Расёмон – ворота смерти

Глава 7 Веселый квартал

Проводив юную гостью хозяина домой, Тора вернул в платное стойло взятого напрокат быка и экипаж и пешком отправился в город. День был в самом разгаре, и у него, как и у многих жителей столицы, была впереди уйма свободного времени.

Праздная толпа заполонила улицы, магазины, лавки и харчевни. По улице Сузаку сновали взад и вперед ликующие нарядные люди в окружении целого моря роз: цветы были приколоты к их шляпам и поясам, к седлам и уздечкам лошадей, красиво обвиты вокруг бычьих рогов и вплетены в занавески экипажей и паланкинов. Знать разъезжалась по загородным усадьбам, народ победнее спешил в сторону рынков и веселого квартала. Повсюду царили радость и веселье: старики, сидя на ступеньках храмов, улыбались и кивали прохожим; обычно степенные, солидные чиновники развязно шагали, покачиваясь на нетвердых ногах, влюбленные парочки о чем-то шушукались и задорно смеялись, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза.

Тора одобрял их радость, но чувствовал себя одиноким. Грустно смотрел он вслед миловидным девушкам и их юным воздыхателям. В доме Хираты он приглядел застенчивую маленькую служанку, которая одарила его долгим, вселявшим надежду взглядом, когда он помог ее госпоже выйти из экипажа. Тора даже подмигнул ей, но она, гордо отвернувшись, засеменила прочь. Как ему хотелось, чтобы она сейчас шла по улице вместе с ним!

Повинуясь внезапному порыву, он решил купить ей маленький подарок — ведь подобными вещицами обычно легко умостить дорогу к будущим дружеским отношениям.

В столице на тот момент было всего два больших рынка — на западной и на восточной сторонах улицы Сузаку, — но, как правило, они торговали поочередно, через неделю. Однако сегодня, в день праздника, работали оба рынка. Каждый занимал целый квартал и был огорожен рядами одноэтажных магазинов и лавок, развернутых фасадами внутрь. Огромная площадь, заполненная множеством навесов, лотков и прилавков, где любой мог выставить на продажу свою утварь, была ограничена четырьмя воротами.

Сначала Тора пришел на многолюдный западный рынок и остановился перед продавщицей вееров. Он увидел разложенные на земле дешевенькие разноцветные бумажные и бамбуковые опахала и растянутые во всей красе на специальных шестах створчатые веера побогаче. Тора долго рассматривал их, но расцветка и узоры показались ему недостаточно изысканными для романтического подношения. В лавке, торговавшей гребнями, Тора тоже ничего не купил, решив, что самшитовые украшения для волос выглядят слишком бедно и не произведут впечатления на юную прелестницу.

Вздохнув, Тора отправился на противоположную сторону улицы Сузаку, на другой рынок. За воротами с яркой черепичной крышей его встретили аппетитные запахи пищи — жареных бобов, рисовых лепешек, душистых тушеных блюд из морской живности и вкусной лапши в ароматном мясном бульоне. У Торы потекли слюнки, но он решил приберечь свои скромные денежные средства на вечер. Остановился только для того, чтобы купить себе немного острого пряного лакомства — тонко наструганной редьки с перцем и морской капустой. Так, с кулечком из вощеной бумаги, он и ходил по рядам, жуя и глазея на товар и встречных девушек. Покончив со своим лакомством, Тора подумал, что и на этом рынке не найдется ничего подходящего для его избранницы. Он и так потратил уже немало времени, а между тем солнце начинало клониться к закату, близился вечер, поэтому, выбросив пустую обертку, он отправился в веселый квартал.

Выйдя из северо-восточных ворот, Тора снова перешел на другую сторону улицы Сузаку и оказался в более богатом торговом квартале. Здесь было много двухэтажных зданий, где прямо при своих лавках жили состоятельные торговцы.

Пройдя до середины одной из улиц, Тора наткнулся на большую лавку торговца шелком. Ему припомнились убитая девушка и ее пояс, и он подумал, что найдет здесь что-нибудь, чем порадовать маленькую служанку. Войдя и скинув обувь, он остановился перед витриной.

Хозяин магазина и несколько приказчиков обслуживали сидящих на циновках клиентов. В дальнем углу сухопарая женщина средних лет с крючковатым носом и жестким взглядом склонилась над бумажными свитками и счетами.

