Когда Тайер пробегает мимо меня, я сопротивляюсь почти физическому желанию схватить ее за развевающийся серебристый хвост и прижать ее спиной к своей груди, чтобы мы могли продолжить наш разговор.
Или наше противостояние, как она, вероятно, назвала бы это.
Вместо этого я смотрю, как она присоединяется к Беллами, и они вместе уходят, не оглядываясь.
Так более или менее проходит каждое взаимодействие между нами. Я подхожу к ней, мы спорим, и она убегает, пока не увязла слишком глубоко.
Перекидывая ремень спортивной сумки через плечо, я направляюсь к своей машине, улыбка расплывается на моем лице, когда я вспоминаю наш разговор.
Как бы сильно она ни притворялась, что я ей не нравлюсь, что ей не нравится, как я с ней разговариваю, я вижу румянец на ее коже, когда мы ссоримся, чувствую, как учащается ее пульс, когда она открывает рот, чтобы ответить мне.
Физические признаки налицо, независимо от того, как сильно ее мозг пытается бороться и похоронить эти чувства.
Правда в том, что я хочу ее трахнуть.
Ясно и незамысловато.
Я хочу этого с того самого момента, как встретил ее, когда она стояла разъяренная и готовая защищать Беллами.
Два моих лучших друзей, Роуг, Феникс, и я направлялись на обед в Bella’s, когда столкнулись с Тайер и ее подругами.
В случае с Роугом, он физически столкнулся с Беллами, когда она выходила из закусочной. Ее молочный коктейль пролился на него почти комичным образом, взорвав при этом его вспыльчивый характер.
Тайер была готова вмешаться, когда он набросился на Беллами, а я вмешался, потому что независимо от того, насколько она была зла, в драке между ней и Роугом она проиграла бы.
Скверно.
Я не знал ее, но уже чувствовал, что достаточно защищаю ее, чтобы захотеть спасти от такой судьбы.
Она сразу привлекла мое внимание.
Ее гнев физически клубился вокруг нее, и она была почти раскалена им. Глаза горели пламенем, губы были жестоко сомкнуты, волосы посеребрены и стояли дыбом, как будто в нее собиралась ударить молния.
Я хотел намотать эти волосы на кулак и использовать их как рычаг, чтобы подчинить ее своей воле.
И она едва взглянула на меня.
Конечно, она никак не отреагировала на мою кокетливую улыбку и комментарий.
Наверное, все бывает в первый раз, и я был, мягко говоря, заинтригован.
Ежедневная рутина занятий, вечеринок, перепихонов, тренировок и повторения всего этого порождала непрекращающуюся скуку, и я был беспокойным, нуждаясь в новых развлечениях.
Затем она свалилась мне на голову со своими большими глазами и вспыльчивым характером, и я захотел ее так, как никогда никого раньше не хотел.
Внезапно мой пульс забился, дыхание участилось, и мое внимание было полностью захвачено, когда я окинул ее взглядом, исследуя каждый изгиб ее напряженного тела.
Высокая и стройная, она обладала телом спортсменки. Это было очевидно по тому, как она держалась, по врожденной вере спортсменов в физические возможности своего тела, четко выраженной в ее осанке и длинных, сильных ногах.
Ее волосы спускались до середины спины и были выкрашены из натуральных светлых в мерцающий серебристый цвет, который переливался на свету, придавая ей почти потусторонний вид.
Ее глаза метали кинжалы в нашу сторону и обещали возмездие, но маленькие морщинки в их уголках говорили о том, что при обычных обстоятельствах она довольно часто проводила время просто смеясь.
Я хотел взять ее тогда и там. Прижать ее к стене, провести пальцами по изгибу, где внутренняя поверхность ее бедра соприкасается с киской, а затем под ткань ее нижнего белья, прежде чем ввести их в ее влажный жар.
Поставить ее на колени и вытрахать обжигающие стоны из ее рта.
Вместо этого она ушла с незаинтересованным выражением лица и на следующий день рассказала о существовании парня.
Раздражение просочилось глубоко под мою кожу и пробрало меня до костей от этой новости. Раздражение из-за дополнительного препятствия на моем пути и легкое раздражение из-за того, что другой мужчина мог называть ее своей.
Я только нашел эту удивительную девушку и тут же мне дали понять, что она не моя.
Пока что.
Тот факт, что она заставляла и продолжает заставлять меня работать ради этого, в одиночку вытащила меня из моего скучного базового существования, разожгла пламя интереса в моей крови, до которого я собирался докопаться.
Как я и сказал ей, победа станет слаще, когда я в конце концов заставлю ее подчиниться.
Я прохожу через парадную дверь, мимо фойе с дворцовой лестницей и прямо на кухню, где нахожу Беллами, нарезающую морковь на разделочной доске.
Технически это семейный дом Роуга, но его мать бросила семью, когда он был ребенком, а его отец вскоре после этого уехал в Америку, чтобы избежать своих родительских обязанностей, возвращаясь всего пару раз в год, чтобы сыграть роль любящего родителя, так что мы с Фениксом переехали сюда два года назад.
Жизнь со своими лучшими друзьями, как правило, чертовски крута, а также в ней есть свои интересные моменты, например, наблюдать, как у одного из упомянутых лучших друзей развивается слепая одержимость девушкой.
