Расёмон – ворота смерти

Глава 9 Рукава, промокшие от слез

Следующий день тоже считался праздничным — дева Камо возвращалась из святилища во дворец. Утром Акитада, как обычно, зашел к матери. Он застал ее и сестер за утренней трапезой и первым делом справился, хорошо ли они провели вчерашний день.

— Тамако оказалась такая милая! — вскричала его младшая сестра Ёсико, но, вспомнив о неудачных ухаживаниях брата, покраснела и тут же прибавила: — Она пробыла у нас довольно долго и обещала вскоре снова приехать. Мы с удовольствием провели время в ее обществе.

У Акитады сердце упало. Он не имел ни малейшего желания продолжать эти неловкие встречи с Тамако.

— Я рад, что день оказался для вас удачным. — Он посмотрел на мать.

— Похоже, эта девушка разбирается в садоводстве, — заметила госпожа Сугавара. — Тамако дала нам много полезных советов. Как видишь, — она махнула рукой в сторону неухоженных зарослей, окружавших веранду, — здесь у нас все одичало, настоящая глушь. И очень жаль, что мне приходится полагаться на случайные знакомства, чтобы облагородить наш двор.

— А я думал, тебе нравится такой запущенный сад, — проговорил уязвленный Акитада, хотя прекрасно знал, что мать сердится на него совсем по другим причинам. — Ты только скажи, и я велю Торе подстричь здесь все и пересадить.

— Хм! Так он и сидит тебе здесь! Вечно где-то шляется, — недовольно буркнула мать.

— А вчера и вовсе не вернулся домой, — поспешила сообщить сестрица Акико.

Мать Акитады закатила глаза и тяжко вздохнула:

— Не удивлюсь, если он загремел в тюрьму. Подумать только, как я живу! Полуразрушенный дом и разбойник вместо слуги! А ведь когда-то это была настоящая усадьба с хорошей, вышколенной прислугой. И вот дожили — торчим здесь, словно в ссылке в глухой провинции.

— Простите, матушка, но я вижу, сегодня вы не в настроении. — Акитада поднялся и поклонился. — Я зайду в другой раз, когда вы будете чувствовать себя бодрее.

Госпожа Сугавара не удостоила его ответом.

В университете в тот день было пустынно, так как все занятия и лекции отменили. Акитада заглянул в кабинет Хираты, но не нашел там ни души. Праздник только усложнял все дело. Акитаде не терпелось устроить совместную встречу с Оэ и Исикавой, но без Хираты это не представлялось возможным.

В своем кабинете он увидел на столе стопку студенческих сочинений. Невольно возник вопрос, как поступить — выполнить свою обязанность и прочесть их перед уходом или собрать вещи. Отложив решение на потом, Акитада отправился к студенческим общежитиям в смутной надежде задать несколько вопросов Исикаве.

Там обстановка была немного живее. Несколько ребят помладше, собравшись шумной гурьбой под соснами, возились с огромными листами крашеной бумаги. Подойдя поближе, Акитада увидел, что они мастерят воздушных змеев.

Он посмотрел на ясное небо — там, гонимые ветром, неслись кудрявые, пенистые облака. Идеальная погода для запускания змеев. Вскоре один из юнцов, сорвавшись с места, побежал, держа в руках веревку. Его треугольный змей взмыл в небо. Несколько мгновений он высоко парил, но потом стал опускаться и запутался в верхушке сосны.

Акитада подошел к дереву. Залезть на него не составляло труда. Поддавшись внезапному порыву, он снял кимоно и закатал до колен широкие штанины. Подтянувшись на нижней ветке, он начал взбираться на дерево. Но змей застрял на самой верхушке — ее тонкие ветки вряд ли выдержат вес взрослого человека. Акитада замешкался, размышляя, как выйти из положения. Кто-то снизу дернул его за штаны.

Под деревом стоял один из мальчишек.

— Извините, господин. Давайте лучше я. Ведь это мой змей застрял там. — Акитада посторонился, наблюдая за проворным, как мартышка, юнцом. Тот легко добрался до змея, освободил его и сбросил вниз, под ноги ожидавшим приятелям. — Извините, господин, — повторил мальчик, спускаясь мимо него с дерева.

Акитада чувствовал, что попал в дурацкое положение. Интересно, поняли эти мальчишки, что он хотел достать змея? Что подумали они, увидев, как преподаватель взбирается на дерево? Акитада спустился вниз и оделся. Да, видимо, лазать по деревьям за воздушными змеями ему уже не пристало — вышел он из этого возраста.

