Расплата за ложь

38

Верный своему слову, Рис возвращается на следующий день.

И на следующий.

И последующие.

Он приходит каждый день в течение недели, иногда поджидая меня на ступеньках моего дома, когда я возвращаюсь с занятий или тренировки, иногда стучит в дверь, когда знает, что я дома.

Вместо цветов и конфет он приносит мне прохладные «Доритос» с ранчо ― мои любимые ― и майку с автографом Меган Рапиноэ.

Он покупает мне рождественское украшение в виде чикагского флага и возвращается на рынок в Женеве, чтобы купить мне такой же футбольный мяч, который я ему подарила.

― Привет, любимая, ― говорит он с милой улыбкой, прежде чем задать мне вопрос, который он задает каждый день: ― Ты уже готова меня простить?

― Нет. ― Отвечаю я.

― Хорошо, ― говорит он, наклоняясь и целуя меня в щеку. ― Тогда я вернусь завтра.

И уходит.

И возвращается на следующий день.

Он не давит на меня и не пытается заставить меня простить его, кроме как задавая мне тот единственный вопрос и принеся мне всевозможные подарки, как будто это подношения божеству.

На его лице надежда, и мне кажется, что он затаивает дыхание в ожидании моего ответа. Когда я говорю ему «нет», он старается не выдать выражение своего лица.

Или он думает, что может постараться.

Я знаю его лицо, как свое собственное, и вижу его разочарование ясно, как день, в том, как его глаза теряют блеск, а улыбка больше не имеет того особенного сияния.

Каждый день я борюсь с почти непреодолимым желанием сдаться и сказать «да». Простить его. Чтобы жить дальше. Но, к счастью, мой разум каждый раз побеждает в этой битве, заставляя мое безвольное сердце вернуться к безопасности и уйти от прощения.

Этот коварный орган ― тот самый, из-за которого я попала в эту передрягу, и я больше не могу доверять ему в том, что он различает истину, как бы громко он ни звал меня к нему.

Как бы сильно я ни скучала по нему.

А я скучаю.

Это почти комично, как я чувствую себя потерянной без его ежечасного присутствия в моей жизни. Я даже не нахожу той радости в футболе теперь, когда не могу ежедневно тренироваться с ним или обсуждать, как проходят сезоны наших любимых команд.

Я любила играть в футбол всю свою жизнь, но за несколько месяцев он настолько сросся с Рисом, что мне трудно отделить их друг от друга.

Но суть в том, что он солгал о всей основе наших отношений. Как бы он ни был разочарован моим отказом простить его, ему некого винить, кроме себя.

И как бы тяжело я ни переживала этот разрыв, мне нужно научиться жить с этим, потому что назад пути нет.

Я не могу ослабить цепи своего недоверия и снова впустить его в свою жизнь, если я не уверена, что он не повернется и не причинит мне боль снова.

Поэтому я предпочитаю проводить время с друзьями и концентрироваться на занятиях.

Заметно, что на этих занятиях отсутствует Девлин, которого мы не видели с ночи победы в чемпионате.

Слухи ходили несколько дней, пока в конце концов не подтвердилось, что он отказался от участия в программе и переехал обратно в Англию. Его отъезд удивителен, но не нежелателен, особенно в моих глазах.

Я не хотела его больше видеть, и я получила свое желание.

Хотя я не могу не задаться вопросом, не послужило ли что-то или кто-то причиной его поспешного отъезда.

После занятий я вижу в коридоре Роуга, который разговаривает с несколькими людьми. И на секунду задумываюсь, знает ли он, почему Девлин решил бросить учебу, и не связано ли это с тем, что произошло между нами.

В конце концов, я решаю, что надо просто взять и спросить его.

Я направляюсь к нему, и его глаза скользят по мне, когда он замечает мое приближение. Он не прощается и даже не признает окончания разговора, а просто оставляет людей, с которыми разговаривал, и подходит ко мне.

― Все в порядке?

― О, эм, да, ― отвечаю я, взволнованная его пристальным вниманием ко мне. Я наполовину ожидала, что он отмахнется от меня. ― Я не хотела тебя прерывать.

― Это было неважно. ― Отвечает он, его лицо как всегда нейтрально. ― Что случилось?

Я не хожу вокруг да около.