Тора сел. Хозяин магазина, коренастый коротышка с румяным лицом и тоненькими усиками, заметив его, сделал знак одному из приказчиков, чтобы тот обслужил Тору.

— Я хотел бы купить пояс для молодой женщины. Желательно что-нибудь поярче, — сказал Тора, разглядывая ткани, разложенные перед другими покупателями.

Молодой приказчик спросил:

— Сколько готов потратить господин?

— Двадцать монет, — гордо объявил Тора. Свой статус одинокого мужчины он ощущал болезненно.

Приказчик не позволил себе презрительно фыркнуть — уж больно крепким и мускулистым показался ему клиент, — но проговорил весьма холодно:

— Дешевые товары вы найдете на следующей улице, а здесь магазин Кураты. У нас только самые лучшие шелк и парча.

— Вот как? — удивился Тора. — А почему бы мне не купить у вас небольшой отрез парчи?

Приказчик покачал головой:

— Даже на самый маленький отрез вам не хватит связки медных монет. Мы обслуживаем только знатных людей и поставляем свои товары во дворец.

Тора удивленно вскинул брови:

— Неужто целой связки монет недостаточно? — Он огляделся. — Вы хотите сказать, что вон та цветастая ткань могла пойти на одежду для его величества?

Приказчик кивнул.

Тора вскочил и направился к циновке, где сидели двое степенных придворных в парадном облачении. С важным видом они обсуждали разложенные перед ними рулоны дорогой узорчатой парчи. Взяв в руки один такой рулон, красный с ткаными золотыми хризантемами, Тора начал разглядывать его. Приказчик, что-то возмущенно бормоча, бросился за ним вслед, а чиновники недоуменно наблюдали за этой сценой.

— И вы продали бы это его величеству? — спросил Тора у приказчика, натягивая парчу своими сильными ручищами, чтобы проверить ее на прочность.

— Да, да! — завопил приказчик, заламывая в отчаянии руки. — Только, пожалуйста, не делайте этого! Такими грубыми движениями вы испортите материю!

Тора неохотно вернул парчу.

— Да, ткань действительно мягкая, только мне нравятся более цветастые. Сколько же стоит такая штуковина?

Один из сановников громко расхохотался:

— А у него губа не дура! — И обратился к Торе: — Да ничего особенного, всего каких-нибудь десять слитков серебра. К вашему сведению, такого рулона хватит на облачение для торжественных церемоний. Или вы хотели бы сшить платье для охоты? — Его приятель разразился грубым хохотом.

Тора смотрел на них насупившись.

— Нет. Мне нужен пояс для маленькой служанки.

Его слова еще больше развеселили вельмож. Один из них вскричал:

— Э-э, братец, тогда уж лучше купи у меня быка и повозку, чтобы произвести впечатление на свою даму, когда ты за ней заедешь.

На этот раз даже молоденький приказчик не сумел подавить усмешку.

— Что здесь происходит? — неожиданно раздался строгий голос за спиной у Торы. — Чего нужно этому парню?

Тора обернулся и посмотрел сверху вниз на хозяина магазина, вернее, на его лысую голову с тугим узлом на макушке, к которому были прикреплены чужие волосы.

Приказчик растерянно залопотал:

— Да ничего особенного, господин Курата. Просто этот господин интересуется материей для пояса.

— Для пояса? Ты болван, Ецуги! Этому человеку парча не по карману. — И обратился к Торе: — Пояс из этой парчи стоит двадцать серебряных монет. Тебе таких денег и за несколько лет не заработать. У нас не найдется ничего ни для тебя, ни для твоей женщины, так что лучше проваливай подобру-поздорову.

Тора смерил его пристальным взглядом, и ему совсем не понравилось то, что он увидел. В этих маленьких глазках и поджатых губах таилась злоба. Не оценил он также и ядовитой шутки, отпущенной в его адрес, поэтому, повернувшись к сановникам, сказал:

— Возможно, я приму ваше предложение, когда начну брать взятки, как это делаете вы, ребята. — И, кивнув приказчику, пошел прочь.

На соседней улице, у вполне учтивого торговца, Тора приобрел веселенький хлопковый пояс с рисунком в виде белых журавлей, летящих над синей водой. А еще через пару улиц он заглянул к продавцу рисовых лепешек, столь любимых женщинами. Здесь он купил изящно обернутую красивой бумагой коробочку со сладостями. Начинало темнеть, и Тора направился к реке.