Возле одного из общежитий на ступеньках сидел старший студент, латавший свои потрепанные гэта[7].

— Не подскажете, где мне найти Исикаву? — обратился к нему Акитада.

Юноша вежливо поднялся и поклонился.

— Его нет здесь сегодня, господин. Он ушел еще до рассвета. Я видел, как он нес узелок, и подумал, что он, должно быть, отправился в короткое путешествие.

Еще одна заминка! Исикава, видимо, вернется не скоро. Акитада направился к мальчишкам. В стороне он вдруг заметил щуплую фигурку юного Минамото — тот сидел на веранде общежития, как будто погруженный в чтение книги, однако бросал украдкой любопытные взгляды на других ребят. Акитаду удивило, почему Минамото не играет вместе с остальными, но он тут же вспомнил, что и высокое положение, и недавняя горькая утрата, видимо, не позволяют ему присоединиться к сверстникам, хотя их забавы естественны для его возраста. Находясь среди других детей, юный князь оставался одиноким. Щемящее чувство жалости пронзило Акитаду.

Не в силах помочь несчастному ребенку, он лишь сокрушенно покачал головой и пошел прочь. На этот раз путь его лежал к факультету искусств. Должно быть, Сато на месте — ведь он отчетливо слышал звуки лютни. Сегодня мелодия была гораздо живее и веселее, чем в прошлый раз. Пока Акитада шел на звук, заиграла вторая лютня. Кто это? Еще одна ученица? Нет. Судя по слаженности игры, тут явно встретились два равных мастера.

Акитада тихо поднялся на веранду и сел под дверью кабинета Сато, чтобы послушать музыку. Он снова поймал себя на мысли, что тоже хотел бы научиться так играть. Его завораживали чарующие звуки. Все, что тревожило Акитаду, утратило значение, отошло на второй план. В юном возрасте он недолго учился игре на флейте, позже брал уроки в студенческие годы, но потом более серьезные дела стали отнимать у него все время, и Акитада забросил музыку.

Вскоре игра прекратилась, и он услышал приглушенный разговор. Почувствовав себя неловко, Акитада встал, громко кашлянул и зашел поздороваться с учителем.

У Сато снова была женщина — на этот раз старше и гораздо изящнее, чем убитая девушка. Акитаду они не заметили, а у него сегодня даже не возникло сомнения, что учитель и ученица — любовники. Они сидели, скрестив ноги, держа на коленях лютни и склонив друг к другу головы. Об их близости свидетельствовали и нежные взгляды, которыми они обменивались, а один раз женщина ласково провела ладонью по щеке Сато.

Смутившись, Акитада попятился к выходу, но его уже заметили. Только что ворковавшие голубки отпрянули друг от друга, изумленно уставившись на него. Поклонившись, Акитада извинился за неожиданное вторжение. Женщина покраснела и поспешила принять более скромную позу. Красивая и зрелая, она была удивительно пикантна. Акитада растерянно объяснил, что не устоял перед музыкой.

— Сегодня праздник, — сердито заметил Сато. — Неужели у вас нет личной жизни?

Женщина встала и молча выскользнула из комнаты, унося с собой инструмент.

— Прошу прощения, — снова сказал Акитада, провожая ее взглядом. — И вы, пожалуйста, не бойтесь: я не доложу о ваших частных уроках. Не сомневайтесь, я никому не выдам вашего секрета. Просто эта дама так хорошо играла, что вряд ли она ваша ученица. — Он покраснел, пытаясь понять, как Сато отнесется к этим словам.

Сато смотрел на него безучастным взглядом.

— Это моя знакомая. Коллега. Заглянула ненадолго поболтать, — объяснил он и, видя, что Акитада собирается уходить, добавил более дружелюбно: — Не хотите ли немного саке?

Удивленный, Акитада охотно согласился. Сато был для него загадкой, тайной за семью печатями. Отхлебнув из своей чарки, Акитада сказал:

— Полагаю, полицейский начальник уже расспрашивал вас о девушке, убитой в парке? Вы сообщили ему ее имя?

— Да. Ее звали Омаки. Мне пришлось пойти туда на опознание тела. Бедная девчушка! — Сато основательно приложился к своей чарке. — Надо полагать, это вам я обязан за столь пристальный интерес полиции к моей персоне?

Акитада смело встретил его взгляд.