― Он что-то сделал с Девлином?

Его черты остаются тщательно скрытыми, и, в отличие от Риса, я совсем не могу его прочитать.

― Рис?

― Да.

― Этот вопрос ты должна задать ему.

― Думаю, ты только что на него ответил. ― Говорю я, наблюдая за реакцией.

Он просто пожимает плечами и смотрит на меня, молчание между нами растягивается на долгие секунды.

Когда я понимаю, что он не собирается больше ничего добавлять, я разворачиваюсь, пробормотав «хорошо», и начинаю уходить.

Его голос заставляет меня остановиться, прежде чем я успеваю отойти слишком далеко.

― Когда ты собираешься его простить?

Я медленно поворачиваюсь к нему лицом.

― Я не собираюсь.

Он кивает и задумчиво смотрит вдаль. Я вижу, как поворачиваются колесики, когда он тщательно подбирает следующие слова.

― Мы с тобой уже были в таком положении вещей.

На моих губах появляется небольшая улыбка, первая за неделю.

― Что-то вроде этого, да.

― Ты помогла мне вернуть Беллами, когда никто не считал, что я ее заслуживаю. ― Уточняет он.

Настала моя очередь пожать плечами.

― Я знала, что ты к ней чувствуешь.

Он сокращает расстояние в два медленных шага.

― А я знаю, что он чувствует к тебе. ― Он говорит, глядя на меня пронзительными глазами. ― Он никогда не лгал тебе об этом.

― Ты просишь меня простить его?

― Я прошу тебя не исключать полностью возможность простить его.

― Это не так просто. ― Говорю я с грустью: ― Я больше не доверяю ему.

― Тогда позволь ему заслужить это доверие. Дай ему возможность показать тебе, что он чувствует.

Я сглотнула, чувствуя, как моя решимость снова начинает ослабевать.

Мое сердце было готово распахнуть дверь и принять Риса обратно, но голова оставалась непоколебимой.

Теперь я чувствую, как она чуть-чуть приоткрывается. Не настолько, чтобы впустить его, но достаточно, чтобы появилась надежда.

Это противоречит моей гордости, той части меня, которая умоляет не прощать его за то, как он меня предал.

― Я подумаю об этом. ― Соглашаюсь, прежде чем добавить: ― Спасибо.

Он кивает в знак признательности.

― Ты идешь домой?

― Нет, я пойду ненадолго в компьютерный класс. Мне нужно поработать над эссе по английской литературе.

― Хорошо, увидимся.

Он уходит прежде, чем я успеваю сказать что-то еще, оставляя меня в еще большем замешательстве, чем когда-либо.

По какой-то причине мне хочется верить словам Роуга, хотя я прекрасно знаю, что он без колебаний солгал бы ради Риса.

Через час я возвращаюсь в лабораторию из уборной. Я сосредоточенно смотрю на телефон, отправляя девочкам смс о том, что буду дома минут через тридцать, и тут меня пугает голос.

― Привет, любимая.

Рис стоит над выбранным мной столом, его руки небрежно засунуты в карманы, он смотрит на меня голодными глазами человека, который впервые видит солнце после зимы.

Сначала меня охватывает удивление: сердце колотится в груди от того, что он ищет меня вне рамок своих ежедневных визитов, а желудок подпрыгивает от его ласкового прозвища.

Следующим приходит желание. Отчасти это физическое желание ― похоть бурлит в моих венах от того, как красиво он выглядит, стоя там и ожидая меня, его присутствие командует пространством, а его фирменная ухмылка на месте.

Но это и эмоциональное желание. Я бы хотела, чтобы он обнял меня и утешил, чтобы я забыла о последних днях.

Боже, как же я его люблю. Это так несправедливо.

― Привет, ― говорю я, подходя к нему. ― Что ты здесь делаешь?

― Роуг сказал мне, что ты хочешь меня о чем-то спросить.

Вот предатель. Я знала, что он расскажет Рису о нашем разговоре, но не думала, что так быстро.

― И я хотел тебя увидеть.

Чистая честность звучит в его голосе, когда он поднимает руку, чтобы откинуть прядь волос с моего лица, но не успевает подумать об этом. Его рука опускается и сжимается в кулак, как будто ему приходится прилагать физические усилия, чтобы сдержать себя от прикосновения ко мне.

