Пьесы

Пошли им счастья бог!

Аминь.

Аминь.

Бедняжка, нелегко ей будет с мужем!

Какими кладами долготерпенья

Она за каждый светлый миг заплатит!

Да, с ней отец жестоко поступил,

Жестоко и отнюдь не по-отцовски,

Отдав ее за этого дракона.

Несчастную мне жалко.

Но, быть может,

Не так он страшен, как его малюют.

Ах, старый плут! Он льстит ее отцу,

Чтобы заполучить вторую дочку.

Неужто заполучит?

Черта с два,

Хоть дал отец согласье.

Он казался

Мне человеком стоящим.

Не каждый,

Кто состоятелен, любви достоин.

А он подавно.

Если он и стал

С женою первой, чей неугомонный,

Строптивый, шумный, вздорный нрав мы помним,

Таким же привередой, как она,

То почему он непременно должен

Вновь поднимать улегшиеся бури,

Женясь на кроткой девушке?

А все же

Я этого боюсь.

Боюсь и я,

Да так, что, будь я женщиной, с которой

Он в брак вступил...

Что сделали бы вы?

...Как злые кошки, я глотал бы угли[212]

И пламя изрыгал, чтоб защищаться

От низостей и грубостей его,

Каких и шлюха пьяная не стерпит.

Без этого быть замужем за ним

Зазорно и опасно.

Без сомненья.

Ведь он, чуть вспомнит первую жену

(Имел я случай в этом убедиться),

С постели вскакивает и вопит,

Чтоб подали дубину или вилы, —

Так он боится, что ему на шею,

Восстав из гроба, вновь супруга сядет.

Стал после брака первого похож

На прежнего Петруччо он не больше,

Чем я — на Вавилон.

Он славный малый,

И я его люблю, но глупо думать,

Что девушке невинной пара...

...Тот,

Кто, стоит помолиться ей чуть громче,

Чем люди об измене говорят,

Вспылить способен; кто, коль он не в духе,

Усматривает в тиканье часов

Шум водяных колес. А уж супруга

Не смей сама, пока он не велел,

Ни есть, ни пить, ни молвить мужу "здравствуй".

Да он ее уморит в три недели.

На десять фунтов бьюсь!

Я — в половине.

Нет, он влюблен, а значит, долгим будет

У них медовый месяц.

Здравствуй, Жак!

Ты все хлопочешь?

Да, хлопот хватает:

Забаве самой древней предаваясь,

Не обойдешься без желтков яичных...

Не в первые же дни!

...в мускате взбитых.

Разумно!

Вот уж не слуга — наседка!

Ну, отправляйся, Жак.

Мы за тобой.

Найдете вы наш дом богатым, чистым

И радостным, как ясный день весенний...

А вы, почтенный сэр, когда копье

Нацелите в кольцо? Не пожалел бы

Я денег, чтоб на это глянуть.

Да?

Клянусь моей потрепанною честью,

Невесте вашей, как я понимаю,

Игра на скрипке без смычка доставит

Немало огорчений.

Ты — шутник!

Быть может, и мудрец. Храни вас небо.

А Жак-то прав.

Когда же ваша свадьба?

Ужель тайком вы женитесь?

Нет, что вы!

Как только мне ее отец позволит,

Я всех оповещу.

А почему бы

Не сделать нынче этого, убив

Двух зайцев сразу?

Есть на то причина.

Роланд?

А не пора ли нам войти,

Чтоб не подумали чего? Идемте.

Вы подстегнули как кнутом его.

Зато уж он не подстегнет невесту,

Чтобы ускорить свадьбу.

Дай-то бог!

Со мной из дому нынче вы бежите,

Коль любите не только на словах.

Вы знаете, Роланд, что я люблю вас, —

Здесь посторонних нет? — люблю всем сердцем.

Я вас боготворю.

Тогда бежим.

Но это вздор, ребячество, нелепость!

Зачем нам, честно любящим друг друга,

Себя позорить и опережать

Свое же счастье?

Значит, вы мне лгали.

Вы знаете, я не умею лгать.

Но вижу я один лишь выход — бегство.

Нет, — хоть сейчас бежать нетрудно было б:

Все заняты другим. Но против нас

Родитель мой, а значит, мы погибнем,

Путем окольным счастья добиваясь.

Попробуйте на все взглянуть моими

Глазами и поймете, что, оставшись,

Мы путь прямой и верный изберем.

И вы достанетесь Морозо.

Глупость!

Мне легче стать воровкой, шлюхой, нищей

Иль торговать протухшею треской,

Английским табаком заплесневелым

Да камнем, что зубную лечит боль,

Чем с этим шелудивым псом Морозо

В супружество вступить.

Но он богат.

Вдруг деньги вас прельстят?

Скорее станет

Свинья первосвященником еврейским.

Как вам во мне не стыдно сомневаться?

Да разве деньги могут целовать?

Да.

Только сзади, сквозь карман на юбке.

Да разве могут сжать они меня,

Так, чтоб я вскрикнула, иль спать со мною,

Как вы? О боже, как ваш страх смешон,

Как все мужчины глупы! Что мне деньги,

Кружки металла, на которых всадник

Навек к седлу прикован?[213] Нет, Роланд,

Свободной красота моя родилась,

Свободно я и подарю ее,

А не продам, и вы должны мне верить.

Но я не говорил, что я не верю.

Ступайте, самый милый из ревнивцев.

Я вас не обману.

Но я бы лучше...

Не сомневайтесь, я устрою все.

Но...

Что?

Сказать мне надо вам два слова.

Я знаю их заранее. Хотите

Вы мною обладать, не так ли?

Так.

И будете. Довольно с вас? Идите.

Не хочется мне уходить.

Сознаюсь,

Ты молодец.

Но вот моя сестра.

Целуй меня и уходи скорее,

И верь: еще три дня — и я твоя.

Жди от меня известий. До свиданья!

Прощай!

Ах, дурачок, как он печален!

Повешусь лучше, чем его обижу.

Наш брак должна устроить я, хотя бы

Лишь из любви к искусству.

Нет, Мария,

Теперь иль никогда, иначе станешь

Из-за стыдливой робости своей

Ты наковальней для его капризов:

Он как взбесился с первою женой,

Так до сих пор и не угомонился.

Решай сама. Я лишь предупреждаю,

Что если покоришься ты...

Неужто

Мне так и поступить?

Ты испугалась?

О нет, мне это просто непривычно.

Тем выйдет все естественней. Но помни:

Тебя не заставляла я.

Не бойся:

Я в бездну брака прыгаю, как Курций,[214]

Что спас родимый край. Да будет так!

Прочь сдержанность, застенчивость, покорность,

Пока я чуда не свершу! Кузина,

Нет более былой, ручной Марии:

Во мне теперь живет душа иная,

Которая неистова, как буря,

И, словно буря, будет все крушить,

Покуда на своем я не поставлю.

Отважное решенье! Ну, держись

И не забудь: тебя не принуждали.

Я выдержу. Пример с меня берите,

Стыдливые, послушные девицы,

Мне подражайте.

Вон твоя сестра...

...Которая в себя влюбила старца...

...И влюблена в юнца.

В том нет греха.

Что горше, чем на пиршестве пафосском[215]

Делить с недужным полутрупом ложе,

Горячим телом льдину согревать,

Отсчитывать часы, внимая кашлю,

И по утрам вставать неутоленной?

Где научилась ты речам таким?

Где? В церкви: там я женщиною стала,

Оно и видно: ты скромна.

Глупышка!

Вот выйдешь замуж, так сама поймешь,

Что не купить на скромность и булавок.

Не дай-то бог!

Чего?

Быть столь же кроткой,

Как дура Ливия, моя кузина.

С ума сошли вы?

Да. И ты сойдешь.

Запомни: или ты за женщин встанешь,

Иль мы рассоримся. Но время спать.

Прости мне, желтый Гименей,[216] что с жертвой

Тебе повременю я и заставлю

Супруга удалого попоститься.

Что в голову взбрело ей?

Угадай.

Боюсь, что угадала.

Ты согласна

Мне помогать?

Мария, покорись

(Мне страшно: я в твой замысел проникла),

Безропотно разденься, и в постель.

В постель? Нет, звезды иначе судили,

И мужнин пыл я разделю не прежде,

Чем станет — не таращи глаз, сестра! —

Супруг мой человеком, а не зверем.

Его я обуздаю.

Не надейся.

Скорей ты ситом вычерпаешь море,

Чем укротишь Петруччо.

Дай лишь срок. —

Люцина,[217] пусть мое пребудет лоно

Вовеки недоступным для зачатья,

Пусть тайное содействие твое

Не облегчит мне родовые муки,

Коль я желаньям мужа уступлю

И для него женой взаправду стану,

Пока его не сделаю послушным

И смирным, как ребенка. Пусть не видит

Он от меня ни ласки, ни улыбки,

Пока я не переберу его

По косточкам и новым человеком

Не станет он. А если поцелуй

Ему я дам до этого, пусть счастья

Не будет мне и лишь со слов чужих

Я знаю, что такое наслажденье.

Неслыханный обет!

Да укрепит

Тебя воспоминанье об обидах,

Чинимых деспотичными мужьями

Не первое тысячелетье женам!

Ты встала за святое дело.

Я

Иль отстою его, или погибну.

Да где же это видано, Мария?

Одумайся! Не говоря уже

О том, что за непослушанье мужу

Тебя осудят все, хоть ты подбита

На шаг такой кузиною была,

Все это на тебя так не похоже...

Бесспорно.

Взвесь, с кем ты тягаться хочешь

И как надежды мало на успех.

Враг послабее цель мою б унизил.

Не я строптива — ты покорна слишком.

Клянусь я верой в правоту свою,

Что, став орудьем наслаждений мужа,

Себя низводит слабая супруга

До уровня скота — не человека,

Служанки — не подруги.

Тех же взглядов

Держалась первая жена Петруччо.

Она была глупа и к цели шла

Путем неверным. Я ее считаю

Одной из тех, кто хочет, да не смеет.

Со мной же запоет он по-иному.

Вы обе в это верите?

Так твердо,

Что жизнь за эту веру отдадим.

Ну что ж, неплохо верховодить мужем.

Вот женщины достойные слова!

Не будем слабодушными птенцами,

Которые, чуть засвистел сокольник,

Слетаются на вабик.[218] Вольной птице,

Которою быть женщина должна,

Коль крылья заменяет ей отвага,

Парить пристало в воздухе свободно,

Дешевые приманки презирая,

Чтоб, видя высоту ее полета,

Ее владелец на нее поставить

Был даже золотой силок готов.

Разумна речь твоя, сестра, а все же

Будь осторожна.

Право, вздор ты мелешь!

Знай, Ливия, пусть даже мой Петруччо

Объездил жен не меньше, чем коней,

Капризами терпенье наше шпоря;

Пусть даже от парламента патент

Ему на право усмирять нас выдан;

Пусть даже он хитрей и злее черта,

Иль женщины, или обоих вместе...

Вот разошлась!

...Пусть даже он умеет

Жен, как колокола, переливать,

Чтоб в лад ему они всегда звонили;

Пусть даже в мире равных нет ему

По части укрощенья жен строптивых, —

Я все же с ним вступлю в единоборство

И назло всем супружеским правам

Сломлю его, согну и превращу

В ребенка, с коим справится любая

Беззубая бессильная старуха.

В историю войдешь ты.

К этой цели

Я и стремлюсь.

Сознаюсь, мне самой

Муж-деспот ненавистен. Я способна

Такого даже...

...Сделать рогоносцем?

Коль заслужил — не грех.

Покойной ночи.

На благородный гнев ты не способна.

Ступай-ка спать, сестра. Затея наша —

Для тех, кто духом посильней, чем ты.

Ложись — вернется скоро новобрачный.

А это уж забота не твоя.

Коль замысел удастся твой, ты станешь

Примером, подражания достойным.

Тем лучше.

Уходи. Тебя не держат.

Не помогаешь — так хоть не мешай.

Не буду — я иду за вас молиться.

Держись, Мария.

Нам придется, Бьянка,

Всю нашу хитрость нынче в ход пустить.

Решилась я, и первый шаг покажет,

Прославит ли меня мое деянье:

Фундамент — это половина зданья.

Хозяин мой...

Как поживает он?

Ты кланяйся ему.

Что это значит? —

Он ждет...

Пусть ждет — никто не запрещает.

...Что вы ему вас навестить теперь,

По окончанье пира, разрешите.

Я не больна.

Я полагал, вы спальню

Покажете ему.

Что я — лакей?

Где ранее он спал?

Внизу, в гостиной.

Тогда он знает, как туда пройти —

По галерее прямо.

Вы, хозяйка,

Все шутите — тут речь о спальне вашей.

Жак, шутка — добрый признак. Если ж хочешь

Знать, где я сплю, ступай за мной, а после

Хозяину расскажешь, что увидел.

Жак, марш за нами!

Вот откуда ветер!

Ей-богу, наступает непогода —

У этих женщин вид какой-то странный.

Уж коль они стакнутся, жди беды.

Весь день следил я, как они шептались,

То перемигиваясь, то щипаясь,

То слишком часто заливаясь смехом,

Как будто все по-ихнему идет.

Да разве это свадьба? Это мерзость,

Мошенство и бессовестный обман,

Хоть, спору нет, на редкость хитроумный,

Как ждать и надо от таких пройдох.

Но ничего! Хозяин мой — не промах

И мастер разбираться в этих штучках,

А если уж сплошает, будет сам

За все в ответе. Провожу-ка дам.

Ну, господа мужья, кто об заклад

Побьется, что меня обгонит?

Ночью?

Да.

Спорю на перчатки в фунт ценой,

Что не отстану.

По рукам. А что же

Молчат другие? Вызов брошен всем.

Распутник, поменяйся мы ролями,

Я вас бы всех обставил, хоть и стар.

Но мой черед придет, и вас попрыгать

Еще заставлю я.

Чем, старина?

У вас в часах песку уж не осталось.

Вы, взяв в галоп, рассыплетесь — ведь вам

Не прочитать молитву без одышки.

Мальчишки, полно хвастаться! — Мой сын,

В постель: там упадешь, гордец, ты духом.

Да, упаду — на вашу дочь, и вновь

Воспряну, если в масле, пастернаке

И яйцах правда есть.

Пора тебе

За дело взяться, с болтовней покончив.

Бахвал, ты будешь завтра утром схож

С Георгием святым в Кингстонской церкви.[219]

Который удирает от дракона,

Хвостом его за лень и трусость бьющим.

Он что-то присмирел!

Иду, Петроний. —

Что скажете?

А то, что карлик рек:

"Живым ты не вернешься, человек".[220]

Возможно, господа, что я и рухну

Под бременем супружеского долга.

Что ж, я не первый, я и не последний

И в этом утешенье почерпну.

Но то, что сделать в силах человека,

Я сделаю.

Легла моя супруга?

Нет, сэр.

Как так? Придется к ней подняться

Да вздуть ее. Ох, уж мне это девство!

Одни заботы от него. А впрочем,

Его и нет, быть может.

Если так,

Я дочь зарежу всем законам назло.

Идем наверх!

Туда вам не попасть...

Что?

...Коль в трубу, как галки, не влетите,

Иль не ворветесь, словно в брешь, в окошко,

Иль не взорвете двери.

Что за вздор?

Не вздор — нравоученье из баллады.

"Ты в бурю и град

Вернешься назад,

Но тебя не пущу на порог".

Там забаррикадированы двери,

Из всех щелей торчат стволы мушкетов,

Запасено на месяц провианту...

Ей-богу, я не вру!

А ты не пьян?

Идемте! Он, конечно, пьян.

Вы правы —

Я пьян. Идите, господа, но только

Поберегите головы.

Рискну.

Ты говоришь, дверь заперта?

Так точно,

И охраняется она двумя

Бранчливейшими языками в мире.

