь —

Величие монарха в том, что он

Блюдет свое величие ревниво,

Чем и вселяет страх в народ. А если

Бразды ослабит он хоть на минуту,

В его всесилье люди усомнятся

И, значит, презирать его начнут.

Проявленное к вам пренебреженье

Должно не жалость в вас будить, а месть.

Она тебе сестра.

И мать бы я

За непочтенье к вам возненавидел:

Кто с вами во вражде, тем я не родич.

Я, государь, хочу, чтоб утолили

Сперва вы гнев свой правый, после — страсть.

Так я и делал, но боюсь, что этим

Проклятий слишком много навлеку.

Их столько бы — прими вы мой совет —

На голову Валерио свалилось,

Что раздавила б тяжесть их и череп

И даже имя доброе его.

Измыслил я утонченную пытку

(Прошу вас только — не мешайте мне),

Которою мы сломим дух спесивца

И честь его кичливую растопчем!

В сравненье с этой пыткой смерть — ничто.

Бездействовать нельзя — иль эти двое

Глумиться станут над бессильем вашим.

Что за корысть вам их казнить, коль скоро

Они умрут бестрепетно и гордо,

За смерть вас, как за честь, благодаря?

Чем это вас приблизит к вашей цели?

А если вашей целью стала месть,

Неужто кары нет погорше смерти?

Холопы, мстя, к убийству прибегают;

Монарх же изливает гнев свой так,

Чтоб гордецы считали смерть блаженством

В сравнении с назначенной им мукой.

Что нужно сделать?

Вашу власть мне дайте,

Меня возьмите под свою защиту,

И вы увидите, сколь будет сладок

Валерио короткий этот месяц!

Клянусь, он пожалеет, что не стар,

Что не расстался с жизнью в день венчанья

И станет горько клясть свою судьбу, —

Лишь предоставьте мне свободу действий.

Быть по сему. Возьми себе мой перстень

И мне на радость проучи мерзавца.

Ему я уготовлю месть такую,

Что он о смерти вас попросит сам,

И — двадцать против одного — Эванта

В сеть угодит мою и будет ваша.

Распоряжайся всем и будь удачлив.

Забудьте же про жалость, государь!

Любезный Тони, пропустите нас.

Откуда ты?

Я с улицы Бараньей.

Тогда твой дом известен всем голодным

И пса держать у двери вам не след.

А этот, в пестрых брыжах, твой супруг?

Такой салат к тебе, овечка, кисел.

Ах, Тони, пропустите!

И меня.

И рад бы, да не силах: вас тут много,

А я один и не жонглер к тому же,

Чтоб всех вас пропустить через себя.

На это нужен парень вдвое толще,

Сплошь состоящий из частей филейных.

Впустите! Нам охота свадьбу видеть.

И маску тоже.

Так и быть, красотки.

Вы их мужья?

За неименьем лучших.

Оно и видно. Будь вы поумней,

Вы жен не подпускали бы к придворным,

Которые, как рой пчелиный в мае,

Облепят их.

Запомните: визжать

Тут не положено...

Мы знаем, сударь.

Себя вести умеем мы.

А если

Вельможа молодой подсядет к вам...

Мы понимаем, что к чему...

А если

Притиснут вас — смотрите, не ворчать!

Здесь лихо жмут!

Нам хуже доставалось.

Тогда идите потихоньку в зал

И примоститесь там.

Назад, старуха!

Твой кашель нам всю музыку испортит.

Таких, как ты, впускают лишь с прошеньем.

А вы куда? Для вас там места нет.

Проваливайте и про жен забудьте,

Да помолитесь богу, простофили,

Чтоб вам не принесли они детей,

Которые вас познатнее будут.

Ну, брысь, покуда стражу я не кликнул!

Пусть хоть башку пробьют нам, мы войдем.

Такого не случится: слишком толст

Ваш череп. Вон!

Как их на свадьбу тянет!

Как рвутся женщины ее увидеть!

Как мысль об этом браке их щекочет!

Еще бы! Что ни месяц — новый муж!

Как женам вслед плетутся рогоносцы,

На свой позор глазеющие дурни,

Чьи жалкие ненужные орудья

Ничто не может к бою привести!

Да, мир забавен!

Эй, следи за дверью!

Ведь ты дурак и, дурака сваляв,

За это по законам не ответствен.

Ты мой собрат по дурости, поскольку

Свои законы сам же нарушаешь.

Ты женщин любишь?

Кто не любит?

Я —

Мне месяца для брака маловато.

Что здесь за люди и чего им надо?

Одни, мои собратья дураки,

Сюда явились поглядеть на свадьбу;

Пришли другие (эти сроду дурни),

Чтоб жен домой забрать; охота третьим

С тобою позлорадствовать, — их дурость

Со временем пройдет. Но кое-кто

Сюда приплелся проклинать тебя.

Те худшие из дураков — за честных

Они слывут.

Гляди, король, гляди!

Вон штормами потрепанная дама,

Что побывала в доке.

Вот уж мощи!

Ее глаза-стекляшки вновь протерты,

И возрастом источенная шкура

На совесть зашпаклевана, а груди

Торчат, как два вареные яйца,

Желток которых высосан до варки.

Такая дама при нужде заменит

Себе не только волосы и зубы,

Но и язык, коль старый износился,

И зад.

Зачем?

Чтоб старичку потрафить,

Поскольку ей не выдержать юнца.

Умолкни и следи за дверью: давки

Я не люблю.

Зато удавку любишь.

Я выпороть велю тебя!

Тогда

Пора мне, дураку, с тобой расстаться.

Сорано, действуй! Нет пути назад:

Жизнь меж любовью и презреньем — ад!

Завязывайте шарф. Да не копайтесь! —

Друзья, на помощь! Мне подайте шляпу,

Плюмаж, камзол... Что за злодей портной!

Как он обузил все! Дышать мне страшно:

При первом вздохе лопнет мой наряд.

Застегивайте же, да поскорее!

Мы рады видеть вас веселым.

Можно ль

Не быть веселым при такой жене

И предвкушая целый век блаженства?

Век?

Да, для тех, кто любит, месяц — век.

К чему мне больший срок? — Давайте шпагу!

Друзья, сознайтесь, что любой меж вами

Мечтал бы жизнь отдать за ночь одну

С такой женой — прекрасной, юной...

Верно,

Вы счастливы: вас ждет роскошный пир,

Но слишком высока цена.

Да разве

Пир был бы сладок, будь она низка?

Кто б в рай стремился, если б вседержитель

Не создал ада? — Нет, во время танцев

Натрут мне ноги эти башмаки:

Они мне тесны. Принесите туфли. —

Поймите же, любезнейший Камилло,

И вы, друзья: король мне оказал

Неслыханную милость, ограничив

Срок моего земного бытия.

Кому охота жить до одряхленья,

Одна лишь мысль о коем нагоняет

Уныние и давит, как свинец?

Чем дольше мы живем, тем все сильнее

Терзают нас заботы и тревоги,

Волнения и плотские недуги.

Катары, ревматизмы, лихорадки

В живые трупы превращают нас,

И более того: душа стареет,

Становится завистливой и злобной,

О мужестве и чести забывает,

И вновь мы — прах.

Вы ловко извернулись!

Клеант, не стоит жить, чтоб лгать учиться,

А старики и лживостью грешат.

Вот вы, Меналло, — закаленный воин,

Могучей и бестрепетной рукой

Не раз в бою победу добывавший.

Ужель хотите вы дожить до дня,

Когда иссохнет сила в ваших мышцах,

И станете вы лишь воспоминаньем

О том, чем были встарь, и пауки

Ваш меч, бесцельно на стене повисший,

Затянут паутиной?

Нет, конечно.

Вам этого хотеть и не пристало.

Кто умирает юным, тот счастливец:

Величье окрыляет дух его...

Скажите, маска будет интересной?

Наверно.

А потом устроят танцы?

И даже до упаду.

Превосходно!

Скучать, друзья, мы дамам не позволим,

А перед сном попойку учиним,

Притом такую, чтобы в пляс пустилась

Вся кровь моя.

Хоть дюжину попоек!

Повеселимся всласть!

Чу, начинают!

За мной! Идемте покорять синьор.

Сперва по повеленью государя

Порядок мы у входа наведем.

Что там за шум? А ну-ка, кликни стражу.

Уймем толпу, пока король не прибыл

Из храма.

Боковую дверь запри:

Зеваки вьются там, как рой пчелиный.

Гоните горожан, но пропускайте

Их жен, коль те красивы.[489]

Из меня

Толпа все соки выжала. Я потен,

Как соусник с мороза.

Эй вы, прочь!

Поговори с красотками в сторонке

И дай им то, за чем они пришли.

Нет, это всем придворным не под силу.

К тому же, если раз потрафить бабам,

То к следующей маске их сбежится

Миллион, не меньше. Мы уже и так

Башки пробили сотне горожан.

Ужель их черепа столь хрупки?

Были.

Теперь они защищены рогами.

Впусти-ка вон тех дам и усади.

Да разве это дамы? Это шлюхи

В коротких платьях, взятых напрокат,

А та, что впереди, совсем лыса,

Что и понятно: ни в одной испанке

Нет пылкости такой.

Впусти ее

Послу державы некоей на радость,

Хоть у меня в носу свербит от страха.

Кто там стучит?

Я музыкант, синьор.

Принес я сласти.

Пропусти их, Тони.

Вот брехуны! Они два битых мужа

И жен здесь ищут.

Отдубась их вновь,

Коль одного им раза было мало.

Пусть не мешают женам.

Музыканты,

Играйте! Двери запереть! Король!

Повязку развяжите: ночь — моя.

Грации снимают с него повязку.

Сонм здешних звезд увидеть жажду я.

Мне хочется, любуясь их очами,

Всплеснуть от восхищения крылами.

О, что за блеск! Теперь прошу опять

Вас, Грации, глаза мне завязать,

Покуда я за меткий лук не взялся,

И спеть нам песню, чтоб сюда сбежался

Рой верных слуг моих и, внемля ей,

Нас позабавил пляскою своей.

Где вы, слуги Купидона?

Сей же час

Появитесь. Ждут вас донны,

Ждут синьоры вас.

Страх, Забота и Надежда,

Бедность, чья скудна одежда,

Недоверье, Упоенье,

Ревность и Воображенье,

Гнев, Отчаянье, Желанье, —

Исполняйте приказанье.

Прощайте, ибо день уже встает.

Супругам же известно, что их ждет.

Валерио, идемте попируем.

Затем я сам вас в спальню провожу

И пожелаю вам спокойной ночи,

А вы глядите веселей — у вас

Прелестная жена.