― Девлин отчислился.

У него отвисает челюсть.

― Я слышал, ― говорит он, не добавляя уточнений к ответу.

― Ты имеешь к этому какое-то отношение?

― Да.

Я на мгновение опешила от его ответа. Я наполовину ожидала, что он будет отрицать это.

― О, я не думала, что ты ответишь мне честно.

― Я сказал тебе, что больше ничего не буду от тебя скрывать.

Я сглатываю, чувствуя тяжесть в горле, и думаю, о чем еще я хочу его спросить.

― Ты причинил ему боль?

Его голос звучит непреклонно, когда он отвечает.

― Да.

― Сильно?

― Да.

― Я хочу знать, как именно?

― Нет.

На каждый вопрос он отвечает безэмоционально и по существу, как будто я спрашиваю его о том, любит он капусту или нет, а не о том, сделал ли он кому-то больно.

― Почему ты это сделал? Потому что он раскрыл твой секрет?

― Нет, ― отвечает он, на этот раз сквозь стиснутые зубы. ― Я должен был разобраться с ним давным-давно. Это еще одна моя ошибка: я позволил ему устроиться так удобно, что он почувствовал себя достаточно безопасно, чтобы наложить на тебя руки. Теперь он больше никогда к тебе не прикоснется.

У меня в животе все перевернулось при мысли о том, что Рис, вероятно, сделал с ним. Я сомневаюсь, что он дал ему пощечину и отправил в путь. Но он прав, я не хочу знать, что он с ним сделал. Вот только…

― Он жив?

Мой интерес вызван исключительно Рисом. Я вспоминаю слова Феникса в доме Девлина. Я не хочу, чтобы Рис кого-то убивал, особенно не из-за меня.

― Да.

Я киваю и отворачиваюсь, начиная собирать свои вещи.

― Ты уже готова простить меня?

Я насмехаюсь.

― Нет.

Он кладет руку мне на плечо, впервые за неделю прикасаясь ко мне своими руками. Искра электричества проходит через меня при этом прикосновении и превращается в жидкое тепло, которое скапливается в моем животе.

Если он тоже это чувствует, то никак не комментирует.

Он поворачивает меня так, чтобы я стояла к нему лицом.

― Почему нет?

Это первый раз, когда он задает следующий вопрос и не уходит сразу после того, как спрашивает, готова ли я его простить.

― Мы ходим по кругу, и я не могу продолжать этот разговор. ― Я говорю с разочарованным вздохом: ― Я не собираюсь прощать тебя за то, что ты сделал.

― Ну же, Сильвер. Должно же быть что-то, что я могу сделать.

Я не знаю, почему он не может понять, что то, что он сделал, непростительно в моих глазах.

― Нет. Ты не только заключил пари, что можешь трахнуть меня, но и сделал это за деньги. ― Я выплюнула. ― Девлин рассказал мне и об этом.

Его глаза опасно потемнели от моих слов.

― У меня еще есть время, чтобы убить его.

― Прекрати, ― говорю я, нахмурив брови. ― Тебе даже не нужны деньги, ты и так достаточно богат. Это была чистая жадность? Поэтому ты это сделал? ― спрашиваю я, насмехаясь над ним.

Но за моим легкомысленным тоном скрывается настоящая потребность узнать, понять, почему он так поступил. Понять, как мало я для него значу.

В его взгляде проскальзывает злость, он смотрит на меня, его челюсть яростно работает.

― Я трахал тебя не из-за денег.

Я с отвращением качаю головой, но от этого еще больше разочаровываюсь.

― Ты снова врешь.

― Я отдал эти деньги, Сильвер. ― Его голос пронзает меня, как удар хлыста, и я застываю на месте. ― Задолго до того, как ты узнала об этом пари. В тот же день, когда Девлин передал их мне.

Я несколько раз моргаю от удивления. Это последнее, что я ожидала от него услышать.

― Кому ты их отдал?

― Молодежному футбольному клубу для девочек в Лондоне.

Мое сердце вздрагивает, и мне хочется плакать.

― Почему ты это сделал?

― Я вспомнил, что мы говорили о недостатке возможностей у девочек, когда речь идет о футболе, и что для тебя это очень важно. Мне показалось, что это правильный поступок с деньгами, которые мне все равно никогда не были нужны.