За честь считает гарнизон держаться

И если даже сдастся, то на самых

Почетнейших условьях: цитадель

С заряженным оружием покинуть —

И то им будет мало.

Как так им?

Иль кто-нибудь к жене моей пробрался?

Да, там при ней военный инженер.

Бог мой, да кто ж это?

Полковник Бьянка.

Она такой там равелин[221] воздвигла,

Что перед ней Спинола[222] — землекоп.

Я небогат, но жалованье за год

В заклад поставлю, что ворветесь в крепость,

Все наши батареи в ход пустив,

Вы ночи через три — едва ли раньше.

Жак, ты меня смешишь.

Друзья, отступим:

Оттуда их не выбить.

Ну? Я пьян?

Кому охота, тот пусть к ним и лезет,

А я унес оттуда чудом ноги.

Да что у них там? Сумасшедший дом?

Они, надеюсь, хоть молчат?

Напротив,

Стрекочут так ужасно, что их ругань

Покроет шум на Лондонском мосту.[223]

С каких же это пор моя жена

Столь разговорчива?

Да с тех же самых,

Что есть у вас довесок, — от рожденья.

Как! Первую же ночь проспать вне спальни?

Нет, скот я буду, коль стерплю такое!

За мной! В атаку все, в ком есть отвага!

Идите. Вас постигнет тот же срам,

Что и меня. Добрался я до двери,

Стучусь — ответа нет. Стучусь опять —

Молчанье. Стал я дверь ломать, но тут

Из окон хлынул водопад обильный,

И, не склонись я ниже, чем монах

В земном поклоне, — caetera quis nescit?[224]

Не спальня там, а сущее Остенде:

На окнах — оловянные орудья,

А чем они заряжены — вы сами

Почувствуете скоро.

Тем славней

Победа будет.

Гласис[225] цитадели.

Прикрыт огнем двух длинных языков,

На милю все без промаха разящих.

Ступайте же, коль вы такой храбрец!

Глядите-ка — в окне парламентеры!

Что здесь творится? Так я изумлен,

Что волосы мои встают.

Эй, дочка,

С какой ты стати в спальне заперлась?

С такой, что оградить себя желаю.

Но от чего и от кого, родная?

Я обижать тебя не собираюсь.

Не сможете, хотя б и собирались, —

Я укрепилась.

Все понятно мне:

Ты хочешь сохранить свою невинность

На ночь-другую.

Может быть, и на сто.

Покуда с вами лечь не захочу.

Вот так тихоня! С нынешнего дня

Я молчаливым женщинам не верю:

Чуть их прорвет, они трещат почище,

Чем на огне поленья.

Кто такая

Ты, чтобы так со мною говорить?

Супруга ваша, щеголь.

Вам что нужно?

Вы что тут раскомандовались?

Знайте,

Командовать здесь я ей разрешаю.

И вот вам мой приказ на эту ночь —

Уйти ни с чем и дать покой супруге.

И следующей ночью будет то же.

Ты шутишь!

Нет, я говорю всерьез,

А коль не примет муж моих условий,

То и всегда так будет.

Вот так речи!

Бог не обидел языком ее!

Я предпочел бы слов таких не слышать.

Я вижу, зря мы сострадали ей,

Дурной, порочной женщине.

Надеюсь,

Ты пошутила, а теперь откроешь...

Надейтесь.

И придешь за мною?

Нет.

Вниз силою тебя стащу я!

Вниз

Не стащит нас все ополченье графства,

Пока мы не сдадимся, а на это

И не надейтесь. Если ж вы рискнете

Пойти на приступ, вам придется туго.

Не дай мне, господи, подобной свадьбы!

Мария, отвечай начистоту,

Зачем со мной ведешь себя так странно.

Ведь ты же брака нашего сама,

По-моему, сильней, чем я, хотела.

Ты знала, что во мне довольно пыла,

Чтоб женщине всю ночь не дать уснуть,

И что святым я стать не собираюсь.

Конечно, я далек от совершенства,

Но все ж не стар, не слаб, лекарств не пью

И в состоянье угодить супруге,

Которой дом и муж небезразличны.

Не спорю.

Знают все, что мне стыдиться

За положение свое не надо,

Что состояньем я не обделен,

Что не за деньги я ценим друзьями.

Согласна я со всем без исключенья.

И более того, я так чужда

Всех этих, важных для столь многих женщин,

Но жалких пустяков, что, будь я вновь

Незамужем и выбирай супруга

Меж наибогатейших женихов,

Меж самых здоровенных ланкаширцев,[226]

Я предпочла б Петруччо, если б даже

В одной рубашке, с десятью грошами,

Чтоб заплатить священнику за свадьбу,

Явился он ко мне.

Тогда зачем,

Как разоренный мельник, из окошка

Выглядываешь ты и вздор несешь?

Чтоб я, жена, в твою любовь поверил,

Спустись и делом докажи ее.

Нет, раньше обо всем уговоримся.

Играй! Все козыри в твоих руках.

Пусть я издохну нищим, коль канальства

Не больше в этих двух проклятых бабах,

Чем в целом нашем королевстве!

Это

Какая-то загадка: то ты любишь,

То нет.

Вы правы. До ее решенья

Я вас к себе не подпущу.

Молчать,

Иль рассержусь я!

Буду очень рада,

А рот вы не заткнете мне.

Уймись

И не сходи с ума, иль будет худо:

Я все еще Петруччо.

Я же — та,

Кто пострашнее, та, кто не боится

Ни гнева, ни известности Петруччо,

Та, кто себя поработить не даст.

Вы предупреждены. Я все сказала.

Коль верх возьмешь, тебя поздравлю первый.

Но верх-то вам придется брать.

Молчите,

Трещотка!

Перестань болтать, Мария.

Велю тебе сойти из чувства долга

Перед отцом.

Спустись. Я все прощу.

Нет, мой отец. Примите в рассужденье,

Что я от долга, названного вами,

Уже свободна — мужу моему

Свои права вы передали в церкви,

И от меня потребовать отныне

Вы можете лишь уваженья к вам.

Чтоб оказать его, я вас прошу

Благословить меня на сон грядущий.

Неслыханно! Будь ты ко мне поближе,

Благословил бы я тебя покрепче,

Чем дьявола святой Дунстан.[227] Я вниз

Тебя стащил бы за косы!

Святому

Не подобает глотку драть в сердцах.

Вам было б ревеню принять полезно.

Коль право на тебя, как ты считаешь,

Мне твой родитель передал, смирись

И дверь открой, пока я не взбесился.

Вот и осуществите ваше право.

Дай лишь возможность.

Велика наука

Объездить клячу? Хвастаться тут нечем.

Прав на меня у вас, как понимаю,

Не больше, чем и у меня на вас.

Довольно торговаться. Дверь открой,

И мы правами нашими сочтемся.

Не горячитесь, словно конь стоялый.

Ответьте лучше: равное ли право

Имеем мы отныне друг на друга?

Взаимно ль уваженье наше?

Да.

Тогда по праву я вам объявляю:

Из уважения ко мне уйдите,

Ложитесь спать и глупости забудьте —

Мне не до вас.

Чем тут, друзья, поможешь?

Дубьем! Эх, мне бы до нее добраться!

Вот счастье, что давно вы без зубов!

Опасней бунта со времен Тирона[228]

Не видел мир.

Через неделю-две,

Коль вы себя пристойно поведете,

И будете моей покорны воле,

И вступятся за вас мои друзья,

Я, может быть, и выражу согласье

Поцеловать вас и три раза в год

Платить вам дань такую же. Понятно?

Ого!

Мне остается утешаться

Лишь тем, что не одна на свете юбка.

Как и штаны.

Я натощак уснуть

Не в силах — волчий голод спать мешает.

Кормитесь на здоровье где хотите,

Хоть на чужих хлебах, — что мне за дело?

Седлайте-ка своих коровниц лучше —

Они на все пойдут. Да не забудьте —

Подпругу подтянуть, чтоб не слететь.

Мария, обещай ты мне теперь

Все радости супружеского ложа,

И научись лобзаниям таким,

Которые рассудок расплавляют,

И принимай все новые обличья,

Чтобы меня разжечь, — останусь я

Презрителен, бесстрастен, равнодушен

К тебе и всем твоим уловкам. Помни,

Что сила женщин только в красоте

(Ваш ум убог, и этого не скроешь),

Но что и с нею, коль у вас отнять

Румяна, шелк, портних, врача, диету,

Вы падали гнусней и безобразней.

Нет, мы, как та, кем посланы мы в мир,

Как добрая, прекрасная природа,

Верны себе. Небесного начала

Довольно в нас, чтобы мужчин пленять,

И слишком много, чтоб им подчиняться.

Мы — золото, и примесей в нас нет,

Пока чекан супруга мы не примем.

Вы ж — лигатура, портящая нас.

По вашей мы вине, как медь, краснеем.

Знай, лишь с мужчиною соприкоснувшись,

Вы, женщины, становитесь людьми:

До этого в вас нет души. — Идемте,

Друзья, отсюда — ночь я попощусь. —

Прощай, жена. Иль, может, дверь откроешь?

Нет.

А тогда я доступ к вам закрою,

Не дам вам ни еды, ни дров, ни свеч,

Лишу Вас всех удобств. Ага, струхнула?

Проси прощенья.

Полно нас пугать!

Хоть месяц осаждайте — нам не страшно.

Отлично сказано, полковник!

Живо

В постель, Петруччо! Господа, прощайте —

Отцу нельзя засиживаться поздно.

А мы здесь остаемся дней на десять

И, не добившись своего, не выйдем.

Я дам себя повесить, коль добьетесь!

Я ж дам себя четвертовать, коль вас,

Петруччо, я не выучу бояться

И чтить свою жену — вот цель моя.

Вас все страшатся. Вы известны всюду

Как укротитель жен, смиритель женщин.

А вот теперь вас женщина смирит

И развенчает. Не глядите грозно —

Я буду этой женщиной, и вас

Я укрощу. Что, скушали? Прощайте.

Мы ж будем начеку.

Не суйтесь лучше.

В них бес вселился, настоящий бес!

Клянусь вам, я их отучу беситься,

Напомнив им о старой поговорке:

"Не попотеешь, так и не поешь".

Ах, черт, как ловко из седла я выбит!..

Сплотитесь, господа, вокруг меня,

Иль мы лишимся наших привилегий.

Ей-богу, баб должны мы осадить:

Пускай они иль с голоду издохнут,

Или с повинной выйдут.

Я забью

Все входы в дом за исключеньем окон.

А коль придут на помощь горожанки,

Мы с боем их отбросим.

Стану я

Дозором с этой стороны.

Заляжет

Мой полк с другой.

Разумное решенье:

Он слишком стар уже, чтобы стоять.

Вернемся в дом, оружье приготовим.

Мы выбьем их из спальни и заставим

Просить нас на коленях о пощаде.

Я женщин бич, Петруччо. Мне ли быть

Посмешищем в день собственной же свадьбы?

Эй, Педро, погоди!

Я очень занят.

Куда бежишь?

Простите, но собой

Я не располагаю.

Ты не спятил?

Нет, я спешу.

Что у тебя за дело?

Их тысячи. Вы не женаты, сударь?

Да, холост.

Холостым и оставайтесь...

Но почему?

Не то приобретете

Такую скрипку, что всегда играет

На лад один, а песенок-то много.

Что с парнем?

Жак!

Ах, сударь, я вам друг,

Но дел по горло...

Как! И ты туда же?

У всех дела! Какие? Кто-то умер?

Эх, кабы так!

Так чем же занят ты?

Отвечу кратко: наложить я послан

Запрет на пироги, паштеты, пудинг

И солонину, чтобы не снабжали

Торговки бунтовщиц. Прощайте, сударь.

А как там милая моя?

Как лошадь

Артачливая — для езды негодна.

Паштеты, пудинг, пироги и лошадь?

Что это значит, черт его возьми?

Что он хотел сказать?

Софокл! Вот кстати!

Простите, тороплюсь.

Что здесь творится?

Зачем все суетятся? Вы куда?

На рекогносцировку.

Как?

Я должен

Разведать, что у женщин за траншеи.

Да разве это вам они позволят?

Я не шучу.

Я вас не понимаю.

Вы слышали о действиях военных

Меж новобрачным и его женой?

Он действует уже? Вот и прекрасно.

Он действовать бы должен, но на выстрел

Она его к себе не подпускает,

Засев и прочно укрепившись в спальне.

Ей-богу, даже самый смелый рейтар

Кобылы норовистей не седлал!

Теперь вам ясно? Послан я в разведку.

Так эта весть странна, что удивился б

Я меньше, видя бой двух армий в небе.

А вы моей любезной не встречали?

Встречал. Она была поглощена

Раздумьями о чем-то очень важном.

Вдруг, видимо, решение приняв,

Со смехом поднялась и убежала,

Чтобы с Морозо не столкнуться.

Видно,

Она пошла искать меня.

Идем?

Нет, остаюсь.

Прощайте, друг!

Прощайте! —

Раздумья... Но о чем? И смех... Над чем?

Лишь обо мне у ней, конечно, мысли.

Но, может быть, бесхвостый пес Морозо

Прельстил ее деньгами, мишурою

Да тем, что жить ему уже недолго?

Она! А вон и мерин появился,

Чтоб подсмотреть за нами... Поклонюсь. —

Привет мой вам, красавица.

Вон лис

Скрывается в нору, меня завидя. —

Храни вас бог.

Как вы глядите странно!

Привыкла я глядеть, как мне угодно.

Сто фунтов дам, чтоб это вновь услышать!

Вам неприятно то, на что глядите?

Да.

Как! Иль вы не знаете меня?

Нет, знаю, как и многих, о знакомстве

С которыми жалею.

Почему

Решили вы порвать со мной?

Отвечу:

Затем что вы несовершеннолетний

И связываться с вами мне нельзя.

Вот женщина разумная!

Вам надо

Стать поумней, да отпустить бородку

(Не сласть с юнцом всухую целоваться!),

Да и пообтесаться, если можно.

Отлично!

Если ж вам придет охота

Мне подарить испанские перчатки,

Корсаж за десять фунтов, иль чулки,

Иль пони для охоты, я готова

Из милости принять ваш дар.

Прощайте!

Теперь я лучше в Смитфилде[229] куплю

Одра, который мне сломает шею,

Чем женщине поверю вновь!

Прощайте

И сделайтесь мужчиной наконец,

А я вам в память нашего знакомства

Такую горничную подыщу,

Которая вас кое в чем полезном,

Уж раз вы так беспомощны, наставит.

Она моя!

Ах, душка!

Ах, цыпленок!

Что это значит? Нет, такие ласки

Не по сердцу мне.

Да хранит вас бог!

Чтоб черт вас взял!

Ой!

Сувенир любовный

Вы получили. Будьте ж благодарны.

Запомню это я, и не один

Мой нос войдет в игру, коль жив я буду.

Неужто по лицу?

Притом с размаху,

Чуть нос мой не расплющив. Коль Амур[230]

Пускать такие стрелы научился,

Он совершеннолетним, видно, стал.

Вы что-нибудь ей поперек сказали?

Ни слова.

Или руки в ход пустили?

Будь это так, гордился б я собой,

Но быть побитым ни за что — обидно.

Терпение! Я вылечу ее,

К спине ей приложив не пластырь — палку.

Нет-нет, вы слишком строги.

Я, наверно,

В тот день, когда зачал девчонок этих,

Свой нрав таивших до сих пор, был пьян,

Да не вином, а смесью водки с пивом —

Вот почему так и ершисты обе...

Она Роланда тоже прогнала?

Хоть в этом утешенье! Говорила

Она с юнцом так свысока, как будто

О нем не помышляла никогда,

Не видела его и не знавала,

Что кажется мне чудом — ведь с мальчишкой

Она позавчера лишь целовалась

Столь жадно, словно съесть его хотела.