Там, вдоль реки Камо, между Четвертой улицей и улицей Киого, располагался «ивовый квартал», обязанный своим названием густым ивовым зарослям, подступавшим к самой воде. «Ивовый квартал», или, как его называли, «веселый», славился своими увеселительными заведениями, где любой желающий мог не только получить пищу, выпивку и женщин, но и предаться более утонченным эстетическим удовольствиям, созерцая музыкальные и танцевальные выступления гейш.

Солнце село, и на землю спустились сумерки. Улицы утонули в вечерней мгле, но над головой еще светилось темно-лиловым сиянием закатное небо, на котором уже появились первые бледные звездочки. Впереди показались ворота веселого квартала, манившего множеством разноцветных фонарей, и до ушей Торы донеслись первые отдаленные звуки музыки.

Ускорив шаг, он ступил в это сказочное царство огней. Подвешенные к ветвям ив и карнизам домов, они покачивались на легком ветерке, веявшем с реки. От их света казались еще более нарядными и яркими женщины в дверях и окнах питейных домов и богатые клиенты, прогуливающиеся по набережной.

Тора с завистью смотрел на «товар», выставленный в витринах домов свиданий, но здешние цены были ему не по карману. Он утешился тем, что позволил себе немного поболтать с миловидными девицами, сбившимися в стайку за деревянным решетчатым входом в одно из таких заведений.

Среди питейных домов самого разного калибра Тора мог найти что-нибудь подешевле и хорошо знал это, поскольку был завсегдатаем в трактире с не самым оригинальным названием «Старая ива», где, впрочем, всегда встречали посетителя хорошей едой, выпивкой и увеселениями. Туда-то он и направил свои стопы.

На пороге его приветствовала хозяйка, беззубая старая тетушка, обеспечивавшая своих клиентов лучшими гейшами в квартале.

— Тора-сан! — прокаркала старуха. — Мы с девочками давно поджидаем тебя. В этот весенний праздничный день такой красивый да ладный удалец, как ты, конечно же, захочет насладиться «игрою туч и ливня»?

— Почтенная тетушка, — сказал Тора, вежливо кланяясь, — я ваш давнишний поклонник, но мое нынешнее финансовое положение не позволяет мне насладиться обществом таких дам, как вы и ваши девушки. Однако примите сей скромный подарок. — И он протянул ей коробку со сладостями.

С удовольствием приняв коробку, старуха похлопала его по плечу.

— Глупенький! Если бы ты не тратил денег на меня, безмозглую каргу, то смог бы позволить своему «рубаке-мечу» потешиться в сладкой схватке. Бедный петушок, наверное, уж притомился в поисках своего насеста. Так позволь старой тетушке найти для него уютное прибежище! А что касается платы, так мы запишем ее на общий счет.

— Да… Но в таком случае… — Тора наклонился и что-то зашептал ей на ухо.

Старуха разразилась истеричным смехом и погрозила ему пальцем.

— Когда-нибудь, мой юный петушок, ты встретишь женщину, которая поймает тебя на слове. А сейчас беги. Тебя ждут друзья. Выпей да закуси хорошенько, а если потянет на красотку, старая тетушка для тебя все устроит.

К великому удовольствию старухи, Тора дружески хлопнул ее по плечу и прошел в переднюю, а потом в просторный зал, где перед жаровней, на которой грелись бутылки с саке, сидели пятеро подвыпивших шумных молодцев.

— Припозднился, Тора! — встретил его радостным криком сухопарый кривоногий парень со впалой грудью, плетельщик соломенных циновок Уэда. Кривые ноги и сутулость были следствием ремесла изготовления татами, которым занимались из поколения в поколение все мужчины его рода. — Пришлось начать без тебя.

Тора усмехнулся и сел рядом с мускулистым, разукрашенным татуировкой носильщиком, который прокричал:

— Принесите еще саке! А то пришел тут один, у него, по-моему, в горле пересохло.

— И не только у него, — проворчал пухлый коротышка в потертом синем кимоно мелкого чиновника, переворачивая кверху дном пустую бутылку.

— Да тебе всегда мало, Дандзюро! — пошутил сидевший рядом горшечник, которому никогда не удавалось извлечь из-под ногтей красную глину. — Мы тут все скинулись в общий котел, Тора. Решили, что по пятьдесят монет с носа вполне хватит на еду, выпивку и на самую аппетитную попку во всем квартале.