Я склоняю голову, и слеза пробивается сквозь веки и падает на щеку. Он протягивает руку, чтобы наклонить мой подбородок к себе, и большим пальцем другой руки смахивает слезу.

― Пожалуйста, не плачь, ― шепчет он, его красивый голос хриплый. ― Меня убивает, когда ты плачешь.

― Я хочу верить тебе, хочу. Я просто не знаю, смогу ли я когда-нибудь это сделать.

Большим пальцем руки, лежащей на моем подбородке, он проводит по моей коже успокаивающие круги.

― Ты для меня все, Тайер. Единственная вещь, которая имеет значение. Если слова не помогают, что я могу сделать?

― Ничего, ― говорю я, вырывая подбородок из его рук. ― Только если ты не сможешь повернуть время вспять и вернуть нас к тому времени, когда ты заключил пари. Посмотрим, погнался бы ты за мной, если бы не соревнование с твоими друзьями.

― Я не могу этого сделать, но поверь мне, если бы я мог, я бы сделал это. Я бы вернулся в прошлое и ударил бы Девлина по лицу, но я бы все равно хотел тебя. Я бы все равно пришел бы за тобой. ― Он собственнически гладит меня по затылку. ― Я бы все равно полюбил тебя. Это всегда было неизбежно.

Мои глаза переходят на него, и мой желудок сжимается.

― Я же просила тебя не говорить мне таких слов.

Внутри меня бушует вихрь хаоса и смятения. Когда мы встречались и я чувствовала, что начинаю влюбляться в него, я мечтала услышать от него эти слова. Быть той, кто сумеет достучаться до него и ослабить его бдительность. Быть той, кто заставит его рискнуть полюбить кого-то, когда он отчаянно этого не хотел.

Так горько, что теперь это реальность. С одной стороны, я люблю его. От всего сердца люблю этого человека, так, что это граничит с безумием. Я хочу, чтобы мы вместе устремились в закат и жили долго и счастливо.

С другой стороны, как узнать, что все это правда, а не очередная уловка для какой-то цели или игры, о которой я еще не знаю? Поверю ли я ему? Сделать ли мне шаг навстречу и довериться ему?

Я разрываюсь между головой и сердцем, я застряла в тупике с двумя ясными путями вперед и не знаю, какой из них выбрать.

― Как я уже сказал, я больше ничего от тебя не скрываю. ― Говорит он: ― Ты мне веришь?

― Не знаю, ― признаюсь я.

Его рука соскальзывает с моего затылка и нежно сжимает мою челюсть.

― Может быть, ты не готова услышать это, но я все равно скажу тебе. ― Он делает паузу, а затем добавляет: ― Однажды я женюсь на тебе. Я буду встречаться с тобой, а потом стану твоим мужем. Это будет позже, чем я хотел бы, потому что я знаю, что ты заставишь меня ждать, но однажды я встану на одно колено перед всеми твоими друзьями и семьей и поклянусь, что буду любить тебя до самой смерти, и я буду говорить правду. Мы уже десятки раз лгали друг другу, Сильвер, но послушай меня ― без меня у тебя нет будущего. Я буду повторять это столько раз, сколько потребуется, чтобы ты мне поверила, и я буду ждать столько, сколько потребуется, чтобы ты вернулась ко мне.

Я тоже люблю его. Люблю так сильно, что боль от этой любви так же велика, как и боль от его предательства.

Сердце бешено колотится в груди, требуя, чтобы я пошла к нему, чтобы сдалась и помирилась… Но я все еще не уверена. С каждым заявлением он еще больше расширяет щель этой двери.

И вот я уступаю еще дюйм.

― Мне… нужно время. И пространство.

Триумф сияет в его глазах, как будто мы находимся в нескольких мгновениях от того, чтобы сказать ему, что я его простила.

― Я могу с этим работать. Как долго?

― Я не знаю, ― говорю я, а потом поспешно добавляю: ― И я ничего не обещаю.

― Хорошо. ― Он кивает, соглашаясь. ― И мы еще посмотрим.

Он мягко целует меня в лоб, и мои глаза закрываются, когда я склоняюсь к его прикосновениям, наслаждаясь ощущением его губ на своей коже.