Подвох я чую! Как он вел себя?

Чуть не заплакал и ушел.

Не верю

Я Ливии, хотя, клянусь, она —

Смиренье воплощенное. А впрочем,

Быть может, плюха — знак благоволенья?

И очень прочный знак.

Ну не сердитесь —

Я разыскал священника, и с нею

Вас обвенчают через два часа.

Согласны?

Да.

Я присмотрю за всем,

А эту госпожу так отчитаю,

Что сесть, ей больно будет целый месяц.

Помилосердствуйте!

Как бы не так!

А вдруг меня ударить захотелось

Ей из любви ко мне, как то бывает

У женщин очень часто?

Может быть.

Я с нею расквитаюсь по-другому.

Она моей сегодня ночью станет!

Да, вы ее почнете.

Я, хоть стар,

В отместку ей задам такого жару,

Что будет год она потом вздыхать.

Где вдовья часть?[231]

При мне.

Ваш адвокат

Ее проверил?

Эту часть проверит

Не адвокат, а ночь и ваша дочь.

Пусть будет так.

Не бойтесь встречных исков

И промедлений с вводом во владенье,

Коли печать не сломана.

Пойдем

Утешим зятя моего Петруччо:

Он хнычет, как малыш, который шапку,

Плод с дерева сбивая, потерял.

Его жена по-прежнему не хочет

Помягче стать и взаперти сидит?

Сидит и будет впредь сидеть, покуда

Не сдохнет с голоду. На ней мы явим

Всем женщинам такой пример, что те

Считать за счастье будут, коль позволит

Им муж себя разуть или почистить

Его коня.

Вот жизнь для нас настанет!

А вам известно, что повсюду ходит

Слух, будто поднят женщинами бунт,

Чтоб поприжать мужчин?

Ну нет, сначала

Мы их прижмем! Пускай себе бунтуют,

А мы посадим их на стул позорный,

Да сунем в воду, да пошлем поплавать —

Авось Колумбам в юбках суждено

Открыть блаженный остров послушанья.

Пора! Идем.

Святой Георгий с нами!

Я, мой отец, коль гладко все сойдет,

Расстрою ваши замыслы, и свадьбы

Не будет нынче. Я меняю галс

И в цитадель сестры, как в порт надежный,

Корабль свой направляю. Дай лишь бог,

Чтобы Роланд за чистую монету

Мои слова не принял. Мне пришлось

Сказать их, чтобы лиса сбить со следа.

Разведаем-ка подступы — ведь тут

Стоят войска свирепого Петруччо.

Должна я незаметно проскочить:

Коль попадусь — пойду под суд военный.

Покамест мне везет... Эй, наверху!

Эй!

Qui va la?[232]

Свои.

Да кто свои?

Открой глаза — увидишь.

Ах, бедняжка,

Кто подослал тебя? Какому дурню

Понадобилась ты как адвокат?

Ведь ты парламентер?

Нет, ты ошиблась:

Я убедилась в вашей правоте.

Слаба ты слишком

И слишком неумна, чтоб нас морочить.

Иль мы не знаем, как ты боязлива?

Клянусь тебе...

Нет, не клянись, сестра.

Ты красноречье тратишь зря.

Кузина,

Не лги напрасно — нас не провести.

Мы знаем, кем ты послана.

Я честью...

Оставь! Не думай, что, поклявшись честью,

Иль девством, иль другой такой же клятвой,

Которой грош цена в базарный день,

Ты поколеблешь нас. Ужель считают

Разумники, приславшие тебя,

Что мы, как дуры, будем объясняться

С тобой, второй Синон,[233] пока Петруччо,

Конь деревянный, не проникнет к нам?

Ступай и объяви веселым грекам,

Тебя подбившим, что, коль вспыхнет Троя,

Я, как Эней,[234] на собственных плечах

Из боя вынесу вот эту даму

Всем мирмидонам назло и за морем

Найду страну, неведомую людям,

Где с ней мы заживем в безмерной славе,

Как амазонки гордые, и будем

Мужчин за низость презирать.

Я — с вами.

Давно ли?

А тебе не все равно,

Коль за свободу я готова биться?

Остерегайся! Коль тебя в обмане

Мы уличим, покажутся мученья

Того, кем принц Оранский был убит,[235]

Забавой по сравнению с твоими.

Приму я казнь любую.

Так клянись

Роландом — потому что девством клясться

Тебе, боюсь, уж поздно — в том, что ты

Желаешь мира, чести и удачи

Себе и нам.

Клянусь!

Клянись еще

(Так будет понадежней) отвращеньем,

Которое питаешь ты к Морозо;

Тем, что его считаешь ты никчемным,

Как пыльная бутылка, нездоровым,

Как осень, глупым, скаредным и подлым

И грязным, как ветошник с Хаундз-Дич;[236]

Тем, что в твоих глазах он лишь дырявый

Пустой мешок с седою бородой,

Пышней которой даже хвост кобылий,

Что оводами начисто объеден;

Тем, что красивой молодой бабенке

Не спать с поганцем этим, чей клинок

При выпаде вплоть до эфеса гнется

И кто отравит ей всю радость жизни,

А быть при нем сиделкой и возиться

С ним, как с больной собакой, предстоит;

Тем, наконец, что быть ей с ним придется

Всего лишь щеткой, призванною чистить

Камзол, который больше слуг носило,

Чем съел матросов Северо-восточный

Проход.[237] Клянись без всяких оговорок,

Не думая, что он тебе подарит

Хотя б юбчонку иль худое платье, —

И мы тебе поверим.

Я клянусь!

Скажи еще — и откровенно: сердцем

Или врагом подсказано тебе

Твое решенье мудрое?

Не бойтесь.

Лишь потому, что я в мужей не верю

И пламенно желаю вам помочь,

Я, как и вы, за нашу вольность встала.

Пойми, что, если мы тебе поверим,

А ты изменишь нам, все наше дело

Ущерб тяжелый понесет. Подумай,

Чем станешь ты тогда во мненье женщин,

Которые и сотни лет спустя

О нас, создательницах новых нравов,

С благоговеньем будут вспоминать.

Коль ты нам солгала, уйди отсюда

И, чтобы искупить свой грех, покайся

Достойнейшим из горожанок в нем.

Не отягчай своей души злодейством

И помни: коль своей игрой двойною

Нас обречешь ты на разгром и срам,

Нигде ты не найдешь спасенья, кроме

Как там, где женщин и в помине нет.

Ведь коль любая материна дочка,

Слыхавшая о деспотах мужьях,

Тебя, узнав, в чем ты виновна, встретит...

...Коль старая карга на костылях,

Беззубая, слепая, в ком осталось

От женщины одно — язык бранчливый,

Наткнется на тебя, она немедля

Почует, кто ты есть, и за тобой

Увяжется, как сон дурной, замучит

Молитвами навыворот тебя,

Твое питье и пищу проклянет,

А если в брак ты вступишь, наколдует

Бессилие на мужа твоего.

Тебя девчонки лет пяти и те

Исщиплют всю до синяков, как феи.

Все женщины, которым доведется

Узнать, кто ты, грознее фурий станут,

Зажженною куделью и ключами

Взмахнут над головой и крикнут: "Месть!"

Итак, страшись измены — иль погибнешь!

Коль были у тебя дурные мысли,

Когда ты шла сюда (пусть даже их

Теперь и нет), уйди и, как сказала

Моя ученая кузина, кайся.

Не место здесь для лжи.

Коль вам я лгу,

Пусть стану я презреннейшей из смертных.

Смотри же, будь доверия достойна...

Ты не с пустыми к нам пришла руками?

Нет. Вот пирог, говядина, рубец,

Вино и пиво. Но поторопитесь,

Не то меня поймают.

Жду тебя

В дверях гостиной — там наш тайный выход.

Неси туда свой провиант, но прежде,

Чем переступишь наш порог, забудь

Покорность и привязанность к мужчине.

Будь осторожна.

Я не попадусь.

Роланд!

Ну как дела?

А как твои?

Ты выглядишь неважно.

Да... Ответь-ка,

Кто, первый свел знакомство с чертом?

Баба.

Они сдружились?

Очень может быть —

Они ведь кой о чем договорились.

Он яблоко ей продал?

Да. И сыру,

Чтоб ссорить было легче ей мужчин.

Скажи, а у нее осталась совесть,

С тех пор как яблока она вкусила?

Вот схоластический вопрос!

Неправда.

Он, Транио, давно уж разрешен.

Плод, съеденный сырым, в ней вызвал: ветры

Фальшивых слов и колики обетов,

Какими с двух концов ее несет.

Надеюсь, слышал ты об Эскулапе,[238]

Искусном врачевателе, сшивавшем

Тех, кто был четвертован за измену,

И делавшем их честными людьми?

При чем он здесь, Роланд?

Пусть он возьмется

(Уж если хочет настоящей славы)

За женщину бесчестную, дрянную,

И, коль ее от низости излечит,

Мы все уверуем в его премудрость

И выпишем его на землю вновь.

К чему, Роланд, ведешь ты эти речи?

Чем ты взбешен?

Гнев оседлал меня

И вместо шпор вонзил в мое терпенье

Вещь — где мне слово нужное найти? —

Которая злодейств гнуснее, — бабу.

С возлюбленной размолвка?

С той, кто ею

Была.

А ныне?

Перестала быть.

Она меня обидела — и как!

Как тот, кто мне погибели желает.

Возлюбленной моей отныне будет

Лихая шпага, книга или лошадь.

Скажи при встрече Ливии...

Охотно.

...Что ей гораздо легче сосчитать,

Как часто я о ней с любовью думал.

Пролить чистосердечную слезу,

Быть постоянною в теченье часа,

Состариться и честность сохранить,

Остаться девушкой, живя при муже,

Чем вновь меня заставить ей поверить.

Вот что сказать ты должен ей. Прощай.

Все сделаю я для тебя, бедняга!

Ах, старый пес Морозо! В нем все зло,

Но сдохнет он, надеюсь, до женитьбы

На Ливии. А я помочь Роланду,

Чтоб он не впал в отчаянье и грусть,

Советом и деньгами ухитрюсь.

Так вот, скажи я, что ее прощу,

Поскольку я в любви великодушен,

Хотя она того отнюдь не стоит

(Teneatis, amici),[239] вы меня

Подняли б на смех скопом.

Непременно.

Да как оно и не поднять? Кто слышал,

Читал или хоть мог предположить

Такую предприимчивость и хитрость

В девчонке, в яблоньке-дичке? Никто.

А я ведь ей ни в чем не поперечил,

Не испугал ее и не обидел.

Так неужель мне усыпить мой гнев,

Подушки ей взбивать, ее баюкать?

Нет, я уж лучше прясть начну, друзья!

Да будь она прекрасней Нелл-гречанки,[240]

Прилежнее супруги морехода,

Который хитроумным прозван был,[241]

Будь ей пятнадцать лет и даже меньше,

Ей все равно за фокусы свои

Лежать разок в неделю на кобыле.

Да-да, лежать! Я выхожу ее

Так, что весь легион чертей, который

В нее вселился, выскочит наружу,

Трубою хвост задрав.

Нет, вы неправы.

Мне кажется, терпение скорей

Ее исправит.

Я терпеть согласен,

Но пусть она прощения попросит.

Свои условья предпишите ей.

Условья? Пусть меня повесят раньше.

Ты пропиши ей встрепку.

Пропишу,

И спать на тощем тюфяке заставлю,

И есть велю одни крутые яйца,

Чтобы ее, как барабан, расперло

И стула не было у ней полгода.

Не поступайте так.

В ружье! В ружье!

На вас идут все бабы королевства,

И не отбить вам этот рой осиный,

Иначе как их дымом подкурив.

К оружию! Все дьяволы на нас

Несутся, словно туча грозовая:

Спешит на выручку моей хозяйке

Так много баб, что столько юбок вряд ли

Пыль в Стербридже[242] на ярмарке метут.

Жена дубильщика (ее по коже

Я опознал) застрельщицей у них.

Рисковая, отчаянная баба,

Она еще девчонкой шкуру с мужа

Ободрала, чтоб упряжь из нее

Для своего прихода изготовить.

Всех этих дам, как кобылиц, зачатых

От ветра,[243] вызвал к жизни сотрясенный

Бахвальством шумным их супругов воздух.

Их ратный труд (в постели) не страшит;

Они умеют взять за горло случай

(Вернее, супостата, то есть мужа)

И, словно сувенир, на нем повиснуть;

Льют слезы не от страха, а со злости

И, плача, стул на стул нагромождают,

Чтоб с них, как скалы в небо встарь гиганты.

Метать[244] кастрюли, ложки, кочерги

И молнии речей, покуда на пол

Не увлечет их собственная тяжесть

И не воспрянут вновь они, стремясь

До укротителей своих добраться.

Слабейшая из них не побоится

Смутить воскресный отдых пуритан

И в моррисе вкруг майского шеста

Пройтись, святошам разъяренным назло,

А то и выбить из прихода их,

На них нацелив батарею эля.

Вот видите, к чему поспешность ваша,

Гордец Петруччо, привела?

Медведей

Одна из них решила завести

Наперекор всем городским уставам,

Пошла под суд — и выиграла дело.

Другая, возжелав бессмертной славы,

Открыла самочинно две пивных

И, вопреки решению суда,

Закрыть их приставам не разрешила,

Причем двум закрывателям оттуда

Без шапок отступить пришлось, а третий

Был палкой от причастья отлучен;

Констебль же в честь ее упился так,

Что под ее перебежал знамена.

Им провиантом служат пироги

И пудинги — мечта желудков крепких;

Эль добрый — живота защитник верный;

Копченые колбасы — ими можно

Орудовать, как пиками; свинина,

Какой не пренебрег бы и еврей;

И крепкий мед, британец настоящий,

Опора в битве. А чего у них

Не хватит, то они отнимут с бою.

Все на совет военный!

Нам придется

Им уступить кой в чем, иначе станем

Мы притчей во языцех всей страны.

Идемте и подумаем, что делать.

Вы почему дрожите?

Я боюсь,

Что череп мне на старости проломят

Вальком стиральным. Надо уступать.

Идемте. Предпринять должны мы что-то,

Хоть я еще не знаю — что.

Обсудим,

Как с этою нелепостью покончить.

Да охраняйте хорошенько дверь,

Не то они плащи утащут наши.

Как, девушки, дела?

Пока отлично.

Дай бог, чтоб было так и впредь! Подходят

К нам подкрепления из деревень.

Идем к своим, не то нас перехватят.

К оружию!

Вперед, за наше дело!

За справедливость!

В путь без лишних слов!

Согласен, хоть ее кнутом публично

Не худо б высечь.

Это невозможно.

Приемлемые мирные условья —

Вот к миру путь.

Я, кажется, рехнусь!

Повеситься — и то разумней было,

Чем в жены брать ее. Ведь если я

Мир предложу, она сама возьмется

Мне диктовать условья. Вот в чем горе.

Не говорите так.

Я говорю,

Что в дураках остался. Мне понятен

Теперь ее расчет. Судите сами:

Могу ль я с репутацией моею,

Я, кто двенадцать подвигов свершил,[245]

Смиряя первую мою супругу,

Доподлинную фурию, с которой

И Геркулес от ревности бы спятил,

Которая его живым зашила б

В ту шкуру льва, что он носил, — могу ли

Я допустить, чтобы девчонка эта,

Еще мне не согревшая простынь,

Со мною не сцепившаяся бортом,

Чтоб эта шлюпка, плоскодонка, баржа,

Подняв штандарт, навязывала бой

Мне, кораблю линейному? Скажите,

Могу ли я стерпеть такой позор,

Не поступившись честью?

Сомневаюсь.

Не стерпите, так дальше будет хуже.