Благодарю.

Навек я ваш должник за вашу милость.

Я счастлив был вам угодить. Идем.

Подходит ночь. Идите к гробу тихо.

Пока я знак не подал, петь не надо.

Пусть музыка доносится до принца

Едва-едва.

Святой безмолвный образ!

Ты был надеждой всех, кто сердцем честен.

Но наши упованья не сбылись.

Ужель он больше не заговорит?

Три месяца уже, достойный Руджо,

Мы внятных слов не слышим от него. —

Усаживайте принца осторожно.

Альфонсо усаживают в кресло.

Но в чем причина этого недуга?

Из собственного опыта мы знаем,

Что, видя, как любимая жена

Вопит и стонет в муках родовых,

Супруг и сам порой заболевает.

Вот так же было с принцем. Дух его

Столь благороден, что, когда Брандино,

Его родитель добрый, захворал,

Вид мук отца в нем болью отзывался.

Он занедужил так же, как король,

И умер бы, не будь с рожденья крепок.

Вот воплощенье родственной любви!

В тот миг, когда его отец скончался,

Альфонсо — о, пример сыновних чувств! —

В глубокое молчанье погрузился

И с той поры не произнес ни звука.

Он рвется вслед отцу и смерть бы принял,

Когда б его мы силой не кормили.

Принц на гробницу указал.

Он свято

Чтит это место, хоть оно приютом,

Быть может, скоро станет для него.

Идемте, подведем его к гробнице.

Теперь под погребальные напевы

Стать принцу помогите на колени,

Как он привык.

Простри над ним, создатель,

Свою десницу. Исцели его!

Сейчас он встанет и пойдет обратно.

Все пьяны, и во мне играет хмель:

Я весь горю. Полночное безмолвье

Меня манит ускорить миг счастливый.

Она же все еще у королевы.

Вино и сон, все чувства притупите,

Смежите все глаза, чтоб наконец

С любимой я наедине остался!

Король был весел. За меня он пил.

Что ж, добрый знак! О, эта ночь блаженства!

Я отдал бы сто жизней за нее,

Затем что миг свершения желаний

Венчает все усилья человека,

Его труды, стремления, надежды,

И смысл существованью придает.

Я получил Эванту, я женат.

Что помешает мне вкусить восторги?

Чего еще желать мне? Я у цели,

Я в дружбе с целым миром. Ненавистно

Мне лишь коварство низкое твое.

Ступай, гордец, злодейством упивайся,

Бахвалься тем, что погубил невинных.

Как я тебя за козни презираю!

Как жалки ухищрения твои!

Ты у меня иначе запоешь

И пожалеешь, что дерзил.

Презренный!

Льсти иль грози — мне это безразлично.

Я взял свое: я муж твоей сестры,

Которой братом быть ты недостоин,

И буду счастлив с ней.

Весьма возможно.

С ней станет месяц веком для меня,

И каждое объятье — годом счастья,

И каждый поцелуй — весною новой,

И каждый вечер вместе — юбилеем,

И каждый миг слияния в блаженстве —

Девятьюстами ясных летних дней.

Как ты с хозяином своим ни злобствуй,

Я встречу смерть, став стариком в любви,

Но юношей оставшись в наслажденье.

Не будь столь сильной ненависть моя,

Валерио, несчастнейший из смертных,

Во мне бы вызвал жалость ныне. Знай,

Все, в чем ты чаял обрести блаженство,

Чего, как счастья, ждал, — не про тебя

И словно дым рассеялось.

Неужто

Я милою обманут?

Нет, она

Тебе верна и в горе будет верной,

Но проклянет тебя.

Неужто немощь,

Иль винные пары, иль колдовство

Ослабили мою мужскую силу?

Ответь, мерзавец!

Нет, я полагаю,

Что ты силен и пылок, как и прежде,

Но горек будет твой медовый месяц,

И каждый миг его тебе не радость,

А только муки ада принесет,

И станет для тебя до казни казнью,

И погребальным звоном прозвучит.

Весь месяц, что король тебе назначил,

Сплошною казнью будет.

Объяснись.

Я ко всему готов, что б ни случилось.

Ты видишь этот перстень?

Мне знаком он.

Так слушай же: он дан мне в подтвержденье

Изустного приказа государя.

Сейчас же объяви его.

Коль ты

Зайдешь с Эвантой дальше поцелуев

(Хоть ты ей муж и, видимо, считаешь,

Что ею обладать имеешь право),

Она умрет немедленно.

О, дьявол!

Коль ты ей скажешь о приказе этом,

Иль другу своему откроешь тайну,

Иль объяснишь ей, что за сила держит

Тебя на расстоянье, — всем вам смерть.

Коль любишь ты жену, спаси ее;

Коль нет — ты знаешь, что вас ожидает.

Ну, что теперь вы скажете, синьор?

Лишь ад измыслить мог такую пытку —

Для этого земля беззлобна слишком.

Как! Не коснуться той, кто мне жена

И жаждет быть моей?

Так сильно жаждет,

Что взбесится, в супруге обманувшись.

Но если ты ее убить готов,

Стань мужем ей всерьез: она из женщин,

Которые без страха смерть приемлют.

Тогда ей тотчас за утрату девства

Палач воздаст ударом топора;

Узнает свет, что ты ее убийца,

И ты за это головой заплатишь.

Ты быть таким чудовищем не можешь.

Ты просто шутишь — ты же брат ее

И сердцем должен сострадать ей втайне.

Будь ты чужим, родись ты дикарем

И воспитайся на утесах диких,

Не менее суровых и холодных,

Чем камни их, взрастившие тебя, —

И то б ты трепетал, сказав такое!

Ведь даже дикари дрожат, коль видят,

Что океан грозит их разлучить;

И твари неразумные трясутся,

Почуяв бурю. Ты же — человек!

Ты тоже. Вот себя и испытай.

Будь столь же терпелив, сколь благороден.

Измысли для меня другую муку,

И, если даже ты свой мозг иссушишь,

Изобретая пытки для меня,

Я буду рад любым — хоть самым долгим

И тягостным.

С тебя и этой хватит.

Миф о Тантале[490] оказался правдой:

Он участью моею подтвержден.

Блаженство — рядом, счастье — под рукою,

А я не смею их вкусить! О брат,

Нельзя, как я тебе ни ненавистен,

Того, кто юн, на это обрекать.

Ведь и в тебе пред смертью может совесть

Заговорить. Дай королю совет

Убить меня иль обвинить в измене —

Я в ней сознаюсь и умру. Пусть бросят

Меня в тюрьму, куда сквозь толщу стен

Ни солнце, ни надежда не проникнут;

Пусть пищи, сна, питья меня лишат —

И я благословлю тебя. Подсунь мне

Какое-нибудь дьявольское зелье,

Чтоб я ума лишился, чтоб навеки

Забыл свою родню, отчизну, имя.

Пусть даже разлучат меня навек

С любимою, и то мне будет легче.

Сказал я все, что мог тебе сказать,

А ты уж сам решай, что делать дальше,

Но будь, дражайший братец, начеку:

Чтоб за тобой смотреть, глаза найдутся.

Приказ нарушишь — не взыщи. Прощай!

О небо, ниспошли надежду мне!

Вас, ангелы, молю я на коленях —

Над юностью моей безвинной сжальтесь,

Не дайте сердцу кровью изойти!

Несправедливость, гордость, власть и злоба

Людей жестокосердых мне грозят.

Дано вам управлять монаршей волей,

Смирять гордыню государей. Сжальтесь

И помогите горю моему!

Ты с ним поговорил?

Да, я сказал

Ему такое, что не рад он жизни.

Я после доложу вам все, как было,

А вы пока взгляните, государь,

С каким убитым, отрешенным видом

Он бродит в мрачном саване безмолвья.

Осталась от Валерио лишь тень,

И тьмы, чтоб мысли скрыть свои, он ищет.

Вы будете поражены приятно —

С него веселость сбита, а надежды

На пылкие восторги и блаженство

Жестокой пыткой стали для него.

Но даст ли это мне Эванту?

Даст.

Она должна его возненавидеть,

Затем что нрав свирепей, чем у черта,

У женщины, обманутой в надеждах.

А вы в разгаре ссор, обид, попреков

Вновь явитесь — и не откажут вам.

Отлично.

О дальнейшем донесу я

Вам через час. Да, кстати, вы сегодня

Вздыхали тяжко, бормотали что-то.

Расслышал я — вы брата поминали

С каким-то пожеланием недобрым.

Ты прав. Дай бог ему побольше зла,

Чем я того желаю.

Вам угодно?..

Ты слышал, что сказал я? Да, он болен,

Но хоть надежд на исцеленье мало,

Лелеют люди втихомолку их.

Ах, если б лег он в тот же гроб, Сорано,

Перед которым он творит молитвы

(Для меланхолика нет места лучше),

Блаженным раем стал бы для меня

Дворец мой.

Вы идите развлекайтесь,

А я уж за три дня все так устрою,

Чтоб не тревожил больше вас никто.

Тебе обязан буду я.

Улажу

Я дельце так, что не найдут концов.

Ступай — ведут молодожена в спальню.

Дай доброй ночи пожелать ему.

Взгляните на него — неузнаваем!

Друг, веселей! Миг счастья наступил,

Вам суждено блаженство. Ах, напрасно

Мы подогрели вас вином — глаза

У вас и без того пылают страстью.

Увы, друзья, я слишком много пил.

Не знаю, что со мной.

Желаю счастья

И ночи доброй, да к тому же длинной:

Войдя во вкус, остановиться трудно.

Скажите, государь, чем заслужил

Я, верный ваш слуга, такую кару?

Я не обязан отвечать.

А я —

Приказам беззаконным подчиняться.

Как знаешь! Приговор тебе известен,

И я клянусь — исполнен будет он!

О, не бледней: я не из боязливых.

Коль ты Эванту любишь... Доброй ночи!

Ночь эта будет доброй для тебя,

Но только потому, что я безмерно

Люблю жену и чту в тебе монарха,

Не то б взорвался я! — Король нескромен.

Ему узнать хотелось, сколько раз

Всажу я в круг стрелу сегодня ночью.

Уверен я, что вы не промахнетесь.

Как знать! В такой стрельбе я новичок.

Могу разок и смазать.

Сердце бьется,

Как будто хочет вырваться наружу! —

Друзья, спокойной ночи!

Нет, сперва

Мы препроводим вас в постель.

Не стоит.

Вас затруднять мне стыдно в час столь поздний.

Мы молодой дождемся.

Нет, уйдите.

Стыдлив я, а на людях — и подавно.

К тому же должен помолиться я,

А как молиться, коль в руках бутылка?

