Пьесы

Готовятся актеры, принц.

Не надо

Зря торопить их. Времени довольно.

Вы брат царя. Закон — веленья ваши.

Помедлим.

Ты, Стратон, стихом владеешь.

Скажи, удачна ль маска?

Принц, она

Не лучше прочих пьес такого рода.

Не лучше?

Нет. Ведь маска — представленье,

Где выведены боги, чьи уста

По всем законам лести превозносят

Царя, иль праздник, или новобрачных, —

И только.

Принц, смотрите, кто вернулся.

В моем лице тебя весь наш Родос

Приветствует, Мелантий благородный,

Чья доблесть мир отчизне принесла.

Чего желает царь, желают боги:

Мой брат тебя увидеть захотел —

И вот уже ты здесь, где потеряешь

Счет милостям монаршим. А покуда

Мне первому позволь тебя обнять.

Благодарю, мой принц. Пусть не слова,

А шрамы на моем лице расскажут,

Как я люблю друзей и предан им.

Не изменился я. Уж кто мне дорог,

Тот дорог до тех пор, пока со мной

Сам не порвет.

Привет, мой брат достойный!

А кто не рад, что цел ты возвратился,

Тому до смерти буду я врагом.

Благодарю, Дифил, хоть ты виновен

В том, что на зов мой не явился в Патры.[190]

А жаль: тебе нашлось бы в войске место.

Мой благородный брат, прошу простить,

Но задержал меня сам царь, и может

Принц это подтвердить.

Да, это правда.

Мой брат велел Дифилу при дворе

До свадебных торжеств остаться.

Слышишь?

Да. Я и сам о подвигах на время

Решил забыть для торжества такого,

Из-за него вернувшись на Родос.

Под вечер нам должны представить маску,

А после примут все участье в танцах.

Не для меня война, в которой шелк

Бойцам стальные латы заменяет;

Не музыка, а звон щитов мне сладок,

И я танцую лишь с мечом в руках.

Когда вступил Аминтор в брак?

Сегодня.

Пусть с ним пребудет счастье. Он мне друг,

Хоть по годам меня моложе много.

Он человек достойный, смелый, скромный

И жизнь отдать готовый за друзей.

Ребенком он меня встречал нередко,

Когда я возвращался из походов, —

Не хвастаясь, скажу — победоносных,

И на меня глядел так жадно, словно

Хотел понять, что силы мне дало

Свершить в сраженьях то, о чем он слышал.

Меч обнажать затем меня просил он,

И, улыбаясь, я глядел, как мальчик

Сталь пробует на вес и остроту.

Он с детских лет вселял в нас всех надежды

И, став мужчиной, оправдает их.

Привет тебе, о дева и жена!

Пусть разрешит лишь смерть святые узы,

Которые тебя связали ныне,

И пусть родятся воины от брака

Аминтора с Аспасией прекрасной!

Смеяться в дни несчастья недостойно

Над той, кто в счастье не была горда.

Что это означает?

Ты ошибся:

Она не вышла замуж.

Как! Вы сами

Сказали, что Аминтор...

Да, но он...

Позволь, позволь. Аминтор самолично

Писал мне в Патры, что намерен браком

С ней сочетаться.

Так оно и было,

Но полюбил другую он, и ты

Об этом знал, наверно, коль вернулся.

Кем он пленился?

Первой меж красавиц,

Что взором, словно молнией, сражает,

Твоею добродетельной сестрой

Эвадной.

Да пошлют им боги счастья!

Но все же это странно.

Царь, мой брат,

Дал, чтя тебя, на этот брак согласье

И на себя взял все расходы.

Щедрость,

Достойная столь царственной натуры!..

Как жаль, что неумышленно обиду

Аспасии прелестной я нанес!

В душе ее отца Калианакса

Давно живет вражда ко мне, и ныне

Она усугубится, если он

Решит — не дай того, благое небо! —

Что подло мстил ему я, насмехаясь

Над горем дочери его. Надеюсь,

Царь милостив к нему, как прежде?

Да.

Но дочь его скорбит и влажных глаз

Не отрывает от земли. Ей любо

Бродить в безлюдных рощах, где она,

Наткнувшись по пути на луг цветущий,

Со вздохом говорит своим служанкам:

"Здесь хорошо бы хоронить влюбленных!"

Велит нарвать цветов и, словно труп,

Себя обильно ими осыпает.

Ее тоска всегда при ней, и каждый,

Кто б девушку ни встретил, это видит.

Она лишь песни грустные поет

И вздохами напев перемежает.

Когда ее подруги молодые

Историями разными себя

Поочередно тешат с громким смехом,

Она им в столь печальных выраженьях

Рассказывает о безвестной смерти

Какой-нибудь покинутой влюбленной,

Что слез сама не в силах удержать.

Брат у нее в моих отрядах служит.

Лицом он схож с сестрой и с виду женствен,

Но духом смелым обогнал намного

Свои года.

А вот и сам жених!

Врагам и то я не спешил навстречу

Нетерпеливей, чем тебе, Аминтор.

Для чувств моих язык мой слишком беден —

Дай просто поглядеть в глаза твои.

Люблю тебя, хоть высказать любовь

Волненье мне мешает.

Ты Мелантий,

А это имя слов любых нежней.

Хвала богам, ты невредим вернулся,

Неся победу на конце меча!

Пускай она всегда с тобой пребудет,

Пускай тебе щитом, как прежде, служат

Величие и чистота души,

И пусть враги богов бессмертных молят,

Чтоб оставался с нами ты!

Хоть скуп

Я на слова, будь сердцем щедр и верь мне,

Мой юный друг, что даже мать твоя,

С тобой после разлуки долгой свидясь,

Слез не лила бы искренней, чем плачет

В дни мира тот, кто в дни войны заставил

Рыдать столь многих матерей.

Прости

Мне грех невольный, бог постели брачной,

Но не могу я даже в день венчанья

Слез не пролить при виде этих слез.

Я слышал, друг, ты стал непостоянен,

И девушка, которую ты бросил,

От горя чахнет. Как случилось это?

Я был ей верен, но велел мне царь

Жениться на твоей сестре достойной

И столь природой взысканной, что я

В ее объятьях молодость растратить

И встретить старость жажду.

Будь же счастлив!

Принц, ждут актеры вас нетерпеливо.

Иду. Клеон, Стратон, Дифил, за мной!

Мы вас догоним.

Друг мой, что ж ты медлишь?

Иль общества робеешь?

Нет, Аминтор.

Ведь я, коль неотесанность моя

В дни мира навлечет насмешки ваши,

Могу воздать вам тем же на войне.

Но должен я свести на праздник даму...

Да-да, и у меня, как я ни груб,

Есть дама, у которой, коль ей верить,

Есть сердце. Но, клянусь, оно из камня,

И я завоевать его не в силах.

Однако ждут тебя, и мне пора.

Привет, Калианакс! Надеюсь, больше

Меж нами беспричинной нет вражды?

Ты видишь сам: служу твоей сестре я,

Хотя она безвременно в могилу

Толкает дочь несчастную мою,

Которую отверг твой друг Аминтор,

Бесчестный, как и ты.

Меня смертельно

И зря ты оскорбляешь. Берегись:

На месть не скор я, но обиду помню.

Я не боюсь угроз. — А кто посмел

Украдкой усадить вон эту даму

Чуть ли не рядом с государем?

Я.

Ей там не место.

По какой причине?

По той, что только женщинам достойным

Там подобает находиться.

Как!

Ты спутницу мою чернить дерзаешь,

Позоря сан и возраст свой почтенный

Злоречьем бабьим? Впрочем, ты, наверно,

Параличом разбит и сам не помнишь,

Что мелет твой язык.

Хорош я был бы,

Коль разрешал бы шлюх сюда водить!

Молчи, старик, иль я забуду, где я,

И те скупые, жалкие минуты,

Что остается жить тебе, прерву!

Ишь как горазд ты из-за девки драться!

Окажи такое царь, лжецом назвал бы

Я и его. Ведь рядом с этой дамой

Сочли бы мать твою в пятнадцать лет

Распутницею грязной.

Ваша милость!..

О, если б боги с плеч твоих, безумец,

Полвека сняли, чтобы умертвить

Тебя я мог, себя не обесчестив!..

Вот в чем несчастье воина — он должен

Терпеть в дни мира дерзость негодяев,

Которые к нему, скуля от страха,

О помощи взывают в дни войны.

Когда бы вся та кровь, то море крови,

Которую я потерял в сраженьях,

В твоих струилась жилах, ты обиду

Не смыл бы даже ею. О Родос,

Я вижу, стал ты раем для мерзавцев!

Болтай, коль есть охота!..

Друг достойный,

Кто так бесстыдно оскорбил тебя,

Разящего мечом быстрей, чем словом?

Развалина, старик, в ком сумасбродство

Особенно презренно, ибо старцев

Я чтить привык за мудрость.

Друг, сдержись!

Ну и друзья! Один другого чище!

Оставь его. Он задирает всех,

Как будто жизнь свою ни в грош не ставит

Со дня, когда я бросил дочь его.

Но тише: царь идет. Он спор услышал

И поспешил сюда, а я согласен

Отдать все достояние свое,

Чтоб только он не знал, каков ты в гневе.

Дорогу!

Мой привет тебе, Мелантий!

Ты дорог мне, но здесь для ссор не место. —

Калианакс, ему ты должен руку

Подать.

Я? Ни за что!

Сейчас не время

С тобою спорить. Вы мне любы оба,

И ты, Калианакс, блюди дворец,

А ты, Мелантий, будь желанным гостем. —

Гасите свет и начинайте маску.

Привет, сестра! Мне по сердцу твой выбор.

Будь я тобой, он не был бы иным.

Желаю счастья.

О мой брат бесценный,

Мне твой приезд желанней и дороже

Всех радостей, что этот день принес.

Над бурным океаном день угас.

Затмилось солнце. Наступил мой час.

О Цинтия, внимай же Ночи темной,

Которой ты даришь свой свет заемный.

Явись и высунь из-за облаков

Концы твоих серебряных рогов.

Пусть озарит твой взор мой лик унылый,

Чья тень уже всю землю осенила,

Мешая тем, кто зван на торжество,

Досыта наглядеться на него.

Ведь я слепа и без тебя не в силах

Увидеть, как здесь много женщин милых,

Подобных тем сверкающим лучам,

Что возвещают о восходе нам.

Знай, бледная подруга мрачной Ночи;

Затмят твое сияние их очи.

Царица, я надела ради них

Ярчайшие из светлых риз моих.

Так эти дамы хороши, что, мнится,

Направили мы наши колесницы

Сюда с одною целью — посмотреть,

Кто нас, богинь, красой затмил...

...И впредь

Не покидать столь дивного чертога,

День отгоняя от его порога.

Желаешь ты, властительница тьмы,

Того, чего свершить не можем мы.

Когда приходит день, мы исчезаем.

Таков закон, и он непререкаем.

Но пусть, покуда длится наша власть,

Натешатся собравшиеся всласть

Торжественным и пышным представленьем,

Дабы они прониклись отвращеньем

К Дню, брату твоему и моему,

И предпочли отныне Ночь ему,

Хоть до сих пор все чтили только Феба,

А я напрасно озаряла небо

И с вечера до наступленья дня

Почти никто не замечал меня.

Тогда щедрей струи свой свет волшебный,

И пусть восславить песнею хвалебной

Любовников, которых счастье ждет,

Рой нимф и пастухов сюда придет.

А ты сама на Латм[192] с Эндимионом,[193]

Который о тебе во сне влюбленном

Мечтает меж цветов, лети вдвоем

И эту ночь для друга сделай днем.

Неправду ты, владычица, сказала:

Я никогда красавца не лобзала,

И не был он моим, хоть с давних пор

Поэты повторяют этот вздор.

Нет, по-иному я почту влюбленных,

Все так устроив, чтоб до отдаленных

Потомков весть о них дошла. — Скорей

Восстань из бездны, грозный бог морей!

Явись, чтоб исполнять мои веленья.

О Цинтия, о Ночь, без промедленья

Явился я на зов. Что нужно вам?

Ужели ты не догадался сам,

Столь пышный праздник видя?

Мне все ясно.

Я нахожу, что мысль твоя прекрасна,

И помогу тебе.

Отдай приказ

Эолу цепи снять с ветров на час

И выпустить их из пещеры снова.

Однако пусть Борея[194] ледяного

В оковах держит он: нам здесь нужны

Лишь дуновенья нежные весны,

Которые, скользя в листве украдкой,

Звучать нам будут музыкою сладкой.

Пусть твой народ, живущий под водой,

Придет затем на праздник чередой,

Себя украсив златом и камнями

С судов, погибших встарь в борьбе с волнами.

Будь щедр, а я в небесной вышине

Сильнее заблещу.

Эол, ко мне!

Ты звал, Нептун?

Да.

Что велишь, властитель?

Вернись в свою скалистую обитель,

На час всем теплым ветрам волю дай

И лишь Борея не освобождай:

Он чересчур строптив.

Мне все понятно.

Ступай.

Владыка хляби необъятной,

Исполнен твой приказ.

Тогда опять

Сюда вернись.

Борей с себя сорвать

Сумел оковы и умчался в море.

Пускай. Я там его настигну вскоре

И снова закую. А ты лети

И от меня Протею[196] возвести,

Чтоб с прочими морскими божествами,

Себя украсив пышно жемчугами,

Он поспешил сюда, где в эту ночь

Почтить Луну он должен мне помочь.

Мчись, как под ветром челн.

Лечу стрелою.

О Ночь, раскинь молчанье над землею,

Чтоб наше пенье до небес дошло

И в час полночный их зарей зажгло.

Цинтия, тебе покорны

Все вокруг.

Так не дай, чтоб в сумрак черный,

Взяв свой лук,

Феб стрелу направил вдруг,

Прежде чем, насытясь страстью,

Скажет радостный супруг:

"День, взгляни на наше счастье!"

В хоровод, морские боги,

В дружный пляс!

Пусть, как весла воду, ноги

Землю враз

Бьют, дабы, увидев нас,

Ветры разнесли по свету

Весть, что танцевать сейчас

Мы пришли на свадьбу эту.

Помедли, Ночь, чтоб празднество не дать

Лучам зари прервать.

Коль дню на небе ты уступишь место,

Зардеется в смущении невеста.

Постой, постой

И стыд ее сокрой.

Ночь, не спеши сорвать завесу тьмы,

Чтоб не узрели мы,

Как, тщетно отбиваясь и рыдая,

Супругу уступает молодая.

Сгусти же мрак,

И пусть свершится брак.

Царица неба, мой теперь черед.

Тебя почту я.

Чем, владыка вод?

Той песней, что поет мне Амфитрита,[197]

Когда валы вздымаю я сердито.