Вот что скажу я, добрый мой Петруччо:

Примите-ка условия ее,

Дабы уразуметь, чего ей надо.

Сознайтесь, глупо шенкеля давать,

Не разобравшись, от чего кобыла

Так норовиста — то ли от природы,

То ли по неразумью. Уступите.

Ее, клянусь вам, кто-то подучил.

Похоже.

Корень зла — не в ней.

И в этом

Вы убедитесь сами.

Если будет

Артачиться она, дадите шпоры,

Но осторожно, шума избегая...

Так, чтоб не пострадала...

...Ваша честь.

Быть по сему.

Наверху музыка.

А ведь у них веселье.

И небо это терпит!

Что там, Жак?

Там нагличают.

Да, мы это слышим.

Они добыли скрипку и вовсю

Наяривают. Два их полководца,

Прибывшие с подмогой, пляшут так,

Что из-под юбок видны панталоны,

Которые — как ясно из припева —

Они лобзать советуют мужчинам.

Они упились смесью меда с элем

И, как тиран в моралите,[246] орут.

Как ты узнал все это?

Наблюдал

За ними в щелку.

Чу, запели!

Тише!

Пей за женщин до дна,

И пусть мужем жена

До скончанья веков управляет.

Наливай! Наливай!

Пусть для блага страны

Он приказу жены

Поперечить и не помышляет.

Наш тост теперь мы смочим,

Попляшем, похохочем

И выпьем опять за мужчин,

За твоего дурака,

За моего дурака,

Разом за всех дураков,

Хоть с ними расход один!

Окно открылось.

Добрый вечер, дамы!

Сэр, добрый вечер!

Как вам почивалось?

Отлично.

Без меня вы не скучали?

Нет, я о вас не вспомнила ни разу.

Он?

Да.

Эй, сударь...

Вдрызг она пьяна.

Заметьте, как на ней надета шляпа.

Вы...

Пусть себе болтает.

...Viva voce[247]

Я вам скажу, мой друг, что вы дурак.

Вот упилась!

Спасибо, Брадаманта!

Сестрица, гни свое.

Женились вы

На женщине душевной, смелой, милой...

Действительно, женился.

...И супруга,

Вступившись за покинутых девиц

И жен забитых, вам не поддалась?

Как будто так.

А почему?

Вам это

Самой видней.

По тридцати причинам.

Ужель хотите...

Продолжай, сестра.

...Вы все назвать?

А кто ей помешает?

Эй, вы там, в шляпе! Мы сюда пришли

Не для того, чтоб вы нас поучали.

Семь пунктов нужно уяснить в связи

С причиной первой.

Милая Мария,

Зачем нам катехизис?

Ну и рвенье!

Эй, проповедница, вам не угодно.

Узнать причину нашего прихода?

Нет, пес бесхвостый, нам она известна.

Вот дело в ком.

Но не надейтесь даже

Взять силою ее или склонить

К раскаянью трусливому.

Сестра,

Дай мне сказать.

Скажи.

Я добрым пивом

И прочим горячительным клянусь,

Что сложим мы здесь голову и кости,

И честь и все, чем славен женский пол,

Но эта дама, сбросившая смело

С себя тупой покорности вериги,

Свое возьмет и цитадель покинет

Лишь на условиях, ее достойных.

Да-да, Том Тайлер,[248] на вполне почетных,

И, коль я меньшим удовлетворюсь,

Пусть я умру и пусть мой труп прикроют

Не воздухом из ткани дорогой,

А этой шляпой честной поселянки,

И пусть со мною в гроб положат прялку —

Оружие моих былых побед,

И пусть у изголовья моего

Трубит в две четвертные разом Слава

И возвещает, что скончалась гордость

И цвет деревни нашей.

Продолжаю.

За эту даму верою и правдой

Стоять мы будем. Если же мы, струсив,

Дадим себя разбить или сдадимся,

Вы, по заслугам воздавая нам,

Лишите нас всех тех отличий тайных,

Которых мы интригами добились:

Чулки из шелка с наших ног стащите,

Сдерите с тела наши латы — юбку

И над трусливой нашей головою

Сломайте наши шпильки.

И пускай

На вящий нам позор торчат из наших

Изодранных доспехов, то есть платьев,

Застежки и тесемки, и в коровниц —

Наш прежний чин — разжалуют всех нас.

Мне нужен мир, воинственные дамы.

Условья ставьте — я на все согласен.

Где Ливия? Готов ли договор?

Как! Ливия?

Как! Вы удивлены?

Вот вам условья — нате, почитайте.

Да, с ними и другая дочь моя.

Меж бунтовщиц ее лишь не хватало.

Что скажете, Морозо?

Ничего.

Увиденным я сыт, и мне сдается,

Что скоро будет светопреставленье,

Раз в женщинах смиренья нет.

И ты

Здесь, милочка?

Ах, батюшка, простите,

Я вас и не заметила. Прошу,

Меня благословите.

Благословлю

Тебя я, как споткнувшуюся клячу!

А где твои условья?

Вот они,

Я ж наизусть их помню.

Как любезно

Вы обошлись со мной!

С тобой нельзя

Иначе обходиться: ты достоин

Быть выставлен при шапке и в кафтане,

Как монстр, в окне аптекаря.

Я слышу

Все, что ты, шлюха, мелешь.

Шлюхой буду

Я, выйдя, за него: нужда заставит.

Избавь тебя от этого господь!

С ним разорюсь я на углях: придется

Их покупать, чтоб страсть в нем подогреть.

Помалкивай!

Ну что там, сын?

Все то,

Чего я ждал.

Свободы, тряпок, денег

Когда и как захочет. Разрешенья

Любых знакомых принимать и права

Распоряжаться в доме самовластно,

Не объясняя "что" да "почему".

Затем кареты, новые постройки,

Ковры, посуда, пони для охоты

И драгоценности — всего примерно

На десять тысяч фунтов. Музыканты,

Француженка-лектриса...

Это бред!

И в заключенье оговорено,

Чтоб Ливию не принуждали к браку

Весь этот месяц.

Слыхано ль такое?

Все ж, чтоб жену унять, я соглашусь.

Нетрудно мне прикинуться смиренным

И малость раскошелиться, коль это —

Цена ее любви.

Как только с нею

Вы ляжете в постель, ее условья —

Клочок бумаги без печати вашей.

Подходят вам условья?

Да, вполне,

И верностью, которую блюсти

Тебе пред алтарем я обязался,

Их подписать клянусь я.

А залог?

Не нужен он — с меня довольно клятвы,

Лишь бы ее блюли.

"Ах, по-другому

Все было в дни, когда Андреа жил".[249]

Решили мы, что, коль в условьях этих

Вы ложно истолкуете хоть слово,

Мы снова покараем вас.

Не бойтесь,

Он не обманет.

Честью вам ручаюсь...

Довольно! Я сдаюсь.

А что вон здесь

Приписано еще под договором?

Что ужином обильным угостят

И развлекут любезною беседой

Обеих дам, приведших подкрепленье,

А людям их заплатят.

Я готов

В счет жалованья выдать им хоть бочку

Вина. Прошу вас, господа, возьмите

Роль казначеев на себя.

Изрядно

Кутнем мы нынче!

Ждем в гостиной вас.

Не унывайте! Верх за мною будет.

Не сомневаюсь.

Строго соблюдайте

Статью о Ливии — я связан словом.

Не беспокойся.

А теперь, клянусь,

Я иль ее согну, иль сам сломлюсь.

Послушайся меня.

Нет, лучше в петлю,

Чем снова полюбить: влюбленность — яд.

Смертельней, чем крысиная отрава.

Теперь я, слава богу, начал спать,

Могу писать понятно и способен

По комнате своей ходить спокойно,

Раздумывая о вещах полезных —

Науках иль хозяйстве. А недавно

Я знал одно: "увы" да "miserere".[250]

Эх, Транио, поверь: будь сатана

Настолько человеком, чтоб влюбиться,

Ему башку бы от любви ломило

Сильнее, чем от тяжести рогов;

Его бы хуже припекло, чем в пекле;

Не раз бы он подпрыгнул. Нет под солнцем

(Ты слушай — ведь и ты влюбиться можешь)

Среди безумств, творимых человеком,

Безумства хуже, гаже и глупей,

Подлей, непоправимей, недостойней,

Бессмысленней...

Куда ты гнешь, Роланд?

...Чем быть влюбленным.

Это почему?

Как — почему? Неужто ты не понял?

Ей-богу, нет.

Тогда моли творца,

Чтобы тебя он от любви избавил,

А почему — сейчас я объясню.

Влюбившись и, как идолопоклонник,

Тельца обожествляя золотого,

In primis,[251] ты утратишь благородство

И, словно подмастерье, от свободы

Откажешься, а значит, будешь раб.

Вот это ново!

Во-вторых, мужчиной

Ты перестанешь быть.

И чем же стану?

Тряпичником, который занят мыслью

О лентах, кольцах, локонах, перчатках,

Подвязках, розах, щетках. Сохранишь

Мужское ты обличье, но утратишь

Мужскую речь.

С чего ты взял?

Влюбленный

Не говорит, как остальные люди.

Ой, так ли?

Так. Он лишь дрожит, вздыхает

Да грустно иногда свистит.

Без слов?

Нет, он их произносит, но бессвязно.

Да ты послушай только, что бормочет

Он, словно нищий, на своем наречье,

Которого тебе не разобрать,

Коль ты, как он, рассудка не лишился:

"Клянусь", "Поверьте мне", "О вы, светила,

Что управляют судьбами влюбленных!" —

"Как счастлив я!" — "Ах, леди, снизойдите

До жалкого ничтожества", — и тут

Он с дамою лизаться начинает.

Черт побери, какая чушь!

Ты прав,

Но женщина — та мелет вздор почище.

При этом извиваясь и юля,

Как будто зуд у ней (что близко к правде).

Вот странные открытья!

Я их сделал

На основанье собственных безумств.

Уверен ты, что не полюбишь снова?

Нет, разве что мертвецки буду пьян.

Скажи, что у тебя за взгляд на женщин?

Они как скрипки: хороши, пока

На них не лопнут струны.

Что за струны?

Стыдливость, честность, верность и невинность —

Струны у них четыре, как у скрипки.

Готов побиться я на десять фунтов —

Опять ты ту же девушку полюбишь.

Что ты в заклад поставишь?

Вексель на сто.

Где десять фунтов?

Выслушай сначала:

На все готов я, чтоб вас примирить...

Плати — и примиряй.

Вот деньги.

Действуй.

Ты должен к ней пойти.

Да хоть сейчас —

Впервые баба мне приносит пользу.

Но, может быть, красавица другая,

Твоей получше даже...

Продолжай.

...Хоть это мы и не оговорили...

Не важно!

...Влюбится в тебя сильнее,

Чем ненавидит Ливия тебя.

А мне-то что? Ставь новых десять фунтов —

Не полюблю и эту я.

Держи.

Коль проиграешь, лишних сто заплатишь.

Идет. А нет ли на примете третьей

Красавицы?

Нет, больше нет.

Вот жалость!

Забавную придумал я игру —

В того, кто больше ненавидит женщин,

И знаю, в ней не будет равных мне.

Все ж рассказать я должен без утайки,

Как Ливия страдает по тебе.

Зачем? Я бьюсь еще на десять фунтов,

Что не поверю твоему рассказу.

Тогда я умолкаю — денег нет.

Черт с ними! Ну рассказывай.

Пройдемся.

Я счастлив, что твоя хандра прошла.

Да, я ужасно весел стал. Ну что там

У новобрачных? Опиши подробно

Проделки этой сумасбродной бабы,

Которая повергла всех в смятенье.

Изволь.

А после переубедить

Меня попробуй.

Постараюсь.

С богом.

В колодки б их! Ушли они?

Ушли

Под гром не барабанов — сковородок.

Ох, как они хозяина стращали

И как грозились наказать его,

Коль он не соблюдет условья!

Видно,

Жену он подыскал себе под стать.

Да, видно, так.

Она с ним хоть любезна?

Она смотрела на него...

Сердито?

Нет, но и без особенной приязни.

По слухам, он ее поцеловал

Согласно договору, но лишь в щеку.

Так утверждают многие.

А что

Ты дал бы, Жак, чтоб на такой жениться?

Жениться на такой? Да я б молился

Усердней, чем любой из пуритан,

Когда мечтает он о ловчих птицах,

Иль каплуне откормленном, иль тучном

Тельце, или о запрещенье песен,

Или об истреблении актеров, —

Чтоб бог меня избавил от такой!

Пускай меня публично порют, Педро,

Коль в этом доме через две недели

Не станет все вверх дном. Я утешаюсь

Лишь тем, что эти дщери Мадиама,[252]

Все эти нечестивые блудницы,

Пришедшие хозяйку выручать,

До кончиков волос вином налиты.

Как мерзостно они перепились!

А как шатало их! Ты видел, Педро,

Что было с этой сельской амазонкой?

Черт побери, как из нее лило!

Она на стульчаке не усидела.

Какое там! Она его свернула

И сделала кульбит ногами вверх...

При этом показав пейзаж пикантный.

А как она уткнулась шляпой в поссет![253]

А как орлом уселась на полу

И после, от излишнего балласта

Освободив посудину свою...

Видал, видал.

...Полезла на Софокла,

Чтоб взять его на абордаж.

Такую

Страшнее встретить, чем громилу ночью.

Тем паче летом.

Чтоб ей пусто было!

Она ему любезно протянула

Старинный грош, но эль тут взял свое,

И на несчастного ее стошнило.

Клянусь, он был вниманием подобным

Столь сильно тронут, что раз двадцать бегал

Кишечник облегчать. Все эти бабы,

Коль малость их вином разгорячить,

Становятся как новые колеса —

Скрипят на весь базар, пока не смажешь.

А эта пышка горожанка тоже

Перебрала?

Да, только во хмелю

Она мрачна и даже воровата:

Я видел, как она стянула ложку.

Гляди — хозяин! До чего ж невесел!

Наверно, напостился чересчур

Со всей этой возней. Уйдем-ка лучше;

Всю ночь ее вы не коснулись?

Нет.

Где ж ваша смелость?

Где ее покорность?

Кто из мужчин был злее посрамлен?

Какой прохвост, владеющий заводом,

Где не коней, а потаскух разводят,

Был так унижен?

Отвечайте честно:

Вы любите ее?

Полсостоянья

Я отдал бы, чтоб не любить!

Возможно,

Из скромности хотелось ей, чтоб вы

Прибегли к силе: женщина склонна

Порою побороться.

Мы боролись

Так, что я взмок, но с ней труднее сладить.

Чем эфиопа добела отмыть.

Она мне поклялась, что сила может

Ее лишь утомить — не победить,

Что в плен возьму я только плоть ее,

А не рассудок и желанья.

Странно!

Впервые в жизни женщину встречаю,

Которая в удобной обстановке

Столь благовидный случай упускает.

Я взял да и отстал.

А вы схитрить

Не пробовали?

Как же! Я поклялся,

Как только мог торжественно, что если

Она мне без дальнейших рассуждений

Не станет близкой, чтоб воздать за все

Лишения мои (я обозлился!),

Причем по доброй воле и немедля,

Я к горничной ее пойду и ту

Под боком у хозяйки оседлаю.

Она забеспокоилась?

Не больше,

Чем я сейчас. Сказала лишь, что мне

Помочь не может, раз уж я так пылок,

Но что есть в доме некий Жак, дворецкий,

Способный женщину утешить.

То есть

Вогнать в нее копье?

Да. Наконец,

Она сказала, чтоб еще неделю

К ней с нежностями лезть я не дерзал,

Довольствуясь случайным поцелуем

Да пожеланьями покойной ночи.

Она, мол, в этом поклялась и клятву

Любой ценою сдержит.

Погодите.

Она такой и в девушках была?

