Пьяный Силен. О богах, козлах и трещинах в реальности

XXIII. Силен — бессмертный, который тоскует по смерти, — является, таким образом, истиной любого искусства. Довольно забавно, что эта истина приходит в виде пьяного толстяка

Силен плетется вперед, спотыкаясь и во хмелю, но путь ему преграждает женщина. Об этой женщине мы еще не говорили. Она — воплощение гротеска. Она обнажена и горбится, ее правая рука опущена к земле — на самом деле она лежит плашмя. Ее лицо — опухшее и бесчувственное. Подобно Силену и в отличие от нимф и сатиров, она так пьяна, что оказалась в ничейной земле пустоты и смятения. Два малыша-сатира — две маленькие жирные бестии — возлежат на земле и кормятся от ее грудей вроде как снизу вверх. Они буквально в нее впились. Лежащий с той стороны маленький жадный сатир оттягивает ее правую грудь так, что это должно бы было быть больно. Но, подобно Силену, которого мощно щиплет черный сатир, она не обращает на это ощущение никакого внимания. Она вошла в потусторонний мир, и ощущения для нее позади.

Потусторонний мир — это место, которое на шаг за порогом. Распластанная пьяная нимфа, к которой присосались юные сатиры, находится уже по ту сторону какой-либо возможности пережить опыт двойного мира. Она уже вообще не здесь. Она вполне буквальным образом превратилась в источник нектара, питающего сатиров в их мире. В конце концов, они сосут из ее грудей. Нетрудно представить, что молоко этой нимфы — довольно высокоградусное. Она накидалась сама и передает градус маленьким сатирам. В общем, это и есть замкнутый на себе и циклический мир сатиров и их неустанных плясок вокруг Диониса. С позиции нимф, сатиров и самого Диониса цикл рождения и смерти бесконечен, вечен и непрерывен.

Нимфа, которая лежит на земле и дает маленьким сатирам сосать из ее грудей, преграждает путь Силену. Вероятно, он об нее споткнется или еще как-то вступит в контакт с ней как с препятствием. Итак, черный сатир щиплет Силена, заставляя нестись к порогу картины и, надо полагать, к возможному преодолению этого порога (вспомним еще раз про ориентацию картины — опрокинутую, с креном вниз); распластанная кормящая нимфа блокирует Силену траекторию, которая в остальном направлена вон из картины, а тот ковыляет в своем полубеспамятстве.

Силен застигнут между тем, чтобы сбежать из картины, и тем, чтобы в ней остаться. Это состояние, когда находишься между бегством и пленом, похоже на то состояние, в котором Силен обретается в мифе. В конце концов, Силен находится где-то между умиранием и не-умиранием. Он не вполне бессмертный, как Дионис, — ведь он не настоящий бог — и не вполне смертный, как царь Мидас, поскольку должен всегда существовать в роли прислужника Диониса, пока Дионис вечно рождается, а потом его разрывают на части, а потом он перерождается и его вновь разрывают на части. И еще Силен на этой картине, давайте повторим еще раз, — пьяный вусмерть. А один из ключевых аспектов фатального опьянения, как все знают, — это то, что ты в сознании, но не полностью. Ты здесь, но не вполне здесь. Ты присутствуешь, но при этом отсутствуешь. Перемещаешься, но никуда не идешь.

Распластанная нимфа с жадными, чудовищными малышами-сатирами — это замкнутый круг дионисова цикла. Она не выпустит Силена из картины. Не даст ему воплотиться. Не позволит ему обрести плоть, не даст жить, чтобы умереть, — и умереть, чтобы жить. Силен останется в теневых землях.