— Извини, Осада. — Тора снял с пояса связку монет и пересчитал их. — Пятнадцать — это все, что я могу потратить сегодня.

— Ладно, ешь и пей, но чтобы позабавиться по-настоящему, этого мало, — заметил Осада.

Тора со вздохом выложил пятнадцать монет.

— Я надеялся, что приведу с собой свою девчонку, но так никого и не нашел.

— Тебе не мешало бы попросить своего хозяина, чтобы платил больше, — сказал Дандзюро. — Я вот, например, собираюсь отметить праздник цветов как следует, среди местных «цветочков». А задаром они, как известно, не работают.

— Я предпочитаю работать сам, — возразил Тора. — А вы, горемыки, должно быть, настолько потеряли сноровку, что вынуждены платить девчонкам за то, что они вкалывают.

Дандзюро расхохотался вместе со всеми и поднял свою чарку.

— Ну и правильно, Тора, — захлопал в ладоши еще один его приятель, чьи волосы уже тронула седина. — Ешь да пей, набивай пузо, а если и отключишься, хлебнув лишнего, то еще неизвестно, много ли ты потерял.

— Спасибо, Кунисада, — со смехом отозвался Тора. — Вот это настоящий совет аптекаря. Я действительно сейчас умру от голода и жажды. А ну-ка, где тут у нас еда?

Служанка принесла еще горячего саке. Хорошенько выпив и немного побалагурив, они заказали себе настоящий праздничный стол — яйца, рыбный суп, рыбу «кису» в маринаде и печеные каштаны.

Осушив очередную чарку и наполнив ее снова, Тора добродушно оглядел сияющие лица своих приятелей.

— Выпьем за нашу хорошую компанию! Давайте же не расставаться и всегда наслаждаться общением друг с другом!

— Что-о? — завопил Дандзюро, отшатываясь в притворном ужасе. — Ты с ума сошел? Уж не знаю, что ты думаешь о моей удали, но для меня ты слишком костляв. Меня как-то больше тянет к женскому телу. Надеюсь, ты не облюбовал кого-нибудь из нас для того, чтобы поспать с ним?

Тора усмехнулся и покачал головой:

— Поспать — это, пожалуй, единственное, что мне сегодня осталось. Весь день не везло. Прослонялся понапрасну по рынкам и лавкам, да вдобавок еще получил оплеуху от спесивого торговца и парочки сановных мошенников.

— Что же произошло? — поинтересовался Кунисада.

— Вы, наверное, все знаете торговца шелком по имени Курата?

— Ты имеешь в виду большой магазин на улице Самэюси? Да, конечно, все знают Курату! — воскликнул Кунисада.

Дандзюро поспешил подтвердить:

— Курата! У этого счастливчика всегда найдутся деньги на женщин! Говорят, он поимел уже всех прелестниц в этом квартале!

Гончар расхохотался:

— А вы слышали новость? Курата не скоро еще заявится сюда! Старушка Кураты застукала его с одной из служанок и отдубасила обоих.

Все дружно расхохотались. Дандзюро простонал сквозь смех:

— Вот не повезло бедолаге! Старая наседка больше не пустит своего петушка к молоденьким курочкам!

— Так ему и надо, злобному ублюдку! Вечно колотит девчонок, — проговорил гончар.

— А почему он не уймет свою старуху? — спросил Тора.

— Этот магазин — самый большой в городе, только принадлежит он не Курате, а его жене, — объяснил Уэда.

— Как же это получилось?

— А он в семье приемный[5]. Дочка старого Кураты еще в молодости была уродливой злюкой, и они никак не могли найти парня, готового жениться на ней, особенно когда старик объявил, что за ней останется все имущество. Когда она снюхалась с приказчиком и зачала от него ребенка, ее отец так обрадовался, что охотно усыновил приказчика и дал ему вместе с дочкой свое имя. Вот везучий ублюдок!

Дандзюро фыркнул:

— Да уж какое тут везение! Эта карга не только владеет всем имуществом, так еще лет на пятнадцать старше своего муженька и притом страшна как сушеная слива.