Тогда пойдем. Желаем доброй ночи!

А вслед за ней — прелестного младенца.

И множества ночей и дней таких же

До самой старости.

Благодарю.

Желая мне добра, меня проклятью

Вы предали. Что делать? Я должник,

Который долг свой уплатить способен,

Но развязать не смеет кошелек.

Другие вправе любоваться солнцем,

Я только щурюсь на него. Я знаю,

Что день хорош — и дома остаюсь.

Пылает кровь моя, я весь — как Этна;[491]

Кипят во мне и молодость и страсть,

В моей душе огонь любви вздувая.

Я жажду обладать женой, но стоит

Подумать мне о том, что ей грозит

И сколь неумолим тиран жестокий,

Который трон свой на крови воздвиг,

Как нежность пересиливает пылкость

И, словно лихорадочный больной,

Я телом леденею от озноба.

О, как я был бы счастлив, будь я старцем,

В ком страсть давно недуги потушили

И кто с трудом, на шатких костылях,

Плетется к ложу — алтарю Гимена!

Я, видно, проклят. То, что для других

Явилось бы блаженством несказанным,

Сулящим нескончаемую радость,

То для меня беда, проклятье, гибель.

Она идет... Что делать? Что сказать?

Я с вами. Прочь шута не прогоняйте,

А то на свадьбах вечно он один.

Разденься и ложись в постель, Эванта:

Тебя ждет муж. Будь весела.

Да, цыпка,

Будь весела. На дудочке сыграет

Тебе твой петушок, а ты попляшешь.

Ты так уверен в этом, милый ослик?

Да, милая кобылка. Если б бог

Тебе послал такую ж точно дудку,

Плясала бы ты, верно, до упаду —

Горазда ты и падать и плясать.

Приказ ваш, госпожа, уже исполнен —

Я весела всем сердцем.

Будешь вдвое

Ты веселей, когда такое зелье,

Которое проймет тебя до сердца,

Тебе красивый ловкий парень всунет.

Простите, госпожа, мою нескромность,

Но мыслью о законных наслажденьях,

Которые подарит мне супруг,

Поглощена сейчас я безраздельно.

Увы, чем я тебе воздам, бедняжка!

Пусть я лишусь их прежде, чем успею

Вкусить их вволю, — мне они милей

Холодных ласк, привычкой нудной ставших.

Как сердцу больно!

Попрошу вас, дамы,

Снимите драгоценности с меня

И отстегните воротник. Прощайте!

Меня ждет муж.

Довольна я тобой —

Ты мне вняла. Употреби же с пользой

Те краткие часы, что вам даны.

Они, надеюсь, превратятся в годы.

Разденься и ложись в постель.

Коль хочешь,

С тобой я лягу, чтоб постель согреть, —

Дурак куда погорячее умных.

А уж целуюсь-то я как!

Бесстыдник!

Тебя велю я выдрать!

Это только

Поддаст мне жару. Где же молодой?

Пойду с ним потолкую — он ведь умник.

Спокойной ночи, госпожа. — Вас, дамы,

Благодарю я за любезность вашу. —

Оставьте, государыня, меня

Наедине с супругом — мы и сами

Наш туалет сумеем довершить.

Пажом я буду, станет он служанкой.

Ничьих услуг не надо больше нам.

Ты глуп или умен?

Не знаю, Тони.

Спроси моих соседей.

Коль умен,

Ложись со мной — со старым дураком

Спокойней спать, чем с молодою дурой,

Иначе завтра будешь схож ты видом

С тем блудным сыном, дурнем из баллады,

Которому сквозь рог пришлось пролезть.

Спасибо за совет.

Спокойной ночи,

Спокойной ночи, милая Эванта,

Достойнейшая из девиц, вернее,

Раз перестанешь быть ты ею вскоре, —

Достойнейшая из супруг. Пусть будет

Ночь доброю и долгой! — Шут, за мной!

Об этом позабочусь я. Прощайте!

Валерио, смелее! Стань ей мужем,

И горе тем, кто разлучить вас хочет!

Я вашему величеству желаю

Спокойной ночи. — До свиданья, дамы. —

Друг Тони, доброй ночи.

Значит, здесь

Дурак не нужен?

Тони, убирайся!

Ну как шуту во все места поспеть?

"Хоть плод без палки и не сбить,

Чрезмерная опасна прыть —

Коня недолго запалить.

Поближе лечь да кровь пустить —

Вот все, что должен ты свершить".

В календаре списал я это.

А ты не отвергай совета.

Спокойной ночи, птичка.

Доброй ночи,

Разумник Тони.

Ты идешь в постель?

Позволь, я помогу тебе раздеться.

В постель? Ты хочешь спать, Эванта?

Нет.

Зачем ты смотришь на меня так грустно?

Пора нам лечь.

Я что-то нездоров.

Лекарства нет верней объятий милой.

Я излечу тебя.

Ты так искусна?

Пойми меня как следует. Не опыт

Мне это подсказал, но если любишь...

Да, я люблю тебя так глубоко,

Так чужд я плотских низменных желаний,

Что лучше помолчу.

Тогда в постель —

Там я в твою любовь скорей поверю.

Фи, неужели девушка должна

Учить тебя обязанностям мужа?

Иль пыла нет в тебе? Ты заставляешь

Меня краснеть... Уже настала полночь,

И не прелюбодейства мы с тобой,

А ласк законных и безгрешных жаждем.

Позволь, я помогу тебе раздеться,

А ты поможешь мне. Не будь столь мрачен

Король смягчится.

Разве не могу я

Тебя любить духовно?

Я сама

Твой благородный дух люблю не меньше,

Но если мы с тобою не сольем

В порыве обоюдном и согласном

Как наши души, так и нашу плоть,

Любовь для нас лишь видимостью станет.

Не школа здесь, и рассуждать не время.

Не будем медлить. Что сказал бы тот,

Кто, к нам сюда войдя, нас врозь застал бы?

Ну подойди и поцелуй меня.

Я только целоваться и дерзаю.

О, не скупись и всю меня бери!

Зачем доступным делать наслажденье,

Разменивать на чувственность любовь?

Как я горю! — Сорвав тебя со стебля,

Цветок прелестный, украшенье сада,

Кощунственно я оскорблю весну

И погублю тебя.

Ужель ты хочешь,

Чтоб без тебя я отцвела впустую?

Ах, лучше посидим с тобою рядом

И нежность наших душ соединим.

Друг другом любоваться — вот блаженство!

В любви всего прекрасней чистота,

Свобода от нечистых вожделений,

От сладострастья с примесью распутства,

От пыла, что слабеет с каждым часом

И только горечь оставляет в нас.

Любовь должна быть лишь духовной, ибо

Непостоянна плотская любовь.

Сокрыта в первой вечность, а вторая —

Слепа, коварна, вздорна, как Фортуна.

Итак, мы добродетельно любить

Друг друга будем.

Так я и любила.

Подумай, как редка любовь такая

И — что еще прекрасней — человечна!

Приходит скука вслед за наслажденьем.

Любви же нашей это не грозит,

И для меня ты в этот краткий месяц

Останешься такой, какой была.

Теперь, синьор, мне ясно — я стара,

Стара, глупа, несчастна, нелюбима

И не достойна быть подругой вашей,

Иначе б вы не стали прибегать

К уловкам хитроумным, чтоб обидеть

Ту девушку, что вас боготворит,

И щедрую любовь ее отринуть.

Синьор, прощайте. Есть у вас, наверно,

Возлюбленная лучше и моложе

(Да, есть, иль не мужчина вы!), и ей

Я уступаю место, потому что

Еще люблю вас.

Погоди, Эванта!

Свидетель небо — ты одна на свете,

Кого люблю я и желаю страстно!

Но сжалься...

Справедливость, юность, чувство,

Не слушайте меня — я лгу впервые!

Ты плачешь? Я была резка с тобою?

Вела неподобающие речи?

Прости меня, мой милый муж!

Эванта,

Во всем признаюсь я.

Какая пытка!

Слезами совесть у меня исходит. —

Я не мужчина.

Что сказать ты хочешь?

Любовь и женщины — не для меня.

Супруг, зачем ты на себя клевещешь?

Как мне ни стыдно, правду молвил я.

Он плачет... Видно, уж таков мой жребий.

Пусть девушек других он не постигнет! —

Но неужель ничем нельзя помочь?

Надеюсь, можно.

И давно с тобою

Случилось это?

С детства.

Как обидно

Погибнуть ни за что! — Ты убедишься,

Что женщиной не только похоть движет.

Хоть наша связь останется духовной,

Тебя любить я буду все равно,

Затем что ты душою благороден.

Ну поцелуй меня и успокойся:

Моя любовь с тобою неизменно,

Я долг жены — быть с мужем — соблюду.

Теперь пойдем и ляжем. Ты стыдишься?

Не надо! И холодный мрамор ожил,

Когда Пигмалион[492] к богам воззвал.

Не знаешь ты, как я молиться буду,

Какое чудо может совершиться...

Ты все еще краснеешь?

Ляг в постель,

А я, прости, с тобою рядом сяду,

Чтоб жалкий мой (и твой!) удел оплакать,

Не презирай меня! Не умножай

Моей тоски, а я молиться стану,

Чтоб бог после моей кончины близкой

Тебя за благородство и терпенье,

За добродетель и любовь ко мне

Вознаградил достойным, честным мужем.

Теперь ты и меня довел до слез.

Усните, вожделенья! Только честью

И чистотой я стану жить отныне.

Что хочешь, волен делать ты, супруг.

С чего так грустен этот негодяй?

Он даже плачет!

Что-нибудь затеял,

И уж опять нечистое, конечно.

То слезы крокодиловы!

День добрый,

Святой отец! Привет синьору Руджо!

Скажите мне, как наш несчастный принц?

К чему вопросы? Вам ведь все известно:

Вы за его мученьями следите

С не меньшею тревогою, чем мы,

Хоть, к сожаленью, с меньшим состраданьем.

И чем ему вы можете помочь?

Его содержат так, как предписали

Король и вы: он тает с каждым днем.

Отбросьте маску горя и ликуйте.

Бог вам судья! Уже недолго принцу

Вселять тревогу в вашего владыку.

Король почтит вас — он братолюбив,

А вы Альфонсо славно услужили.

Отец мой, вы не знаете, как горько

Раскаиваюсь я и сокрушаюсь

Под тяжким грузом санов и наград

И как меня гнетет воспоминанье

О зле, страдальцу причиненном мною!