— Без этого нельзя было обойтись. Когда мы с моим слугой нашли тело девушки, я вспомнил, что видел ее у вас.

Сато опустил взгляд.

— Понимаю. Что поделать? Она была глупая девчонка, но умереть в таком юном возрасте!.. Этого она не заслужила! — Он скорчил кислую мину. — Впрочем, ее общество отчасти компрометировало меня. Я ведь познакомился с ней в веселом квартале.

— Она была проституткой?

— Не все женщины из веселого квартала проститутки, — сердито возразил Сато, но, быстро успокоившись, со вздохом добавил: — Бедная Омаки. Училась музыке, хотела стать гейшей, но так уж сложилось, что стала почти проституткой. Не успела, а то бы стала. Что поделаешь! Такова была ее карма. Отец девушки, Хисия, бедный ремесленник, зонтичных дел мастер. Они живут в шестом квартале. Мать умерла, и он женился на другой. Обычная история — мачеха не ужилась со взрослой падчерицей. Девочка грозилась уйти в дом терпимости, чтобы не прислуживать дома новой жене отца. А тот, человек порядочный, конечно, не вынес бы такого, вот и пришел как-то ко мне. Сказал, что его дочка умеет играть на лютне, и спросил, не могу ли я дать ей работу. Я послушал ее игру. Это было слабенько, но неплохо. В общем, мы договорились, что я устрою Омаки в одно знакомое мне место, а она заплатит мне за несколько частных уроков. Обучалась она быстро. Будь на месте Омаки другая, из нее вышел бы толк. Но она!.. Все усилия оказались напрасны! Бедная глупенькая девчушка!

Сато снова наполнил свою чарку, приложился к ней и отвернулся, глядя в открытую дверь. Акитада медленно потягивал свое саке. Он не верил всем этим чувствительным признаниям и объяснениям. Сато явно стал не в меру разговорчив. И поведение, и репутация Сато, и его полные чувственные губы, и сальные, похотливые глаза — все это не вязалось с тем бесстрастным видом, который он напускал на себя. Нет, Сато — явный бабник, любитель женского тела, возможно, даже убийца, но отнюдь не гуманист-филантроп.

— А не известны ли вам какие-нибудь факты, которые помогли бы полиции найти убийцу? — спросил Акитада.

Сато покачал головой:

— Насчет фактов сомневаюсь. Мне известно, что Омаки носила под сердцем ребенка. Глупенькая девчушка! Для нее это означало конец только что начавшейся карьеры. Но это, кажется, не очень беспокоило Омаки. Когда я поинтересовался, кто отец ребенка и каковы теперь ее планы, она замкнулась и не ответила. А вообще в последнее время Омаки выглядела более веселой, чем обычно, я бы сказал, возбужденной. — Он замолчал, о чем-то задумавшись. — Я рассказал полицейскому чину одну вещь. Я видел Омаки здесь с одним из студентов. Возможно, этот юный негодяй и есть отец ребенка. Слонялся поблизости, пока она работала. Ведь эти чертовы сопляки книжку в руки не возьмут! Хотя этого типа вряд ли назовешь смелым. Понятия не имею, что она в нем нашла!

Услышав, как резко звякнула струна, Акитада посмотрел на руки Сато — они судорожно сжимали шейку лютни. Перехватив взгляд Акитады, Сато тотчас же разжал руки — сильные, крепкие и проворные руки музыканта, упражняющегося по многу часов в день. Таким рукам ничего не стоило бы затянуть шелковый пояс вокруг женской шеи и намертво сдавить ее.

— Вижу-вижу, что у вас на уме, — сердито заметил Сато. — Так вот: это было не мое отродье, и я не имею никакого отношения к смерти Омаки! Больше вы от меня ничего не узнаете. Я и так сказал достаточно и не намерен продолжать эту тему.

Покраснев, Акитада заверил Сато, что вовсе не подозревал его, и перевел разговор на другую тему — о вчерашнем вечере. Однако его рассказ о стычке Оэ с Фудзиварой, казалось, вызвал у Сато еще большее раздражение. Он сердито проговорил:

— Меня там не было, и мне вообще наплевать, что вытворяет этот ублюдок Оэ! А если он нажрался и опозорился, то так ему и надо! — Взяв лютню, Сато поднялся, давая понять, что разговор окончен.

Акитада вернулся в свой кабинет, где его ждал бледный и помятый Тора.