Нет, я тогда, напротив, опасался,

Не чересчур ли уж она пылка —

Я поцелуями бывал засыпан.

Ну, значит, в колесе — другая спица.

Вы угадали — я боюсь того же.

Собака здесь зарыта! О терпенье,

Не дай мне подло поступить с женой —

Мне хочется содрать с нее всю кожу.

Иль сжечь ее, иль кипятком ошпарить...

Шаги... Она!

Сейчас предстанет вам

Наибесстыднейшая из мотовок.

Придумала она, как довести

Меня до нищеты, но, видит небо,

Я сам ее пущу с сумою.

Полно!

Нет, это платье бедно. Пусть добавят

Еще шесть строчек золотой тесьмы,

А промежутки вышьют канителью.

Подол отделать надо лучшим плисом.

И жемчугом усыпать рукава.

Ну, что я говорил, Софокл?

Снимите

Немедленно вот эти драпировки —

Они меня позорят. Мы закажем

Другие — побогаче и поярче,

Из шелка с золотою бахромой

И вышивкой искусной на сюжеты

Гражданских войн во Франции.

Ах, черт!

Цена-то ведь кусается!

Отдайте

Атлас вот этот — здесь пятнадцать ярдов —

Моим служанкам: цвет его уныл,

Да и в отделке слишком много шелку.

Голландцу, нам продавшему кобыл,

Скажите, что нужда еще упряжка,

И поскорей. И пусть он раздобудет

Мне соколов штук двадцать, да отборных:

Я зиму провести хочу в деревне

И развлекаться буду там. Где ж конюх?

Она велела оседлать коня.

Каким седлом? Мужским?

Нет, к счастью, дамским.

Она жокеем за год хочет стать.

Учиться завтра я начну, а ты

Побеспокойся, чтобы у меня

Был настоящий жеребец — не мерин,

Не то учиться смысла нет.

Слыхали?

Ей нужен жеребец!

Не беспокойтесь —

Она его получит.

С добрым утром!

Привет вам! Как здоровье ваше?

Худо —

Наш дом стоит на нездоровом месте.

Опять расход!

В нем сыро, пахнет дурно.

На слом его! Он просто гниль под крышей.

Ломать и флигель?

Да. Он слишком мал,

Хоть лучше расположен. — Вы согласны

Со мной, Софокл, как человек разумный?

Ого!

А почему б на этом месте

Не выстроить квадратный дом с двумя

Дворами?

А в середке зданья школу

Для юных скандалисток разместить.

А с юга итальянский сад разбить —

Висячий сад на акров двадцать с лишним.

Ах, чтоб тебя параличом разбило! —

Не дорого ли это будет стоить?

Нет, тысяч пять иль шесть. А зданье надо

Украсить башенками.

С позолотой?

Мария, ты встаешь на путь опасный.

Не забывай: ты женщина, жена,

И муж по справедливости и чести

Ждать вправе от тебя повиновенья.

Недешево вам это слово встанет!

Повиновенье! Что такое муж?

Ужели мы за вас затем выходим,

Чтоб вьючною скотиной быть? Да разве

Мы с вами не одно и нашу волю

Не надо так же свято чтить, как вашу?

Послушай...

Как определить, какая

Из двух друг другу весом равных капель

Чуть тяжелее все ж и потому

Должна пролиться первой?

Ты ошиблась:

Я требую, чтоб ты повиновалась

Мне по любви, а не из чувства долга;

Лишь одного хочу — чтоб ты пеклась

О нашем будущем, о нашем доме

И обо мне.

Я и пекусь об этом.

Оно и видно.

Да, пекусь, Петруччо, —

Ведь нет мужчины, коего бы мы

По нашей мерке не перекроили,

Да так, что вечность не сотрет с него

Печать и пробу нашего влиянья.

Речь не о том. Не поняли вы мужа.

Нет, поняла отлично: он не в меру

Самовлюблен, придирчив и заносчив

Со всеми, кто не стар и у кого

Еще есть зубы, чтобы огрызнуться.

Он осмелел, привыкнув измываться

Над кроткою покойницей женой.

Запальчив он и всех готов обидеть.

Так бойся же меня!

Не побоюсь.

И с вами, коль сумею, потягаюсь.

Пристало ль это женщине?

Пристало.

Ничтожная, тщеславная смутьянка,

Будь столь же я упрям, сколь ты дерзка,

Тебе я дал бы таску, чтоб напомнить

О долге!

Таску? Мне?

Но я хочу

С тобою мира. Поступай как знаешь.

Вот видите, Софокл!

Люблю тебя,

Как ни нагла ты, лживое созданье!

Ах, почему мне не пришлось вступить

В брак с честным человеком, вам подобным

(Убеждена я в том, что вы добры),

С красивым, кротким, любящим мужчиной,

Пусть без гроша, но вот с таким лицом,

Глазами и душой!

Примите это

И вспоминайте с жалостью меня,

Чья жизнь погублена.

Что это значит?

Прочь, и плетите козни на свободе!

Да он ревнует!

Не замедлю я

Вас посетить, чтоб несколько вопросов

Поставить вам.

А я на них отвечу

По мере сил, коль вы их зададите.

Тут пахнет дракой, коль не шутит дама,

Но отступать нельзя, не то... Прощайте!

Прощайте!

Неужели невозможно

Так сделать, чтоб лишь муж владел женой,

Чтобы она, как прочая скотина,

Одно лишь стойло знала? Это трудно,

Ох, трудно, господа, бог весть как трудно!

Что за созвездье в небесах царило[254] —

Пес, Овен иль Медведица, когда,

Ума решась, женился я вторично

На этом смерче, все перевернувшем?

Иль мало крови первый брак мне стоил

(Ведь мне казалось, я им сыт по горло!),

Что не зарекся я жениться вновь?

Или меня покойная супруга

Любить не отучила? Иль скупилась

На оскорбленья? Иль не постаралась

Из сердца моего всю нежность выбить?

Иль не был ежедневно завтрак мой

Отборной, изощренною и звонкой,

Как колокол линкольнский,[255] бранью сдобрен?

Или в обед я ел не то же блюдо?

Или прошел хоть вечер без того,

Чтоб хамом и паскудой мы друг друга

Не обозвали для пищеваренья?

Или хоть раз тех радостей убогих,

Которых так безумно алчут люди,

Вкусил я без того, чтоб на нее

Сперва оскалить по-собачьи зубы?

Но вот создатель, сжалясь надо мной,

Прибрал мою змею. И что ж я сделал?

Вновь черта взялся укрощать. Ох, сердце!

Как ноет! Нужно что-то предпринять.

Не умереть ли мне, да покрасивей,

Чтоб осрамить ее навек? Я болен,

Я, может быть, умру, но с ней сочтусь.

Коль так, благодарю судьбу.

И я.

Вот не ждала, что взгляд иль два-три слова,

К тому же сказанные вам на пользу,

Убить способны в вас любовь.

Довольно!

Мне все понятно. Вот подарки ваши —

Браслеты, кольца, кошелек, а деньги,

Что были в нем, я все на вас истратил

В театрах и садах.

Вот ваша цепь,

Но локон ваш я сохраню на память,

Коль вы не возражаете.

Верни

Ему его любовь — он примененье

Ей лучшее найдет.

Стыдись, Роланд!

Не устыдить такой уловкой жалкой

Меня на сотню фунтов.

Будь я проклят,

Коль с Ливией не жаль мне порывать.

Мне, юноша, кой-что сказать вам надо.

Скажите, девушка.

Вы эту даму

Любили?

Да.

Вы честный человек,

Мой молодой красавец?

Да, я честен.

Отлично сказано! Так неужели

Ума вам не хватает, чтоб понять,

Кто друг, кто враг. Зачем вы с ней расстались?

Затем что надо мною посмеялась

Она, как над щенком.

Я допускаю,

Что поступала так она не раз —

Без этого любовь скучна была бы.

Ах, до чего ж вы мудры!

Если б вы

Меня любили...

Я не прочь.

И сильно,

А я любила вас — не важно как:

Сильней или слабей...

Сейчас я сдамся.

Я для разнообразья иногда

Звала бы вас глупцом или мальчишкой

И отсылала бы играть с пажами,

Но все равно любила б беззаветно:

Вы тот, кто создан для любви.

Она

Или смеется надо мной, иль страстно

В меня влюбилась.

Вот что вам скажу я:

Ищи себе я мужа по душе,

Мне подошел бы только тот, кто сделан

Родительницей вашей, потому что

Он сделан мастерски.

Позвольте мне

На этой похвале расстаться с вами.

Чтоб черт побрал всех баб с их языком!

Опять влюбился я.

Не уходите.

Нет, я уйду. — Вы, Ливия, печальны,

И потому я вас готов простить,

Но вновь не полюблю.

Коль я останусь,

Я проиграю целых двести фунтов.

Мне нужен только...

Если ты мужчина,

Не уходи.

...прощальный поцелуй,

И я сама уйду.

Извольте.

Вскочит

Мне этот поцелуй в полсотни фунтов.

Обнимемся разок, а там — прощайте.

Прощайте!

Вы уносите с собой

Девичье сердце!

Он остановился.

Он благородный юноша, достойный

Нас, женщин.

Я хочу... Нет, не хочу.

Олень подранен, хоть и убежал.

Играйте роль свою, и обещанье

Я выполню. Утрите глазки, леди:

Я бьюсь на сорок золотых, он ваш,

Коль я не вовсе глуп.

Плачу охотно.

Пойдем к твоей сестре да поглядим,

Что там у ней творится после боя.

Не унывай! Все будет хорошо,

Глаз только не спускай и впредь с Морозо.

Ох, Жак, что будет с нами? Ох, хозяин!

Наш дорогой хозяин!

Живо, Педро,

Зови врачей, аптекарей скликай,

Не то без них он дух испус-пус-пустит,

Тащи сюда всех знахарей, соседей,

Бутылки с водкой — сколько ни достанешь,

А главное, священника добудь,

Да не чинись с ним — приведи хоть силой.

Бьюсь об заклад, что он в таверне "Куст" —

Там самый лучший эль.

Лечу.

Лентяи.

Вы сундуки несете или спите?

Эй, малый, поднимись-ка живо в спальню,

Белье и драпировки уложи —

Я полчаса даю тебе на сборы.

Да где ж телега? Кто тут почестней,

Те пусть выносят серебро и платье,

Пока здесь не раскрали все.

Скажите,

Хозяин умер?

Нет, но к смерти близок. —

Тащите и оружье!

Я пойду,

Взгляну, что с ним.

Ты тоже заразишься,

А уж тогда не подходи ко мне.

Что происходит здесь?

Что с зятем, дочка?

Спасайте все, что можно, бога ради!

Сестра, крепись!

Ах! Где моя шкатулка?

Как чувствует себя твой муж?

Бегите,

Коль жизнь еще вам дорога, — чума...

Не подходи ко мне!

...в наш дом прокралась.

Супруг мой ею заболел. Он бредит.

Друзья, как быть мне?

Двери запереть,

Нанять сиделку и к нему приставить.

Я подрядила сразу двух, а город

Назначит к дому стражу. У Петруччо

Довольно будет денег и еды

И тех, кто за него молиться станет.

Давно ль болеет он?

Часа два-три.

Ох, я сойду с ума! А вот и стража.

Исполните свой долг, друзья мои,

Заприте дверь, и пусть, как добрый ангел,

Хранит Терпенье мужа моего.

Как все это нежданно!

Я во флигель

Переберусь. Кому я дорога,

Тот навестит меня.

Эй вы, откройте!

Кто это двери запер?

Голос зятя!

Тсс! Что он говорит?

Кто здесь меня

Задумал уморить голодной смертью?

Что я — изменник или еретик,

Или заразный?

Сын, молись, чтоб небо

Недуг твой излечило.

Я здоров,

Как вы, болван!

Молитесь и терпите,

А мы снабдим вас всем, что нужно вам,

Нужна мне палка, чтобы мог добраться

Я до тебя, паскуда!

Рассуждает

Он здраво.

Видно, духом он не пал.

Вы слышите меня? Так убедитесь,

Что я вас всех узнал по голосам:

Заговорил Петроний, тесть мой, первым;

Затем Софокл и Транио, а после —

Моя жена проклятая, Мария.

Коль думаете вы, что я чумной,

Вот вам моя рука — по ней судите.

Привет мой всем!

Входите, милый доктор.

Вы вовремя пришли. Скажите нам,

Что у него за пульс.

Весьма неровный,

Что говорит об общем воспаленье,

Которое — симптом чумной болезни.

Вот двадцать унций порошка. Пусть примет.

Ишь, дурака нашел! Нет, сам ты примешь

Пять унций плюхи, шарлатан, и в судно

Я превращу твой бархатный колпак!

Вы что же, господа, меня решили

Первоапрельской шуткой позабавить?

Я снова повторяю — я здоров

И разумом нисколько не слабее,

Чем вы. Откройте дверь, да поживей,

Не то, клянусь, я стену проломаю

И злость на первом же из вас сорву.

Уйдем и мы.

Так будет безопасней —

Я видела на нем чумные пятна.

Тогда — конец.

Откроете вы дверь?

Припадок все сильней.

Спасемся сами,

Раз не спасти его.

За дело, стража!

Дверь охраняйте, но, коль он попросит

Чего-нибудь, что деньги, труд, любовь

Доставить могут, пусть получит это.

Молитесь за него, друзья. Прощайте!

Мерзавцы, отоприте! Эй, друзья!

Эй, Жак! Эй, господа! Мария, стерва!

Вы что, оглохли? Кто там есть за дверью?

Прошу вас, сэр, подумайте, куда

Уйдете вскоре вы, и приготовьтесь.

О суете мирской не помышляйте,

А добрая душа, супруга ваша,

Пришлет вам все, что нужно.

Жду ответа —

Откроете вы двери иль придется

Мне взять мое охотничье ружье

И силой проложить себе дорогу,

Прикончив двух, а то и трех из вас?

Ну что вы привязались? Я не болен,

Желудок мой, хвала творцу, в порядке...

Недобрый знак!

Он встал с постели — значит,

Ему конец.

И сплю я тоже крепко.

Взгляните сами на меня.

Не надо ль

Чернила и перо вам принести?

Покуда вы еще в рассудке здравом,

Составьте завещанье.

Я здоров,

Как вы, скоты!

Дай бог, чтоб так и было.

Молитесь лучше о своем спасенье

И, коль вам жизнь мила, откройте дверь

Да удирайте, иль заряд картечи

Всажу я сразу в четырех из вас.

Уйдем: нечисто дело здесь, а он

Опасный человек.

Пошел он к черту!

Ну погодите у меня! Сейчас

Подастся дверь и выстрел будет славный!

Ушли? Неужто все мои ухватки,

Все хитрости мой переняты

Моею Госпожой Рукав Зеленый?[256]

Неужто после всех моих побед

Я присмирел? Нет, кто сочтет безумцем

Меня за то, что женщин я кляну,

Тому напомню я про все их козни.

От первого начав прелюбодейства,

Про все увертки их, к каким и заяц,

Спасаясь от собак, не прибегал.

Наш брат мужчина, что он получает,

Вступая в брак с красивейшей, нежнейшей

И, как он мнит, честнейшею из них?

По самой меньшей мере — лихорадку,

Которая вовек неизлечима

И состоянье растрясет его;

Гнилое судно, коему вверяет

Он честь свою, равно как и богатство,

Хотя оно не стоит и оснастки

И — если только муж его не будет

Чинить, как раб галерный надрываясь, —

Даст течь такую, что ее заделать

Всей славою потомства не удастся;

Ежа, который тысячами игл

Ему изранит пальцы. Будь я холост,

Я предпочел бы низость совершить,

Стать палачом, рабом, в навозе рыться,

Чем вновь жениться. Женщинам известны

Десятки, сотни тысяч ухищрений,

Которыми нас можно погубить.