Тритоны,[198] эту песнь играйте нам,

А хоровод вести я буду сам.

Гимен, веди на ложе молодых,

Постель принять готова их,

Как всех мужчин, кто не охоч

Скучать один всю ночь;

Как всех девиц, идущих спать,

Чтоб не девицей утром встать.

Ты ж, Веспер,[199] в небесах ходи,

Покой любовников блюди.

Где ты, Нептун?

Я здесь.

Ступай скорее,

Смири трезубцем бешенство Борея,

Иначе до рассвета суждено

Десяткам кораблей пойти на дно.

Поторопись с морскими божествами

Ему вдогонку.

Я довольна вами.

Вы честно сослужили службу мне,

А я вам за нее воздам вдвойне,

Подняв настолько высоту прилива,

Чтоб не бояться взоров дня могли вы,

Когда отлив погонит вспять волну.

Теперь вернитесь вновь в свою страну,

И пусть прибой штурмует, не стихая,

Сей остров.

Повинуюсь.

Ночь глухая,

Взгляни, как на востоке мрак поблек.

День, брат мой светозарный, недалек.

Наш час минул.

О, как самозабвенно

Я ненавижу этот день надменный!

Но пусть он вспыхнет, ибо в свой черед

С квадригою[200] он в море упадет,

На солнце догорев... Прости, царица,

Встает заря. Пора нам удалиться.

Ночь, подними угрюмое чело

И посмотри, как стало вдруг светло.

Восход все величавее, все краше.

Взмахни бичом. Пусть мчатся кони наши.

Куда уйдешь ты?

Скроет тьма меня.

А я померкну в ярком блеске дня.

Зажечь огни! Ведите молодую

В опочивальню, дамы. — Нет, Аминтор,

Не провожай меня. Я сам был молод

И знаю, как невыносимо долги

Последние минуты пред блаженством.

Ты юн и смел. Так пусть от чресл твоих

Родится сын, оплот моей державы.

Храни вас небо!

Будь здоров, Мелантий!

С вас, госпожа, позвольте снять наряды:

В любовный бой вступать нагою надо.

Ты что так весела?

Была б вдвойне

Я весела, когда б не вам, а мне

Он предстоял.

Как ты смела, однако!

О, я в него вступала и без брака.

Ах, дрянь!..

Да помогайте же мне, дамы!

Я долго вас не задержу.

Хвалю —

Ведут подобный бой без секундантов.

Ты не пьяна?

Нет, я трезва вполне,

Но мы одни.

Ты мнишь, сдается мне,

Что лишь на людях нужно быть стыдливой?

Изволили заметить справедливо.

Вы колете меня.

Я невзначай.

Лежите только смирно, и пускай

Муж делает что хочет.

Не в себе ты!

Отнюдь. Знакома мне уловка эта

С четырнадцати лет.

Пора забыть

О ней.

Ну нет! Зачем простушкой быть?

Ведь вид покорный, коль он принят кстати,

Удваивает цену нам в кровати.

Кто ж не дает тебе его принять?

Вы, ибо стелят вам — не мне кровать.

Тебе не страшно было б в ней?

Нимало:

Я б в ней и Геркулеса обломала.

Ты склонна заменить меня?

Напротив,

Я быть в игре не прочь партнершей вам.

В какой?

В той, где валеты кроют дам.

Аспасия, будь ты партнершей Дуле.

Нет, мы б с ней живо партию продули.

Почем ты знаешь?

Как не знать мне, раз

В делах любви ей далеко до вас.

Спасибо, но веселостью своею

С Аспасией ты лучше поделись,

Ты шутишь, а она грустит обычно,

И вы друг к дружке подошли б отлично.

Нет, ибо влюблена она, а я

На этакую глупость не решаюсь,

Хотя отнюдь любовью не гнушаюсь.

Когда б сейчас могла я улыбаться,

Я со стыда сгорела б за себя.

Не здесь, а в храме, где обряд свершился,,

Где жертвой искупительною жрец

Разгневанных богов смягчить пытался,

Мой смех уместен был бы. Этот праздник

Предназначался мне, а не Эвадне;

Меня, а не ее должны вы были

На ложе, непорочною, взвести... —

Прости, Эвадна. Царь и сам Аминтор

Сочли, что ты достойнее меня,

Но до того, как в этом убедиться,

Мой милый мне в доверчивое ухо

Нашептывал слова, которым равных

По нежности меж слов любовных нет.

Пусть небеса с него за ложь не взыщут,

А ты мне тоже не попомни зла:

Не я твое, а ты мое взяла.

Забудь ты мысли мрачные.

Сначала

Забыть мне надо то, что их рождает.

Смотри, ты даже в Дулу грусть вселила.

Ты мнишь, что сердцем ты тверда, но помни:

Придет к тебе любовь и, как стрела,

Пронзит тебя.

Стрела — предмет опасный.

Я предпочла бы что-нибудь помягче.

Страсть и тебя, распутница, настигнет.

Спокойной ночи, дамы. Я сама

Все остальное сделаю.

Но все же

Пусть и супруг поможет вам кой в чем.

"Из тиса свейте мне венок,[201]

Им гроб украсьте мой..."

Опять ты песню грустную заводишь?

Она же так красива...

Пой, коль хочешь.

"Из тиса свейте мне венок,

Им гроб украсьте мой.

Пусть ива капли слез с ветвей[202]

Роняет надо мной.

Хранила другу верность я,

Хотя лжецом был он.

Да будет пухом мне земля

И сладок вечный сон".

Вот удружила! От подобной песни

Того гляди приснится сон дурной.

Спой, Дула, "Не могу я быть, к несчастью...".

"Не могу я быть, к несчастью,

Больше часа верной в страсти.

Стоит мне побыть с одним,

Как уже мне скучно с ним.

Сделай так, Венера-мать,

Чтоб разом всех мужчин могла я обнимать".

Ступайте.

Нет, мы вас в постель проводим.

Спокойной ночи, госпожа. Вкушай

Все радости супружества, о коих

В своих постелях девушки мечтают.

Пусть ваше счастье не мрачат раздоры,

А если ты их избежать не сможешь,

Приди ко мне, и научу тебя я,

Как сетовать и множить скорбь свою.

Аминтора люби, как я любила,

Хоть этим ты ему, как я, наскучишь.

Меня же видишь ты в последний раз. —

Прощайте, дамы. Если я скончаюсь,

Близ тела моего пробудьте ночь,

Печальными историями бденье

Друг другу помогая коротать,

Горячею слезой мой прах омойте,

А гроб увейте ласковым плющом,

И пусть меня несут к могиле девы

С печальной песней о мужском коварстве.

Мне жаль тебя.

Прощайте, госпожа.

Впустите молодого.

Что ж он медлит?

Свечу возьмите.

Он свое возьмет

И без свечи.

Ступайте помогите

Супруге вашей лечь в постель.

Иди,

С любимою женой живи в согласье,

И пусть, когда умру я, все забудут

О горе, причиненном мне тобой.

Я больше докучать тебе не стану,

Дай только мне прощальный поцелуй.

Приди, когда в гробу лежать я буду,

Взглянуть, как плачут девы надо мной,

Хоть сам ты состраданья чужд. Как видишь,

На мне венок из ивовых ветвей.

Он знак того, что я горжусь, как прежде,

Твоею кратковременной любовью

И ей искать замену не желаю.

Пусть небеса хранят тебя и впредь,

А мне одно осталось — умереть.

Идемте!

Доброй ночи новобрачным!

Желаю всем такой же.

Я жестоко

Обидел эту девушку, и, мнится,

Все существо мое о ней скорбит.

Я на пороге счастья, но исходят

Дождем мои глаза. Как это странно!

Царь сам мне приказал ее покинуть,

Не спрашивая моего согласья...

Но почему я так сейчас смущен?

Что за боязнь мне лечь в постель мешает?

Я совестлив не в меру. Грех мой легче,

Чем я считаю. В чем моя провинность?

Лишь в том, что, подчинясь монаршей воле,

Я слова не сдержал. Что ты дрожишь,

Плоть робкая. Рассейся, страх нелепый!

Вон та, чей взор слепительный сотрет

Все грустные мои воспоминанья.

Эвадна, тело нежное свое

Не подвергай опасности ненужной:

Легко простыть в сыром тумане ночи.

В постель, любовь моя, иль нас Гимен

За нашу нерадивость покарает.

За мной пришла ты?

Нет.

Любовь моя,

Идем и навсегда в одно сольемся.

Что ж медлишь ты?

Я не совсем здорова.

Тем более — в постель, где твой недуг

Я исцелю теплом своих объятий.

Супруг мой добрый, спать я не могу.

Моя Эвадна, не о сне я думал.

Я не пойду.

Прошу тебя, идем!

Нет, ни за что!

Но почему, мой друг?

Да потому, что клятву в том дала я.

Что? Клятву?

Да.

Ты шутишь.

Нет, Аминтор,

Я поклялась и клятву повторить

Готова, если ты того желаешь.

Кому ж ты принесла такой обет?

Значенья, право, не имеет имя.

Идем! Забудь свою девичью робость!

Девичью робость!..

Как ты хороша,

Когда вот так нахмуришься!

Неужто?

Не будь столь холодна, хоть и такою

Ты мне мила.

Какой же быть должна я?

Зачем вопрос столь праздный задавать?

Затем что быть должна б я холоднее.

Как!

Так, что быть должна б я холодней.

Ах, не шути так желчно, словно гневом

Ты вся кипишь!

Я, может быть, и впрямь

Разгневана.

Кто смел тебя обидеть?

Скажи мне — кто, и ты отомщена —

Клянусь тобой, моей жизнью! — будешь.

Изволь, сказать попробую я правду.

Для каждого, кто истинно влюблен,

Его любовь превыше жизни, чести,

Услад минутных, вечного блаженства —

Всего, чего желают в этом мире

И ждут в нездешнем люди. Стоит даме

Нахмуриться, на все идет мужчина.

Коль ты сразить обидчика готов

И клятву в этом дашь, твой грех, Аминтор,

Мои лобзанья смоют с губ твоих.

Я клятву дам, любовь моя, но прежде

Желаю знать, кем ты оскорблена.

А если это ты меня обидел

И ненавистен стал мне? Что тогда?

Когда б я знал, кого ты ненавидишь,

Его убил бы я.

Знай, это ты.

Вот и убей себя.

Нет, я не верю!

Какую б ты личину ни надела,

Чтоб верность испытать мою, бессильна

Ты обмануть меня: ведь на тебе

Нет пятнышка, где ложь могла б гнездиться.

Довольно шуток. Если поклялась ты

Какой-то из подруг своих невинных

Еще на ночь одну остаться девой,

Ты можешь странный свой обет сдержать

Иным путем.

В мои ль года, Аминтор,

Невинность соблюдать?

Она в бреду

И вздор несет. — Не кликнуть ли служанок?

Ты, вижу я, страдаешь лихорадкой

Иль сон-целитель от тебя бежит.

Аминтор, не считай меня безумной.

Я правду говорю.

Так, значит, правда,

Что ты сегодня не уступишь мне?

Сегодня? Уж не мнишь ли ты, что завтра

Я уступлю?

Конечно.

Ты ошибся.

Не делай удивленных глаз и помни

Мои слова, правдивее которых

Оракул вещий слов не изрекал:

Не ночь, не две, а вплоть до самой смерти

Делить с тобою ложе я не стану.

Я вижу сон. Проснись, Аминтор!

Нет,

Все это явь. Я соглашусь скорее

В гнезде змеином спать и юным телом

Холоднокровных гадов согревать,

Позволив им вкруг чресл моих обвиться,

Чем провести с тобой хоть ночь. Как видишь,

Не в робости девичьей дело тут.

Ужели, плоть, ты так слаба, что стерпишь

Подобное попранье брачных таинств?

О, пусть пребудет эта ночь, Гимен,

Для тех, кто после нас родится, тайной,

Чтоб никогда потомки не узнали,

Как были я и ты посрамлены!

Отринет дерзко мир твои законы,

Коль ты их не заставишь уважать.

Смягчи же сердце той, кого послал мне,

Иль люди о случившемся узнают,

Потушат алтари твои и станут

Детей усыновлять, а не рожать,

Наследников себе предызбирая

По добродетелям, а не по крови

И утоляя свой любовный пыл,

Зверям подобно, с первой встречной самкой

Без племени и рода.

Нет, напрасно

Я горячусь: она со мной лишь шутит. —

Любовь моя, прости. Я так неистов

Лишь потому, что ты мне дорога

И что сомненье — мука горше смерти.

Рассей же, наконец, его иль клятвой

Мне подтверди правдивость слов своих.

Так подскажи мне страшные обеты,

Которые, чтобы связать друг друга,

Преступники и дьяволы творят,

И я их повторю. Я поклялась

И ныне всем святым клянусь вторично

Вовек с тобою ложе не делить.

Теперь остались у тебя сомненья?

Хочу, но не могу я сомневаться!

Мир не видал подобной брачной ночи!

О боги, если вы уж обрекли

На срам такой мужчину, научите

Его хотя б, как честь свою спасти!

Да, просветите мой померкший разум,

Который видит только два исхода:

Иль жить презренным, иль убийцей стать.

Как третий путь найти? Ах, почему

Ночь так тиха и гром не заглушает

Слов богохульных?

Гнев — плохой советчик.

Эвадна, грех давать поспешно клятву,

Но вдвое больший — исполнять ее.

Возьми свои слова назад. Не сразу

Такой обет приемлют небеса.

Чтоб разрешить его, слезы довольно.

О сжалься, если жалость есть в тебе,

Над юностью моей, надежд столь полной.

Гордился мной — скажу без хвастовства —

Наш остров. Кто из здешних, самых знатных

И самых добродетельных красавиц

Решился бы ответить мне отказом?

А ныне честь моя в твоих руках.

О, как мы, легковерные мужчины,

Играем ею, слепо полагаясь

На слабых и к соблазну жадных женщин!

Но нет, ты не из камня. Плоть твоя —

Прекрасна, и в глазах таится нежность.

Не можешь ты жестокосердой быть.

Так дай мне наконец вкусить блаженства,

Меня из бездн отчаянья исторгни,

Но осторожна будь, чтоб не утратил

От радости я разум.

Лучше в ад

Низринусь я, чем откажусь от клятвы!

Я или сплю, иль терпелив не в меру.

Ступай в постель, иль я за эти косы,

Которые, когда б твоя душа

Красою волосам твоим равнялась,

Цари превыше диадем ценили б...

Быть может, так и есть на самом деле.

...Стащу тебя на ложе, где заставлю

Обет свой нечестивый взять обратно

Иль кровь из сотни ран тебе пущу.

Ты мне не страшен. Поступай как хочешь,

Но знай: тебе за каждую угрозу,

За каждый взгляд косой сполна отмстят.