Вскоре явилась служанка и прибрала на столике, а еще через некоторое время дверь отворилась, и в зал плывущей походкой вошли три девушки с музыкальными инструментами. Первая была постарше двух других, лет под тридцать, но очень красивая. Салатовое кимоно с красной оторочкой шло ей как нельзя лучше. В руках она держала лютню. Ее сопровождали две обворожительные девушки, с цитрами, в кимоно из бледно-сиреневой и бежевой парчи. Одна из них особенно понравилась Торе.

Мужчины радостно приветствовали их, и девушки поклонились. Потом они сели напротив гостей, приняв красивые позы, и заиграли.

Тора предается развлечениям в веселом квартале

Тора не был большим любителем музыки, но не мог оторвать глаз от девушки в сиреневом кимоно. Когда она улыбалась ему, на щеках ее появлялись очаровательные ямочки. Девушки исполняли лучшие из популярных песен, и их игра очень понравилась мужчинам. Кунисада предложил им саке. Старшая из девушек, вежливо отказавшись, предложила сыграть что-нибудь по их просьбам, и вся компания оживилась. Они заказали еще несколько бутылок саке, а Тора все бросал красноречивые любвеобильные взгляды на очаровательную цитристку. Потом Дандзюро попросил дам станцевать. Старшая покачала головой, а те, что помладше, тихо засмеялись. Глядя на ту, что приглянулась ему больше всех, Тора молитвенно сложил на груди руки. Она едва заметно кивнула, украдкой бросив взгляд на дверь. Но все испортил Дандзюро, осыпав всю троицу сальными комплиментами. Плохо владея собой от спиртного, он закончил многословную тираду грязным предложением. Старшая из девушек поднялась и сделала знак своим подругам. Все трое, низко поклонившись, удалились.

— Посмотри, что ты наделал, Дандзюро! — накинулся на него Кунисада. — У тебя свинские манеры. Неужто не можешь отличить благопристойную исполнительницу от уличной девки? Ты только что оскорбил знаменитую госпожу Сакаки.

Но Дандзюро только хохотал и громко требовал женщин. Тут же старая тетушка впустила в зал стайку ярко разодетых и густо умащенных красками девиц. Воспользовавшись всеобщей суматохой, мужскими криками и девичьими визгами, Тора незаметно выскользнул из комнаты.

Он догнал музыканток почти у самого порога:

— Постойте, сестрички!

Они обернулись, и старшая учтиво, но сухо сказала:

— Прошу прощения, господин, но нам еще предстоит играть в другом месте.

Тора поклонился и извиняющимся тоном произнес:

— Госпожа Сакаки, пожалуйста, простите моего друга за грубое поведение. Он был опьянен вином и вашей красотой. Очень жаль, что его уши не предназначены для музыки. Что же касается меня, — тут Тора солгал, — то я пришел только для того, чтобы послушать вашу игру. Мне очень хотелось бы исправить это неловкое положение, поэтому позвольте пригласить вас всех на ужин, когда вы закончите работу.

Госпожа Сакаки улыбнулась, но покачала головой:

— Благодарю вас за доброту, господин, но это невозможно.

Тора сник:

— Понимаю. Для меня было истинным удовольствием послушать виртуозную игру. Говорят, одна лютнистка берет уроки у университетского профессора. Не вы ли это?

Госпожа Сакаки покраснела, выражение ее лица стало напряженным.

— Нет. Это Омаки. А теперь прошу извинить нас. — И, поклонившись, она поспешила прочь. Две другие девушки последовали за ней, причем любимица Торы подмигнула ему.

Тора разочарованно смотрел им вслед. Конечно, чего же он хотел?

— Ну-ну!.. — Сзади к нему тихонько подкралась тетушка. — Стало быть, тебе понравилась малютка с цитрой? Я сказала ей, что ты неровно дышишь к ней.

— Вот как? А я не знал, — удрученно отозвался Тора.

— Ты так и отпустишь ее? — Старуха всплеснула руками. — Да ты, должно быть, просто дурень!

— Да ладно, тетушка, что поделаешь! — вздохнул Тора. — Лучше скажите мне, кто такая эта Омаки. Она здесь?

— Ах вон оно что! Забудь о ней! Ее забрали. И уж тут я умываю руки. Я и взяла-то ее лишь потому, что уважила просьбу профессора, а так — одни неприятности с ней, ненадежная. Только и зыркает глазами по сторонам в надежде заловить кого-нибудь из мужчин.

— Что значит забрали?