— Выглядишь ужасно, — язвительно заметил Акитада, оглядывая его небритый подбородок, всклокоченные волосы и покрасневшие глаза. — И где же ты был? Ты хотя бы спал?

— Ни минутки! — сияя ответил Тора. — Не сном единым жив человек. Вы бы и сами это поняли, если бы попробовали. Вам вообще-то не помешало бы почаще спать с женщиной. Пусть не так спокойно, зато куда лучше, чем одному. Без женщин мужская сила истощается. Может, я и выгляжу сейчас хуже, чем вы, зато с мужской силой у меня теперь все в порядке — спасибо за это самой очаровательной и талантливой женщине на свете! Э-эх? что за тело у этой девчонки!.. И какие штуки она умеет вытворять! Вот есть одна поза, она называет ее «мартышка, раскачивающаяся на ветке»…

— Ну хватит! — оборвал его Акитада, охваченный внезапной яростью. — Следи за своим языком, когда разговариваешь со мной! И избавь меня от этих подробностей! Меня не интересуют твои грязные любовные интрижки! Сэймэй совершенно прав — я избаловал тебя. Твоя фамильярность переходит границы, ты наглеешь на глазах. Ты не только не выказываешь должного почтения хозяевам, но, похоже, даже перестал работать! Почему ты вчера не вернулся домой и не доложил своей госпоже, чем собираешься заняться с утра? — Онемев и растерянно моргая, Тора смотрел на своего хозяина. — Матушка жаловалась мне на тебя, — продолжал бушевать Акитада. — И я не знал, что ей ответить. Советую тебе умерить пыл. Имей в виду, если будешь и дальше злоупотреблять моим терпением, я просто вышвырну тебя на улицу!

Побледнев еще больше, Тора встал.

— Тогда я уйду прямо сейчас, господин, — сдавленным голосом пробормотал он, отводя в сторону глаза.

Акитада, устыдившись своей вспышки гнева, растерянно закусил губу:

— Ну-у… Что уж прямо так сразу? Зайди хотя бы домой! И… вот еще что… Ты умеешь мастерить воздушных змеев?

— Воздушных змеев?! Конечно! И запускать умею! В детстве я целых два года держал первенство в нашей деревне! А зачем это?

— Несколько младших студентов мастерят змеев во дворе общежития. Думаю, они будут запускать их сегодня. Уж больно ветер хороший. Я хочу, чтобы ты пошел туда и постарался разговорить маленького Минамото. Скорее всего он еще сидит на веранде, делая вид, что читает книгу. Постарайся заинтересовать его воздушными змеями.

— Вы шутите? Да какой же мальчишка не интересуется воздушными змеями! — воскликнул Тора, но тут же осекся и почтительно добавил: — Прошу прощения, господин. Я немедленно исполню то, что вы сказали. — Тора выскочил из комнаты, но через мгновение просунул голову в дверь. — Да, совсем забыл! Я же выяснил для вас кое-что. Убитую девушку звали Омаки. Она играла на лютне в одном из заведений веселого квартала.

— Знаю. Только это нам ничего не дает, — сказал Акитада. Тора огорчился. Повесив голову, он удалился, но Акитада крикнул ему вдогонку: — А тебе все-таки большое спасибо. Молодец, что выяснил. Поговорим об этом позже.

Когда Тора ушел, Акитада сел за стол, грустно разглядывая оставшиеся от праздника полуувядшие, полуосыпавшиеся розочки, стоявшие в винной чарке с водой. Должно быть, Тора прав. Мужчина не может проводить жизнь в одиночестве, если, конечно, он не монах и не отшельник, но к созерцательности такого рода у Акитады уж точно не лежала душа. Что там сказал Сато? Спросил, есть ли у него личная жизнь. Акитада закрыл глаза и представил себе Тамако в праздничном наряде. Какая она красивая! Стройная фигура, изящные плечи и такая соблазнительная нежная шейка, особенно когда она поворачивает голову. Воспоминание об этой белой шейке и маленьком розовом ушке, чуть прикрытом черным шелком волос, пришло к нему как эротическое видение, и он, устыдившись, одернул себя. Неужели шашни Торы с какой-то проституткой пробудили у него желание физической близости с молодой женщиной, которую он всегда считал сестрой? Акитада придвинул к себе студенческие сочинения.

Он уже прочел половину, когда пришел Хирата. Старый профессор посетовал, что не может найти Оэ.

— Ты говорил с Исикавой? — спросил он.