Ты это говоришь всерьез, Эвадна?

Да. Осторожен будь.

Кто ж твой защитник?

Ужель ты мнишь, что я сопротивлялась

Лишь из желанья девство сохранить?

Взгляни на эти щеки, где играет

Кровь пылкая моя, и убедись,

Как чужды мне подобные стремленья.

Нет, я всем сердцем жажду наслаждений

С тех самых пор, как женщиною стала,

И эту жажду утолить спешу.

По-юношески был ты легкомыслен.

Когда решил, что красотой моею,

Достойной первого среди мужчин,

Второй меж ними обладать достоин.

Тому, кто выше всех, принадлежу я

И удержусь на этой высоте

Иль смерть приму. Кто он — ты догадался.

Нет. Назови того, кем я поруган,

И разрублю его я на куски,

А прах пущу по ветру.

Не посмеешь.

Ты в малодушье зря меня винишь.

Когда б он был растеньем ядовитым,

Прикосновенье к коему смертельно,

Я и тогда б сразил его.

Он царь.

Что? Царь?

Да, царь. Не веришь?

Быть не может.

Глупец, да вспомни, кто тебя женил.

О, ты произнесла такое слово,

Перед которым отступает месть:

Оно вселяет в грудь священный ужас.

Царей карать не смеет слабый смертный.

Пусть боги приговор им изрекают,

А наш удел — терпеть и ждать его.

Напрасно ты так пылко порывался

Взойти со мной на ложе. Я не дева.

Какой же дьявол подучил тебя

Вступить со мною в брак?

Ты был мне нужен

Как человек, чье имя я могла бы

Носить сама и детям передать,

Свой грех прикрыв.

Удел мой незавиден!

Он жалок до того, что и самой

Тебя мне жаль.

Так будь же милосердна

И дай хоть жалость мне взамен любви.

Убей меня и станешь ты в грядущем

Для всех разочарованных влюбленных

Высоким образцом великодушья

За то, что длить не пожелала муки

Докучного супруга.

Если б только

Могла я жить потом совсем без мужа,

Ты был бы мной убит: мне жаль тебя.

Так незаслуженно и так нежданно

Посыпались обиды на меня,

Что я теряю голову. Однако

Не опозорен я, пока не знает

Свет злоречивый о моем позоре:

Ведь наше имя доброе — лишь слово,

И только... Но боюсь, что ты, Эвадна,

Сама себя пред всеми обличишь

Своим еще неслыханным бесстыдством.

Не для того твоей женой я стала,

Чтоб свой позор предать огласке.

Царь

Не должен знать, что ты во всем призналась.

Поможет это мне стерпеть обиду

И зову чести мстительной не внять.

Как мне сейчас ни больно, я доволен,

Что правду от тебя услышал прежде,

Чем до тебя дотронулся хоть пальцем,

Не то бы мой клинок, не убоясь

Тягчайшего меж смертными грехами,

Сперва тебя, затем царя пронзил.

Во мне желанье умерло. С тобою

Я не возлягу даже за корону

Того, кем честь похищена твоя.

Будь осторожна, не блуди открыто —

Вот все, чего хочу я. Эту ночь

Я проведу у твоего порога,

Чтоб видели в нас мужа и жену

Те, кто нас поутру придут поздравить.

Прошу тебя при них со мной быть нежной

И притворяться, что своим супругом

Довольна ты.

Не бойся. Все исполню.

Тогда идем и с видом упоенных

Предчувствием блаженства новобрачных

В опочивальне скроемся.

Идем.

Уймись, обидой раненное сердце,

Чтоб, увидав, как ласков я с женой,

Нас все сочли счастливою четой.

Довольно лицемерить. Видят боги,

Грусть не идет таким цветущим лицам.

Вас выдал ваш застенчивый румянец.

Сознайтесь же: вы замуж собрались.

Пусть не гневит вас это, — да.

Бедняжки!

Теперь и вам придется научиться

Любить и забывать себя в любви;

Внимать и верить льстивым восхваленьям,

Язык, солгавший вам, благословляя;

Считать за правду басни о влюбленных,

Прославившихся постоянством в прошлом,

И умирать от состраданья к ним;

На клятвы друга полагаться слепо

И быть потом несчастными, как я.

Олимпия, оттиснута ли страстью

Печать на воске сердца твоего?

Любила ль ты, как я?

Нет, никогда.

Ты, Антифила?

Нет, ни разу в жизни.

Тогда у вас есть то, чего у женщин

Иль у меня по крайней мере нет, —

Рассудок. Лучше слепо полагайтесь

На все, что есть обманчивого в мире,

Но лишь не на мужчину. Лучше верьте,

Что океан, когда ревет он, плачет

О поглощенных им пловцах; что вихрь,

Когда со свистом лопаются снасти,

Беременные паруса ласкает;

Что осенью богатою, в ту пору,

Когда все облетает, солнце всходит

Лишь для того, чтоб целовать плоды.

А если вам судьбою вашей злобной

Все ж полюбить назначено, прижмите

Двух аспидов к своим девичьим персям:[203]

Любовники такие не солгут

И льстить не станут вам. Одно лобзанье —

И мир вы обретете. Но мужчины...

О, что за звери!.. Как! Вы помрачнели?

Я вижу грусть в потупленных глазах

Олимпии. Не правда ль, Антифила,

Она похожа на Энону,[204] нимфу,

Что на Елену променял Парис?

Олимпия, пролей слезу и станешь

Подобна ты царице Карфагена[205]

В тот день, когда с холодного утеса

Она вослед троянским кораблям,

Как ты, смотрела скорбно и слезу,

Их потеряв из виду, с глаз смахнула.

А что с Дидоной стало б, Антифила,

Когда б она Аспасией была?

Она стояла б на своем утесе,

Пока ее из состраданья в мрамор

Не превратили б боги. — Но довольно.

Что вышили вы нынче по канве?

Я — Ариадну.[206]

Дай взглянуть... Конечно,

Вон тот, с лицом обманщика, — Тесей.

По-твоему, он человек?

Он был им.

Что ж, ты права... Он и не обернется.

Зачем? Лжеца попутный ветр уносит.

Скажите, не гласят ли наши мифы,

Что наскочил его корабль на камень,

Иль бурей был разбит, иль хоть без мачты

Вернулся в порт?

Насколько помню, нет.

А жаль! Ужели, зная, что он сделал,

Под ним пучину не разверзли боги?

Ужель несправедливы и они? —

О как, Тесей, своей улыбкой лживой

С тем, кто попрал мою любовь, ты схож!

Но ждет тебя возмездье. — Антифила,

Ты вышьешь мне вот здесь песок зыбучий,

Смеющимися волнами прикрытый,

И пусть корабль Тесея в нем увязнет,

И бледный Страх над мачтами парит.

Я миф тем самым искажу.

Напротив,

Правдоподобье ты ему вернешь,

Затем что он бессовестно подделан

Поэтами. А где же Ариадна?

Вот здесь.

Она тебе не удалась.

Ошиблась ты во многом, Антифила:

Нужны мрачней и безысходней краски,

Чтоб столь большое горе передать.

Срисуй ее с Аспасии несчастной:

Во всем я схожа с жертвою Тесея,

Хотя и не безлюден остров мой.

Изобрази, как я, ломая руки,

Стою на берегу, и ветер, дикий,

Как этот берег, косы рвет мои.

Пусть все вокруг отчаянием дышит,

А я сама всем обликом своим

Напоминаю изваянье Скорби

(Коль ведомо тебе, что значит скорбь).

Пусть позади виднеются деревья,

Иссохшие, угрюмые, нагие,

А подо мною от ударов волн

Утесы стонут. Вот какой должна бы

На вышивке страдалица предстать.

Ах, госпожа...

Теперь я все сказала.

Давайте сядем, и вперим глаза

В работу, и хранить молчанье будем,

Пока печаль не снидет в сердце к нам.

Царь вправе сделать так, но он неправ.

За что мое дитя обиду терпит? —

А вы, служанки, почему расселись?

За дело, потаскушки! Вот я вас!

Мой господин...

Ленивые кобылы!

Вон, или я найду, чем подстегнуть

Двух этаких бездельниц норовистых.

Нам ваша дочь велела здесь остаться,

Чтоб вместе с нею погрустили мы

Об участи ее...

Ах, этот юный,

Но низкий и уже коварный раб!..

Ну ладно, убирайтесь!.. А мерзавца

Пора мне покарать на поединке,

Чтоб смелость доказать свою, хоть я

Слыть забиякой с юности не жажду.

Охота же быть этому ослу

В чужой охоте лошадью заслонной?

Что ж, мне придется смелости набраться

И взбучку дать щенку, а заодно

Прижать его приятеля-вояку:

Он дважды задевал меня, наглец.

Хвала богам, теперь обрел я смелость.

Марш, вы, лентяйки! С вами я иду.

Вставай, сестра. Дай отдых днем себе:

Ночь новая не за горами.

Кто там?

А, шурин! Извини, я не одет:

Твоя сестра проснулась лишь недавно.

Как у тебя глаза, мой друг, запали!

Ты что, не спал всю ночь?

Ты угадал.

Вам, очевидно, было чем заняться?

Мы занимались сыном. В бой родосцев

Он лет через пятнадцать поведет.

Повеселимся?

Нет, сначала выспись.

Ты прав.

Не спал я вовсе, но она,

Как если б испила воды из Леты[207]

Или с богами вместе пировала,

Глубоким сном уснула...

Как же так?

А поутру она пошевелилась

И с ужасом взглянула на меня,

Потом глаза протерла и лобзанье

Мне подарила с видом упоенным.

Ну, значит, я ошибочно считал,

Что девство у нее отнять не просто.

Он надо мной смеется! — Да, не просто,

Но ведь и я не прост.

Вот и прекрасно!

На поцелуй ответил я, и тотчас

Дыхание ее, что было ночью

Суровее Борея ледяного,

Как ветерок апрельский, стало нежно,

И в том, Дифил, моя заслуга есть.

Аминтор, добрый день! Не обижайся,

Что шурином тебя я не зову, —

Мне ближе слово "друг".

Мелантий милый,

Дай на тебя взглянуть... Нет, невозможно!

О чем ты?

Мысль чудовищна моя!

Зачем ты взор так пристально вперяешь

В то, с чем давно знаком и что тебе

Принадлежит всецело?

Ах, Мелантий,

Взираю я на лик твой благородный,

Зерцало добродетельной души,

И удивляюсь, почему ты честен,

А не коварен, низок, лжив и зол.

Но...

Друг, остановись. Такие речи

Нас не сближают. Лучше отойди.

О, не пойми мои слова превратно!

Известно мне, что есть в тебе все свойства,

Которые мы, суетные люди,

Высоко ценим в ближнем. И, однако,

Природа человека такова,

Что даже ты стать можешь переменчив,

Как ветер, и обманчив, словно море,

Которое сперва на грудь свою

Манит пловца, к нему по-женски ластясь,

А через час вздымает к небу волны,

Круша суда, плывущие по ним.

Я выдаю себя!..

С чего ты взял,

Что по природе я непостоянен?

Я в брак вступил с твоей сестрой прекрасной,

В которой добродетелей так много,

Что их на всю семью хватило б вашу

И что тебе, естественно, отныне

Недоставать их будет.

Для меня

Твои слова замысловаты слишком.

А чем же стану я и без того

Столь многих добродетелей лишенный?

Зови-ка лучше к нам жену, Аминтор.

Взглянуть мне будет любо, как она

Краснеет, потупляя взор.

Эвадна!

Что, мой супруг?

Сюда, любовь моя!

Пришли тебя твои поздравить братья.

Я не совсем одета.

Не беда.

Они же засмеют меня!

Не бойся.

Позволь мне пожелать тебе, сестра,

Не счастья — ты его сполна вкусила, —

А лишь уменья в счастье скромной быть.

Ах, что, сестра, ты натворила ночью!..

Как — что? Не понимаю.

Нам Аминтор

Поклялся, что не девушка ты больше.

Фи!

Разве он солгал?

Я так и знала,

Что высмеяна буду.

Есть за что.

Когда б я жизнь могла начать вторично,

Я в брак бы не вступила.

Я — подавно.

Сестра, коль Дула нам не врет, твой плач

Был слышен за две комнаты от спальни.

Дифил, стыдись!

А ну, сестра, пройдись!

Посмотрим, как ты ходишь.

Ты похабник!

Аминтор...

Что?

Ты почему невесел?

Кто? Я? Да что ты, право! Я сейчас

От радости готов запеть.

Не надо.

А верно, почему бы нам не спеть?

Не время и не место здесь для песен.

Ах, как я счастлив!.. Милая Эвадна,

Коль ты довольна, поцелуй меня.

Нет, не хочу: ты чересчур нескромен.

В чем? Я же рассказал лишь то, что было. —

Друзья, владей вы даже целым миром,

Я с вами бы судьбой не поменялся,

Затем что нет у вас такой жены.

Не я невесел — сами вы угрюмы

От зависти ко мне. Ведь по водам

Ходить бы мог я, в них не погружаясь, —

Так я сегодня счастьем окрылен.

Рад за тебя я.

Мне ли быть печальным

С Эвадной рядом? — Музыки сюда!

Устроим танцы.

Ты какой-то странный...

Я сам не знаю, что со мной, но радость

Сдержать бессилен.

Я готов жениться,

Коль брак людей в такой восторг приводит.

Аминтор, перестань!

Любовь моя,

Что своему слуге ты приказала?

Себя ведешь ты глупо, обличая

Свое притворство этим.

Царь идет!

Один?

Нет, с братом.

Добрый день, Аминтор!

Пусть дождь удач прольется на тебя!

Эвадна, стала ты совсем другою

За ночь одну. Скажи мне, хорошо ли

Ты отдохнула?

Плохо, государь.

Ей было не до отдыха.

Ты должен

Ей дать его, и чем скорей, тем лучше.

Аминтор, был ли девственником ты,

Вступая в брак?

Да, государь.

Сознайся,

Не худо быть женатым?

Да, не худо.

Чем до утра вы занимались?

Тем же,

Чем все мужья и жены. Вам знакомо

Занятие такое, хоть его

И называют люди грубым словом.

Охоча до него, как мне сдается,

Твоя жена: недаром у нее

Пылают щеки и глаза так томны.

Я женщин, государь, других не знал

И потому вам на слово поверю.

Тогда, надеюсь, ты мне вновь поручишь

Тебе супругу выбрать, коль придется

Женить тебя вторично?

Ни за что!

Как! Недоволен ты женой?

Напротив,

Я так доволен ею, что пред вами

Колени с благодарностью склоняю

И буду вечно слать благословенья

Бессмертным, даровавшим мне ее.

Рассчитываю с ней я до седин

Дожить и встретить смерть одновременно,

А если уж по воле неба будет

Ей первой суждено расстаться с жизнью,

Я никогда — простите эту дерзость! —

Ей равной в этом мире не найду.