Одни из нас — глупцы: доводит баба

Их до могилы тем, что заставляет

Играть на скрипке свыше сил и меры;

Другие — плаксы: их вгоняет в гроб

Она своею холодностью; третьи —

Страдальцы: их она вседневно жалит,

Как скорпион хвостом. Есть и такие,

Чья смерть благодеянье для жены —

Они ей завещают состоянье,

А значит, и возможность поблудить.

Всех реже те, которых убивает

Жена чрезмерной добротой и лаской.

Каталог не указывает мой,

Где можно отыскать такую редкость:

Их не хоронят, видимо, а в стенах,

Ногами вверх замуровав, хранят.

Довольно! Взявшись женщин поносить,

Браниться месяц я готов. Пойду-ка

Да вызнаю, что здесь произошло,

И если все подстроено Марией,

Я с ней сполна за это разочтусь.

Что я ее люблю, притом всем сердцем

И всей душою, — в этом нет сомненья.

И то, что с ней, ее предпочитая

Девицам, женщинам замужним, вдовам

Всех званий и сословий, в понедельник

Я в брак вступлю, — не менее бесспорно.

Но превращать в посмешище меня,

Глумиться над почтенным человеком,

Я, как она мне ни мила...

Завел!

Жена вам не ночной колпак! Неужто

Она должна стать телкой, вас лизать

И утирать вам нос?

Отнюдь.

Так что же

Тогда ей делать?

То, что подобает:

Принарядиться да пойти к венцу,

Да с богом и в постель, а там уж все

Уладим честно мы и полюбовно.

Я ей простить согласен и насмешки

(Я их стерпел немало) и увертки,

В которых со вьюном она поспорит.

Но почему становится она

Медлительнее, чем свинцовый слиток,

Коль речь заходит о правах моих?

С чего вы взяли?

Будьте справедливы.

Не спорю, я и стар, и хвор, и вздорен.

Я не птенец, но ведь и я нуждаюсь

В тепле; притом хочу купить его

Так, чтобы после не жалеть о сделке.

Коль я гожусь в зятья и мне у вас

Открыт кредит, пусть это мне докажут;

А то, чуть к вам придешь, тебя встречают

Издевками, надменностью, толчками,

Как если б в брак мы, словно кот и кошка,

Царапаясь и фыркая, вступали.

Глупец, иль позабыли вы балладу

Про "Старость — час печали"?[257] Разве можно

Так сочетать январь и май, чтоб буря

Не поднялась при этом? Ну, допустим,

Вас вышутила Ливия.

Согласен.

С чем?

С тем, что ею вышучен.

И злобно.

Но вы-то хуже оттого не стали?

Речь не о том. Я знаю: раз ты стар —

Терпи насмешки. Это даже мило.

Я это в Ливии люблю.

Тем лучше.

Скажу вам больше: я считаю нужным

За это ей дарить все, что имею, —

Браслеты, кольца, деньги, жемчуг, брошки

И все, чего она захочет, — юбки,

Корсажи, платья, шарфы, перья, шляпки,

Подвязки за пять фунтов, маски, ленты

И с вышивкой чулки.

Да, вы щедры.

Но из того, что долг я в этом вижу,

Не следует еще, что в нос кольцо

Себе продеть позволю я. Не так ли?

Ступайте и подумайте о том,

Что с ней через два дня вас обвенчают.

Мальчишка выбит из игры. А вы

Велите отварить себе бульону

И подкрепляйтесь без забот — от них

Лишь стынет в жилах кровь. Забудьте также

Маневры ваши хитрые — они

И старомодны и порядком низки.

Не лучше ль вам бородку на испанский

Манер подстричь да сжечь ночной колпак?

В нем столько сходства с саваном, что может

В невесте вызвать он лишь омерзенье.

А чтоб хандрить поменьше, съешьте луку.

Охотно съем.

Он вам очистит кровь.

А после лука рот прополощите

А шарики гвоздичные засуньте

На место выпавших зубов.

Итак,

Надеяться могу я все ж?

Надейтесь.

И сбудутся надежды.

По рукам!

Я буду с вами. А сейчас ступайте,

Не то старик — он здесь — вообразит,

Что вы со мной плетете козни против

Его второго зятя.

До свиданья!

Любой из оленей о лани мечтает,

Любой из ревнивцев рога обретает.

Эх, пошалим мы с тобой, паренек,

Эх, пошалим мы с тобой!

У вас у всех лишь это на уме.

День добрый, дядя.

На два слова, Бьянка.

Но я спешу.

Вы все всегда спешите.

Что вам угодно?

Знать, не ты ли руку

К истории последней приложила?

Не ты ли в этой мерзости виновна?

В том, что Петруччо под замком сидел,

Не так ли?

Да.

Отвечу.

Ну?

И честно.

Почтенный дядя, я о происшедшем

Скорблю глубоко.

Как мне жаль тебя!

Ужель ты на раскаянье способна?

Еще чего!.. Поймите, не о том,

Что сделано, печалюсь я.

О чем же?

О том, что я здесь ни при чем. Понятно?

Сознайтесь, план задуман был так тонко

И выполнен с такою быстротой,

Умением, изяществом, искусством,

Что лучше не придумать. Вы ж видали:

Чуть муж-дурак прикинулся больным...

Молчи!

Нет, потерпите!.. Так, без нужды,

Как ваша дочка...

По твоей подсказке.

Будь это так, я счастлива была б —

Мне славы половина бы досталась,

И я, как умной женщине пристало,

От одного безумства б излечилась

При помощи другого, что бывает

Не слишком часто и, на взгляд мой женский,

Граничит с чудом.

Черт тебя возьми!

Хоть за тобою твой супруг не смотрит,

Кой-кто, я знаю, глаз с тебя не сводит.

Приятно это слышать. До свиданья!

Твою я руку чувствую...

Одну?

Но у меня ж их две.

...В затеях вздорных

И младшей дочери моей.

Вы скоро

Почувствуете в них другую руку,

Которая получше, чем моя,

На слабых струнах Ливии сыграет.

За вами буду я следить.

Следите.

Найду на вас управу!

Где?

Увидишь.

Знай, я отныне спуску вам не дам.

Попейте на ночь поссета. Прощайте!

Как я и доложил, все драпировки

И зеркала, всю утварь и посуду

Вплоть до ночных горшков...

И все оружье,

Висевшее у нас для обороны,

И мартовское пиво... Ох, какая

Печальная картина, Жак!

...И даже

Надежду нашу — два больших бочонка

С мускатом (в мире слаще нет вина),

Две эти пушки, залпами которых

Могли бы мы восславить рождество,

Двух этих милых близнецов, — отрезал

От нас противник.

Приберите дом.

И вещи на свои места расставьте.

Займусь я этим позже.

Как пронюхать,

С какого бока взяться за нее!

Ведь будь она неряхой, шлюхой, дрянью,

Я знал бы, как ее мне обуздать.

Теперь же, в этой пестряди интриг,

Она моим глазам собой являет

Такую смесь пороков и достоинств,

Что не понять, где правда, где притворство.

Как случай слеп и как судьба коварна!

Зачем они меня свели с таким

Чудовищем?.. Шаги!.. Она, конечно.

Коль стыдно станет ей (она ж виновна!),

Я с чистой совестью ее прощу,

Поскольку нахожу в ней то, за что я

На ней женился, — ум. Ну да посмотрим.

Не подпустить к себе жену, болея!

Дать за собой ухаживать не ей,

Кого за это все осудят строго

По божеским законам и людским,

А двум пятидесятилетним грымзам,

Чужим и равнодушным? И за что?

За то, что с ним повздорила супруга,

Которая, как то бывает часто,

Свою невинность...

Я впервые слышу

Такие речи!

Как он мог за бунт

Принять простое женское упрямство

(Хотя мы так уступчивы, увы,

Что нас два добрых слова побеждают

За час, да лет — за миг) и так забыться,

Чтоб, вопреки рассудку, чести, вере,

В свиданье отказать своей жене,

Которая, хоть и была капризна,

Его любила и — прости ей, боже! —

С ума сходила по нему! Не зря же

Она пошла с ним под венец.

Хоть знаю,

Что даже сатаны она коварней,

Я все ж ее люблю.

А ведь сиделки

Могли его и уходить. Что стало б

Тогда со мною? Я считать не смею

Его настолько низким и развратным,

Чтоб, получив от девушки отказ,

Решился он прикинуться недужным,

К себе в сиделки пригласить старуху

И на бильярде с ней играть, хотя

Она давным-давно уж потеряла

И зубы и охоту к наслажденьям.

Но ведь меня он не пустил к себе!..

Не женщина она — иезуит,

Способный белым черное представить!

Ну кто другой нашел бы оправданье

Тому, что оправдать никак нельзя?

Особенно жестоко то, что он

Решил услать бог весть куда всю утварь

И серебро, чему успела, к счастью,

Я помешать при помощи друзей,

За что он мне еще спасибо скажет.

О небо, а ведь я за ним ходила б

И лучше и усердней, чем сиделки, —

Так мне велят закон, любовь и долг.

О боже, помоги! Я помолился

И к ней теперь приблизиться рискну.

Ты замужем? И чья жена ты?

Ваша.

А коль была плохой женой — исправлюсь.

Хвала творцу, теперь вам полегчало —

По крайней мере с виду. Дай господь,

Чтоб хворь прошла! Вновь видеть вас я рада.

А вот за то, что вы со мной так гадко,

Коварно, несовместно с мужним долгом

И низко обошлись... Не притворяйтесь

Растерянным! Я смею заявить,

Что вопреки приличиям и чести...

Полегче!

Или я чужая вам?

Иль погубить желаю вас? Иль с вами

Мы не венчались в церкви? Отвечайте.

Я предпочел бы помолчать.

Иль я,

Чей род — и это правда! — чтим повсюду:

Мой дед был рыцарем...

С большой дороги?

Нет, он был воин. Из семьи же вашей

Известен лишь один скототорговец

(К тому же просто ваш однофамилец),

Который от долгов сбежал. — Иль я

Вам стала после первой же размолвки,

Затеянной, чтоб нрав ваш испытать,

Мерзка, как грязный живодер, с которым

Вам рядом быть противно...

Пусть повесят

Меня, коль это я стерплю!

...Как череп,

Как грош позеленевший, где чеканка

Почти что стерлась...

Выслушай меня.

Ждать я не стану больше.

Подождете.

За это оскорбление я вас —

Как бы меня вы впредь ни улещали,

Какую ни являли бы покорность,

К чьему заступничеству ни прибегли б,

Каких подарков мне бы ни дарили —

Отвергну, хоть останусь в вашем доме.

Вот все, чего добиться от меня

Вам и отцу удастся... Говорите.

Нет в мире женщины тебя хитрей,

Равно как и наглей. Молчи и слушай!

Будь я знаком с чертями покороче,

Решил бы я, что ты одна из них,

Причем такая у которой им

Не худо б поучиться, как смутьянить.

Скажи мне, стерва, шлюха, тварь... Ты плачешь?

Знай, скоро ты завоешь!

Воля ваша.

Когда же ты, пособница того,

Из-за кого был съеден плод запретный,

Ты, всякой смуты и бесчинств рассадник,

Ты, адский меч отмщения, висящий

На волоске над нашей головою,

Пресытишься пороком и грехом?

Иль ты не почитаешь преступленьем,

Законченным de cap a pied,[258] — молчи,

Иль будет худо! — то, что ты попрала,

Ребяческий и подлый бунт затеяв,

Господние заветы, узы брака,

Честь и надежды всех родных, тебя

Девицей добродетельной считавших;

Иль то, что мной ты прощена и все же

Против меня, как прежде, строишь козни,

Хоть я, спасением души рискуя

И гордостью своей пренебрегая,

Тебя возненавидеть не решаюсь?

Иди ж своим путем!

Ну что ж, пойду.

Ничтожество, сперва меня дослушай.

Да знаешь ли, какой достойна кары

За выходку последнюю свою,

Ты, сорванная роза, что увянет

За полчаса иль час? Неужто я

Из тех мужей, которые потерпят

Капризы вот такой убогой клячи?

Неужто я слепец иль паралитик,

Что можно объявлять меня безумным

Или чумным и взаперти держать,

Препоручив старухам?..

Вы гордиться

Своею изворотливостью вправе.

Когда же уличат тебя, вину

Мне приписать — мол, сам себя гублю я.

Сознайся, разве ты не заслужила,

Чтоб я тебя прибил? Да неужели

Ты не кричишь в душе: "Избей меня!"?

Последняя слеза любви, прощай!..

Петруччо, я вас не боюсь ни капли.

Попробуйте меня ударить только,

И сразу навсегда и безвозвратно

(А вы ведь влюблены в меня безумно,

Пока еще я не досталась вам)

Я отвернусь от вас, и первый встречный,

Кто б ни был он (чем хуже он, тем лучше),

Который мне сумеет угодить,

Прикончит вас и овладеет мною.

Коль вы со мной хотите быть, извольте

Поклясться в том, что истинная правда —

Мои слова о вашей глупой хвори.

И каждого, кто усомнится в том,

На поединок вызывать, и повсюду

Мои поступки одобрять. На этом

Мы и простимся.

Провались ты в ад!

Испробую все чары, травы, зелья,

Молитвы не с начала, а с конца,

Прибегну к феям и к нечистой силе,

Но разлюблю жену, иль я погиб!

Должны вы это сделать.

А бумаги,

Которые просила я, готовы?

Готовы. А зачем они?

Ах, дурень,

Во все-то нужно лезть вам!

И поглубже —

Без этого нет радости.

Нахал!..

Ступайте и пришлите мне Роланда,

Или пропали ваши двадцать фунтов:

Она сегодня ж выйдет за Морозо,

Коль мы не помешаем. Да смотрите,

Чтоб был формат у всех бумаг один.

Все ясно мне.

И никому ни слова.

Теперь, когда я понял, что к чему,

Я предпочту пойти под суд военный

И голову себе дать отпилить

Ножовкою, чем вас предать.

Отлично.

Позвать велю я дядю и Морозо.

А вы — за дело, да живей!

Иду.

Эй, Ливия!

Да кто там?

Друг. О боже,

Вид у тебя — как у купца, чье судно

Пошло на дно.

Ах, Бьянка, я погибла!

Нет женщины несчастнее меня.

Ну полно, полно! Если ты не будешь

Держать себя в руках, пиши пропало.

Не хнычь! От слез лишь заболит живот,

А этого добиться можно проще —

Неспелых яблок съев. Тебе Морозо

Внушает страх?

Как виселица.

Так.

И ты Роланда любишь?

Солгала бы

Я, это отрицая.

Что ты дашь,

Коль, несмотря на страх твой, вашу ссору

И происки папаши твоего,

В постель тебя с Роландом послезавтра

Я уложу?

Как!

Как жену и мужа —

Бок о бок. А, вновь заалели щеки!

Вот так-то лучше!

Бьянка, не глумись!

Кто над тобою, размазня, глумится?

Я по-английски говорю тебе —

Тебя хотят спасти.

Такой услуги

До гроба не забыла б я.

Еще бы!

Итак, исполни то, что я скажу,

И пусть мне не знавать счастливой ночи,

Коль назло всем Роланд твоим не станет.

Начни с того, что заболей.

А дальше?

А заболев, ты призовешь к себе

Друзей, отца, проклятого Морозо

И своего Роланда.

Но зачем?

Ты все еще не поняла? Затем,

Что ты душой от этого взыграешь

И соберешь губами поцелуев

Намного больше, чем купцы монет

В Ост-Индии сбирают. Все поймешь ты,

Но после, а сейчас иди болеть.

Тебе я верю. Я больна.

Бог помочь!

Ложись в постель, а я отправлю слуг

За дурачком твоим и за папашей.

Ну, выручай в последний раз, фортуна, —

Благое дело затеваем мы.