— Нет. Мне сказали, он ушел рано утром. Сегодня праздник, и Исикава мог отправиться в гости. — Акитада чувствовал себя неуютно в обществе Хираты и с трудом заставлял себя поддержать беседу. — Как прошла оставшаяся часть конкурса?

— Я досмотрел до конца только само состязание. Говорят, праздник продолжался до ночи, и гонки были на лодках, и экспромты в честь луны. Кстати, Фудзивара выиграл еще один приз — в любовной лирике — и был объявлен лауреатом года. Вот Оэ рассвирепеет, когда узнает! Ведь он ждал этих почестей долгие годы. Наверняка теперь опротестует результаты, сославшись на то, что Фудзивара насильно увел его, не дав выступить в других видах программы.

Акитада ухмыльнулся:

— А по-моему, он так опозорился, что долго теперь не покажется на людях.

Хирата кивнул.

— Кроме того, есть еще вопрос прошлогодних экзаменов. Оэ теперь нельзя доверять, и в будущем нам придется присматривать за ним. Я хорошо подумал об этом. По-моему, нам все-таки стоит устроить Оэ и Исикаве очную ставку. Нам известно достаточно. Мы потребуем, чтобы Исикава прекратил шантаж, а Оэ отказался от участия в судействе на предстоящих экзаменах. Вряд ли это сильно напугает их, но ведь того, что произошло прошлой весной, уже не исправишь. Что сделано, то сделано, и мы не можем вернуть к жизни бедного юношу, покончившего с собой. К тому же пересмотр результатов прошлогодних экзаменов обязательно нанесет урон репутации университета. — Хирата с тревогой посмотрел на Акитаду.

Шантаж порождает шантаж, подумал Акитада, а вслух сказал:

— Конечно. Поступайте как знаете.

Они помолчали. Растерянный Хирата ждал, кусая губы. Его удивляло и беспокоило, почему Акитада не выказывает интереса. Он хотел возобновить разговор, когда в комнату влетел Тора.

— Ни за что не отгадаете, что сейчас произошло! — вскричал он с порога. — Полиция арестовала одного из студентов за убийство!

— Не может быть! — воскликнул Хирата. — И кто же это?

— Кролик. — Тора многозначительно посмотрел на Акитаду. — Помните, я говорил вам о нем? Тот самый, что подрался с другим студентом на кухне. — Тора ощупал свой пояс и извлек из-под него скомканный листок бумаги. — Вот, пожалуйста. — Он протянул листок хозяину. — Это он вам написал.

Акитада разгладил записку, совсем коротенькую и извещавшую о том, что ее автор ни в чем не виновен, просит Акитаду о помощи и готов заплатить за нее. Внизу стояла подпись: Нагаи Хироси. Акитада передал записку Хирате.

— Бедный парнишка! — вскричал потрясенный Хирата. — Такой смешной, неуклюжий! Да кто же поверит, что он мог совершить убийство?! Должно быть, здесь какая-то ошибка.

Акитаде вспомнилась вчерашняя мимолетная встреча у ворот, и он подумал, что никакой ошибки нет.

— А что там с этой дракой? — спросил он. — Ну-ка, напомни мне, Тора.

— Как я понял, другой парень потешался над его любовными шашнями. Только что-то мне не верится. Ну какие могут быть сердечные дела у этого Кролика?! Готов побиться об заклад, что не была эта девчонка его зазнобой. А если была, то, значит, я сам ничего не смыслю в женщинах и согласен отказаться от них навсегда!

— Не хотелось бы приумножать неприятности этого юноши, но я мечтаю, чтобы ты проиграл, — усмехнулся Акитада.

— Я не проиграю. Она была милашка, а он похож на что-то среднее между облезлым кроликом и длинношеим журавлем. Ходит, вытягивая ноги, как птица, уши так и хлопают по ветру, а зубы… вы бы только видели, прямо торчат вперед!.. Поверьте, ни одна нормальная девчонка не станет показываться на людях с таким вот чудом!

— Ты преувеличиваешь, — сказал Акитада, но тотчас же вспомнил слова Сато о незадачливом ухажере Омаки. — Я встретил этого парня вчера у ворот. Он показался мне нездоровым.

— Ха! — вскричал Тора. — Может, он влюбился в нее! В общем, так или иначе, полицейские обыскали его комнату и нашли кучу писанины. Они все забрали с собой. — Тора помолчал, потом, осененный какой-то мыслью, добавил: — Всякий раз убеждаюсь, что от вашего образования один вред. Сочинял стишки про девчонку, вот и поплатился.