Не по душе мне. — Пусть оставят

Нас все, за исключеньем новобрачных. —

Поговорим-ка с вами о вещах

Для вашего благополучья важных.

Надеюсь, не взбредет ему на ум

Рассказывать мне, как блудил он с нею,

Не то мой меч — не дай того, о небо! —

Свершить злодейство может.

Ты не будешь

Жену ко мне, Аминтор, ревновать,

Коль с ней поговорю я с глазу на глаз?

Нет, государь, своей жене я верю

И вверить вам ее не побоюсь.

Ты любишь мужа?

Да, конечно.

Как!

Так, как должна любить того, кому

Супругою по вашей воле стала.

Я вижу, грех и верность несовместны.

Тот, кто, как ты, закон небес презрел,

Нарушить может и земную клятву.

О чем вы, государь?

Не притворяйся

Простушкой! Ты меня не проведешь.

Кто, как не ты, торжественною клятвой,

Неслыханной от женщины доныне,

Мне поклялась до смерти не делить

С другим мужчиной ложе?

Вы неправы.

Я этого не обещала.

Лжешь,

И мрак ночей любви тому свидетель!

Да, я дала вам слово, что вовеки

Не полюблю того, кто ниже вас;

Но если завтра трона вы лишитесь,

Мной будет обладать преемник ваш,

Затем что не глаза, а честолюбье

Питает страсть мою. Однако пусть

Лицо мне изуродует проказа,

Коль я вам изменю с другим мужчиной,

Пока на вас корона.

Ты лукавишь.

Я накажу тебя!

А я за это

Любить вас перестану, и посмотрим,

Кто легче наказание снесет.

Сознайся, что возлег с тобой Аминтор.

Нет!

Постыдись! Он это сам сказал.

Он лжет.

Нет, правду говорит.

Нет, подло,

Коварно лжет, и докажу я это

Тем, что мы с ним, как я ему сказала,

Спать будем врозь не ночь одну — всю жизнь.

Тсс! Не кричи!.. Ты лжешь.

Я не мужчина

И не могу ответить вам ударом,

А если б и могла, то не посмела:

Вы царь. Но верьте, я не солгала.

Да разве не известно мне, как пылки

Мы все бываем в молодые годы,

Как кровь клокочет в нас, когда мы ждем

Того, чего всем существом желаем?

Ужель супруг твой юный вовсе чужд

Естественных в его года порывов?

Не мог он внять твоей поносной речи

И не убить; иль хоть по крайней мере

Не искалечить навсегда тебя,

Как сделал бы я сам, будь я Аминтор!

Умеет притворяться он.

Прощай!

Живи и наслаждайся с ним, но помни:

Я враг тебе и ждет опала вас.

Постойте, государь! — Сюда, Аминтор!

Аминтор!

Ты звала, любовь моя?

Твой взор так чист, твое лицо так честно,

Что, глядя на тебя, я удивляюсь,

Как мог ты столь бессовестно солгать.

В чем, милая?

Что? Милая?.. Презренный!

Что может быть гнусней, чем тот, кто ссорит

Любовников.

Любовников? Каких?

Меня и твоего царя.

О небо!..

Любви бы в мире не существовало,

Не будь таких угодников, как ты.

Ты спал со мной? Так поклянись же в этом,

И пусть тебя за ложь накажет ад!

Мстят боги мне за то, что я бесчестно

Прекрасную Аспасию обидел,

И я свой грех еще не искупил.

Не стану тратить слов на тварь такую,

Как ты, Эвадна. — Вам же, государь,

Велит мне гнев в лицо швырнуть всю правду.

Вы деспот, и не столько потому,

Что честный человек поруган вами,

Сколь потому, что вы не постыдились

Сказать ему об этом.

Государь,

Вы видите: солгал мерзавец низко.

Вы оскорблять привыкли всех. Узнайте ж,

Как мстят за оскорбление мужчины.

Чем покарать мне, как не лютой смертью,

Того, кто ложе осквернил мое?

Нет, мало вас убить. Останки ваши

Я разбросаю по всему Родосу,

Чтоб остров знал, как свой позор я смыл.

Мне ль, государю, подданных бояться?

Уймись и меч не обнажай, иначе

Изведаешь, как тяжек мой клинок.

Клинок!.. Будь в вас хоть капля благородства,

Вы поняли бы, что не меч мне страшен.

Когда б вы были только человеком,

Я вас с такой же легкостью убил бы,

С какой вы опозорили меня.

Но боги охраняют вас, смиряя

Мой гнев законный. Вы мой государь,

И, ниц упав, я вам свой меч вручаю —

Разите им меня. Я в вашей воле.

Увы, я весь — одна сплошная рана

И оправдаться мог бы, вас убив,

Тем, что ума лишился, ибо слишком

Обиды, нанесенные мне, тяжки,

Чтоб разум вынес их, не помутясь;

Но предпочту я умереть от скорби,

Чем занести кощунственную руку

На то, что свято. Ах, зачем, зачем

Меня избрали вы для столь позорной —

Слов не хватает мне! — столь гнусной роли,

Хотя нашлись бы тысячи глупцов

Доверчивых, послушных и способных

Сыграть ее?

Стань я женой глупца,

Меня бы свет не уважал.

Тем хуже!

О шлюха, так неслыханно бесстыдно

Дерзающая говорить с супругом,

Ты своего добилась: мой удел —

Под грузом срама гнуться бессловесно

И помогать тебе дурачить свет.

Но разве ум мне одному дарован?

За что мне оказали предпочтенье?

За то, что честен ты, к тому же смел.

Все, чем я от природы взыскан, стало

Источником моих несчастий. Боги,

Честь отнимите у меня: не в силах

Нести я эту ношу. — Государь,

Распоряжайтесь ею.

Ты, Аминтор,

По-царски заживешь, коль согласишься

Закрыть глаза на то, что мы с Эвадной

Встречаемся тайком.

Аминтор — сводник!

Помедли, грудь моя, не разрывайся!

Да буду проклят я, коль не посмею

Восстать на то, что почитал священным,

И к мести через океан грехов

Не проложу себе клинком дорогу,

Хотя бы это стоило мне жизни

И вечного блаженства!

Полно, полно!

Я знаю, ты жене свободу дашь.

Прощайте.

О случившемся, Аминтор,

Болтать не вздумай, или будет худо.

Не доводи до крайности меня.

Уйди, покуда я, поддавшись гневу,

Убийство не свершил.

Уйду, уйду:

Я жизнь свою люблю.

Я ненавижу

И всей душой благословлял бы рок,

Когда б сойти с ума от горя мог.

Узнаю я, о чем скорбит Аминтор,

Иль разуверюсь в дружбе.

А, Мелантий!

Дочь при смерти моя.

Поверь, мне жаль,

Что ждет ее, а не тебя кончина.

Ах, раб, головорез, палач, предатель!..

Вздор не мели, старик, иначе должность

Отнимут у тебя за слабоумье.

Я стар, да смел, а ты трусливый раб!

Уйди. Сюда сберутся скоро люди,

И я из уваженья — не к тебе,

А лишь к твоим сединам — не желаю

Высмеивать тебя при посторонних.

Тебе сегодня будет не до смеха.

Гляди, я плащ снимаю. Скрыт под ним

Меч моего отца. Он жаждет крови.

Готовься к бою.

Из ума ты выжил.

Иль свет тебе не мил? Ступай отсюда,

Горячего испей да ляг в постель

И не мешай мне думать о вещах,

Что поважней, чем жизнь твоя иль смерть.

Прославился ты на войне, где спины

Твоих солдат тебе щитом служили.

Посмотрим, так же ль будешь ты бесстрашен

На поединке с хилым стариком.

Боюсь, ты первым мне свой тыл покажешь.

Ну, обнажай клинок!

Не обнажу

И смерть твою тебе не дам ускорить.

Не приводи в неистовство меня,

Иначе никакая сила в мире

Тебя не защитит.

Уйду-ка лучше!

Он человек решительный и дюжий,

А я хоть и храбрюсь, но трусоват.

В дни юности я, правда, был нахален,

Чем трусам и внушал к себе почтенье,

Но драться не любил и в те поры.

Уйди, иль за себя я не ручаюсь!

Полсостоянья я отдать согласен,

Чтоб спесь с него посбили! Будь он связан,

Его лупил бы я, пока пощады

Он не запросит.

Скоро ты уйдешь?

Пойду-ка к себе домой да злобу

На бедных слугах вымещу.

Изрядно

Мне этот старикашка досадил,

Но несравненно больше я встревожен

Угрюмостью Аминтора. В чем дело?

Не совесть ли его терзает втайне

За то, что он Аспасию отверг?

Глаза людские не настолько остры,

Чтоб заглянуть мне в сердце. Боль свою

Я скрыл от света. Что же я терзаюсь?

Насколько мне известно, все мужчины

Со мною схожи участью. С любым

Из них поговоришь и сразу видишь:

И он таит обиду на жену.

Ах, кабы так!.. Беда быть исключеньем.

Дивлюсь, Аминтор, — мы с тобой друзья,

А по душам давно не толковали.

Ты прав. Изволь, я расскажу о шутке,

Что с дамою одной Стратон сыграл.

О шутке?

Да, притом ужасно глупой.

Нет, не о пустяках, а о вещах,

В которых ты отчетом мне обязан,

Хочу поговорить я.

О каких?

Заметил я, что гневен и бессвязен

Ты стал в речах и что на людях тщишься

Быть весел, а наедине грустишь,

Хоть прежде никогда не отличался

Ни языком неистовым и желчным,

Ни жизнерадостностью напускной.

Печаль тебя томит, и это видно,

Как ты ни улыбайся. Что случилось?

Печаль? Меня? О чем мне горевать?

Чего еще могу желать я в жизни?

Иль не любим народом я? Иль царь

Не жалует меня? Иль не женат я

На женщине, чьи очи мечут пламя,

Чей лик неотразим, а сердце служит

Тюрьмой всем добродетелям земным?

Иль — что еще важнее — ты не друг мне?

Не удручен я, а, напротив, счастлив

И чувствую, что кровь моя по жилам

Быстрей и жарче прежнего бежит.

Женись-ка, брат, вкуси восторгов чистых,

Так несказанно радующих сердце,

И тоже переменишься.

Ты вправе

Других и даже самого себя

Такими отговорками морочить,

Но с другом ты обязан честен быть.

Я сам сейчас видал, как ты, счастливец,

Натура от природы столь живая,

Подавленный, стоял оцепенело

И, лишь когда мой оклик услыхал,

Стал нехотя веселым притворяться.

Ужель, о небо, дружбы нет на свете

И я ошибся в этом человеке,

Которому всю душу открывал?

Что ж, посадить придется древо дружбы

Мне где-нибудь в неведомой стране,

А здесь ему нет места. Но довольно!

Мне легче друга по лицу ударить

Иль подлецом назвать, чем лгать ему.

Из сердца моего ты изгнан.

Полно!

Сказал я правду.

Снова ложь? Прощай.

Отныне мы с тобою лишь знакомы.

Мелантий, стой! Я все тебе скажу.

Но больше дружбой не играй и помни,

Как ты чуть было друга не утратил.

Прости меня. Я был так удручен

Чудовищной, неслыханной обидой,

Что позабыл свой долг перед тобой.

Ты плачешь? Да ответь же, что случилось?

Я знать хочу, кто друга моего

Довел до слез.

Не спрашивай об этом.

Но почему?

Да потому что лучше

Тебе не знать, кто он. Поверь мне — лучше.

Делить с тобой готов я даже слезы.

Поэтому от друга не таись,

Признайся откровенно, кто их вызвал,

И этим укрепи во мне решимость,

С которой я возьму свой добрый меч

И накажу того, кем ты унижен,

Чтоб сердцем был ты вновь не только чист,

Но и спокоен. Кто он?

Это имя

Назвать боюсь я. Не мешай мне плакать.

Да буду проклят небесами я,

Коль не убью иль хоть не опозорю

Того, кто юность омрачил твою.

Твоя сестра...

Ну, ну?..

Ты пожалеешь,

Что выслушал меня, когда узнаешь,

В чем дело.

Нет.

...Свершила тяжкий грех.

Царю она пожертвовала честью

И в блуде с ним живет.

Что ты сказал?

Такого быть не может. Ты рассудок

От горя, видно, потерял. Сознайся,

Кем был ты оскорблен на самом деле,

И я прощу тебе твои слова.

Твоя сестра — распутница. Мне больно

Об этом говорить, но это правда.

Не жди, чтоб гнев мой разум ослепил,

И честно отвечай: кто твой обидчик?

Она и царь — клянусь в том нашей дружбой.

Как малодушен я, коль ложный друг,

Которого молил я мне открыться,

Дерзает безнаказанно при мне

Чернить мою сестру, мой дом позоря!

О небеса, пусть дрожь моей руки

Свидетельствует, как я неохотно

Берусь за меч, чтоб покарать того,

Кого считал по неразумью другом.

Не бойся: я врасплох не нападаю.

Клинок твой под рукою у тебя,

И вынуть ты его сумеешь раньше,

Чем я тебя раскаяться заставлю.

Берись за меч!

Не обнажу его,

Хотя б твой гнев до облаков взметнулся,

Как волны в шторм. Коль жизнь, что мне постыла,

Ты доблестной рукой своей прервешь,

Здесь и за гробом я — должник твой вечный.

Ты низкий трус, как все клеветники,

Которые не сталью, а словами

От жертв своих привыкли защищаться.

Бранись, бранись... Чем речь твоя обидней,

Тем легче гнев подавит скорбь мою,

Чье жало даже сон не притупляет,

И тем скорей я исцелюсь.

Изволь,

Скажу и больше: я тебя убью,

Хоть ты за меч схватиться побоялся.

Но раз ты столь преступен и труслив,

Что не дерзнул на мой ответить вызов,

Тебя по смерти я оставлю так,

Чтоб над тобой и мертвым насмехались.

Тогда я обнажу свое оружье

С таким же правом, как и наши судьи,

Когда они преступника казнят.

Предвидел я, что оскорбят твой слух

Мои слова, но нахожу, что низко —

У друга силой вырывать признанье

И в ярость, вызнав тайну, приходить.

Без сожалений я умру, а если

Не я, но ты падешь, то ненадолго

Переживу тебя.

Постой, Аминтор!

Друг для меня дороже, чем семья,

Чем все на свете. Поступил я глупо.

Зачем так любопытен человек?

Зачем во вред себе я так старался

Узнать о том, что сна меня лишит?

О, лучше б я покончил с жизнью раньше,

Чем мой позор раскрылся! Друг, прости.

Вот грудь моя — пронзи ее, коль хочешь,

А на тебя не подниму я руку.