Поверьте мне — так учит вас господь! —

Что я с восторгом бы отринул титул

(Которого не стою — сан высокий

Лишь тем, кто заслужил его, к лицу),

Сорвал с себя обманчивые путы

Богатства, власти, почестей, посулов,

Которые по слабости моей

Тиран развратный на меня накинул,

И бедняком пошел служить отчизне

В надежде искупить мои злодейства,

Когда б их можно было искупить.

Кто опытен и стар, синьор Сорано,

Того и лицемер не проведет.

Втянули когти вы свои, к нам ластясь,

Как волк к баранам, но глупей баранов

Мы оказались бы, доверясь вам.

Прочь! Здесь искусство ваше бесполезно.

Молю, меня презреньем не казните,

Не множьте мук моей больной души.

Я вашим милосердьем, благородством

Вас заклинаю — сжальтесь надо мной.

Я двор оставлю, козни я забуду,

Хоть даже тот, кому я люб злодейством,

Меня возненавидит тем сильней,

Меня в опалу ввергнет тем суровей,

Что вид мой совесть будет в нем будить,

О множестве грехов напоминая.

Привязанность монархов преходяща,

Как и монархи.

Он опять в слезах.

Раскаянье и вправду в нем проснулось.

Святой отец и вы, синьор достойный,

Вы видите вот эту склянку? Да?

Тогда прошу вниманья. В ней лекарство,

Которое излечит и больного

И честь мою.

Еще одна уловка?

Конечно, принцу я неоднократно

Оказывал недобрые услуги.

Ему кончины я желал, злодей!..

Не слишком ли вы поздно честным стали?

Но, отче, в день, когда свои грехи

Увидел я и, сердцем содрогнувшись,

Возжаждал покаянья...

Продолжайте.

...В тот день я понял суетность того,

Чем дорожил. Могли ли облегченье

Мне дать благоволенье короля,

Искательство, поклоны, лесть придворных?

О, как я заблуждался!

Так-то лучше!

Отчаянье мое мне подсказало,

Как искупить мою вину. Нашелся

Один еврей, искусный честный врач,

Мне давший это средство дорогое,

Да, дорогое — чтоб его купить,

Я состояние свое истратил.

Узнай король об этом, поплачусь

Я головой, но казнь приму охотно.

А это зелье даже для ребенка

Безвредно.

Для кого ж оно добыто?

Для принца. В день оно его излечит.

И усыпит при этом навсегда.

Как вы коварны, низки и бесстыдны,

Пытаясь в нас сообщников найти!

Нет, не отравим мы его.

Я знаю,

Как нежно вы заботитесь о принце,

Как вы верны и преданны ему.

Но если вы хотите, чтоб Неаполь

Расцвел под властью славного Альфонсо,

Чья доброта всех обратит к добру,

Ему лекарство это дайте выпить,

И он воскреснет.

Не настолько я

Отчаялся, чтоб расставаться с жизнью.

Поймите же: пред вами не убийца,

А это зелье не смертельный яд.

Я не безумец, чтобы вам назло

Сгубить свое богатство, честь и совесть.

Как благотворно действует питье

На голову мою! Легко мне стало,

Я возродился, скорбь моя и горе

Рассеялись, как утренний туман.

Скорей лекарство принцу отнесите!

Коль с этим вы промедлите хоть час,

Я вас почту за подданных преступных.

Чей грех страшней моих былых грехов.

Сдается мне, что зелье впрямь целебно

И он не лжет. Снесем лекарство принцу.

Даст бог, оно поможет.

Поспешите

И дайте знать мне об исходе дела.

Дадим, дадим.

Ослы, святоши, дурни,

Чем помогли вам опытность и возраст?

Ужель вам невдомек, что оградил

Я жизнь свою, приняв противоядье?

Я вас чуть-чуть умней, святой отец!

Всучите зелье принцу и немедля

Копать ему могилу отправляйтесь.

Тут через два часа начнется вой,

И крики, и мольбы дать aqua vitae,

Компрессы, прохладительные мази.

Яд выжжет принцу все его нутро,

Коль пламя преисподней не погасло.

Подрамо!

Я.

Валерио ко мне,

И пусть нам не мешают.

Повинуюсь.

Едва ли пытку стерпит он и дольше:

То, что он вынес, — выше сил людских,

И я дивлюсь, как дух его высокий

И юный пыл в нем ярость не зажгли.

Но должен я его еще помучить,

Натешиться его несчастьем вдоволь,

Чтобы смешным не выглядеть. Вот он.

Как чувствуют себя молодожены?

Вы, я надеюсь, обрели блаженство

И счастье?

Я желаю вам того же.

Восторгам предаетесь вы с женой,

Не вырываясь из ее объятий, —

Вот подлинная жизнь!

Я вам желаю

Такой же, чтоб страдать вы научились.

Ваш гнев, несправедливый и жестокий,

И тот пристойней, чем насмешки эти.

Кто, зло свершив, над жертвою глумится,

Тот виноват вдвойне и дважды проклят.

Ужель вы не находите, что был

Король к вам добр, и щедр, и милосерден,

Вам даровав все счастье, все утехи,

О коих вы мечтали?

Вы тиран,

Кем был подвергнут подданный безвинный

Такому наказанию, что, будь

В вас капля чести, вы бы покраснели.

Вы имя и природу человека

Позорите. Гнев не будите мой —

Он так законен, что его не сдержит

Мое почтенье к вам, как к государю.

Вы жизнь мою безгрешную (ее

Такой считать я вправе) растоптали.

Будь десять тысяч жизней у меня,

Я был бы рад отдать их вам в угоду,

Но прав меня лишить, святых, законных,

И жизнь моей супруги сделать мукой —

Такую небывалую жестокость

Измыслить мог лишь дьявол во плоти.

А вы ее к тому же совершили

В тот миг, когда я полон был надежд,

Всем существом своим стремился к милой

И стать моей она была должна!

Вы улыбнулись? Вы довольны? Разве

Над вами нет всевидящих небес?

Сюда, карга! Что с госпожой твоею?

Лишь то, что подобает новобрачной, —

Усталость, томность, иногда хандра.

Уж не беременна ль она?

Не знаю.

Она с лица поблекла, и бывают

Порой у ней причуды; а порой

Ей все противно — так всегда у женщин.

Она из спальни не выходит?

Нет.

И ест желе да крепкие бульоны?

Я знаю только, что она вздыхает

И часто плачет.

Бедная голубка!

Мне кажется, ей нужен утешитель,

Который горе в радость превратит.

Да, утешитель — это хорошо,

Затем что утешительное средство

С собой он носит.

Ближе подойди,

Но веером прикройся — лук ты ела.

Старухи эти — как живые трупы:

Гнилые зубы, изо рта воняет,

Как от лисы! — Ты поняла меня?

Да, государь, но только сомневаюсь,

Сумею ль все уладить — я честна,

К тому ж стара.

Чем старше ты, тем лучше.

Я знаю, ты святей церковной ризы,

Но если поусердствуешь...

Еще бы!

Весьма чувствительна твоя хозяйка,

К тому ж — с тобой накоротке. Ты с нею

Поговоришь, втолкуешь, что и как...

Беда в одном: она честна излишне.

Будь вы, как я, степенны...

Лишь на пользу

Теперь должна пойти твоя степенность.

Тебе в награду мужа из дворян

Я подыщу — командуй им как хочешь.

Коль у тебя желанья есть другие,

Скажи — и все получишь. Ну, синьора,

Не хмурьтесь, позабудьте щепетильность

И делайте, что я велю! Ты скажешь,

Что радость принесет ей наша дружба.

Я, государь, об этом и пекусь.

Не посягнула б я на добродетель

Моей хозяйки, если б не считала,

Что счастье ей тем самым принесу.

Равно как я.

А небольшое зло

Во имя блага общего и мира

Стерпеть не грех. Прощайте, государь.

Ступай и будь удачлива. Не мешкай!

Сюда идет Валерио. Посмотрим,

Достаточно ли горем сломлен он,

Чтоб цели я своей достиг.

Приблизьтесь.

Как чувствуете вы себя?

Нетрудно

Вам, государь, об этом догадаться —

Не столь счастливо и легко, как вы,

Кому во всем покорны те, кто честен.

Валерио, вы поняли теперь,

Что значит быть соперником владыки,

Встать на пути разгневанного льва?

Я знаю — вы страдаете безмерно,

И с жалостью смотрю на ваши муки,

И вам помочь согласен, если вы

Достойны милосердья государя.

Вам нужно от Эванты отказаться,

И приговор я отменю.

Пред вами

Во прах я повергаю и себя

И сердце бедное свое.

Придется

(Поскольку нету выхода другого)

На время вам расстаться.

Все равно

Вы разлучили нас. Так для чего же

Хранить мне то, что для меня запретно?

Разумно! Уступите мне Эванту,

И с вами я по-дружески полажу.

Все наши разногласья...

А она

Пойдет на это?

Мне ее стыдливость

Известна. Нужно убедить ее,

Но сделать это деликатно, мягко...

Вы правы.

И в секрете сохранить.

Как мысль!

Тогда, ручаюсь вам, не будет

Пятна на добром имени ее.

Мы каждый день встречаем сотни женщин

Невозмутимых, безупречно скромных,

Весь вид которых убеждает нас,

Что нет супруг верней и дев невинней.

И все же часто, чтоб разбогатеть

Иль завести себе друзей сановных...

Они тайком дарят им наслажденье?

Вот именно — и поступают мудро:

Всю жизнь потом они живут в довольстве,

И честность их сомнений не внушает.

Вот если бы так и уладить все...

Все так и будет.

Нет, сперва ты сдохнешь!

Приняв предосторожности такие,

Все это можно сделать.

Без труда!

Как долго вам владеть угодно ею?

Один или два месяца. Пусть с виду

Все будет так, как будто мной она

Пренебрегла, тебе оставшись верной.

Затем ее тебе верну я с честью...

Вот именно! — Я жажду быть в чести.

...Осыпанную милостями щедро...

От них ей не отделаться вовек. —

Покорнейше благодарю.

Обоих

Я вас озолочу и осчастливлю,

На зависть всем возвышу...

Да, но кто

Внушит ей это? Говоря по правде,

Она честна, и обломать ее

Трудней, чем дорогой алмаз.

Ты должен

Сам убедить ее. Все в ход пусти —

И нежные слова, и описанье

Грозящих вам опасностей...

Однако

Меня-то в это время кто утешит?

Неужто хватит совести у вас

Мне ничего не дать взамен?

Но женщин

Вокруг так много — выбирай любую.

Могу ли выбрать я супругу вашу?

Она сейчас вам не нужна. Зачем же

Такой прекрасной даме быть одной?

Она по вкусу мне — мы будем квиты!