Акитада и Хирата переглянулись. Оба не могли скрыть улыбки.

— Ну и что я, по-вашему, должен предпринять? — спросил Акитада у профессора. — Обращаться к капитану Кобэ у меня нет ни малейшего желания. Мне хватило этой разборки с нищим.

— С каким еще нищим? — перебил его Тора.

Нахмурившись, Акитада продолжил:

— Кроме того, возникает и другая проблема. Вы же знаете, что я хотел бы как можно скорее покончить с этим делом. А если я займусь этим студентом, мне придется задержаться здесь на неопределенное время.

Хирата отвел взгляд.

— Твоя слава защитника неправедно осужденных, похоже, распространилась даже среди студентов, — шутливо заметил он. — Конечно, ты должен попытаться помочь Хироси. Ведь на кон поставлены жизнь юноши и честь его семьи. Даже репутация нашего университета не так важна в сравнении с этим. Я помню, как познакомился с отцом Хироси, когда он привел мальчика сюда. Господин Нагаи — бедный школьный учитель из провинции Оми. В его семье пятеро детей, и Хироси — единственный сын. Представляю себе, на какие жертвы они идут, чтобы оплачивать его учебу.

Ну что ж, история почти та же, что и у бедного студента, покончившего с собой. Но какой смысл возмущаться лицемерием Хираты, который, судя по всему, обрадовался тому, что Акитада застрянет здесь надолго? Отказать студенту в просьбе он не мог, поэтому, вздохнув, сказал:

— Ладно. Пойду повидаюсь с ним.

— А мне что делать? — спросил Тора. — Я могу вам понадобиться, но ведь меня ждет маленький князь, с которым мы идем покупать бумагу и бамбуковые палки для змеев.

Акитада изумленно взглянул на Тору:

— Ты хочешь сказать, что уже завоевал доверие мальчика?

— О да, это было совсем не трудно. Хоть он и князь, но поговорить-то ему не с кем. Когда я рассказал ему про своего змея, выигравшего состязание в нашей деревне, князь тотчас же загорелся желанием поскорее смастерить такого же.

Акитада хлопнул Тору по плечу:

— Ну и молодец! Да ты отличился больше всех нас! Сколько раз я пытался разговорить мальчика, но безуспешно! У тебя, видно, какой-то особый подход к детям. — Тора гордо приосанился, а Акитада продолжил: — Раз так, тебе следует сдержать обещание, данное князю Минамото. Но потом, когда закончишь со змеями, сходи-ка домой к убитой девушке. Профессор Сато сказал, что Омаки была дочерью зонтичных дел мастера по имени Хисия. Они живут в шестом квартале. Она была не замужем и к тому же, как тебе известно, беременна, но, похоже, не слишком беспокоилась о будущем. Может быть, тебе удастся узнать что-нибудь о ее знакомствах с мужчинами.

Когда Акитада явился в полицию, Кобэ на месте не оказалось. В этом он даже нашел положительную сторону — один из подчиненных Кобэ сразу узнал его и провел к студенту Нагаи.

Тот сидел на полу тесной сырой камеры: свет проникал в нее лишь через узенькое окошко под самым потолком. Услышав лязг открывающихся замков, Нагаи поднял на Акитаду покрасневшие глаза. При виде его лица, ставшего еще более уродливым, заплаканным и распухшим от слез, Акитада едва не отпрянул назад, но, устыдившись, улыбнулся юноше.

Тот, шатаясь, поднялся на ноги — тяжелые оковы на запястьях и лодыжках затрудняли движения.

— Да не вставай, сиди! — предложил Акитада и сам опустился на пол. — Я получил твою записку. Ну-ка объясни мне поточнее, что же у тебя за неприятности.

— Меня обвиняют в убийстве Омаки. — Парень сглотнул ком в горле, отчего выступающий кадык задергался на его тощей шее. — Да разве я мог бы! — вскричал он. — Я обожал ее! А теперь вот все так страшно обернулось для меня. Только вы способны помочь мне, господин! Говорят, вы распутали много трудных дел. Прошу вас, ради моей семьи, снимите этот позор с моего имени! О себе я не думаю, а вот мои бедные родители и сестры… — Слезы потекли по его щекам, он зашмыгал носом и начал утираться давно уже промокшим от слез рукавом.