В моей ты жизни волен. Верю я,

Что был ты прав, сестру мою считая

Распутницею. Юноша, рази.

Пойми же, каково ее супругу.

Боюсь, с тобою скоро мы простимся:

Тоска меня заставит дни мои

Прервать.

Пускай сначала пол-Родоса

Живьем зароют в землю! Нет, Аминтор,

Ты будешь отомщен. О царь-распутник!

Как он решился соблазнить Эвадну

И так мою семью унизить?

Что же

Сказать тогда мне о себе?

Поверь,

Не меньше твоего я опозорен,

Но в логове ее железном смерть

Я разбужу и на царя накличу;

Честь закалит мой меч, и засверкает

Он столь невыносимо гневным блеском,

Что перед ним надменный блудодей

Потупит взор.

Увы, я обесчещен

Навеки!

Вытри влажные глаза

И посмотри в лицо мне как мужчина,

А я, твой друг, вкушу покой не прежде,

Чем за тебя обидчику воздам.

Прощай. Сгорать я буду жаждой мести,

Пока пятна с твоей не смою чести.

Помедли и прочти в моих глазах,

Как ненавистна мне твоя затея.

Умолкни, дружба! Слезы, истощитесь!

Я больше в чувства добрые не верю.

А ты, кто из груди моей сумел,

Взывая к праву друга, вырвать тайну,

Которой не исторгли б ни коварство,

Ни даже пытки, — мне ее верни,

Не то я сам возьму ее обратно,

Хотя бы это стоило мне жизни.

Но почему? Ведь я желаю только

Отмстить за друга.

В том-то и беда.

Ты так неистов, что не побоишься

Злодея покарать, предав тем самым

Огласке мой позор. Берись за меч.

Послушай, друг, того, кто прожил больше...

Довольно слов. Берись за меч, иначе...

Аминтор!

Честь решимостью меня

Преисполняет. Обнажай оружье!

Я медлить не могу.

Изволь. Но разве

Месть для меня чревата меньшим срамом,

Чем для тебя?

Еще б! Судом молвы

Ты будешь признан, кровь сестры пролив,

Восстановителем семейной чести,

Который смело наказал царя.

Меня ж за слепоту и терпеливость

Ославят малодушным рогоносцем.

О, это слово!.. Ну чего ты ждешь?

Жду, чтоб ко мне ты присоединился.

И рад бы, да греха боюсь. Сражайся.

А разве в бой вступить со мной не грех?

Я вижу, дух твой горе помутило.

Припомни же, что значит слово "друг",

И образумься. Я не буду драться.

Нет, будешь!

Что ж, убить меня ты волен.

Мой гнев по силе равен твоему,

Но я рассудка в гневе не теряю.

Ты — со слезами говорю я это —

Сошел с ума.

Ах, как я слабоволен!

Пожалуй, если бы твоя сестра

Со мною столь же мягко говорила,

Я даже ей объятия раскрыл бы.

Ты прав: безумен я и сам не знаю,

Что делаю. Но что бы ты ни делал,

Подумай обо мне.

Ужель мой друг

Мог возомнить, что, честь свою спасая,

Я о его достоинстве забуду,

Иль погублю его во мненье света,

Иль отомстить монарху побоюсь?

Ты этим обречешь себя проклятью.

Живи уж лучше и терпи, как я.

Я сделаю лишь то, что должен сделать, —

Не больше.

Друг, я безнадежно болен,

И все-таки становится мне легче,

Когда тебя я слышу.

Ободрись

И вновь будь весел.

Это невозможно.

Не падай духом. Я твоя опора.

Дай руку мне. Уйдем отсюда вместе.

Все будет хорошо.

Твое участье —

Вот все, что у меня осталось, друг.

А если так, не унывай, Аминтор.

Готов был этот юноша достойный

С собой покончить, но его, как мог,

Утешил я, и он ушел с улыбкой,

Чтоб снова роль играть. Будь наготове,

Мой острый меч, — не дрогну я.

Дифил!

Вот кстати!

Небо, как они смеялись!..

Да кто — они?

Царь и сестрица наша.

Боялся я, что лопнут селезенки

У них от смеха. Нам пришлось уйти,

Чтоб не мешать им.

Лучше бы им плакать!

Как! Плакать?

Да. Дифил, ты — брат мой младший,

И, заподозри я, что ты таить

Способен низость в сердце, я бы вырвал

Его без сожаленья.

Не пришлось бы:

Я сам бы это сделал.

Ты ответил,

Как подобает людям нашей крови.

Дай руку мне и поклянись исполнить

То, что скажу я.

Ты меня обидел.

Ужель ты хочешь, чтобы свет считал,

Что слабы наши родственные узы,

Коль в верности на жизнь и на смерть должен

Тебе я клясться?

Слов иных не ждал

Я от тебя, Дифил мой благородный.

Итак, узнай: лишили чести нас.

Поверь, что мы вернуть ее сумеем.

Тогда ступай домой, готовь оружье

И всех друзей надежных созывай,

Но так, чтобы никто не знал, в чем дело.

Дифил, нам время дорого. Спеши!

Я в правоте своей не сомневаюсь —

Я сердцем в ней уверен. Но отмстить

И самому погибнуть было б глупо,

А скрыться невредимым невозможно,

Раз цитадель в руках Калианакса,

Который мне, увы, всегда был враг.

Попробую-ка с ним поладить.

Вот он

Подходит, весь дрожа. — Почтенный старец,

Не злобься на меня. Я никогда

Тебя не оскорблял, затем что в мире

Хочу со всеми жить.

Ишь как ты кроток!

А после боя стал бы вдвое кротче.

Тебе врагом я не был.

Смейся, смейся!..

Ручаюсь честью, не солгал я.

Честью?

Откуда у тебя она?

Вот видишь,

К тебе я прихожу с открытым сердцем,

А ты опять отталкиваешь грубо

Того, кто от тебя услуги ждет.

Дождешься; как же!

Выслушай сначала.

В твоих руках ключи от цитадели,

И я желаю от тебя по дружбе,

Которую ко мне питать ты должен,

Их получить.

Наверно, ты рехнулся,

Коль вздор такой несешь.

Вот веский довод,

Перед которым ты не устоишь:

Замыслил я убить царя-тирана,

Кем ты и дочь твоя оскорблены.

Изменник, вон!

Я не уйду. Пойми же,

Мне после покушенья не спастись,

Коль цитадель в моих руках не будет.

И мнишь ты, что тебе я помогу?

Ну нет, злодей!

Довольно отговорок.

Иль соглашайся, иль тебе конец.

Не отвергай же дружбы, подтвержденной

Столь роковым признаньем.

Если сразу

Скажу я "нет", он умертвит меня;

А если я согласием отвечу,

Он на меня же донесет царю. —

Мелантий, дружбы я не отвергаю,

Но час на размышление мне нужен:

Ведь дело-то нешуточное.

Ладно,

Час — за тобой.

Царю меня он выдаст,

Но ко всему уже готов я буду.

Я счастлив, словно двадцать лет мне вновь.

Драчлив Мелантий, да умом не блещет.

Теперь за дочь я отомщу, и щеки

Опять румянцем вспыхнут у нее.

К царю бежать не торопитесь, ноги, —

Сперва я должен дух перевести.

Привет мой всем!

Привет, любезный брат!

Коль не совсем ослеп я, ты Эвадна.

Ах, полно! В краску не вгоняй меня.

К тебе я с этой целью и явился.

Ее легко добиться: я стыдлива.

Ну, льстец, ответь, как ты меня находишь.

Я не хочу хвалить свою сестру

При посторонних. Это неприлично.

Меня на галерее ждите, дамы.

Я слушаю.

Сперва я дверь закрою.

Зачем?

Затем, чтоб кто-нибудь из тех

Разряженных придворных вертопрахов,

Которые в перчатках из Милана

Врываются танцующей походкой

К тебе с визитом, нам не помешал.

Ты что-то нынче странен.

Вряд ли станет

Тебе смешно от странностей моих.

Да, видеть, как ты льстишь, мне было б горько.

Вот почему я огорчу тебя,

А не польщу тебе.

Ты научился

Здесь, при дворе, пожив, быть острословом

И говорить загадками.

Тем лучше.

По-моему, ты тоже научилась

Здесь кой-чему.

Я?

Милая Эвадна,

Вдобавок к юной прелести своей

Ты стала здесь столь важной светской дамой,

Что пред тобою ни один родосец

Не может устоять.

Мой добрый брат!

Чтоб стал я добр к такой негодной дряни,

Раскаяться должна ты.

В чем?

В поступке,

При мысли о котором я краснею,

Хотя не юн и шрамами покрыт.

Не понимаю.

Нет, понять боишься:

У тех, кто грешен, память коротка.

Ни в чем я не грешна, но если б даже

Мой грех на лбу написан был моем, —

И то б не испугалась я.

Бесстыдства

В твоей груди девичьей много больше,

Чем в чреве шлюхи, двойнею раздутом.

Ты грубиян. Ступай своим путем.

В тебя уперся он, и не сверну я

С него, пока тебя своей пятою

Не растопчу.

Чего ж на нем ты ищешь?

Свою тобой замаранную честь.

О, лучше бы меня сразили боги

Громовою стрелой иль на меня

Чуму наслали!.. Сознавайся сразу,

Не жди, пока я выйду из себя

И у тебя признанье вырву.

Кто же

Тебе наговорил такое?

Люди,

Которые все видят.

Это ложь.

Ты верить подлым сплетникам не должен.

Тварь, образумься! Не буди мой гнев

И отвечай, кто тот развратник наглый,

Кем ты на путь греха увлечена.

Пусти и будь повежливей, иначе

Ты можешь поплатиться головой.

Смири свою гордыню и сознайся,

С кем ты блудишь, в чем я не сомневаюсь.

Пусть честь моя погибнет, но тебя

Заставлю я назвать прелюбодея,

Чье имя в сердце ты таишь. Не медли:

Упрашивать тебя не стану я.

Зной в дни, когда созвездье Пса в зените,

И тот переносить мне было б легче,

Чем видеть твой позор, пока его

Раскаяньем (коль боги не откажут

Тебе и в этом) ты не искупила.

Вон, иль забуду я, что ты мой брат!

Я предпочел бы братом быть волчице:

Родство с тобой зазорнее, чем трусость.

Я так же чужд тебе, как добродетель.

Ищи меж похотливыми зверями

Себе родню. Твой брат не я — козел,

Хоть ты еще грязней, чем он. Ну, скажешь?

Скажу, что, если ты не уберешься,

Тебя я взашей вытолкать велю.

Ступай читать нравоученья в лагерь

И похваляйся там пред солдатнею

Своим бесстрашьем. Мне же ты смешон.

Дерзка ты, шлюха! Кто ж твоя опора?

Кто те, под чьим крылом ты расхрабрилась,

Хотя для них и было б безопасней —

Мой праведный клинок тому порукой —

Огонь небесный на себя навлечь

Иль в странствия по гребням волн пуститься,

Когда Борей свирепый пашет море,

Чем совращать тебя, пока я жив?

Не жди, чтоб взялся я за меч. Ну, скажешь?

Да ты рехнулся! Выспись и уймись.

Не доводи меня до исступленья

И не губи себя. С тобою рядом

Нет знатных покровителей твоих,

Которые к тому же за тебя,

Будь здесь они все вместе и с оружьем,

Вступиться все равно бы не дерзнули,

Затем что мне на помощь бы пришел

Тот, кто громами правит. Сознавайся!

Тебе не убежать, а тот, кто первым

Растлил тебя и в ад пойдет за это,

Скорей у льва голодного сумеет

Отнять добычу, чем тебя спасти.

Смерть над тобой витает. Назови же

Того, кем честь похищена твоя,

Кто яд соблазна влил в твой дух невинный

И розу превратил в чертополох.

Дай мне подумать.

Вспомни, чья ты дочь,

Чью честь попрала ты, чей сон могильный

Нарушила, бессмертных вынуждая

Вернуть останки нашего отца

На время к жизни, чтобы отомстил он.

Бессмертные не станут ворошить

Покойника во избежанье вони.

Как! Ты смеяться смеешь надо мной?

Прочь, жалость, что мужчин уподобляет

Слезливым бабам! Сознавайся, шлюха,

Иль — отчим прахом в том тебе клянусь! —

Любовником твоим клинок мой станет.

Скажи мне правду, коль за жизнь боишься,

Хоть, и сказав, достойна смерти будешь.

Ужель меня убьешь ты?

Нет, казню,

Затем что казнь преступницы столь гнусной

Угодна небожителям.

На помощь!

Кричи, кричи... Тебе уж не помогут

Помощники твои. Я клятву дал

Убить тебя, коль правду ты не скажешь,

И труп твой, как сама ты перед блудом

При жизни обнажалась, обнажить,

Чтоб на твоем клейменном срамом теле

Следы моих ударов правосудных

Увидел мир. Ну, будешь говорить?

Да.

Встань и расскажи все по порядку.

Сколь жалок жребий мой!

Да, жалок он.

Но продолжай.

Прости, я согрешила.

С каким мерзавцем?

Брат мой благородный,

Не спрашивай о том, что слишком больно

Припоминать.

Не запирайся вновь —

Мой меч пока еще не вложен в ножны.

Что я должна сказать тебе?

Всю правду

И тем смягчить свою вину.

Не смею.

Сознайся, или я тебя убью!

Простишь ли ты меня?

Еще не знаю.

Я выслушаю честь свою сначала.

Но говори, иль гнев прорвется мой.

Ужель ты состраданья чужд?

Довольно

С тебя того, что я не чужд терпенья.

Кто он?

Будь милосерден. Это царь.

Ни слова больше! Вот она — награда

За моего достойного отца,

За труд мой ратный! Царь, благодарю!

Ты щедро за увечья и лишенья

Мне из казны моей же заплатил.

Таков, знать, жребий воина. Эвадна,

Как долго ты грешила?

Слишком долго.

И слишком поздно это поняла.

Ты сожалеешь, что грешна?

О, если б

Хоть вполовину легче грех мой был!

И вновь ему уже ты не предашься?

Нет. Лучше смерть!

Хвала богам бессмертным!

Ужель, сестра, ты и теперь не в силах

Возненавидеть и проклясть царя?

Прошу тебя, возненавидь его.

Велю тебе, предай его проклятью,

Чтоб, жалобе твоей законной вняв,

Над ним свершили боги казнь... И все же

Мне кажется, что ты со мной лукавишь.

Нет, нет. В моей груди так много горя,

Что места в ней для вожделенья нет.

А не кипит ли там и гнев отважный,

Который мог бы к благородной мести

Тебя подвигнуть и твое оружье

Направить в грудь распутного царя?

Богам цареубийство ненавистно.

Нет, им оно угодно, коль злодей

Законы их презрел.

Мне слишком страшно.