Как!

А вот так! О негодяй бесстыдный,

Зачем ты хочешь, жизнь мою сгубив,

Меня еще чудовищем представить

На страх и ужас людям? Ты скривился,

Когда я посягнул на честь твою,

Моей же путь свой вымостить намерен!

Не будь столь чистой наша королева,

Не охраняй ее творец небес

От грязных мыслей и желаний грешных,

Я рассчитался бы с тобой!

Изволь,

Возьми ее — меня не сгложет ревность.

Мне уступи жену — и я твой друг.

Вы мой король, но я для вас не сводник.

Неужто был я вскормлен и воспитан

При вас и брате вашем венценосном,

Отцом достойным вашим был обласкан,

Искусству и наукам причастился,

Обучен честь блюсти, владеть оружьем

Лишь для того, чтоб негодяем стать?

Ужель мечтал я лишь об этом с детства?

Ужель мне это может сделать честь?

Вы шутите. Вам просто захотелось

Подвергнуть испытанию меня.

Не смею, не желаю я поверить,

Чтоб под личиной короля таиться

Столь злобный дьявол мог!

Благодарю.

Готовьтесь — завтра вы проститесь с жизнью.

Прочь с глаз моих!

Вы... Нет, не стану думать

О вас — другим душа моя полна.

По-твоему, смиренная Кассандра,

Мне нужно шлюхой стать?

Зачем же шлюхой?

Коль шлюхами именовать всех женщин,

Кого необходимость (в ней все дело!)

На грех толкнула, — честных в мире нет.

Вам с мужем смерть грозит, и, чтоб спасти

Две ваши драгоценнейшие жизни,

Пустячная необходима жертва —

Развлечь на час, ну на два короля.

Не похоть это вовсе, не распутство,

Пятнающее честь девиц, а только

Необходимость, ясная как день,

Почетная и чистая, как девство.

Да, это путь прямой...

Чтоб стать мерзавкой.

Напротив, это — на манер насилья.

Тут вашей нет вины: вас принуждают,

Вы отдаете тело, но не честь.

Я вижу, ты не сводня, а философ.

Скажи какой талант в тебе сокрыт!

Грешно вам потешаться над старухой!

Вы юны и прекрасны, но посмотрим,

Что запоете вы в мои года,

Когда с мое ума понаберетесь.

Но, предположим, любит вас король...

Ах, вот к чему ты речь вела! Занятно!

Вы думаете, милостью монаршей

Бросаться можно? Сколько знатных дам,

Красивых, добродетельных и юных,

Подпрыгнули бы чуть не до небес.

Из-за нее!

Их нрав, наверно, легок,

Я ж — не прыгунья. Лучше мне скажи,

Здоров ли наш король: я не желаю

Своею молодостью рисковать.

Здоров, как королю и подобает.

Довольно вам из глупого упрямства

Испытывать терпение его.

Вы ставите на карту жизнь супруга,

И ваша блажь...

Ты дельно говоришь.

Но кем я стану, разделив с ним ложе?

Как кем? Той самой женщиной, что прежде,

Но только благородней и честней:

Общение с высоким возвышает!

До случая с Тарквинием была

Лукреция безвестною матроной,

Но, жертвой став царя, святой прослыла,

Хоть, верьте мне, была б отнюдь не прочь

Еще разок подвергнуться насилью.

История приводит нам примеры

Того, как женщинам наичистейшим

Случалось поскользнуться. Но ведь честь

Есть лед настолько девственный и белый,

Что свет не усмотрел на них пятна.

У вас в руках счастливая возможность

В историю войти.

Какая честь!

Большая и не связанная с риском.

Затем вы с мужем мирно заживете

И будете, что вам угодно, делать.

А вдруг мне так полюбится король,

Что я на мужа и смотреть не стану?

Вот в этом вся загвоздка. Говорят,

Такой искусник он в делах любовных,

Что диву дашься! Кой-какие дамы,

Прославленные скромностью своею,

Имели счастье с ним сойтись. Они

Его Гераклом новым величают.

Так велики способности его?

Здесь-то и скрыта главная опасность.

Вы юны и неопытны. Хоть в мыслях

Безгрешны вы, но нежной вашей плоти,

Столкнувшейся, притом впервой, с мужчиной

Такой железной мощи...

Замолчи,

Седая сводня, скопище пороков!

Продажные уста свои сомкни!

Так вот каким делам меня ты учишь?

Становятся еще в сто раз гнуснее

Они, когда о них ты говоришь.

Должна я шлюхой стать лишь потому,

Что он на сотню дел таких способен!

Бесстыдница, неужто я тебя,

Щадя твои года, держала в доме

И на груди пригрела лишь затем,

Чтоб от тебя предательства дождаться?

Неужто, несмотря на возраст свой,

Чужда ты, как и прежде, добрым чувствам

И в мыслях у тебя одно распутство,

К которому меня склоняешь ты,

Раз уж блудить сама не в силах больше?

Синьора, я сказала вам лишь...

То,

Чего не скажет худшая из сводниц.

Когда б ты посвятила десять жизней

Искусству, что тебе преподал дьявол,

Ты и тогда б ясней не выражалась.

Я не толкала вас на грех.

Толкала!

Как! Ты, кому пора о смерти думать,

Чье тело превратилось в прах и гниль,

Меня разврату учишь? Убирайся!

Иди в веселый дом — там есть потребность

В таких высоконравственных матронах.

Чудовище, ступай учить блудниц

Греху во всем его разнообразье

И пластырь им прикладывать на язвы,

Когда они от боли воют. Прочь!

Вот за добро награда!

Если только

Ты вновь мне попадешься на глаза,

Клянусь душой, тебе придется худо:

Лишишься ты и носа и ушей.

Когда в канаве будешь с голодухи

Ты издыхать, припомни этот день,

И пусть твой грязный прах оплачут сводни!

Вон!

Вы еще раскаетесь, синьора!

Та плачет, эта злится. Дело плохо!

Но я тебя, упрямица, скручу! —

Зачем вы отвернулись? Поболтаем.

Иль презирать вы начали меня,

Гордясь избытком радостей любовных?

Я вас не презираю, государь,

И жажду, чтоб платили вы мне тем же,

Мой долг в мою беду не превращая.

Я знаю вас. Ах, лучше б никогда

Нам вовсе не встречаться!

Вот награда

За то, что я люблю вас, обожаю

И случая ищу вам угодить!

Есть человек, который мне угоден.

Он так мне дорог, так меня достоин,

Что большего я не желаю.

Полно

Вам скромничать! Отлично мне известно,

Что нет у вас такого человека.

Не возражайте! Он вам угодить

Не смог иль не посмел по крайней мере.

Он просто жалок, он пустое место.

Не к чести вам осведомленность ваша.

Коль расскажу тебе я, как он жалок,

Ты покраснеешь за себя, дитя.

Он долг супруга так и не исполнил,

Не разделил твой одинокий пыл.

Откуда он узнал?

Я в том уверен —

Чтоб испытать его, тебя касаться

Ему я запретил под страхом смерти.

Какой мужчина, будь он благороден,

Исполнил бы такой приказ, чтоб жизнь

Купить ценой любви законной, страстной?

Так вот в чем дело!

Да. Его отвагу

Подверг я испытанию.

И он

Так холоден ко мне, что покорился?

Ужель я некрасива или мало

Его любила?

По причине этой

К нему я и восчувствовал презренье,

А будь он смел, я восхищался б им.

Как мог смириться он беспрекословно?

Увы, готов затеять бой мужчина

Из-за не к месту сказанного слова,

Из хвастовства иль во хмелю, рискуя

Как будущностью, так и самой жизнью,

А там, где надо за любовь бороться,

В испуге отступает!

Ты права.

Тебя унизил, бедная Эванта,

Он хитростью трусливою своею,

Прикинувшись бессильным. Разве нет?

Попробуй отрицать.

Какая мерзость!

Как мог он это сделать? Он же молод...

К тому же крепок и в тебя влюблен.

Мой срам с моей любовью переплелся

Так, что их тяжкий груз меня раздавит.

Я предпочла бы умереть сто раз!

Так поступать и должен тот, кто любит, —

Я б дал себя убить в твоих объятьях.

Ах, почему гробницею живой

Они и для Валерио не стали?

О, сколь была б славна такая смерть!

Какой ему я памятник воздвигла б!

Он опочил бы на груди моей,

Оплаканный и честью и любовью,

И слезы я лила б над ним, пока

В источник их кристальный старец Время

И небеса меня б не превратили.

К тебе, когда б меня любила ты,

Я полетел бы, если б даже гуще

Опасностями путь мой был усеян,

Чем звездами в мороз ночное небо.

Нет, здесь ловушка. В жизни никогда

Валерио не трусил.

Он повинен

И в более бессовестном поступке:

Он подослал к тебе старуху-сводню —

Кормилицу презренную твою.

Суди сама, чего достоин тот,

Кто, угождая мне, солгал так подло.

Не добивайте, государь, меня:

Я поняла уже свою ошибку.

Как женщина я им оскорблена!

Любили вы меня?

Люблю и ныне,

Скорблю с тобой и на тебя молюсь.

Он сводню подослал ко мне. О, низость!

Безмерная!

Я отомщу ему.

И с полным правом — за тебя законы.

Глупа ты будешь, коль его простишь.

Я убеждаюсь, государь, все больше,

Что гневались вы на меня не зря.

Отнюдь не зря.

Она заколебалась.

Еще чуть-чуть — и я ее сломлю. —

Тебе я, оскорбленная невинность,

Сочувствую всем сердцем. Вновь твой муж

Предаст тебя, коль пощажу его я:

Кто умереть за красоту твою

Из глупых опасений не решился,

Тот на позор отдаст тебя из страха

И торговать тобою сам начнет.

Нет, он перехватил. Подвох я чую —

Сквозит во всем обдуманная подлость.

Быть сводником не может дворянин.

Так неужели сделаюсь я шлюхой

Не ради наслажденья, а из мести?

Нет, гнев нелепый ослепил меня.

Вернитесь в сердце, спугнутая вера

И добродетель. — Значит, он и сводник?

Я этого покуда не сказал.

И не пытайтесь, ибо венценосца

Не украшает, а позорит ложь —

Бесчестность несовместна с вашим саном.

Вы лжете.

Что?

Бессовестно и нагло!

Хотела б я хоть на день стать мужчиной,

Чтоб вам сказать в лицо — вы низкий лжец!

Остерегись, неистовая дура!

Остерегайся сам, трусливый дьявол,

Пандоры[493] ящик в образе монарха!

Ты чуть не развратил мой дух ослабший

И мину бы подвел под честь Эванты,

Не подведи контр-мину я сама.