― Теперь он заставляет тебя готовить ужин?
Около недели назад Роуг и Беллами заключили сделку, которая предполагала, что она будет подчиняться каждому его приказу в течение следующих шести недель в обмен на то, что он удалит замечание из ее школьных записей.
Он использовал эту полную власть над ней, чтобы заставлять ее выполнять иногда унизительные задания по дому.
И заставлять ее спать в его постели каждую ночь.
― Нет, к сожалению, он гораздо изобретательнее относится к своим заказам. — Говорит она, поворачиваясь, чтобы бросить морковь в кастрюлю позади нее. ― Я не могу позволить кому-то другому готовить для меня.
Она имеет в виду Клэр, давнюю экономку Роуга, которая также обычно готовит для нас ужин.
― Как же так? Это такая же работа, как и любая другая.
―Моя мама работала таким человеком для других людей. Просто мне это на самом деле неудобно. Может быть, однажды. ― Говорит она, пожимая плечами.
Я медленно киваю, вдумываясь в то, что она сказала.
Я знаю, что у Беллами и Тайер обеих был другой тип воспитания в Чикаго, тот, который был значительно более сложным, чем то, как воспитывались остальные из нас, дети с трастовыми фондами и с серебряной ложечкой во рту.
Мои родители сами по себе были очень успешными филантропами и инвестиционными банкирами.
Они инвестировали в стартапы связанные с развитием социальных коммуникаций в девяностые годы среди других заметных позиций, в результате чего нажили впечатляющий совокупный капитал, прежде чем погибли в автомобильной аварии.
Эти деньги были завещаны мне и в настоящее время лежат в банке, собирая пыль.
Дело не в том, что у меня нет необходимости в роскоши, я просто не уверен, как могу тратить их деньги, когда их самих здесь больше нет.
Как бы глупо это ни звучало, прикасаться к тому, что принадлежит им, к деньгам, на которые, я уверен, у них был план… Это все равно что закрыть дверь в нашу старую жизнь.
Я оплакивал своих родителей. Я ходил на терапию и консультировался по поводу горя. Я навещал их могилы и прощался с ними.
Но никто не учит вас, как двигаться дальше, не имея самых важных людей в вашей жизни, не говоря уже о том, чтобы получить их вещи и присвоить их себе, как вор, как будто их просто никогда не было.
Отбрасывая эти мысли прочь, я сосредотачиваюсь на Беллами. Обхожу кухонный остров и свободно обнимаю ее сбоку.
― Понятно. ― Я говорю ей: ― Что ты готовишь?
― Просто куриный суп с лапшой, ничего особенного.
Может это и просто, но пахнет и выглядит потрясающе.
― Убери нахрен свои руки.
Я поворачиваюсь на ледяной голос и сталкиваюсь лицом к лицу с Роугом. Он стоит в дверях, свирепо глядя на меня.
Или, точнее, на мою руку, лежащую на плече Беллами.
― На самом деле, отойди нахрен от нее.
― Вообще-то, Беллами обещала мне немного супа. Сказала, что я могу попробовать первым и все такое. ― Говорю я ему невинно.
Девушка вопросительно поднимает бровь в мою сторону, но продолжает наблюдать за происходящим.
― Я думал, ты хотел играть в Премьер-лигу. ― Говорит он, его голос звучит как нечто само собой разумеющееся, когда он, очевидно, меняет тему.
― Так и было.
— Нет, похоже, ты действительно не понимаешь, Рис. ― Предупреждает он, его тон понижается до низкого и злобного.
― Слышал тебя громко и ясно по этому поводу, приятель. ― Говорю я, подмигивая Беллами, когда направляюсь к выходу. ― Я перекушу тем, что останется позже.
Прохожу мимо Роуга, успешно избегая удара локтем, который он направляет в мою сторону на выходе.
Наверху я нахожу Феникса, сидящего в темной библиотеке и тихо читающего «Графа Монте-Кристо».
― Почему я не удивлен, обнаружив, что ты читаешь истории о любви и предательстве? ― Спрашиваю я его, опускаясь на диван напротив него. ― Ты становишься предсказуемым.
― Что ты имеешь в виду? ― Он переворачивает страницу, не потрудившись поднять взгляд.
― Любовь. Предательство. ― Говорю я, взмахивая рукой вместе со словами. ― Ты. Сикстайн. ― Я машу ему снова.
На этот раз его глаза поднимаются, чтобы встретиться с моими.
― Я не понимаю, о чем ты говоришь.
― Технически, я тоже. ― Я говорю ему, потому что так и есть.
Феникс никогда не говорил нам о причине, по которой он ненавидит Сикс, нашу бывшую подругу детства, а также, возможно, самого милого человека, которого я когда-либо встречал.
Когда однажды он объявил, что она умерла для нас, мы слепо согласились и не подвергли сомнению приказ. В основном потому, что мы были незрелыми мальчиками, но также и потому, что он был абсолютно опустошен.
Это было сразу после смерти его брата, и мы хотели поддержать его, как могли.
― Но я знаю, что я не ошибаюсь. ― Заканчиваю я.
Он захлопывает книгу, опрокидывает стакан виски, который стоял рядом с ним, и выходит, бросив в мою сторону прощальное: «пошел ты».
Он близок к пределу, когда дело касается ее, я это чувствую.
И я не могу дождаться начала шоу.