Я вижу, у тебя хватает духу,

Чтоб шлюхой быть; в постели не робеть;

Невозмутимо слушать, как судачат

Пажи и слуги о тебе; а после,

Когда ты венценосцу надоешь,

Себя ему позволить выдать замуж

За бедняка, с которым вместе будешь

Ты проедать свой скудный пенсион.

Вот в этом — только в этом — ты отважна.

И все-таки царя убьешь ты.

Сжалься!

Должна была б его ты задушить,

Коль до смерти зацеловать не смела.

Не спорь, его убьешь ты. Неужели

Ты жить согласна, чувствуя, что пальцем

Показывают на тебя все люди,

В которых благородство есть; что станешь

Ты для потомков символом позора

И что твой брат и благородный муж

Раздавлены под тяжким грузом срама? —

Нет, так ты жить не будешь. На колени,

Иль — всем святым на небе и земле

Ручаюсь в том! — тебе не жить и часа,

Да нет, не часа — мига! Ну, решайся.

Воздень со мною вместе руки к небу

И тою драгоценностью, которой

Сластолюбивый вор тебя лишил,

Клянись пресечь его существованье,

Когда я прикажу тебе.

Клянусь,

И пусть исполнить эту клятву души

Всех соблазненных женщин мне помогут.

Довольно. Скрой наш уговор от всех

И даже от супруга, хоть Аминтор

Разумен, благороден и способен

На столь отважный и достойный шаг,

Как меч поднять за попранное право.

Не задавай вопросов мне. Прощай.

Ах, если бы могла я это слово

Сказать тому, что было! Как я пала

И что меня за люди окружали,

Коль ни один из них не попытался

Мне помешать пойти стезей греха!

Нет существа несчастнее под солнцем,

Чем я, чей блуд чудовищный затмил

Все непотребства, низости, безумства,

Что женщинам случалось совершать.

О, закоснелое в пороке сердце,

Смягчись и мне к раскаянью дорогу

Не закрывай!

Мой дорогой супруг!

Как!

Муж мой оскорбленный!

Что я вижу?

Колени я склонила не затем,

Чтоб ты меня в числе живых оставил, —

Для этого я слишком виновата.

Но подари хотя бы взгляд мне.

Встань

И не пытайся боль мою умножить —

Она ведь и без этого остра.

Не смейся надо мной. Хоть я тоскою,

Моей сестрой молочной, укрощен,

Но, как и волк ручной, могу взбеситься,

Вновь диким стать и растерзать тебя.

Прошу тебя, не смейся надо мной.

Столь мерзко я жила, что омерзенье

Тебе и в миг раскаянья внушаю.

Но верь, прощенье я купить готова

Ценой любых мучений, даже смерти,

Хоть и она была бы мягкой карой

За то, что я свершила.

Нет, не верю.

Тварь, для которой свято лишь одно —

Ее желанья, честной быть не может.

Ты ранишь сердце бедное мое

Мучительства бессмысленного ради.

Ужели дам себя я убедить,

Что семя добродетели взошло

В той, кто открыто блуду предавалась?

Мне ль, позабыв о стольких оскорбленьях,

Счесть искренним раскаянье твое,

Коль полагаться на тебя, Эвадна,

Как и на весь ваш пол, ни в чем нельзя?

Ты причинила мне так много горя,

В меня вселила столько недоверья

Ко всем и ко всему, что я боюсь,

Как дерево подрубленное, рухнуть,

Коль стану думать о своих терзаньях.

Переложи их бремя на меня:

Ведь ты невинным сердцем чист, как небо,

И юность благородную свою

Из-за моих злодейств губить не должен.

О мой супруг, я пала на колени

Не для того, чтоб по привычке женской

Смыть иль смягчить притворными слезами

Последствия моих безумств, которых,

Как то известно небу и тебе,

Из памяти мужчины даже время

Вовеки не сотрет. Нет, я все та же

Погрязшая в своих грехах Эвадна,

Чудовище, сравнение с которым

Обидело бы ядовитых гадов,

Взращенных людям на беду и страх

В лернейской топи[208] или нильском иле.

Моя душа, которую терзает

Боязнь неотвратимого возмездья,

Пребудет черной, словно ад, покуда

В ее кромешной тьме не заблестит

Луч твоего прощенья.

Встань, Эвадна.

За твой благой порыв даруют боги

Тебе награду: я тебя простил.

Но будь ее достойна и запомни:

Нельзя играть с небесным милосердьем

И, коль твое раскаянье притворно,

Ты можешь понести такую кару,

Которая послужит всем векам

Примером воздаянья за кощунство.

Ты прав: я так порочна, что не стою

Доверья твоего. Все существа

С благою целью созданы богами —

Все, кроме женщин, этих крокодилов,

Жестоких, как чума, как язва, мерзких,

Всю жизнь свою тиранящих мужчин,

Которыми они боготворимы,

И разом забываемых по смерти,

Подобно сказке вздорной и пустой.

Но посвящу я весь недолгий срок,

Оставшийся до моего заката,

Пускай не добродетели, поскольку

Несвойственна мне, женщине, она,

Так хоть ее подобью — покаянью.

Я искуплю, хотя и слишком поздно,

Проступок свой иль изойду слезами,

Как Ниобея.[209]

Сердцем я оттаял!

Пусть все грехи, свершенные тобою,

Бессмертные тебе отпустят. Встань.

Я умиротворен. Когда б такой же

Была ты до того, как дьявол царь

Воспользовался слабостью твоею,

Звездою добродетели ты стала б.

Дай руку мне. Теперь мы вновь знакомы,

И я, насколько позволяет честь,

Тебе согласен другом быть. Я буду

С тобой опять здороваться при встрече

И за тебя молитвы воссылать.

Тебе я место в сердце отведу,

Хотя вовек объятий не раскрою.

Убить я мог бы грешницу, но мстить

Ей, коль она раскаялась, не стану.

Поэтому целую я тебя...

Но этот первый поцелуй — последний.

Пусть небеса, к которым наши руки,

Соединив их, жрец святой вознес,

Нам добродетель равную даруют,

Затем что плотью будем жить мы врозь.

Ступай и честь мою блюди отныне.

Будь счастлив на земле, блажен по смерти

За доброту свою! Прощай, супруг.

Ты не увидишь грешную Эвадну,

Пока с себя любым путем она

Не смоет непотребного пятна.

Как верить мне таким наветам, слыша

Их от тебя, его врага?

Клянусь,

Он это говорил, и я мечом

При вас его покаяться заставлю.

Как мог он, недруг твой, тебе признаться,

Что хочет цитаделью завладеть,

Убить меня и скрыться?

Коль посмеет

Он отрицать, его я пристыжу.

Вздор!

Как и все, что с некоторых пор

Я ни скажу.

Неправда.

Что ж, извольте,

Я буду нем, и пусть вам в горло всадит

Свой меч злодей.

Его я испытаю

И уличу, коль правду молвил ты;

Но коль ты в ложь облек свою враждебность,

Тебе придется — жизнью в том клянусь —

Плести не при дворе, а дома басни.

Коль это ложь, мои вините уши:

Они слыхали то, в чем я поклялся.

Да, ни на что не годны старики.

Уж лучше вы меня казните сразу

За то, что слышал я, и наградите

Его за то, что замышляет он.

Вы верили мне встарь, но времена

Переменились, видно.

Что же делать,

Коль правосудье я блюсти обязан?

Нет у меня свидетелей.

А я?

А кто еще?

Ужель меня вам мало,

Чтоб тысячу мерзавцев вздернуть?

Этак

И тех, кто честен, вешать я начну.

Я вам найду свидетелей хоть сотню,

Которые под клятвой подтвердят

То, что я слышал.

Мне таких не надо.

А жаль! Вот я повесил бы злодея

Без лишних слов.

Довольно. — Эй, Стратон!

Я здесь.

Где ж остальные? Где мой брат?

Зови скорей Аминтора с Эвадной

Да пригласи Мелантия с Дифилом.

Пусть все идут сюда.

Коль поединка

С тобою он потребует, не властны

Ему законы наши помешать,

А я законы чту.

Ужели старец

Вам должен подтверждать мечом донос,

Которому и так поверить можно?

Прошу к столу. — Да где же новобрачный?

Аминтор, сядь вот тут, с Эвадной рядом.

Я этот пир устроил в вашу честь. —

Садитесь все. А кто нас распотешит

Какой-нибудь историей забавной,

Пока мы пьем? — Что ж ты молчишь, Стратон?

Где шутки, на которые ты мастер,

Когда тебя не просят?

Государь,

Вот потому-то я их и растратил.

Налей-ка мне вина. — А ты, Мелантий,

Печален что-то.

Мне бы надлежало

Быть веселее всех, да вот дела —

Не знаю ничего я, что могло бы

Вас позабавить.

Кубок мне подайте. —

Я думаю, Мелантий, как легко

Тому, кто облечен доверьем нашим,

Подсыпать нам сейчас отравы в чашу.

Да — если он злодей.

Такой, как ты.

Клянусь, ты прав. Вот почему отрадно

Нам видеть вкруг себя столь прямодушных

Людей, как вы. — Пью за тебя, Аминтор,

И за твою красавицу жену.

Ну, поразмыслил?

Да.

Что ж ты мне скажешь?

Что я с тобой...

сквитаюсь, будь уверен.

Стратон, налей Аминтору.

Я пью

За ту, кого люблю.

Эвадна, выпей,

Хоть у тебя ланиты от вина

И запылают, что несправедливо,

Коль скоро ты безгрешна.

Неужели

Найдется меж родосцами безумец,

Способный покуситься на царя?

Ведь он спастись не сможет.

Нет, не сможет,

Коль станет то, что он свершил, известно.

Мелантий, так и будет.

Так должно быть.

Поэтому, чтоб смерти избежать,

Ему придется не Родос покинуть,

А жизнь отнять сперва у всех родосцев.

Да, ускользнуть, убив меня, способен

Один лишь человек — вот этот старец.

Кто? Я? О небо! Я? Убить царя?

Я не сказал, что этого ты хочешь,

Но в силах ты убить меня и скрыться,

Затем что цитадель в твоих руках. —

Мелантий, ты ведь не забыл, что крепость

Он охраняет?

Да, от пауков.

Враги другие ей не угрожали

С тех пор, как ею правит он.

Спасибо

На добром слове. Я же охранить

Ее и от таких, как ты, сумею.

Оставь! Тебя я не хотел обидеть.

Когда б не ты, а брат мой ею правил,

Сказал бы те же я слова.

Садитесь.

Я вижу, с вами не повеселишься.

Налей-ка мне, Лисипп.

Калианакс,

Тебе не верю я. Такие речи,

Какие вел я, залили бы краской

Любого, кто замыслил зло, а он

Их выслушал, не дрогнув. Он невинен.

Мы наглеца нередко обеляем,

А праведника скромного виним.

Будь грех за ним, в лице б он изменился,

Увидев, как ты шепчешься со мной

И пальцем кажешь на него. Однако

Спокоен он.

Будь он спокойней трупа —

Что мне с того? Я слышал то, что слышал.

Мелантий, догадался ты, конечно,

На что я намекал. Кто виноват,

Тот сразу понимает, что попался,

Коль о его вине заходит речь.

Но я — тому свидетель этот старец —

Тебя прощаю (пусть простит и небо!),

И лишь стыдом наказан будешь ты.

Не делай больше так.

Вот это ловко!

Не знаю я, в чем грешен, но готов

Признать себя виновным, если только

Мне преступленья назовут мои.

Уверен я, здесь недоразуменье,

Но, будь за мной вина, я о пощаде

Просить не стал бы ни богов, ни вас.

Беру я, коль сознаться ты не хочешь,

Назад свое прощенье.

Не настолько

Я льстив, чтоб славить милосердье ваше,

Когда вины не знаю за собой.

Не спорь и помни: у царя повсюду

Есть уши. Крепость ты хотел занять,

Чтоб умертвить меня и тут же скрыться.

Простите, государь, меня за резкость,

Но окружили вы себя толпою

Бездельников, нахалов и льстецов,

Достоинство которых — лишь в уменье

Чернить людей достойных. Тот, кем был

Донос вам подав, умер бы бездомным,

Когда бы от врагов вот этой грудью

Его не прикрывал я. Не взыщите,

Я человек прямой и мог бы вам,

Доверье ваше к негодяю видя,

Еще не то сказать. Дозвольте мне —

А вам велит ваш долг дозволить это —

Его убить.

Ужель такой конец

Назначен мне за рвенье и заслуги?

Ну и награда!

Пусть старик ничтожный,

Считающий себя моим врагом

И мною презираемый глубоко

(Хоть злобы не питаю я к нему),

Признается, что им я оклеветан,

И клятву в этом даст.

Кто? Я? Бесстыдник!

Не ты ли сам склонял меня к измене?

Сомнений нет — все от него исходит.

Да от кого же, коль не от меня?

Ты сам же обличил свое коварство.

Мой гнев прошел. Надеюсь, государь,

Теперь вам ясно все?

Что ж все примолкли?

Лисипп, займи Эвадну, иль придется

Мне это сделать самому.

Не прочь

Ты был и прежде этим заниматься.

Мелантий, я Калианаксу верю,

Как ты над ним ни смейся.

Это странно.

Да разве странно верить старику,

Который не солгал ни разу в жизни?

С тобою я не говорю. — Ужели

Вздор, городимый злобным стариком,

Что в детство впал от дряхлости и скорби,

Поссорит моего царя со мной?

Вы, вняв ему, ошибку совершили;

Поверив — мне обиду нанесли.

Я... — но простите, говорю я правду,

А потому не скромничать могу, —

Я пролил ради вас так много крови,

Что неспособен совершить проступок,

Который у меня бы отнял право

На вашу благодарность. Под знамена

Отечества я встал еще ребенком

И славу мужа за пять лет стяжал.

Народ ваш доблесть рук моих вскормила:

Я вспахивал мечом поля сражений,

А жатву мира пожинал Родос,

И дома вы покоем наслаждались.

Так страшен стал я всем, что побеждаю

Врагов одним лишь именем своим.

Но, как и встарь, душа моя и тело

Готовы вам служить. За что же мне

Вы недоверьем платите?

Мелантий,

Несправедливость совершил бы я,

Поверив в то, что недруг твой мне скажет.

Поэтому считай, что все забыто. —

А почему все гости приутихли?

Вина сюда!

Увы, двумя словами

Лжец правду ложью сделал. Ах, злодей!

Что, взял? Кому я говорил — сдай крепость?

Глупец, поверят мне, а не тебе.

Не навлекай же на себя опалу,

А лучше уступи мне.

Государь,

Он снова взялся за свое. — Попробуй,

Изменник, отопрись! — Пускай допросят

Его, покуда он разгорячен:

Остынув, он опять солжет.