Тот форт, который ты взорвать пытался,

Я смело отстою, вооружившись

Невинностью, презрением к тебе

И нерушимой верностью супругу.

Сняв голову с плеч царственного Кира,

Стяжала меньше славы Томирида,[494]

Чем заслужу я, победив тебя.

Прощай! Коль ты умен, учись быть добрым,

И жизнь тебе стократ отрадней станет.

Страдать обречена я вместе с мужем,

Но знай — я уступлю тебе не раньше,

Чем пред тобою оробеет он.

Безумная, мой гнев тебя постигнет!

Проклятие доверчивости нашей

И тысяча проклятий негодяю,

Который обманул нас!

Вечный срам

Падет на нас за нашу нерадивость!

Мы сами весь наш труд свели на нет.

О, как ужасна, как сильна отрава!

Пошли господь терпение страдальцу!

Как быстро плоть его снедает яд!

Как мы могли так оплошать, доверясь

Угоднику, кровавому злодею?

Как мы могли за чистую монету

Принять его слова и слезы?

Ох!

Вы слышите, как стонет принц, брат Марко?

Глупцы, мы даже не сообразили,

Увидев, как Сорано пьет из склянки,

Что существуют и противоядья!

Мир не знавал двух столь тупых дубин,

И коль повесят нас, то по заслугам.

Нас обвинят во всем — в том нет сомнений,

Как нет их в том, что скоро принц умрет.

Что делать нам? Что предпринять?

Молиться.

Господь всесилен.

Но и яд силен.

Вот принц. Помочь попробуем ему.

Дышать мне нечем! Воздуха! Дуй, ветер!

Врата востока, распахнитесь настежь!

Студи меня росой, холодный месяц!

В истерзанное сердце лейтесь, реки!

Я весь пылаю. В кровь мою вливают

Яд бешенства лучи созвездья Пса.[495]

В моем мозгу клокочет пламя Этны.

Умру я, коль меня не бросят в море.

Копайте землю — пусть забьют ключи,

Чтоб мог я иссыхающее тело

Их влагою студеной освежить.

Меня снесите в горы, на вершины,

Покрытые целительным покровом

Снегов и льда...

Держите принца, отче, —

Он мечется в жару.

А коль я жертва,

Кладите на алтарь меня скорей,

Дров принесите, воскурите ладан.

Я шевельнусь — и сразу вспыхнет пламя.

Не подходите — вас оно пожрет.

О, горе нам!

Зовите Милосердье,

Чтоб я к нему прильнул, — оно, я слышал,

Так холодно, что искренняя вера

И та ему тепла не придает.

Пусть реку из притворных слез любовных

На грудь мою прольют — их ток холодный,

Ленивый и дарующий забвенье,

Погасит жар во мне. Пусть надо мной

Рыдают горько брошенные девы:

Целебны слезы их. О ужас, ад!

Прилягте, принц.

Нет, ложе загорится:

Я окружен, подобно Фаэтону,[496]

Всепожирающим кольцом огня.

Прочь! Отойдите и взлететь мне дайте,

Чтоб я расстался с рыкающим Львом,

Направив путь к холодному Медведю.[497]

Пускай вобьют мне в сердце глыбу льда!

Зима, на раменах моих повисни,

Венчай меня короной из сосулек

И лоб мой воспаленный охлади.

Глаза мои расплавились в орбитах,

Мой зараженный мозг кипит, как сера.

Я в ад попал, я стал добычей фурий!

Ах, если бы меня вы отнесли

Туда, где солнце утром не восходит.

Где вечный холод землю оковал,

Где ничего живого быть не может,

Где вечный мрак, трескучие морозы

И скалы сотрясаются от ветра!

Туда, друзья!

Покрыт он едким потом

В постель пора снести его, отец.

Приподнимайте принца.

Пусть виновник

Всех этих мук горит в аду!

Пить! Пить!

Мне будет мало даже моря влаги!

Наполните водою все сосуды,

Всю утварь. Дайте мне напиться вволю

Пускай сюда со всей земли сойдутся

Пропойцы, винопийцы, опивалы —

И я один всех вместе перепью,

Вино в себя бочонками вливая.

Пусть льют его в меня ручьем, волною,

Пусть больше здравиц на пирах не будет —

Я разом выпью океан за всех!

Ох! Ох!

Он остывает. Отнесемте

Его скорей в постель.

Но где ж прохлада

Где ветер? Где питье?

Вам все дадут. —

Спадает жар. Спаси страдальца, небо! —

Мой принц, питье — в прохладной вашей келье

Скорее же, скорей летим туда!

Мне стыдно за твою дурную шутку!

Как ты решился первой брачной ночью

В тебя влюбленной девушке сказать,

Что не мужчина ты, что ты бессилен?

Прости меня.

Добро бы ты был пьян

Или от раны у врача лечился

И ослабел, — тогда б куда ни шло.

Но клеветать на собственное тело,

Трусливо обвинять себя в бессилье,

Чтоб жизнь спасти...

Позволь, любовь моя!

Себе ты слишком многое позволил.

Ты оскорбил свою любовь. Ужели,

Коль есть в тебе хоть капля благородства.

В лицо смотреть ты смеешь, не краснея.

Тем, кто тебя считал за смельчака?

Ужель глаза на ту, кого ты предал.

Поднять ты смеешь без стыда?

Пускай

Стыдятся те, кто грешен. Я невинен.

Ты лицемеришь — значит, слаб вдвойне,

Вдвойне фальшив. Открыл мне сам король.

Моим несчастьем тронутый, всю правду,

Затем что он хоть нам и враг заклятый,

Но все ж честней, чем ты.

Что он сказал?

Что отказался ты от прав супруга,

Чтоб жизнь свою продлить на две недели.

Клянусь, он лжет! Я взвесил жизнь и смерть

И между ними разницы не вижу.

Монархи — тоже люди. Им присущи

И наша лживость и пороки наши.

Как мы, они живут и умирают,

Лишь для обмана больше средств у них

Король всему виной. Я подчинился,

Чтоб ты жила, — дал клятву Федериго.

Что ты умрешь, коль я тебя коснусь.

Ужель я недостойна славной смерти,

Которую готов принять мой муж,

Которая войдет в века? Какую

Телесную иль умственную слабость,

Какой порок ты усмотрел во мне,

Чтоб у меня отнять возможность эту?

Ты думаешь, я вышла за тебя,

Чтоб похоть утолить? Чтоб целоваться?

Чтобы тебя в объятиях баюкать?

О нет! Поверь, что если б я хотела,

Я стала б королевой и познала

Все радости земные. Кто из женщин

Отверг бы столь блистательный удел?

Изменник, подлый трус, ты мой убийца!

Меня спасая, ты меня сгубил,

Лишив утех любви невозвратимой

Увы, меня ты не сумел спасти.

Будь я Валерио, а ты Эванта,

С тобой я возлегла б на плахе даже.

Хотя б Гименом стал для нас палач

И фурии бичами нас терзали.

Тебя я заключила бы в объятья,

Хотя бы ад разверзся подо мной.

Ты жизнь мою спасал! А для чего же

Мечтала я отважно встретить смерть?

Уж лучше бы я вышла за кастрата,

Бессильного и впрямь, чем за такого

Лжеца и труса! Ты сгубил меня

Своим ненужным низким состраданьем

Довольно. Участь ты мою разделишь,

Коль скоро ты сильна и благородна.

Ты будешь мне примером.

Он заплакал.

Мой гнев утих. — Прости, мой добрый муж,

И выбрани меня, коль я виновна

Я женщина и не всегда умею

Обуздывать внезапный гнев.

Ты — чудо

Клянусь я брачным таинством святым,

Что на тебя гляжу и удивляюсь,

Как будто ты с небес ко мне сошла

Сияет честь твоя звездою светлой.

Твои порывы ангелов достойны.

Мужчина самый лучший — жалкий прах,

Ничто в сравненье с женщиной такою!

С тобою рядом все его деянья,

Как свет свечи на ярком солнце, меркнут

Брани меня! Твой гнев так справедлив.

Что я готов покорно, как ребенок.

Признать свою вину перед тобой

Нет, не могу. Твое смиренье, милый

Мою обезоруживает ярость

Я вновь молю — прости!

За что, Эванта?

Ведь я люблю тебя.

Спаси нас небо!

А что еще сказал король?

Так, глупость —

Что ты велел меня подбить на грех

Кормилице моей, старухе подлой

Вот я и возмутилась...

С полным правом.

Хоть с именем твоим такой поступок

Связать...

Кто честь чужую не щадит.

Щадить не станет и чужое имя.

Поверь, я человек, и слаб, как все,

И сделать ложный шаг могу случайно.

Но мне ль, кто молод, сводничать бесстыдно

И продавать свои надежды?

Верю

И никогда в тебе не усомнюсь.

Итак, наш срок к концу подходит завтра

Не будем же терять сегодня время

Все разъяснилось — так познаем счастье

Эванта, я не болен, не бессилен

Горячие объятия твои

Все мнимые недуги излечили,

Лобзанья — разорвали сети лжи

Длись дольше, ночь, чем та, когда Алкмена[498]

С Юпитером всесильным возлегла;

Отсрочь восход, сокрой его лучи

Так, чтобы утро их не разыскало!

Старик Титон,[499] прижми к себе Аврору

И, хоть зарей зардеется она,

Не отпускай ее! Свой бег замедли

В передрассветном небе, Колесница![500]

А если день, увы, наступит все же,

На нас украдкой взоры не бросай,

Завистливое солнце, враг влюбленных!

В постель, и пусть нам эта ночь подарит

Все счастье, все утехи.

Погодите.

Король мне приказал вас разлучить

Вот приговор — заутра вы умрете.

Я повинуюсь. Встретимся мы с ней

На небесах, где короли не властны

Прошу меня понять: я верен долгу,

Но вас я чту, синьор, и я вам друг.

Спасибо.

Передайте государю:

Кто горести изведал в жизни, тот

В раю по смерти радость обретет.

Вы написали коменданту?

Да.

Я заклинал его не быть жестоким.

Поведал, как Валерио мы ценим,

И пригрозил ему судом небесным.

Коль он земного избежит.

Нас королю не выдаст?

Он упрям

И по натуре грубоват, но честен

И чтит Валерио.

Как наш Альфонсо?

Ох, наконец-то отлегло от сердца

И страх исчез!

Здоров, как я, наш принц

Спас негодяй его, убить пытаясь, —

Смертельный яд вернул ему здоровье.

Какое чудо!

Так же мнил и я,

Пока не доискался до причины.

Целебным средством оказался яд.