— Забрали, и все! Нет ее здесь, и вообще некогда мне разговаривать со всякими дурнями! Ступай прочь!

В напоенной ароматами ночной мгле мерцали фонарики, словно мотыльки, порхающие среди свисающих до земли ивовых ветвей. Улицы были наводнены толпами веселых гуляк в праздничных нарядах, в тени деревьев обнимались влюбленные. Еще целый час Тора бесцельно бродил по кварталу, улыбаясь встречным одиноким девушкам, но так и не нашел себе компании. Совсем поникнув, он прислонился к стволу дерева и задумался о том, что делать дальше. Домой идти было еще рано. С утра он нахвастался о своих планах, и теперь другие слуги безжалостно высмеют его. С другой стороны, у Торы почти не осталось денег — не хватит даже на дешевый притон.

Вдруг у него за спиной нежный голосок прошептал:

— Тора-сан!

Он обернулся и увидел свою очаровательную цитристку — она стояла, прижимая к груди инструмент, и улыбалась.

— Я на сегодня закончила, — сказала она.

Тора вытаращил глаза в радостном удивлении.

— Прелесть моя! — вскричал он. — Я стоял тут и мечтал, и вот мои грезы вмиг стали явью! Я мечтал о вас!

Она покраснела и засмеялась:

— Ну что вы! Мы же только сегодня познакомились!

— У мужчин иногда так бывает. Ударит, как молния, и ты ничего не можешь поделать, остается только мучиться… Мучиться, пока не… — Он устремил на нее отчаянный, молящий взгляд.

— Вы не должны говорить так с девушкой, Тора-сан.

— Вам известно мое имя, а я вашего не знаю. Как это получилось?

— Меня зовут Мичико. А ваше имя мне назвала тетушка из «Старой ивы».

«Ай да тетушка! Вот спасибо ей!» — подумал Тора. Ему очень нравилась Мичико и ее безыскусные манеры.

— Давай немного прогуляемся, Мичико, — предложил он. — И я с удовольствием угостил бы тебя ужином в каком-нибудь милом местечке. Ты, наверное, устала за день и проголодалась?

Она улыбнулась:

— Да, Тора-сан. Спасибо.

Но все заведения оказались переполнены, а частные номера сняты. Поскольку Тора лелеял планы гораздо более обширные, чем просто ужин, он расстроился не на шутку.

— А почему бы нам не купить еды с собой и не пойти ко мне? Я живу неподалеку отсюда, — предложила Мичико, видя, как омрачилось его лицо.

Тора просиял. Он купил жареных креветок и большую бутыль саке, и они покинули увеселительный квартал. Мичико снимала комнатушку за лавкой бамбуковых дел мастера, изготовлявшего навесы. Семья ремесленника уже спала, поэтому они на цыпочках прокрались по длинному коридору в крохотную каморку в задней части дома. Это было тесное, но чистое и аккуратное жилище.

Мичико взяла с полки свернутую в рулон соломенную циновку и расстелила ее на деревянном полу, потом поставила блюда и чарки, хранившиеся в простом сундуке. Они с Торой сели. Мичико разложила еду, Тора разлил саке.

Девушка была голодна. Сытый после пирушки Тора наблюдал, как Мичико ест, и, когда она закончила, придвинул ей свою порцию. Ему нравились девушки с хорошим аппетитом. Сейчас, когда они сидели совсем близко, она оказалась еще миловиднее. Глазки ее заблестели, когда она утолила голод и избавилась от усталости, а влажные пухленькие губки выглядели и вовсе соблазнительно. Закончив трапезу, Мичико уселась как степенная дама и одарила Тору широкой улыбкой.

— Спасибо, Тора, — с чувством проговорила она. — Ужин был очень вкусный.

Растроганный Тора достал из рукава пояс с журавлями и протянул ей:

— Вот, возьми, если понравится. Это тебе.

Мичико разложила пояс на коленях и, восхищенно щупая ткань, с восторгом прошептала:

— О, Тора! Какой он красивый! А я и не знала, что ты купил мне подарок! Откуда ты знал, что я вернусь?

Тора покраснел, но из добрых побуждений решил не говорить правды.

— А я сказал тебе, что предавался мечтаниям и загадывал желания.

Мичико обняла его и прижалась к нему щекой.

— Мне так приятно! — воскликнула она.

Потом Мичико вскочила и начала убирать посуду. Тора встал, чтобы помочь ей.