Мелантий,

По-моему, он бредит.

Он помешан,

С тех пор как счастье дочери его

Моей сестре досталось. Он мой недруг,

И все ж мне жаль его.

Жаль? Будь ты проклят!

Заметьте, как бессвязен он в речах.

Во время маски — Диагор свидетель —

Он так же поносил меня, беснуясь,

И шлюхой даму, чистую настолько,

Что брань она не поняла, назвал.

Но что с безумца взять? Его простите,

Как я простил.

Не стану я с тобою,

Притворщик, объясняться. — Государь,

Мир наглеца отъявленней не видел.

Коль жить хотите, вздерните его.

Ступай, Калианакс. Пускай уложат

Домашние тебя в постель. — Не будем

Над старостью смеяться: стариками

И нам придется стать.

Калианакс,

Иди домой и отдохни. Сыграл

Ты роль отлично: царь всему поверил.

А цитадель, коль с месяц помытарю

Тебя я так, как нынче, ты мне сдашь.

Ох, государь, он снова гнет свое

И говорит, чтоб крепость сдал ему я,

Не то меня он с месяц помытарит.

Ну как тут не рехнуться?

Ха-ха-ха!

Я впрямь рехнулся, коли на смех поднят.

Как! Можно ль больше доверять мужлану,

Вся добродетель коего — в мече,

Чем мне? Сорвите-ка с него доспехи,

И станет ясно вам, что он осел.

Но кто бы ни был он, я сумасшедший,

Коль вызываю хохот.

Ха-ха-ха!

Калианакс, умолкни! Если снова

Начнешь ты завираться, мне придется

Другому должность передать твою. —

Однако час уже изрядно поздний.

Аминтор, ты, наверное, мечтаешь

Лечь поскорей в постель?

Да, государь.

Прощай, Эвадна. — Разреши, Мелантий,

Тебя в объятья заключить и верь,

Что я твой друг и вечно им пребуду.

Ты это заслужил. — Калианакс,

Ступай проспись и стань самим собою.

Проспись! Да разве я сейчас не сплю?

Конечно, это сон! — Как! Ты остаться

Наедине осмелился со мною?

Язык твой не убьет меня, а он

Сильнейшее твое оружье.

Начал

Я ненависть свою позабывать,

Хотя ты и достоин наказанья:

Ведь даже тот, кому я враг, не вправе

Высмеивать так дерзко старика.

Вот это разговор совсем другой!

Поверь, я не хотел тебя обидеть.

Ты снова гнев мой распалил, злодей!

Он не хотел меня обидеть! Вишь ты!

Да разве человека подвести

Под царскую немилость — не обида?

Что ж ты тогда обидой называешь?

Отраву дать тому, кто нас не любит,

Иль опорочить честь его супруги,

Иль умертвить его детей, пока

Страну он защищает, — вот обида.

Все это пустяки в сравненье с тою,

Что мне нанесена. Но поступай

Со мной как хочешь. Я могу лишь плакать

От злости и бессилья.

Будь разумен

И уцелеешь, отомстив царю.

А я не государю, но тебе

Хотел бы отомстить.

Да разве хватит

На это у тебя ума?

С избытком.

Так вот, тебя перед царем я буду,

Как нынче, унижать, пока в могилу

Ты с горя и досады не сойдешь.

Но если мне уступишь ты, тебя,

Дрожащего от хилости и страха,

Я на руки возьму и пронесу

Сквозь все опасности. Ты даже должность

Не потеряешь.

Если я скажу

Царю об этом, вновь ты отопрешься?

Попробуй и увидишь.

Что ж, Мелантий,

Во всем тебе сопутствует удача.

Тебя впущу я в крепость.

И прекрасно.

Вражде конец на этом. Вот рука,

Которая тебя поддержит. Дай же

Ей старческую грудь твою обнять.

Нет, ты не по душе мне и теперь.

Как прежде, мне тебя противно видеть.

Не заключил бы я с тобой союз

Из добрых чувств к тебе, но я в опале,

Могу лишиться должности своей,

И все сложилось до того нелепо,

Что цитаделью царь, того гляди,

Тебя взамен меня назначит править.

Не мне спасибо говори. Пусть царь

Узнает, что ему сказал я правду

И честен был.

Он дорогой ценой

Заплатит за подобные познанья.

Что нового, Дифил?

Настало время

За дело браться: царь ее зовет.

Пускай. Она готова. Отправляйся,

Дифил, вот с этим добрым человеком,

Моим достойным другом. Цитадель

Тебе он сдаст.

Ужель он согласился?

Ты тоже стал бы пред царем, как братец,

Все отрицать?

Да, столь же хладнокровно.

Ступай, Дифил, и будь с ним кроток.

Прочь!

Я все семейство ваше ненавижу.

За мною следуй, но не приближайся.

Я крепость сдам, а там пусть вас повесят.

Ступай, Дифил!

Ну до чего ж он зол!

Настала ночь, когда я отомщу

И, вопреки астрологам, омою

В крови царя честь дома моего.

Мелантий, вот теперь мне помоги.

Коль вправду друг тебе я, помоги мне.

Подавленность мою сменила ярость,

И я ей рад! Приди на помощь мне.

Кто мести не возжаждал бы, увидев

Его в таком неистовстве? — В чем дело?

Меч наголо! Плечом к плечу ворвемся

В опочивальню деспота, и пусть

Низринется он в ад под тяжким грузом

Своих грехов.

Такое безрассудство

Нам стоило бы жизни. Должен разум,

А не порыв направить нашу месть.

Коль в миг такой меня ты оставляешь,

Мы больше не друзья. Прислал за нею

Он в дом ко мне — о небеса! — ко мне,

А я, увы, в нее влюблен безумно.

Мелантий, в этой женщине порочной

Есть скрытое достоинство. К тому же

Раскаялась она.

Ну что ж, сумею

Я отомстить один, хоть и погибну.

Прощай!

Безумец мне испортит все. —

Одумайся, Аминтор! Я не струсил,

Но ты клинок заносишь на царя,

На своего царя!

Аминтор честен.

Моим словам он внимет.

Я не знаю,

Что ты сказал, но околдован я:

Меч выпал из руки моей дрожащей.

Его поднимет за тебя твой друг.

Как быстро гнев в зверей нас превращает!

Как властно на любое злодеянье

Толкает нас пустое слово "честь"!

Увы, у нас с тобой несхожи взгляды.

Равно как и намеренья. Корил

Тебя сейчас я за отказ от мести,

Теперь же сам отказываюсь мстить.

А ты, как по твоим глазам я вижу,

С царем решил расчесться. Берегись!

Кто повредит на нем хотя бы волос,

Тот проклят небом.

Даже в мыслях я

Такого не держу.

Пусть так. Но помни:

Мы мстить ему не вправе.

Буду помнить.

Царь лег в постель?

Да, час тому назад.

Дай ключ и присмотри, чтоб посторонних

Здесь не было. Таков его приказ.

Жаль, что не мой... Все, госпожа, исполню,

А вам желаю хоть и не спокойной,

Но доброй ночи.

Ты горазд болтать.

На большее, увы, я не дерзаю.

Но царь проснется и...

Не трать впустую

Свое воображенье. Доброй ночи.

И долгой сверх того. Я ухожу.

Зловеща ночь, как умысел мой черный!

Куда, о совесть девственницы падшей,

Меня ты заведешь? К каким поступкам,

Ужасным, как бездонный ад, толкнешь?

Пусть женщины, коль скоро ведом страх

Им, сделанным из плоти и из крови,

Бегут прелюбодейства с этих пор!

Отваживаюсь я на шаг столь дерзкий,

Что в бурю гавань мирную покинуть

И в битву со стихиями вступить —

И то благоразумней; столь греховный,

Что мне его не искупить до гроба;

Столь страшный, что у неба милосердья

Не хватит на меня. Но решено:

Здесь честь свою дала я умертвить

И здесь же умерщвлю ее убийцу.

Он спит. Зачем, благие небеса,

Столь мирный сон ниспослан вами зверю,

Чья похотливость — дерзкий вызов вам?

Его должна убить я и убью —

Я даже рада столь достойной мысли, —

Но не во время сна, врасплох, трусливо

Его переселю я в мир иной.

Нет, разбужу его я перед местью,

Заставлю вспомнить все, что он содеял,

Как фурия, измучу, чтоб проснулся

В нем демон злой — его больная совесть,

И лишь тогда сражу.

Мой государь,

Не гневайтесь, так всем удобней будет:

Вам не придет охота обниматься,

А я смогу не принимать в расчет

Сопротивленье ваше. — Пробудитесь!

Проснитесь же, проснитесь, государь!

Проснитесь! — Да не мертв ли он уже? —

Проснитесь, государь!

Кто здесь?

Как сладко

Вы спали, государь!

Моя Эвадна,

Ты снилась мне. Возляг со мной.

Пришла я,

Хоть и не знала, буду ли желанной.

Эвадна, что за странная причуда?

Зачем меня ты привязала? Впрочем,

Забавен твой каприз, клянусь душой!

Но поцелуй меня, любви царица.

В постель, и пусть твоим я стану Марсом,

И пусть взирает с завистью на нас

Весь сонм бессмертных.[210]

Государь, постойте.

Не в меру пылки вы, и вам лекарство,

Которое вас охладит, я дам.

Зачем мне остывать? Ложись скорее

И убедись сама, как я горяч.

Да, пышете вы жаром похотливым,

И я пущу вам кровь.

Что? Кровь?

Да, кровь.

Не шевелись, и если сладострастье,

Твой демон злой, твой ум не угасило,

Раскайся. Этой сталью возвращу я

Мою тобой украденную честь.

Затем что можешь искупить мой срам

Ты только смертью.

Что с тобой, Эвадна?

Я не Эвадна. Не зови меня

И женщиной: в моей груди нет сердца.

Я тигр, я камень, чуждый состраданья.

Не шевелись, иль ты умрешь немедля,

Не смыв с себя раскаяньем грехи,

Что их усугубит, и в ад пойдешь

На муки, уготованные душам

Столь черным и злодейским, как твоя.

Не может быть! Все это просто шутка.

Ведь ты же так нежна, красива...

Нет!

Я нечиста, как ты, и совершила

Не меньше преступлений. Да, когда-то

Была и я прекрасней и невинней,

Чем молодая роза, но меня —

Не шевелись! — растлил ты, червь нечистый.

Была я добродетелей полна,

Пока меня своей проклятой лестью

От чести ты не отвратил. За это

Убит ты будешь, царь.

Нет!

Да!

Нет-нет!

Ты, в ком так много прелести, не можешь

Быть столь жестокой.

Замолчи, и слушай,

И шевели одним лишь языком,

Взывая к милосердию бессмертных,

Чьей молниею, пламенем небесным,

Преступников разящим, я клянусь,

Что будь твоя душа, как плоть, телесна,

Я и ее убила бы! Так пусть

Разит язык мой там, где сталь бессильна.

Ты низкий негодяй, позор природы,

Отравленное облако, откуда

На легковерных беззащитных женщин

Струится дождь заразный; ты тиран,

Готовый ради похоти продать

Народ свой и своих богов!

Эвадна,

Красавица, опомнись: я твой царь.

Ты мой позор. Не шевелись — вокруг

Нет никого, кто б мог твой крик услышать,

И все твои надежды на спасенье —

Лишь вздорная мечта. Готовься, грешник!

Я начинаю мстить.

Остановись!

Кому я говорю?

Мой государь,

Терпение! Мы не простимся быстро:

Еще не раз кинжалом я успею

Вас приласкать.

Какой злодей кровавый

Тебя подбил меня зарезать?

Ты,

Ты, изверг!

О!

Меня держал в почете

Ты около себя и развращал,

И развращать не перестал, женив

На мне вельможу молодого.

Сжалься!

Нет, пусть я даже в ад пойду за это!

На, получай за мужа моего!

За доблестного брата! И за ту,

Кто горше всех оскорблена тобою!

Ох, умираю!

Пусть твои грехи

Умрут с тобою. Я тебя прощаю.

Он так устал, что вроде и не дышит.

Смотри, как побелел он. Что случилось?

Он болен или свечи меркнут?

Странно.

Что с ним? Неужто занемог? — Увы,

Он весь застыл. Он ранен, мертв. Измена!

Зови людей.

Измена!

Обвинят

В ней нас, а не убийцу. Кто поверит,

Что женщина могла свершить такое?

В чем дело? Кто изменник? Где он?

Скрылась,

Но государь пал жертвою ее.

Ее? Убийца — женщина?

Где тело?

Вон здесь.

Прощай, достойный человек,

С кем был двойными узами я связан.

В твоем лице и брата и царя

Хотел бы я с прискорбием оплакать,

Но горевать — вот горе власть имущих! —

Не позволяет время мне. Прощай!

Куда она бежала?

Неизвестно.

Она к тому же — лишь орудье брата.

Разнесся слух, что, в цитадель вступив,

Мелантий со стены ее взывает

К прохожим, редким в этот час глухой,

И в непричастности своей к злодейству

Клянется им.

Отныне я ваш царь.

Да, вы наш царь.

Хотел бы я не быть им!

За мною! Смуту мы должны пресечь.

Будь тверд, Дифил. Поверит чернь тупая,

Что к бою я готов, и нам удастся

Иль разойтись с почетом по домам,

Или в изгнанье с честью удалиться.

Поверь, мой брат, мне смелость не изменит.

Не трусь, Калианакс!

Эх, будь я храбр,

Вы первые узнали бы об этом.

Поговори с народом. Ты речист.

Ох, до петли договорюсь я с вами!

Вы на мою погибель родились,

Черт побери вас! Вздернут и меня,

Чтоб вам двоим компанию составить.

Ну и везет же мне! Ведь я труслив

И стар, а до чего неосторожен!

Смотрите, вот он на стене стоит,

Надменный, словно прав кругом.

Поверьте,

Он и на самом деле невиновен.

Не гневайтесь, но вот что я скажу:

Хоть он высокомерен и способен

Свершить такое, что любой другой

Сказать и то бы не посмел без дрожи,

В нем благородство есть, и на злодейство

Пошел он только в силу обстоятельств,

Затем что в помышленьях и делах

Всегда был честен.

Я того же мненья.

Пусть боги нам помогут все забыть.

Клеон, поговори с ним.

Эй, на стенах!..

Привет, Клеон! Для нас ты гость желанный.

Мы знаем: ты достойный человек.

Льстив ты, подлец, хоть я тебе не смею

О том сказать.

Мелантий!

Принц, я здесь!

Мне жаль, что так мы встретились с тобою,

Мой давний друг. Да не допустят боги,

Чтоб ты забыл свой долг. Надеюсь я,

Что в крепости ты заперся из страха,

А не из честолюбья. Потеряли

Мы властелина, и, как утверждают,

Ты к этому причастен. Но тебе

Виднее, что тут правда, что неправда.