Он действием своим парализует

Холодные туманные частицы,

Которые на мозг давили принцу

И сами были ядом для него.

Последние, с отравою столкнувшись.

В борьбу вступили с нею и в себя

Впитали страшный жар, что ею вызван,

Не дав ему проникнуть в кровь больного

Не жалость негодяя — перст господень

Спас принца.

Да, Альфонсо бы погиб.

Когда бы охлаждающее зелье

Принес злодей.

Вот комендант дворца.

Прошу!.. Как чувствует себя ваш узник?

Он убежден, что будет смерти предан,

Но кожу пусть с меня сдерут живого.

Коль я такую подлость допущу!

Я королю слуга, но не сообщник.

Как принц? Могу ли на него взглянуть я?

Конечно. Вы надежный человек.

Отцы, хвала творцу! Я исцелился!

Он вновь заговорил!

Легко дышу я,

Ничто мне здраво мыслить не мешает.

Я людям рад. Каструччо!

Государь! —

Синьоры, дайте мне разочек в зубы,

Чтоб убедить меня, что я не сплю.

Каструччо, помню я, что ты всегда

Слыл человеком честным и достойным,

А я лишен был общества людского

И долго спал — не жил. Поведай мне.

Что нового есть в нашем странном мире

Ваш брат погибший — для добра он умер —

Быть перестал монархом для меня.

Я присягаю славному Альфонсо,

Законному наследнику престола

Тсс! Пусть не слышит даже воздух тайну,

В которой — наше счастье. Скройтесь, принц

Свершило чудо небо всеблагое,

Рукой врага вернув здоровье вам.

То добрый знак, и он сулит вам счастье

Но чтоб наш неумеренный восторг

Вас не подвергнул горшим испытаньям.

Прошу вас удалиться в вашу келью.

Пусть все о вас на время позабудут.

Что станет с вами, коль король, ваш брат.

Узнает, прежде чем собрать успеем

Мы силы для защиты жизни вашей.

Что вы опять здоровы и по праву

Намерены занять престол? Как нас

За безрассудство и неосторожность

Осудит каждый честный человек!

Да, удалитесь, принц. Раз провиденье.

Вас спасшее, само о вас печется.

Его предначертаньям покоритесь.

Чтоб сбыться наши чаянья могли.

А мы уж сами выберем тот час,

Когда к народу, жизнью не рискуя.

Вы выйдете.

На вас я полагаюсь

Да будет так.

Мы этот час ускорим

Я выполню свой долг.

Благодарю.

Обитель охраняйте.

Не преминем.

Что за народ вокруг дворца толпится?

Таких я раньше здесь не видел.

Дурень,

Ты что, ослеп? Да это ж претенденты

На руку нашей молодой вдовы.

Стань сам одним из них, и через месяц

Тебя повесят с пышностью такою,

Так горестно тебя оплачут сводни

И с ними благочестные монашки,

Весталки наши в мешковинных рясах,

Чей девственный не угасает пыл,

Как будто ты наследный принц вертепов

И всех домов веселых.

Прочь, скотина!

На что же ты обиделся, приятель?

Ведь я тебя за дворянина счел.

А почему с ней в брак вступить не склонен

Твой господин?

Она ж ему сестра.

Тем лучше, дурень, — кто же с ним якшаться

Захочет, кроме родственниц его?

Ведь он столь верный подданный, что может

При случае и королю потрафить,

Причем ему, чтоб бабой стать, не нужны

Такие Мефистофели, как ты.[501]

Ты будешь выпорот.

А ты повешен.

Поспорим на дукат? Не хочешь? То-то!

Играю я наверняка. — Идут!

Ну сброд!

Им сбродом быть и надлежит —

Хозяин твой родни не стоит лучшей.

Вон старый адвокат. Он разукрашен,

Как баржа в праздник. Что он будет делать

С женою?

То, что с золотом процентщик:

Бессмысленно глазами пожирать

И в сутки раз ощупывать руками,

Чтоб пальцы поразмять. За остальным

Придется ей в парламент обратиться:

Sub-poenas и posteas[502] сил лишили

Ту часть его, что в гульфике хранится.

А вот и врач — ни дать ни взять прямой

Гален[503] gallinaceus,[504] только шпору

Ему изрядно время притупило.

Я заприметил этого мужчину,

Но не уверен, вправду ль он мужчина.

Он не щадит труда, чтоб им казаться, —

Он патокою и холстом вощеным

Насквозь, чтоб не рассыпаться, проклеен.

Он женщин пользовал и самолично

(Какая честность!) проверял всегда

Исход леченья — вот и уходился.

Коль он у Купидонова костра

Погреется еще разок, женившись,

Развалится он разом на кусочки —

Хоть подбирай и уноси их, словно

Обломки после кораблекрушенья.

Почтеннейший, идем, на прочих взглянем,

Послушаем их толки.

Что ж, пойдем.

Вот чудеса!

И все же это правда.

Здоровы оба.

Так скорей к оружью!

А почему народ не извещен?

Все надо сделать тайно и без шума,

Не то и дело и себя погубим.

Успел я многих горожан достойных

Предупредить. Все лишь сигнала ждут.

Готовьтесь сами и друзей готовьте,

Но двор во иэбежанье подозрений

Не покидайте, а когда набат

Ударит на дворцовой колокольне,

Беритесь за оружье, как мужчины.

Король идет! Ступайте.

Капитан,

Что с узником?

Он мертв и брошен в море

На корм акулам, как вы повелели.

Приказ ваш строгий выполнил я точно,

Не отступив ни перед чем.

Отлично.

Я вас за верность награжу. Он плакал

Пред смертью иль бесился?

Я не помню.

Хотел он что-то, кажется, сказать,

Но я его прикончил, потому что

Вы мне болтать не поручали с ним.

Жена к нему рвалась. Ее я запер,

Чтоб бабьи слезы мне не помешали.

Да, так надежней. Почему же нет

Известий из монастыря, Сорано?

Одно из двух: иль снадобье бессильно,

Иль не дали ему испить его.

Вы монастырь упомянули?

Да.

Я нынче повстречал там Марко с Руджо,

Они рыдали и ломали руки,

А братья нос повесила.

Свершилось!

Спросил я, что стряслось.

И что услышал?

Да то, что утром брат ваш опочил.

Я, ваш слуга, и плакать не подумал:

На пользу это вам.

Равно как вам.

Вы в этом убедитесь. — Ну, Сорано,

Теперь мы заживем.

Никто отныне

Не потревожит вас.

Сюда, Каструччо,

Вдову его введите и впускайте

Всех, кто б к ней ни посватался.

Исполню.

Устроим нынче многолюдный пир.

Я весел, счастлив!

Но на вашем месте

Я устранил бы кой-каких вельмож,

Привыкших нос совать в дела монарха.

Тупая чернь в них видит цвет страны,

За честность превозносит и за смелость

И ставит их всем остальным в пример.

От этого они так возгордились,

Что смеют обсуждать поступки ваши,

Хотя их долг — вам слепо подчиняться,

Чтить вашу волю свято и в узде

Держать народ, нас с вами поносящий.

Они идут почтить мою сестру,

Над зверем королем поиздеваться

И припугнуть нас с вами. Дай им силу,

Они черт знает что понатворили б!

Вы видите, как шепчутся они?

Сорано, и недели не пройдет,

Как у меня они с позором смолкнут.

Покамест потерпи.

Шепчась глумливо,

Они меня разглядывают так,

Как будто я чудовище.

Все перья

Я вам еще повыщиплю, синьоры.

Через денек-другой я вас уйму!

Вас не спасут ни титулы, ни слава.

Впустите женихов.

Коль вы смиритесь,

Я вас прощу, прекрасная Эванта.

Наполовину вы уже погибли.

Не распаляйте гнев мой, — вас сожжет он, —

И к милосердью моему взовите.

Его на ваших сводников излейте,

А мне явите лишь свою жестокость —

Она такому королю к лицу.

Я презираю ваше милосердье,

Пропитанное ложью и притворством.

Мне ль вас, убийцу моего супруга,

Благодарить за доброту?

Кто хочет

На ней жениться?

Слез нет у меня —

Я выплакала их по милом муже,

Но пусть глаза мои нальются гневом!

О, если б он испепелить вас мог!

Проклятьями язык вооружу я

(Проклятьям девы бог дарует силу),

А сердце злобой на тебя, тиран!

О, будь в моих руках огонь небесный,

Громовое орудье божьей кары,

Свершила бы сама я правосудье.

Тебе, король-чудовище, пристало

Не над людьми — над бесами царить.

Вот ты сама и угодишь к ним первой.

Ну, кто ее возьмет?

Я, государь.

В Неаполе нет лучше адвоката.

Могу я оттягать и ей отдать

Как вдовью часть имение любое.

Ни у кого, блудливый крючкотворец,

Не высудишь себе ты двух вещей —

Способности мужчиной быть и чести.

Позвольте, государь, и мне сказать.

На ней жениться я хочу. — Синьора,

Я с виду стар, но лучше, чем Эсона[505]

Меня омолодит мое искусство.

Петух ты старый, сколько ни вари

Тебя в кастрюле, ты не станешь мягче.

Суп из тебя — еще куда ни шло,

А мясо — только псам на корм.

Синьора,

Вас муж такой, как я, не даст в обиду.

Я бедный капитан. Так бедняки

Меня зовут, затем что по предместьям

Стоят мои солдаты на постое.

Они такие молодцы, что им

Никто не страшен на большой дороге.

Всего лишь два врага у них — подагра

И виселица.

Верно. И в наследство

Ту и другую ты жене оставишь.

Синьору вору слово.

Изберите

Меня в мужья: богат я и умен,

А это в наши дни, синьора, редкость.

Любой карман-копилка для меня,

Наряд с плеча любого мне подходит,

Я лучшее вам полотно достану —

Ведь я налог взимаю с каждой лавки;

У вас к столу довольно будет мяса —

Ведь у меня свои поставщики.

Я вам винцо такое раздобуду,

Что, выпив, захотите вы попрыгать,

А на худой конец...

Ты сам подпрыгнешь

Разок-другой в петле и дух испустишь.

Ваш брат не так уж часто умирает

От лихорадки или от обжорства —

Иной раз, правда, вас плетьми забьют,

Но чаще смерть приносит вам удавка.

Не позабудь оставить на прокорм

Жене свой нож и роговой наперсток.[506]

Несчастные, вы лишь себе вредите:

Мне смерть страшна, но вы еще страшнее.

Горбатого могила исправляет,

Но и она не может вас исправить:

В гробу и то вы будете смердить.

Ступайте по домам. Вам нужен лекарь,

А не жена.