Акитада смотрел на него с сочувствием. Парень действительно вызывал жалость. Описание Торы, хоть и обидное, оказалось верным. И без того невзрачное лицо теперь покрылось красными пятнами, а мокрый нос и распухшие губы довершали неказистый, даже уродливый портрет. Такой «красавец», наверное, особенно болезненно переживал отказ той, что была его идеалом. А такая девушка, как Омаки, миловидная, бойкая, честолюбивая, расценила бы обожание такого воздыхателя, к тому же не имеющего перспектив, как утомительную обузу. Мучила ли она его насмешками и колкостями, испытывала ли его терпение и безответную страсть до последнего предела, когда он попросту не выдержал и убил ее? Был ли он тем самым студентом, с которым она встречалась в парке? Или он выследил ее, застал с другим и не сдержал ярости и гнева, доведенный до отчаяния предательством Омаки?

— Какие доказательства против тебя как подозреваемого есть у полиции? — спросил Акитада.

— Они опрашивали студентов, и те назвали мое имя. — Голова Нагаи снова поникла. — Один из них нашел у меня стихотворение, посвященное ей, и рассказал другим. Я тогда очень разозлился, хотя, наверное, с моей стороны было глупо думать, что я могу нравиться такой симпатичной девушке. Когда мы познакомились с ней, она была очень добра ко мне. И по-моему, с удовольствием гуляла со мной в парке. Омаки рассказывала мне о музыке, о своей работе, а я ей — о своей семье.

Акитада расположился к бедному влюбленному парнишке. Но жалость не снимет с него обвинений, поэтому он сказал:

— Другие студенты упомянули твое имя, поэтому полиция допрашивала тебя, но для ареста этого недостаточно. Что еще произошло?

Вздохнув, Нагаи посмотрел на Акитаду с мольбой.

— Мы с Омаки поссорились. За день до… до того, как ее нашли мертвой. Кто-то подслушал нас. А потом, когда полицейские обыскивали мою комнату, они нашли стихи и мой дневник. — Низко опустив голову, Нагаи в отчаянии выкручивал красные костлявые руки.

— Вы поссорились в парке?

Нагаи снова поднял глаза.

— Нет-нет! В тот день мы в парк не ходили. Мы разговаривали в университетском общежитии. Она пришла туда, когда у нее закончился урок игры на лютне. Я всегда ждал ее там.

— Из-за чего вы поссорились?

— Я предложил Омаки выйти за меня замуж. Я знаю, что мне не следовало делать ей предложение без разрешения моего отца. Но я боялся, что не получу его, а ждать не мог. Мне казалось, Омаки нужен был кто-то надежный рядом… Даже если бы я не блестяще сдал экзамены, то все равно мог стать школьным учителем у себя дома. Тогда мы с Омаки жили бы у моих родителей. Она помогала бы матери по хозяйству, а мы с отцом вместе управлялись бы в школе. — Он печально покачал головой. — И как я не понимал, что это глупо?!

— А Омаки, судя по всему, не пришла в восторг от твоего предложения.

Лицо юноши исказила болезненная гримаса.

— Она посмеялась надо мной! Интересовалась, как мы будем жить, пока я не сдам экзамен. А когда я предложил ей давать уроки игры на лютне и поработать еще немного в веселом квартале, она рассердилась и стала ругать меня. Обозвала меня к… кроликом — из-за ушей и зубов, а еще… противной жабой и другими злыми словами. — Он залился краской стыда и смело посмотрел Акитаде в лицо. — Омаки была совсем не похожа на себя, потому что ждала ребенка. Мне говорили, что женщины становятся очень раздражительными в таком положении.

— Это был твой ребенок?

Нагаи покачал головой:

— Нет. Мы с ней не… Видимо, это произошло еще до нашего знакомства. Я никогда не расспрашивал ее об этом. Должно быть, какой-то бесчестный человек сначала использовал ее, а потом бросил. Когда она доверила мне эту тайну, я решил, что Омаки, наверное, хотела бы выйти замуж за кого-то вроде меня.

Парень выглядел таким униженным и несчастным, что от жалости у Акитады сжалось сердце, а в душе зашевелилась злость на погибшую девицу. Узнав, что беременна, она решила выйти замуж за влюбленного студента, а потом передумала, сочтя, что он ей не пара. Такое легкомыслие лишь подтверждало мнение Сато, сказавшего, что девица, похоже, ничуть не тяготилась беременностью и даже была необычайно весела. Что же заставило ее отказаться от Хироси Нагаи, почувствовать себя настолько свободной и уверенной, чтобы посмеяться над его самоотверженной искренней страстью, перед тем как вовсе отвергнуть его? Своим поведением Омаки могла довести его до убийства. Но интересно, что же побудило ее так решительно изменить свои планы?