Я был безумен, убоясь злодея;

Пусть тот, кто посмелей, ему воздаст.

Когда б те слезы, отпрыск венценосца,

Которые так красят лик твой юный,

Ты о хорошем человеке лил,

Они б ему надгробьем вечным стали.

Пока твой брат был добрым государем,

Я чтил его и службу нес при нем

Столь верно, смело и неутомимо,

Что дружбы даже дальние народы

Искали с ним. Я был его мечом,

А он меня презрел и опозорил,

Пожертвовав заслугами моими

И мною низкой похоти своей:

Мою сестру растлил он и, — что хуже —

Открыто стал с ней блуду предаваться,

Чем сраму навсегда ее обрек.

Тогда и я забыл свой долг вассальный,

Сам суд свершил и отомстил царю

Как за себя, так и за старика

Вот этого, который им объявлен

Был чуть ли не помешанным.

Кто? Я?

Не им обижен я — опутан вами

И знаться с вами не хочу.

Короче,

За меч я не из честолюбья взялся

И стану верным подданным, как прежде,

Коль снять с меня вину ты, принц, готов;

А если нет, сил у меня довольно,

Чтобы разрушить этот славный город.

Решай, но будь в ответе скор и мудр.

Решайтесь, государь! Свяжите снова

Разорванные узы. Кто погиб,

Того вы к жизни (местью не вернете,

А в городе есть тысячи людей,

Лишь повода для смуты ждущих. Дайте

Вы грамоту охранную ему.

Вот бланк

С моей печатью. Сам заполни.

Меч обнажили ради чести мы,

Прощенья ради — вкладываем в ножны.

Меня впиши.

Но ты же знаться с нами

Не захотел.

Теперь мне все едино.

Уж лучше рядом с вами красоваться,

Чем дергаться в петле.

Впишу, впишу. —

Вступите в крепость, принц. Мы вам сдадимся

И вас царем провозгласим.

За мной!

Настал мой час последний. Да простят

Мне боги шаг по-женски безрассудный,

Но впереди я вижу только мрак

И жизнь влачить не в силах больше так.

Аминтор, смерть приму из-за тебя я,

Хоть ты того не стоишь, хоть любая,

Кто поменялась бы со мной судьбой,

Жила бы и смеялась над тобой.

Храни вас небо.

Как и вас. Что нужно?

От вас — не много. С вашим господином

Поговорить мне дайте.

Чем ему

Могли б вы быть полезны?

Очень многим.

Но прибыл я сюда с серьезным делом

И тороплюсь. Нельзя ль к нему пройти?

Коль вы спешите, медлить я не стану

И сразу вам отвечу: нет, нельзя.

Но вы хоть доложите обо мне.

Ни с кем он разговаривать не хочет,

В особенности о делах серьезных.

Так наказал он слугам.

Это странно! —

А золото ты любишь?

На, возьми

И помоги мне.

Сударь, не серчайте.

Я попытаюсь сделать что могу.

Как этот страж был с виду непреклонен!..

Нет, далеко до низости мужской

Нам, женщинам! На первый взгляд мужчин?

Суров и неприступен, но едва

Он выгоду учует, как немедля

Становится податливей и мягче,

Чем мы в любви: ведь нам она внушает

Столь сладкие и радужные мысли,

Что мыслим мы себе весь мир таким же,

Хотя устроен неразумно он,

Коль в нем два пола розно жить не могут.

И где ж он?

Здесь.

Что вам угодно, сударь?

Пусть ваша милость отошлет слугу.

То, что сказать я должен вам, достойно

Ваш слух занять.

Уйди.

Как много фальши

Черты столь благородные таят!

Я слушаю.

Коль вы меня узнали,

Вам ясно, для чего я здесь. Узнать же

Меня нетрудно: хоть мое лицо

Война и случай шрамами покрыли,

Любой вам скажет, что неотличимы

С моей сестрой мы друг от друга. Словом,

Аспасии поруганной я брат.

О, если б и поруганный Аминтор

Тебя назвать мог братом!.. Дай мне руку

Поцеловать тебе в знак уваженья

К поруганной Аспасии.

Я тот,

Кто оскорбил ее и кто за это

Жестоко поплатился. Милый мальчик,

Уйди. Твой вид мне о моей вине

Особенно болезненно напомнил,

А мне и без тебя хватает горя.

И рад бы я уйти, да не могу.

Сестру я лет с двенадцати не видел

До нынешнего дня. Сюда я вызван

Был ею, чтоб присутствовать на свадьбе,

Увы, не состоявшейся... Ну что ж,

Предполагаем мы — решают боги.

Из кратких слов моей сестры я понял,

Какою незаслуженной обидой

Вы отплатили за ее любовь.

Воюя, кой-чему я научился

И быть в дни мира мог бы с вами груб,

Но не хочу. Однако согласитесь,

Что смолоду беречь я должен честь —

Ее восстановить, утратив, трудно.

Итак, мы все уладим полюбовно

И счеты меж собой сведем без шума, —

Чтоб нас не развели, — ведь в наши дни

На поединок власти смотрят косо.

Коль вы предпочитаете свой меч —

Деритесь им; коль мой — его берите,

Затем что час и место позволяют

Нам бой начать немедля.

Не надейся,

Великодушный отрок, что свой грех

Усугублю я новым безрассудством.

Об этом я не смею и помыслить.

Мне легче умереть, чем вновь обидеть

Твою сестру, а, глядя на тебя,

Ее я вижу. Если дать иначе

Тебе я в силах удовлетворенье,

То получи его и уходи:

Твой взор страшит меня сильней кончины —

Свою вину я в нем читаю.

Верно

Сестра мне говорила, что растрогать

Меня вы попытаетесь до слез,

Надеясь уговорами и лестью

Опасность отвести и уклониться

От боя.

Драться я с тобой не стану.

Жизнь за твою сестру отдать могу я,

Вредить ей — нет.

Я вас заставлю драться.

Я с тем, кто смел, учтиво обхожусь,

Но с тем, кто вам подобен, не стесняюсь.

Опомнись! Что ты делаешь, мой мальчик?

Твоя сестра дороже мне, чем честь.

Все за нее я вытерплю — и даже

Удар — благие боги! — по лицу,

Но образумься — иль тебя постигнет

Безвременная смерть.

Ты краснобай

И зубы заговаривать умеешь

Мягкосердечным людям.

Получи,

Что заслужил!

Ах, почему он медлит

Жизнь у меня отнять?

Я вынес все,

Что вынести мужчина в состоянье,

Но не взыщи: терпению — конец.

Теперь посмотрим, так ли ты отважен,

Как хвастался, но помни: сочтены

Твои минуты.

Что все это значит?

Ты не дерешься, а руками машешь,

Свои удары сыпля мимо цели

И подставляя грудь моим.

Добился

Я своего и умираю там,

Где будет сладко мне расстаться с жизнью.

Аминтор, приношу я груз вестей,

Которыми ты осчастливлен будешь.

О, как я (рада, что могу теперь

С твоей души сорвать оковы скорби!

Перед тобой опять стоит Эвадна,

Но нет на ней пятна.

Меня ты вновь

Не проведешь. Тебе я не поверю,

Хоть выслушаю новости, которых,

Судя по виду твоему, немало.

Супруг, меня напрасно не кори,

А лучше погляди, как я красива.

Не правда ли, Эвадна стала ныне

Прекрасней вдвое, чем была в тот день,

Когда сплели пред алтарем мы руки?

Тогда моя порочность умаляла

Телесные достоинства мои,

Но грех свой я сняла с себя сегодня.

Сорвавшиеся с губ твоих слова,

Кровь на твоих руках и твой кинжал —

Все возвещает мне о чем-то важном.

Да, о событье, нам несущем счастье.

Ликуй, Аминтор! Нет царя в живых.

Всего больней нам ранят сердце те,

Кого мы любим и кому мы верим.

Итак, ты поднялась к вершинам зла

И прежние грехи свои затмила.

Порок ты искупаешь преступленьем.

Вся жизнь твоя — сплошная цепь кощунств.

Черна твоя душа, дела постыдны.

Ликуй, Аминтор!.. Это говорит

Мне та, кто умертвила человека,

Одно упоминанье о котором

Смиряло гнев мой, правый и святой.

Жалеть о совершенном — бесполезно,

Тем более, что я твою любовь

Могла купить лишь этою ценою.

Когда бы сами боги мне велели

Все позабыть и полюбить тебя,

Я им не подчинился бы. Взгляни,

Вот юноша, чьи дни судьба пресекла

Моей рукой неловкою, чьи раны

В моей груди кровоточат. А ты,

Как будто множа скорбь мою нарочно,

Мне вся в крови монаршей предстаешь,

И снова ночь мне взоры застилает,

И небывалый гнев во мне кипит.

Ох!

Скройся с глаз моих!

Прости меня

И стань мне мужем. Врозь мы жить не можем.

Уйди! Не пробуй гнев мой удержать.

Не гнев — тебя я удержать пытаюсь.

Прочь, иль прорвется он!

Я не боюсь,

Лишь согласись делить со мною ложе.

Прочь, злобный изверг!

Небом заклинаю,

Взгляни покротче на меня: твой взор —

Острее твоего клинка.

Исчезни!

В смиренье ты страшнее, чем в гордыне,

И видеть, как за мною на коленях

Ты тянешься, мне слишком мерзко. Встань.

Сперва прости меня.

Я не дерзаю

Внимать твоим речам — ты вызываешь

Во мне смятенье, словно я тебя

(Как душу мне ни полнят скорбь и ярость)

Еще люблю... Изволь, уйду я сам,

Чтобы тебя к молчанию принудить.

Знай, ты еще об этом пожалеешь.

Иди. Спокойна я. Прощай навек.

Смерть примет та, кого ты ненавидишь.

Нет, быть не перестал я человеком:

Мне сердце помешать тебе велит.

Отрадно мне твое прикосновенье,

Но им меня уже не пробудить.

Ох! Ох!

Земля трепещет подо мною,

И тайный ужас кровь мне леденит.

Мой дух наскучил плотской оболочкой

И сам себе невыносим я стал.

Есть нечто притягательное в мертвых.

Они меня зовут к себе, и я

Уже готов к ним присоединиться...

И все-таки одно меня пугает,

Хоть я еще достаточно мужчина,

Чтоб пред кончиной страху не поддаться,

И хоть нет ничего такого в смерти,

Пред чем бы отступил я, побледнев.

Но между мыслью и деяньем встала

Аспасия, обиженная мною

И потому имеющая право

Меня и после смерти презирать.

Других грехов я за собой не знаю,

И было б легче мне покинуть мир,

Когда б я ей вернул свой долг слезами.

Да, у нее я вымолю прощенье,

Коль в силах до нее еще дойти.

Что это — сон иль явь? Я только сплю

Иль впрямь Аминтор рядом?

Ты очнулся?

Да отвечай же! Дай тебе помочь!

Кровь снова прилила к твоим щекам,

А это предвещает исцеленье.

Не ты ли об Аспасии вел речь?

Я.

О слезах и о прощенье — тоже?

Да. Я уже идти собрался к ней,

Когда очнулся ты и помешал мне.

Ты рядом с ней. Ее в бою ты ранил,

Хоть он был нужен ей не ради мщенья,

А для того, чтоб пасть от рук твоих.

Аспасия — перед тобой.

Ужели

Я смею вновь смотреть тебе в глаза?

Я буду жить, мой друг. Мне так легко.

Целительною радостью полна я.

Я за тебя весь мир отдать согласен.

Крепись. Сейчас тебя я отнесу

Куда-нибудь, где помощь ты получишь.

Не надо. Лучше здесь я отдохну:

Мне изменяют силы. Не тревожься —

Теперь сама я страстно жить хочу.

Скажи, меня ты не разлюбишь?

Я?

Я, кто мизинца твоего не стоит?

Дай руку мне. Ее ловлю я тщетно:

Я что-то плохо вижу. Милый, это

Твоя рука?

Да, кроткий перл творенья.

Тебе я верю больше, чем себе.

Но мне пора. Прощай!

Она без чувств.

Аспасия!.. На помощь, ради неба!

Воды! Вновь дух ее прикуйте к телу!

Аспасия, да отзовись!.. Где слуги?

Ах, я глупец! Виски ей растереть

Мне нужно было... Нет, не шевелится.

Пусть тайный голос ей шепнет, что я

Взываю к ней, и пусть она ответит!

Я слышал, что усопших пригибают

Вот так, чтоб убедиться в смерти их.

Да, умерла. Но я с ней не расстанусь.

Ты вынесло мне правый приговор,

О небо! Так яви и милосердье

И дух ее, хотя б на срок ничтожный,

В телесное пристанище верни!

Нет, отвернулись от меня и боги.

Аспасия!.. Пригну-ка я ее

В последний раз... Ушла. Так что ж я медлю

И близости ее себя лишаю?

Довольно слов! Иду, любовь моя!

А где ж Аминтор?

Вот он, вот!

О ужас!

Уйдемте, государь. Что здесь нам делать?

Я к смерти так привык, что и сейчас

Не дрогнул сердцем. О, когда бы мог я

Окаменеть! Глаза, где ваши слезы?

Ты видишь, сердце, здесь лежит мой друг.

Смягчись же наконец!.. Ну вот, я плачу.

Аминтор, отвечай!

Ох! Ох!

Взывает

К тебе твой друг... Ах, как твоя рука

В сравненье с языком красноречива!

Заговори же!

Для чего?

Насколько

Мне эти звуки слаще всех речей,

Которые слыхал я в жизни!

Брат,

Вон труп твоей сестры, а ты слезами

Над тем, кто жив, исходишь.

Нет утраты

Страшней, чем друга потерять, Дифил.

Он для меня был всем — отцом и сыном,

Сестрой и братом. — Отзовись, Аминтор.

Кто юноша, с тобой лежащий рядом?

Аспасия. Теперь я все сказал.

К груди меня прижми. Я умираю.

Что слышу я? Аспасия?

Впервые

Жалею я, что сердцем я не мягок:

Печаль не в силах разорвать его.

Не в меру я болтлив. За дело!

Стой!

Держи его!

Мой брат, такой поступок

Мужчине нашей крови не к лицу.

Рассудком скуден тот, кто счеты с жизнью

Свести и без оружья не сумеет.

Ужели я пресечь свое дыханье

Руками не могу? А коль их свяжут,

Тебе, Аминтор, клятву я даю

Не есть, не пить, не спать и ничего,

Что жизнь мою продлило бы, не делать.

Прочь унесите трупы, а за ним

Надзор установите неусыпный.

Пусть все, что здесь случилось, будет мне

Уроком, ибо небеса благие

Наказывают смертью венценосца,

Который любострастней грешит.

Но проклят тот, кто волю их вершит.