Я вас отдам любому,

Кто вас возьмет.

Они живые трупы,

Ползучие вместилища болезней,

Им впору лишь на кладбище. Ужели

Они в мужья годятся той, кого

Вы встарь любили? Пусть я вам сегодня

Смертельно ненавистна (как и вы мне!),

Но все же вы из чувства благородства

Могли б мне предоставить лучший выбор.

Кто взять ее осмелится на месяц

И умереть потом?

Как! Умереть?

Да, таково условье.

Но за месяц

Я не отвыкну от былых утех

И не привыкну к новым — разве только

Она меня до срока в гроб уложит

Избытком ласк. Прошу вас дать мне год.

Я дряхл, мне больше не прожить.

Нет, месяц.

Синьора, этот год сулит так много

Судебных тяжб меж добрыми людьми,

Что выгоду свою не упущу я.

Прощайте!

До свидания, синьора!

В могиле — прах и тлен, а в кабаках

Есть доброе вино и чудо-девки.

Врачи найдутся тоже.

До свиданья.

Коль рядом с богачом меня по смерти

Положат, не ограблю я его,

Но я еще не мертв. Я крал полотна,

Но саван для себя не склонен красть.

Адвокат, врач, капитан, вор

Пошли вам, бог, синьора, счастья в браке!

А вам — веревку крепкую на шею.

Ее вы заслужили. Ишь, прохвосты!

Дай им пошкодить — только чтоб без риска,

А нет — так и красотка не нужна.

Казните, государь, меня скорее.

Никто из ваших смельчаков не жаждет

На мне жениться. Месяц — срок короткий.

А может быть, вы сами согласитесь

На этом же условье мной владеть?

А если соглашусь?

Уверясь в этом,

Я кем угодно стала бы для вас.

И радости дарила б вам покорно,

Хоть вас и ненавидела б в душе.

Но как бы я зато возликовала,

Когда бы наступил ваш смертный час!

Каким бы счастьем было для меня

Смотреть, как вам перерезают глотку!

Я с вами умерла бы, но сначала

Презреньем вам сполна бы воздала,

Затем что вы, презренный низкий трус,

Дрожали бы от страха перед смертью,

А я бы это чувство вновь и вновь

Усугубляла в вас, смеясь над вами!

Убрать ее! Казнить ее немедля!

Нет, погодите. Этот незнакомец,

По платью судя — знатный человек,

Попросит, может быть, руки синьоры.

Кто вы такой, синьор? Зачем явились?

Я родом принц, а по призванью — воин.

Отец мой — герцог Агенор, мать — Эгла.

Я сам из Абидоса,[507] а сюда

Приехал, чтоб возобновить знакомство

С Валерио, моим, отважным другом.

В морском бою мы встретились впервые,

Когда, неустрашим, как лев, он брал

На абордаж большой корабль турецкий

И, мнилось мне, был не из плоти слеплен,

А из порыва, доблести, огня.

Вы честны — вы о нем сказали правду.

Корабль под ним от радости плясал,

Вид храбреца смирял свирепость ветра.

Дитя отваги, был он юн тогда,

Но истребить сумел толпу неверных.

Как резвый сокол, меч его взлетал,

При каждом взмахе повергая турок,

Горою трупы их нагромождая

И в черепа вбивая полумесяц,

На шлемах мусульманами носимый,

Серебряный, блестящий, но терявший

От ярости Валерио свой блеск.

Вовек обильней жатву не косила

Смерть, злобная, костлявая воровка,

И удовлетворение светилось

В ее пустых глазницах.

Дай господь,

Чтобы ко мне он свататься не вздумал:

Так благороден он, что я не знаю,

Как отказать ему.

Всему, однако,

Предел бывает. Он растратил силы,

Убийствами почти убитый сам,

Враги ж его в числе не убывали.

Я с моего большого корабля

Увидел это, поспешил на помощь,

За турок взялся и за час им задал

Такого жару, что они лишь чудом

Спаслись от нас, подняв все паруса

И мчась мечты влюбленного быстрее.

Так нас свела с Валерио судьба,

И мы прониклись дружбою взаимной,

Спаявшей нас, как братьев.

Он погибнет!

Спаси его, Фортуна, от меня!

Я в путь пустился, чтоб увидеть друга

И сердце новой близостью согреть,

Но здесь услышал о его несчастье.

Я не скорбел сильней, отца утратив,

Но, как ни щедро лил о друге слезы,

Часть их, синьора, я сберег для вас.

По описаньям судя, вы — Эванта.

Он мне чужой, но плачет обо мне,

А я молчу!.. — Синьор, благодарю вас,

И коль живет по смерти дух высокий,

То вас и мой супруг благодарит.

Вы вновь в слезах? Когда они иссякнут,

Скажите мне, — я вас ссужу своими.

Как вас зовут?

Урбино.

Имя ваше

Я с именем того, с кем вы дружили,

Твердить до смерти буду наравне,

Хоть проживу недолго.

Принц Урбино,

Вы прибыли сюда лишь для того,

Чтоб нас развлечь историей своею?

Нет, я хочу просить руки синьоры.

А знаете вы, как это опасно?

Я не боюсь. Опасность — мой товарищ,

Мой верный спутник с отроческих лет.

Мне приговор известен: вас на месяц

Мне отдадут, затем меня казнят.

Вы правы, и его, хоть вы и принц,

Не отменю я.

Это и не нужно.

Исход я выбираю наихудший —

Он наилучшим будет для меня.

Хоть нас свела с Валерио случайность,

Его я полюбил за благородство,

Высокий ум и чистоту души

И на его вдове хочу жениться:

Она, его достойная подруга, —

Последнее, что от него осталось.

Синьора, согласитесь, и во мне

Его любовь вы снова обретете.

Когда же я погибну, мне взамен

Найдется новый муж: скорей нуждаться

В заемном свете будут небеса,

Чем вы в супруге, с коим вы взрастите

Наследников достоинств и любви

Того, кто был несчастным вашим...

Боже,

Моим страданьям положи предел!

Ужели суждено мне быть убийцей

И лучших из людей губить? Синьор...

Любимая, взгляни на эту руку

И успокойся!

Я согласна.

Небо,

От счастья я умру!

Не будет свадьбы.

Пусть удалят отсюда чужеземца.

О нет, не чужеземец я! Ты слышишь?

Ты слышишь звон, надменный Федериго?

То по тебе звонят, король-злодей,

Твой приговор тебе предвозвещая!

Откуда звон?

С дворцовой колокольни.

Ни с места, или вас постигнет смерть!

Долой тирана! Наш король — Альфонсо!

Альфонсо!

Слава королю Альфонсо!

Измена! Запереть немедля двери!

Ключи у нас, и двери ни одной

Здесь не запрут без нашего согласья.

Синьор Сорано, что ж вы так дрожите?

Ужель в запасе нет у вас уловки,

Иль яда, или новых непотребств,

Чтоб помешать возмездию?

Измена!

Вы правы, ибо в ней виновны вы,

И мы возьмем вас тотчас же под стражу.

Он выздоровел? Значит, мне конец!

Затмилось солнце моего величья.

Ты не забыл мои черты, король?

Брат, я пришел, чтоб свидеться с тобою

И встречу пиром ознаменовать.

Садитесь, государь. Повеселимся.

Вы наедитесь всласть. Что ж вы дрожите?

Иль кушанья мои вам не то вкусу?

Иль страшно вам отведать их? Не бойтесь —

Сорано ваш в противоядьях сведущ.

А вид у вас плохой. Подать вина,

Того, что вы прислали мне с Сорано?

Благодарю, оно спасло мне жизнь.

Я вам весьма обязан и надеюсь,

Что пользу принесет оно и вам.

Отведайте же! Что вы так скривились?

Вот средство, чтобы цвет лица улучшить, —

Для вас я жабу в сахаре припас.

Жаль, нечем мне с собой покончить разом:

Предсмертный страх страшней, чем смерть сама.

Как долг велит, пред вами я склоняюсь.

Я сознаюсь — моя вина безмерна,

И сам к себе я полон отвращенья,

Но не лишайте братского участья

И дружбы сострадательной меня.

К заблудшему великодушны будьте,

Мне дайте срок грехи мои оплакать

И сбросить с плеч тяжелый груз распутства,

А уж потом свершите правосудье,

И я на смерть пойду беспрекословно,

Затем что заслужил ее вполне.

Прошу вас встать, синьора. Ваши слезы

Всех просьб красноречивее. — Мой брат,

Ты будешь жить, но в вечном заточенье,

И в том монастыре, где я страдал.

Я, твой язык к молчанию принудив,

Наперекор тебе тебя исправлю.

Отцовскую гробницу, брат любезный,

Ты будешь ежедневно посещать,

В стенаниях и вздохах непритворных

Давая выход покаянным мыслям

И пост блюдя, чтоб укрепиться в них.

Ты заслужил и не такую кару.

Да, признаю.

А что до вас, Сорано...

Как на меня сердито он глядит!

Болтаться мне в петле, по меньшей мере!

Кто это?

Непорочная Эванта.

Красавица, чего хотите вы?

Помилованья этому злодею:

Он, государь, мне брат, хоть и злодей.

По господину и слуга! Обоим

В монастыре я кельи отведу.

Там попостится он, жирок свой опустит

(Раз за полгода мясом не объешься!),

Распутный мозг молитвами займет

И по ночам, ворочаясь на досках,

Блуд и постели будет проклинать.

Придется пить ему теперь лишь воду,

Чтоб не воспламеняться. Жизнь мою

Он спас, предать меня желая смерти.

За это я ему оставлю жизнь,

Хотя и сделаю ее несчастной.

Я рад вас видеть при дворе, синьора,

И вам за ум и добродетель вашу

Супруга дозволяю навещать. —

Валерио, мой друг, мой лучший друг!

Король спасен!

Да здравствует Альфонсо,

Король Неаполя!

Так, значит, это

Та девушка, о коей чудеса

Рассказывали мне? Она прекрасна. —

Валерио, она твоя! Не бойся —

Король сам отдает ее тебе!

Брат, есть ли у тебя такие яства,

Которых твой Сорано не приправил?

С друзьями я хочу без опасений

Попировать.

Здесь все к услугам вашим.

Тогда идем, отпразднуем их свадьбу

И спешно к коронации приступим. —

Красавица, я буду вашим дружкой

И к брачному вас ложу поведу. —

Синьоры, кто не весел, тот мне враг!

Пусть за меня не пьет один Сорано.

Забудем зло и прежние обиды

И в здравицах застольных их утопим.

Где любит венценосец свои народ,

Там все довольны и страна цветет.