— Ты, случайно, не знаешь девушку по имени Омаки? — спросил он, передавая Мичико пустые блюда из-под креветок.

— Я знаю Омаки. Она была моей подругой.

— Была?

Мичико опустилась на колени, налила воды в большую миску и начала мыть посуду.

— Она стала высокомерной. Брала уроки у профессора, который часто приходит в «Старую иву». Он внушил ей, что она лучше нас, других девушек. А потом у Омаки начал побаливать живот, а когда я спросила, все ли у нее в порядке, она нагрубила мне, посоветовала не соваться в чужие дела. — Мичико указала Торе на аккуратно сложенное хлопчатое полотенце. — Не поможешь вытереть?

Тора взялся за дело и между прочим заметил:

— Как это некрасиво с ее стороны.

— Да, некрасиво, и, конечно, это навело меня на кое-какие мысли. Видимо, она беременна. Скорее всего потому и на работу сегодня не вышла. Тетушка, наверное, сказала Омаки, что никому не интересно смотреть на беременную музыкантку.

— А кто же отец ребенка? Есть у тебя какие-нибудь предположения? — полюбопытствовал Тора, ставя чистую посуду на сундук.

— Думаю, это тот самый профессор. — Мичико выплеснула в окошко воду, убрала миску, повернулась и внимательно посмотрела на Тору: — А почему ты спрашиваешь? Неужели влюбился в нее?

— Ни за что на свете, моя прелесть! — с горячностью возразил Тора и, подойдя ближе, погладил Мичико по щеке. — Я даже не знаком с ней. Просто кто-то сказал, будто она хорошо играет на лютне, и я подумал, что речь идет о госпоже Сакаки. Какая у тебя изящная шейка!

Мичико хихикнула и взяла его за руку.

— Омаки далеко до госпожи. Госпожа играет лучше всех. И она ненавидит Омаки. — Мичико потерлась носиком о руку Торы и печально проговорила: — Мне жаль, Тора, что я не умею играть на лютне, зато я знаю множество других игр.

— Правда? — Тора прикинулся, будто не понимает. — Это каких же?

— Например, «бамбуковый мостик в беседку», — прошептала она, гладя Тору пальцем по подбородку и трепетно хлопая ресницами. — Или «цикада, прильнувшая к древесному стволу», или «мартышка, раскачивающаяся на ветке», или «качание младенца».

Тора вскинул брови в притворном изумлении.

— «Мартышка, раскачивающаяся на ветке»? Что же это за игра?

Мичико придвинулась ближе к нему.

— Вот глупенький! Неужто ничего не знаешь? Разве ты никогда не посещал девушек из веселого квартала?

Тора сгреб ее в охапку и повалил на циновку.

— Конечно, нет, моя озорница! — страстно проговорил он, нащупывая ее пояс. — Да и тебе таких вещей знать не следует.

Мичико захихикала, вертясь в его объятиях.

— Девушки рассказывают нам все про свою работу. Они очень хорошо зарабатывают, но я предпочитаю сама выбирать мужчин, которые мне нравятся.

— Как сейчас? Да? — Тора улыбался во весь рот, отбросив в сторону пояс и стягивая с ее плеч кимоно.

— Подожди! — воскликнула Мичико. — Дай мне сначала постелить!

Тора мысленно чертыхнулся, раздосадованный заминкой. Пока она доставала свернутую в рулон постель и расстилала ее на полу, он снимал с себя одежду.

В приспущенном платье Мичико казалась еще соблазнительнее. Тора видел стройные ноги, высокую грудь, крутые бедра и… Она скинула одежду и, аккуратно свернув, отложила ее в сторону. Задыхаясь от страсти, Тора начал разматывать набедренную повязку.

В мгновение ока Мичико оказалась рядом, чтобы помочь ему.

— О-о, какой большой! — изумилась она. — И впрямь настоящее дерево для мартышек! — Вытаращив в притворном ужасе глаза, Мичико крикнула: — Одна мартышка уже испугалась! — И с этими словами, хихикая, прыгнула под простыни.

Тора последовал ее примеру.

— Забудь о мартышках, — простонал он. — Это деревце нужно скорее посадить, иначе оно умрет.

Мичико была не только страстной любовницей, но и прекрасным учителем. В ту ночь Тора узнал от нее все о раскачивающихся на ветке мартышках и о других увлекательных забавах.