— Я постараюсь помочь тебе, — проговорил Акитада, — но ты должен рассказать мне все, что знаешь о личной жизни Омаки, о ее друзьях и семье.

С низким поклоном, выражавшим искреннюю благодарность, парень отвечал:

— Боюсь, господин, мне известно немногое. Я познакомился с Омаки в веселом квартале. Вообще-то нам туда ходить не положено, но знакомые студенты однажды взяли меня с собой. Ночью мы перелезли через стену. Я тогда, помнится, ужасно боялся. — Акитада понимающе кивнул. Конечно, этот одинокий неказистый паренек охотно принял подобное предложение товарищей, даже если и имел на этот счет другое мнение. — Омаки играла на лютне в увеселительном заведении, в которое мы пришли. Она играла так прекрасно, и сама была такая красивая! — Он улыбнулся, вспомнив девушку. — Потом я стал ходить туда при каждой возможности, и однажды Омаки заметила меня и улыбнулась. Когда она закончила играть, я набрался смелости и подошел к ней. Мы прогуливались вдоль реки. Она казалась мне восхитительной. Омаки рассказывала о себе, о своей бедной семье и о том, как она несчастлива. Мачеха била ее, заставляла подниматься с рассветом и выполнять всю работу по дому, даже когда Омаки возвращалась из веселого квартала совсем затемно. Сколько раз она признавалась мне, что или убежит из дома, или наложит на себя руки! — Нагаи тяжело вздохнул.

— А с кем она работала? Что это были за люди? Она говорила тебе о них?

— Не много. Тетушка, хозяйка заведения, понуждала ее торговать своим телом, но Омаки хотела быть гейшей. Я знаю, многие говорили о ней гадости, но ведь это лишь доказывает, что она была приличной девушкой. Правда, господин?

Акитада не разделял этого убеждения, однако кивнул.

— Что же о ней говорили? И кто? — спросил он.

— Приятели, с которыми я ходил туда. Но только они лгали. Они всегда высмеивали меня. — И, подняв робкий взгляд на Акитаду, он добавил: — Я тогда думал, что они завидуют мне, ревнуют.

— Понимаю. А кто-нибудь еще был хорошо знаком с Омаки?

— Она брала уроки игры на лютне у профессора Сато. Профессор Фудзивара и профессор Сато часто посещают веселый квартал. Впервые повстречав их там, я испугался, что они заставят нас пойти домой, но приятели посоветовали мне не беспокоиться. Я даже как-то обратил внимание профессора Сато на Омаки, и ей удалось записаться к нему в ученицы. Я тогда очень обрадовался, потому что теперь мог видеть ее и в течение дня. Мы всегда встречались после ее урока и иногда гуляли в парке. Гуляли до самого последнего дня. — Нагаи вздохнул и снова смахнул слезу.

— А что остальные? Ее подруги, другие гейши, хозяева заведений?

— В веселом квартале есть еще одна лютнистка, но они с Омаки не ладили. Омаки говорила, что эта женщина слишком гордая. А подружек она считала пустышками.

— Может быть, среди друзей Омаки были мужчины?

— Омаки не дружила с мужчинами! — с чувством воскликнул юноша. — Она не была дешевой уличной женщиной, что бы там ни говорили! И с тех пор, как мы познакомились, никаких мужчин у нее не было!

Хироси смело смотрел Акитаде в глаза, но тот затруднялся определить, чем была вызвана такая отчаянная мука на этом невзрачном лице — горем утраты, осознанием отверженности или какой-то тайной.

Вздохнув, Акитада поднялся.

— Ну что ж, не густо, но попробую разобраться. А ты, если вспомнишь что-нибудь еще — какие-нибудь слова Омаки или, быть может, сплетни о ней, способные пролить свет на ее знакомства, — пришли мне весточку.

— Покорнейше благодарен вам, господин! — с жаром воскликнул Хироси и, гремя оковами, простерся ниц на каменном полу.

Акитада постоял еще немного, глядя на его жалкую, нескладную фигуру. Глубокая печаль, переполнявшая сердце Нагаи, казалось, выплеснулась наружу, затопив тесную тюремную камеру и увлекая в свою пучину ее обитателя да и самого Акитаду. Пожав плечами, он повернулся и вышел.