Я деньги проиграл, но совесть мне

Тебя разубеждать не позволяет.

Но неужель она за мной послала?

Как! Ты не веришь мне?

И сам не знаю:

Ведь мы побились об заклад, а значит,

Ты вправе хитрым быть, я — осторожным.

Клянусь, я не солгал.

Куда, приятель?

Где мой хозяин? Вы его случайно

Не видели?

Зачем тебе он нужен?

Сокровище его...

В монете звонкой?

Нет, наша Ливия...

Что с ней стряслось?

Вдруг собралась...

Что? Набралась? Пьяна?

Сказал я: собралась сей мир покинуть —

Она совсем больна.

От кислых яблок

У ней, наверно, зубы разболелись.

У вас, наверно, голова болит,

Коль вздор такой несете вы. Прощайте!

Так вам хозяин мой не попадался?

Зачем он мне?

Нет, с ним мы не встречались.

Прощай, растяпа!.. Чем она больна?

Тоскою по тебе.

Сначала выбей

Мозг из моей башки — потом поверю.

Но Ливию я все же навещу —

Так требует учтивость.

Это верно.

А может быть, и нет. Не прикарманишь

Ты, Транио, мои две грешных сотни,

Хоть к этому меня подводишь ты

Искуснее, чем лань к капкану ловчий.

Не ловчий я, а просто проигравший.

Решай — идешь иль нет. Я — в стороне.

Иду. А ты прибавь к закладу малость.

Ни пенни.

Ну, тогда уж предоставь

Мне хоть свободу совести, а проще —

Дай право на десяток поцелуев.

Я Ливию — вот сдохнуть! — не люблю,

Но, может быть, треклятые приличья

Меня заставят с ней поцеловаться

Раз пять, а то и двадцать или тридцать.

Нет, иль верни заклад. По уговору

Ты Ливию не вправе целовать,

Пусть даже без любви. Я позволяю...

Не будь так скуп в игре.

...Два поцелуя.

Мне дюжина нужна. Коль ты согласен,

С тебя я сорок шиллингов скощу.

А впрочем, разреши уж сразу двадцать,

Чтоб округлить число. Клянусь, ей назло

Я поступаю так.

Оставь ты плутни!

Коль любишь — так люби, а ненавидишь —

Так ненавидь.

Но...

Жаль мне двадцать фунтов,

Но уговор дороже денег.

Если,

Придира, я тебе их проиграю,

Считай меня шутом иль поломай

Мне ноги за расчет мой неудачный.

Иду... Но хоть прощальный поцелуй

Мне разреши в придачу.

Разрешаю.

А остальные? Разреши — и можешь

Пробить мне череп грушей.

Не торгуйся,

А лучше выиграй заклад.

Чудак!

Каков уж есть.

Идем. А хочешь биться

Со мной на десять фунтов в третий раз,

Что с ней суров я буду?

Ни на пенни.

Скажи ей, пусть пожалует сюда

Всего лишь на два слова.

Предпочту я

Стать пахарем простым и есть овсянку,

Чем с женщиной, стремящейся наделать

Мне зла сколь можно больше, жизнь влачить —

Такая участь нищенства печальней.

По счастью, Жак, есть и другие страны,

Другие люди, женщины другие,

И с ними я, коль захочу, сторгуюсь

По-честному: "Вот деньги — вот товар".

Там солнце светит так же, как и здесь,

И прежде чем я иль моя супруга,

Кто первый — безразлично, не умрем...

Послушайте...

...И не сотрется память

О нашем мерзком браке, не услышит

Отчизна обо мне.

Увы, хозяин,

На ложный путь вы встали.

Всякий путь

Хорош, коль уведет от этой твари.

А я считаю, что коль ваша милость

Терпеньем запасется...

Что ты мелешь?

Я говорю, терпеньем запаситесь...

Так. Дальше?

И все выходки ее

Встречайте смехом. Если же браниться

Она начнет, на крышу дома влезьте

И барабанным боем созовите

Соседей глянуть да ее бесчинства.

Так поступал я со своей женой.

Твоя жена!.. В сравнении с моею

Она полночного безмолвья тише,

Голубки кротче...

И добрей тигрицы.

Зато ты в ней уверен.

Вы ошиблись —

Быть в женщине уверенным нельзя.

Но ведь ее ты знаешь.

Знаю только,

Что двадцать лет ее объездить тщусь.

И все ж моя жена — такая смесь

Тончайших разновидностей коварства,

Что радуга, раскинувшись по небу,

Меняет медленней свои цвета,

Чем новые уловки измышляет

Пройдоха эта.

Что она сказала?

Ни слова, но дала понять всем видом,

Что вслед за мной придет. Крепитесь, сударь!

Не мне вас поучать, но все мы смертны

И все несем свой крест.

Куда ты гнешь?

Сомнений нет, она...

В чем нет сомнений?

Что с ней? Да отвечай же, черт возьми!

Сошла с ума.

Хвала творцу!

Аминь.

Она всерьез рехнулась?

Да, не в шутку.

Она — не прогневитесь, ваша милость, —

Оделась на манер дешевых девок,

Которыми предместия кишат, —

В отрепье грязное. На разговоры

Она не речью отвечает — свистом

Иль в то, чего ей надо, тычет пальцем.

Что ей еще взбрело на ум?

А вот

И господин Софокл.

А что там делал

С ней господин Софокл? — А впрочем, ну их!

Готовьте сундуки — я уезжаю.

Софокл вам все расскажет сам.

Ох, Жак,

Она взбесилась!

Женщина ли это?

Да.

Сомневаюсь.

Как! А мне казалось,

На опыте вы в этом убедились.

Да, убедился и ушел чуть жив.

Она вас загоняла?

Не старайтесь

Придать моим словам порочный смысл —

Клянусь, жена у вас чиста, как дева,

Хотя кольцо и подарила мне...

...Чтоб похоть с вами утолить.

Оставьте!

Я не поцеловал ее ни разу.

Сейчас, когда к ней запросто, как друг,

Явился я, чтобы ее проведать,

Она (ума, наверное, решившись)

Взялась за нож и отняла кольцо,

А почему — не знаю.

Это правда?

Как то, что перед вами я стою.

Я верю, что со мной вы честны. Будьте ж

И впредь таким.

Она!

Что вы, красотка,

Предпримете, коль я покину вас?

Вы этим знаком мне сказать хотите,

Что летом упорхнете за границу,

Чтоб там ловить вояк, или возьмете

В аренду клок святой земли предместий,[259]

Чтоб женскую обитель учредить?

Помягче с ней — она ж больна.

Не верю.

Она молчит из скотского упрямства,

Но я ее заговорить заставлю,

Коль есть у ней язык. Понаблюдайте

За нею (вы понятливы), а после

Мне объясните, как это случилось,

Что я на ней в затменье чувств женился.

Да, объясню. У женщины столь нежной...

...Сколь нежен голос продавщицы устриц.

Нет, нищенка с Блэкфрайерса[260] и та

В сравнении с моей женой — царица.

Вы чересчур язвительны.

Отнюдь. —

Почтеннейшая, я теперь все понял

И говорю вам не в порыве злобы,

Но трезво все обдумав: вы здоровы,

А значит, дурака валять довольно.

Мильон, чтоб досадить тебе, отдам! —

Себе, решив делить с тобою ложе,

Я уготовил столько бед, что их

На двадцать жизней человека хватит —

Ведь род Адамов прекратится раньше,

Чем на тебя управу я найду.

Я не супругу получил — проказу,

Стал как чумной, нет, хуже — одержимый:

В меня вселились бесы, нет, сам дьявол.

Я был глупей скота, и мне за это

Досталась в жены шлюха и мотовка.

Да разве тот, кто отличить способен

От полдня полночь, от воды вино,

Лисицу от ракитника и голод

От сытости, женился б на тебе?

Не так она плоха.

Она ужасней,

Чем я подумать смею — так нагла,

Что может суд любой в тупик поставить;

Так женственности, совести и чести,

Приличий и пристойности чужда,

Что мать ее — не женщина, и в этом

Меня никто уж не разубедит.

Звериное упрямство обличает

В ней оборотня, женщину-волчиху,

Которая сперва была хорьком, —

Недаром честь мужскую, как цыпленка,

Она загрызть готова.

Неужели

Ее не проняло?

А ей понятен

Смысл ваших слов?

А мне-то что за дело?

Пусть будет тем, чем хочет. Отказался

Я от надежды обрести с ней радость

И чувство, коим был привязан к ней,

Отбросил, распустив, как тесный пояс.

Я больше не желаю быть ей мужем.

Тщеславие, прощай! — Но все ж, Мария,

Поскольку ты звалась женой моей,

Тебя великодушно я избавлю

От нищеты, заслуженной тобой.

Сполна ты вдовью часть свою получишь

И половину дома моего,

Другую же я в деньги обращу

И с целью достохвальною истрачу:

Священника найму, чтоб он молился,

Да просветит заблудшую господь.

Свой гардероб и прочее, что нужно,

Оставь себе. На этом и покончим

С твоими непотребствами. Уеду

Я за море.

Вы истинный мужчина.

Я вас люблю и с вами, все простив,

Вновь говорить согласна.

Вот так чудо!

Себя ты мог бы, Плиний,[261] обессмертить,

Одну ее потомству описав!

Стезю благую, сударь, вы избрали —

Полезно вам увидеть мир.

Она

Меня решила сплавить!

Очень долго

Ждала я, что за ум возьметесь вы,

Но дождалась. Смотрите не вернитесь

К тому, что было. Кажетесь вы ныне

Мне новым и прекрасным человеком

С отменными задатками. Возможно,

Вы, как и большинство знакомых наших,

Боитесь, что расплачусь я, как дура,

И, чтоб отъезду помешать, повешусь

На шею вам и этим вас свяжу.

Но я люблю вас. Так пускай узнают

Все женщины на свете, что сумела

Я предпочесть и страсти и лобзаньям

Честь родины, поскольку украшеньем

Своей страны должны вы стать и в вас

С заморскими народами знакомство

И зрелость мысли, и красноречивость,

И остроту суждений разовьет.

В путь, мой достойный муж, и возвращайтесь

К нам мудрецом!

Не женщина — профессор!

Купцы моря неведомые пашут

Корысти ради, а уж вам подавно

За мудростью отправиться не грех.

В путь! И пускай попутчиком вам будет

Ваш благородный ум. Коль вам угодно

Внять женщине, совет я дам такой:

Чем дальше вы уедете, тем больше

Приобретете опыта. Старайтесь

Быть бережливым: одного наряда

На все скитанья, одного обеда

В неделю хватит вам. Вы убедитесь,

Что чем бедней одеты вы, тем больше

Покажут вам.

Вы слышите?

О да!

Будь проповедником она, что было б!

В язычество она б нас обратила.

Дивлюсь я, почему она не пишет.

Когда же время и житейский опыт

Вас переделают и умудрят,

И вы из дурня станете вельможей,

Верней сказать, из клячи — скакуном,

Домой в летах вы, как Улисс,[262] вернетесь,

А я, как Пенелопа...

...Переменишь

Любовников за это время больше,

Чем языков я выучу, и то,

Что за день натворить с одним успеешь,

С другим на нет сведешь ночной порой.

Вы правы. Я без вас почту за честь,

Которая меня в веках прославит,

Преодолеть немалые соблазны,

Грозящие уже сегодня мне,

И стойкостью такой украсить имя

Супруги вашей преданной и верной.

Ну, что мне делать?

Взять да и уехать.

Ведь вы хотели этого.

Отнюдь.

Я просто припугнуть ее пытался,

Но сам чертовкой этой допечен.

Придется ехать.

Лошади готовы?

Уложены пожитки?

Коль угодно

Вам, сударь, мне доверить дом и все,

Что остается в нем...

Несите деньги.

То я по мере сил и разуменья

С имуществом управлюсь, как вдова,

И с нетерпеньем буду ждать известий

О вашем процветанье и успехах,

А коль не получу полгода писем,

Решу, что в Индии вы иль в Китае —

Вам климат тамошний всего полезней.

Так вот откуда дует ветер!.. Ей

Сжить нужно со свету меня.

Он дует

На Францию и будет вам попутным.

Не медлите и отплывайте в ночь:

Прилив не станет ждать. А я в дорогу

Вам заверну что бог послал.

Прощай!

Ты с ловкостью такой меня дурачишь,

Что если выжить из дому сумела,

То и вернуть сумеешь, коль захочешь.

Нет, я вас не дурачу, а люблю

И побродяжить всласть вам разрешаю:

В седле вас видеть будет мне приятно.

Еще приятней было бы тебе

Меня в петле увидеть.

Я за благо

Сочту взглянуть на все, что вам по нраву.

Софокл, меня, надеюсь, вы с друзьями

Проводите до берега?

Конечно!

У вас довольно будет провожатых.

Ну, дайте мне прощальный поцелуй,

И я пойду вас собирать.

Исчезни!

А если снова разведешь рацеи,

Тебя я в спальню прогоню пинками.

Прощайте и — напомню вам опять —

Себя и впредь ведите так же мудро,

Достойно, по-мужски: мне к чести это.

А что до ваших прежних непотребств,

Причины стольких сплетен, что уехать

Позор вас вынуждает на чужбину

(Не будь их, я не отпустила б вас),

Я, вашей доброй славой дорожа,

Их притушу, как верная супруга.

Коль лимонад или иное средство

Против морской болезни вам потребно,

Скажите мне, и я все приготовлю.

Пусть сатана, наставник твой, осыплет

Тебя благодеяньями своими

За попечения твои!

Боясь

Вам в исправленье вашем стать помехой,

Вас я оставлю с вашим stilo novo.[263]

Уеду!.. Нет, останусь и ее

В последний раз подвергну испытанью.

Вам лучше бы уехать.

Да, уеду.

Прошу вас кликнуть тестя и друзей —

Пусть все отъезд мой видят... Если в море

Бывают бури злей, чем речи женщин,

И волны ненадежней, чем их клятвы,

Пусть носит шторм меня по лону вод,

Покуда в щепы киль не разобьет.

Теперь пусть судят все, насколько вправе

Вы поносить меня.

Коль этот шаг —

Раскаяние дочери моей —

Твоим благим влиянием был вызван,

Я сознаюсь, что зря тебя винил,

О чем и сожалею.

Испугалась

Сперва она сама непослушанья

Родителю, а я ей объяснила,

Как просто дочке любящей с отцом,

Явив ему покорность, примириться.

Она — хвалю ее! — вняла советам,

Разумными сочтя их, но они

Ее не исцелят, пока горюет

Она о том, что рассердила вас, —

Ведь эта скорбь в ней хворь и вызывает.

Жалею, что она больна, но рад,

Что порожден недуг такой причиной.

Вот и Морозо.

Счастлив видеть вас

И поделиться с вами доброй вестью.

Рад слышать... Что здесь нужно этой даме?

Мне нужно угостить вас кое-чем,

За что спасибо скажете.

Морозо,

Она не лжет. Ступайте к вашей милой...

И хоть она больна, целуйтесь с ней.

Как!

Так, что это будет ей приятно.

Неужто я и вызван с этой целью?

Входите же и убедитесь сами.

И выслушайте исповедь ее.

Создателем клянусь, она получит

И отпущенье, и епитимью,

Но в меру прегрешений.

Выйдете

Иль нет, глупец?

Вот и другой пришел.

А, добрый вечер, Транио! Рад видеть

И вас и друга вашего.

Спасибо.

Есть дочка у меня...

И слава богу.

Вы с ней дружили.

Но не буду больше.

Она ведь женщина, а к сердцу женщин

Путь отыскать труднее, чем тропу

Найти под снегом.

Но вернемся к делу.

У дочки вышеназванной моей

Случилось несварение желудка:

Она объелась чувством к вам.

Ко мне?

Да. А верней — раскаяньем, и вот

Она лежит и думает.

Так что же?

А то, что к ней зайти не худо б вам.

Как вам угодно. Я насчет визитов

Не привередлив.

Но предупреждаю:

Настолько изменилась дочь моя,

Что Ливию вы новую найдете.

С меня и прежней хватит.

Перестала

Она дурить и вешаться на вас,

И вам в глаза заглядывать в надежде

Увидеть там портреты тех детей,

Которых наплодит для вас...

Я счастлив,

Что участи столь страшной избежал.

...И вас лобзать до краски на щеках.

Не так ребячлив я, чтобы краснеть,

Каким бы ни был поцелуй бесстыдным.

Но продолжайте.

Ливия теперь.

Покорна мне опять и будет делать

То, там и с тем, что, где и с кем велю.

Но ей хотелось бы проститься с вами,

Чтоб вам вернуть обет — залог, врученный

Ей вами, и взыскать с вас две-три клятвы,

Вам ею данные.

Сполна верну их,

А если мало этого, то дам

Расписку, что претензий не имею.

Прекрасно! Вам она ответит тем же,

И разойдетесь полюбовно вы.

Да будет так! — Пропали двадцать фунтов.

Не правда ль, Транио любезный?

Действуй.

От проигрыша я не разорюсь.

Идемте.

Что б она вам ни сказала,

Стерпите это по-мужски, Роланд:

Она сварливой стала из-за хвори.

А мне-то что? Пускай себе болтает,

Пока язык свербит. А ты, клянусь,

Лицом мила и сложена недурно.

Я чувствую, что сотня фунтов льется

Так из меня, как будто я мочусь.

Поосторожней, дядя! Раздражает

Ее малейший шум.

Ну как ты, дочка?

Ох, скверно, хоть теперь, когда меня

Простил вот этот добрый человек,

Мне вроде бы немного полегчало.

Прошу, меня повыше посадите.

Ох, голова!..

Разыграно отлично!

Отец и все, кто посетил меня, —

Вот человек, так мною оскорбленный,

Как не был ни один старик унижен.

Над ним глумилась я, в него плевала,

Ему давала прозвища в насмешку,

Приклеивала к бороде огарки,

Его бранила пугалом, дразнила,

И презирала, и скотом считала —

Ох, как в боку кольнуло! — да, скотом.

Я уверяла, будто плащ он носит

Из парусины, что в залог когда-то

Принес его отцу один матрос,

Который жив и ныне. На крестинах

Ему касторку я влила в варенье,

И он штаны себе вконец испортил.

Я как-то ночью лестницу горохом

Усыпала, и сей достойный старец

Своей почтенной мудрой головой

(О горе мне, преступнице!) verbatim[264]

Пересчитал все двадцать две ступеньки,

Разбил флакон с лекарством от запора

И потерял отменный жабий камень[265]

Ценою в фунт, все связки растянул,

Два раза напустил в штаны и найден

Был без сознанья. Все эти злодейства

По своему почину я свершила.

А я простил.

Где Бьянка?

Здесь, кузина.

Дай пить.

На, пей.

А это кто?

Роланд.

Обманщик, с вами мы должны расстаться.

Приблизьтесь.

Мне так жаль, что вы больны.

Себя, а не меня жалейте, сударь,

Я ж вам прощаю оскорбленья ваши.

Готовы ли бумаги?

Вот они.

Угодно их проверить?

Да, угодно.

Пусть их и этот юноша подпишет:

Он, как и я, покончить хочет с прошлым,

Бумаги же ускорят наш разрыв —

Мы с ним на бедность обреки б друг друга:

Мы молоды, наделали б детей

И те кляли б нас за безумство наше.

Мы, в брак вступив, дотла бы разорились.

Сознаюсь (и пусть это слышат все),

В него я влюблена была безумно

Но этому конец. Мы поумнели

И не дадим страстишке нас сгубить.

Прочли, Роланд?

Да. Где ставить подпись?

Не торопитесь. Дайте мне бумаги,

Чтоб я сама могла их просмотреть

И оросить прощальною слезою.

Пусть все уйдут, ее одну оставив —

А я вас позову.

Друзья, уйдем

Пусть минет дождь.

Ах, зря я к ней явился!

Ты молодец!

Дай бог, чтоб было так.

Скорей бери другие документы,

И первая, когда вернутся наши,

Их подпиши и сунь отцу на подпись,

Из рук не выпуская. Я ж убавлю

Свет, чтобы полутьма царила в спальне,

Как в лавке, где товар суконщик мерит.

А как дурак Морозо сокрушался!

Он плакал тем сильней, чем больше я

Над ним глумилась.

Так ему и надо.

Ох, старая вонючка! Хоть больной

Лишь притворяюсь я, мне в самом деле

Чуть-чуть не стало дурно близ него.

Помойка по сравнению с ним — мускус.

Чтоб он издох!

Аминь!

Ложись-ка снова

И будем продолжать.

Зови мужчин.

Коль ты к влюбленным милостиво, небо,

Услышь мои мольбы!

Она готова?

Да, выплакалась. Подойдите к ней.

Роланд, приблизьтесь и до подписанья

Мне дайте руку... Так!.. И поцелуй —

Мы видимся в последний раз сегодня.

Дай бог вам счастья! Ставьте вашу подпись.

Ох, подождите!

Пусть умру на месте,

Коль мне не жаль мальчишку! Ишь как плачет!

Вот вам перо.

Прошу вас ближе встать

В знак нашей прежней близости.

Готово.

И остальные пусть приложат руку.

Конечно. Подпишитесь, зять.

Охотно.

Отдайте-ка бумагу.

Я желаю

Вам, Ливия, счастливой быть в любви.

Ох, больше не могу...

Теперь заверьте

Вот эту.

С удовольствием.

Отдайте.

Приподними меня чуть-чуть, кузина, —

Вот и пришел всему конец, Роланд.

С другою будьте счастливы. Чужие

Отныне мы.

Прощайте!

Навсегда.

Пусть все уйдут и занавес задернут:

Ей нужно время, чтобы скорбь унять.

Дела до завтра подождут — ей нынче

Не до гостей.

Побудь с больною, Бьянка:

Пора мне ехать, — да и вам, Морозо, —

Чтоб на корабль Петруччо проводить.

Я был бы счастлив, если б мог я жалость

Питать и к старшей дочери моей.

Исправит время и ее. Прощайте!

А вам, Морозо, да воздаст сполна —

За все невзгоды юная жена.

Живее выносите!

И сундук?

Да, все. И не копайтесь, иль хозяин

Уедет, не дождавшись нас.

Ну, Жак,

И крепко ж повезло тебе!

Еще бы!

Ты от хозяйки за морем спасешься —

Ведь бурю не перекричать и ей.

Не остановимся мы до Парижа —

В Кале она до нас еще достанет.

Ребята, марш в таверну "Львиный ключ"

И на корабль поклажу! Мы — за вами.

Вот бы ее в сундук!

Побойся бога!

Уж лучше посадить туда медведя.

Нет, ты послушай. Я в открытом море,

Где судно шторм, даст бог, трепать бы начал,

Хозяину бы взял да подсказал,

Чтоб он с соизволенья божья гаркнул:

"Груз в воду, иль погибнем!" — и тогда уж

Сундук такой огромный непременно

За борт бы полетел.

Будь я уверен,

Что от нее избавимся мы этак,

Я сам бы сделал то же, хоть, поверь,

Тогда б не стало в море больше рыбы —

Ведь с нашею хозяйкою водиться

Одни акулы, схожие с нею нравом,

Да черепахи — кроткие созданья,

К любой беде привычные, — решатся,

Торговки, если с рыбой на базар

Случайно принесут хозяйку нашу,

Заноют "miserere" и с лица

Унылее трески сушеной будут,

Покуда вновь не стащут тело в воду

И в море бриз его не унесет.

Из-за нее Нептун с его трезубцем

И все его морские полубоги

Ламанш возненавидят так же сильно,

Как школу мальчик. Я не сомневаюсь,

Что, будь она в сердцах и встреть Нептуна,

Досталось на орехи б и ему.

Ох, уж ее язык!

Он стоит сотни

Обычных языков!

Язык бесстыжий!

Язык коварный!

Ядовитый!

Длинный!

Безбожный!

Громкий!

Едкий, словно спирт!

И сами камни вавилонской башни[266]

Столь дикий и чудовищный язык

Едва ль слыхали. Как угодно можно

Его назвать, но только не правдивым.

Тащи багаж назад. Конец поездке!

Да как же так?

Хозяин ваш Петруччо,

Ах вы, бедняги!

Жак! Ох, Жак!..

Скончался,

И труп везут домой. Он нас покинул

Из-за жены, проклятья своего.

Она его убила?

Да, убила.

А есть закон, чтобы ее повесить?

Ступайте, о беде ей расскажите:

Мне страшно к ней идти — могу при встрече

Я самообладанье потерять.

К тому же мне опять уехать надо.

Пускай она хотя бы для приличья

(Коль ей известно, что это такое),

Хоть для того, чтоб срама избежать,

Над мертвецом поплачет. Вы же сами

Не войте — вам его не воскресить.

Скажите ей, труп через час здесь будет,

И все друзья придут ее проклясть.

Прощайте!

Жак! Ох, Жак!

Хозяин, милый!

Ох, подлая хозяйка! Да ее

Повесить мало!

Утопить!

Зарезать!

Побить камнями!

Выкупать в дерьме!

Предать голодной смерти иль, напротив,

Кормить одними яйцами, пока

Она не станет на мужчин бросаться.

И пусть господь того, кто ей поможет,

Бессильем ipso facto[267] покарает.

Не торопись. Дай душу отвести.

Пусть на того, кто с этих пор окажет

Услугу ей или ее похвалит,

Падет проклятье, что я слышал в Седжли:[268]

"Чтоб черт в высоких сапогах и шпорах,

С косой в руках, сел на тебя верхом".

Какой я был осел, что подписал!

Я ж до сих пор ей дорог. Ах, бумага,

Последнее мое воспоминанье

О том, что я любил и что утратил,

Дай подпись милой мне поцеловать,

И с Ливией я распрощусь навеки.

О, горькие слова! Прочту их снова

И постараюсь навсегда забыть.

Что? Да ведь это брачный наш контракт!

Контракт, скрепленный подписью отца,

И подписью Морозо, и печатью!

Я сплю? Нет, я не сплю... Перечитаю.

Да, так и есть — контракт!

Да, так и есть,

И потому ты мне, Роланд, сто фунтов

Уплатишь завтра же.

А ты уверен,

Что мы с тобой не бредим?

Да, уверен.

Ты проиграл.

Плачу, коль это правда.

Не сомневайся. Передать велели

Тебе еще кольцо.

Узнал?

Узнал.

Когда уплатишь долг?

Да погоди же!

Когда женюсь я?

Вечером сегодня.

Послушай, плутовать со мной не надо —

Коль будешь честен, заплачу я больше.

Клянись — ведь ошибаться, как все люди,

Могу и я, — клянись, что я Роланд.

Да, ты Роланд.

И я не сплю?

Не спишь.

И я в своем уме?

Вполне.

И в спальне

У Ливии я был?

Да, и оттуда

Унес контракт.

И я на ней женюсь?

Да, коль не струсишь.

Ты клянешься в этом?

Клянусь.

Клянешься совестью и честью

Под страхом мук душевных, коль солгал,

Что все это не сон, а явь и правда?

Клянусь по правде, совести и чести,

Что я не лгу.

Перемени-ка место

И вновь клянись.

Клянусь, что я не лгу.

Итак, я проиграл и полон счастья.

Но растолкуй же мне, что происходит, —

Ведь я во тьме блуждаю, как язычник.

Священника уже я подрядил.

Сойдет все так, что глаже не бывает.

Гроб опустите и за ней ступайте.

Дочь, полюбуйся делом рук своих!

Твой любящий супруг перед тобою.

Он чересчур хорош был для тебя.

Он не успел отплыть: его убила

Ты, мерзкая, бесчувственным упрямством.

Коль можешь плакать, плачь — к слезам есть повод:

Хоть после смерти мужа докажи

Всем нам, что ты не вовсе негодяйка.

Поплачь ты вовремя, он был бы жив.

А впрочем, и сейчас есть смысл поплакать —

Авось глупцов разжалобишь.

Судите

Меня по собственным моим поступкам,

А не по мненью вашему о них,

Не то еще несчастнее я стану.

Да, у меня для слез причина есть,

И я их непритворно лью.

Однако

Ей добродетель не совсем чужда.

Но вы поймите, в чем причина эта, —

Не в смерти мужа (упаси господь,

Чтоб я о ней рыдала, как девчонка!),

А в том, что жизнь он прожил глупо, жалко.

Вот почему печаль мне взор туманит.

Тебе не стыдно?

Стыдно мне до слез

При мысли, что он жил меж нас так долго

И был так неотесан, простоват

И так не по-мужски нерасторопен.

Я плачу лишь об этом — не о нем.

Смерть для него — удача. Если б прожил

Он с год еще, то в память о себе

Безумств бы натворил гораздо больше,

Чем осенью плодится мух. Бог с ним!

Нелепо жил и умер он нелепо,

И здравым честным людям подобает

Жалеть не столь ничтожного глупца,

А лишь его возможное потомство,

Которое, боясь, что обессмертит

В ублюдках он ничтожество свое,

Произвести ему я помешала,

Как и пристало женщине разумной,

Чей долг — о муже печься.

Расстегните

Меня скорей, не то я впрямь помру! —

Мария, ты мое проклятье!

Шлюха,

Да подойди же к мужу, или сам

Тебя повешу я, коль он погибнет!

Ах, ты...

Прости меня! Ты укрощен,

А значит, я — твоя раба отныне;

Я на своем поставила, а значит,

Тебе покорна буду с этих пор.

Не удивляйся и не жди подвоха,

А лучше поцелуй. Теперь начнется

У нас любовь.

Еще!

От всей души.

Еще!.. Друзья, да где ж я? Не в раю ли?

Ложитесь-ка в постель — там разберетесь.

За старое не примешься, жена?

Нет.

И не надо. Честью я ручаюсь,

Что повода к тому не дам.

Клянусь

Своим доныне сбереженным девством,

Что за такой обет твой добровольный

Жизнь посвящу тебе.

Ах, черт возьми,

Как все чудесно обернулось!

Жак,

Беги и наилучшее съестное,

Какое раздобудешь, покупай.

Пусть режут кабанов! Я вновь родился!

Ну, маленькая Англия, коль мне

Ревнивый иностранец попадется,

Я деспота такого подучу

Одну из дочерей твоих взять в жены,

И коль он хлеб свой есть не будет с маслом,

Покуда не проест зубов, скажу,

Что о тебе лишь понаслышке знаю.

А это что еще?

А это моррис,

Который мы под вашу дудку пляшем.

Явились бедные молодожены

За свадебным подарком к вам.

Не хмурьтесь —

Теперь уж поздно. Видите контракт?

Подписан он и вами и Морозо.

Мной?

Мной?

Взгляните сами.

Здесь подвох,

Ловушка!

Да, мы вас в нее поймали.

Отец...

Скажи, ты с ним легла?

Конечно.

И ею ты, мальчишка, овладел?

Да, и надеюсь, прочно.

Совершилось!

Мне остается лишь устроить свадьбу,

А вам, Морозо, с этим примириться:

Так иль иначе, девушка за ним.

Уж раз попался я, так угостите

Меня хотя б обедом, чтоб запить

Я мог обиду.

Помни же, мальчишка,

Что через год я должен дедом стать,

Не то я вам наследство поубавлю.

За мной не станет дело: проигрался

И так я из-за Ливии.

А я

Не зря поставил на нее.

Мошенник!

Идемте выпьем и повеселимся,

Уж раз объезжена моя лошадка.

А кто захочет в брак вступить, друзья,

Тому да послужу примером я.