На заднем плане пикает телефон, и он отстраняется, но я остаюсь в этом моменте еще на несколько секунд, желая удержать его как можно дольше.

― Тайер, ― произносит он, и перемена в его голосе настолько неожиданна, что я в шоке открываю глаза.

Я поднимаю на него глаза и вижу, что его взгляд прикован к моему телефону, лежащему на столе, его челюсть напряжена, а мускулы на щеках опасно подрагивают.

Я опускаю глаза и вижу, что мне пришло новое сообщение.

От Картера.

― Какого хрена он пишет тебе, говоря, что скучает? ― Он рычит, его тон неумолим.

Я хватаю телефон и разблокирую его, увидев в приложении «Сообщения» текст, о котором идет речь.

Картер: Я скучаю по тебе.

Я не разговаривала с ним с тех пор, как мы расстались, даже не проверяла, благополучно ли он добрался до дома, так что я не знаю, почему он решил связаться со мной именно сейчас.

Но если я когда-то сомневалась, есть ли у меня к нему какие-то затянувшиеся чувства, то это сообщение дает мне ответ.

Я ничего не чувствую. Ничего, кроме намека на сочувствие и грусть по поводу того, что он скучает по мне, пока я живу дальше.

Я представляю, как это больно, и надеюсь, что он скоро встретит кого-то.

Но я рада, что у меня есть окончательное подтверждение того, что эта предыдущая глава моей жизни окончательно позади. Независимо от того, где мы с Рисом окажемся, возврата к Картеру не будет.

Но Рис не в праве спрашивать, кто и зачем мне пишет. В конце концов, я одинока.

― Ты опять с ним разговариваешь? ― требует он, его ноздри раздуваются, а голос искажается от едва скрываемой ярости.

Я смеюсь.

― Нет. Ты лжец, а он обманщик. Я просто не могу поймать передышку в своей личной жизни.

Ему это не кажется смешным.

Он вырывает телефон у меня из рук, нажимает на кнопку вызова рядом с именем Картера и подносит трубку к уху.

― Что ты делаешь? Отдай! ― говорю я, пытаясь дотянуться до телефона. Однако из-за разницы в росте он легко держит его в недосягаемости.

Когда в трубке раздается звонок, я слышу ответ Картера так же отчетливо, как если бы он стоял с нами в компьютерном классе.

― Детка?

О, блять.

Брови Риса вскидываются, ярость охватывает его лицо. Его гнев ― это физическая вещь, которая высасывает весь кислород в комнате и оставляет мои легкие в нерабочем состоянии. Его глаза темнеют, теряя столь любимый мною цвет, становясь блестящим обсидианом, который заглушает белый оттенок радужной оболочки.

За гневом скрываются едва скрываемые обида и предательство, зеркально отражающие то, что, я уверена, он видит, когда смотрит в мои глаза, с той лишь разницей, что я не сделала ничего плохого.

Голос Риса неузнаваем, когда он говорит. По крайней мере, на целую октаву ниже, чем обычно, он острый, как свежее лезвие, и ужасающий.

― Ты даже не представляешь, к каким силам и ресурсам я имею доступ. Я задействую все до единого, чтобы найти тебя и похоронить живьем в безымянной могиле, если ты еще хоть раз напишешь или позвонишь по этому номеру.

Он положил трубку и протянул мне телефон, мрачно глядя на меня.

― Ты не имел права. ― Я говорю ему, взволнованно.

У меня нет ни нужды, ни желания разговаривать с Картером, но Рис перегибает палку. Хочет он это принять или нет, но я не замужем.

― У меня есть все права. ― Он рычит. ― У меня есть все права, когда дело касается тебя, особенно если твой бывший пытается претендовать на то, что принадлежит мне.

― Ты тоже мой бывший. ― Я указываю на это, зная, что ему не понравится это слышать.

Он отворачивается от меня и с силой опускает кулак на стол, отчего мой учебник по математике подпрыгивает на дюйм, прежде чем опуститься обратно.

Он ходит по комнате и бросает на меня цепкие, но скрытные взгляды, как дикий зверь в клетке, который видит свежую добычу за перилами своей тюрьмы.

Его разочарование очевидно, когда он проводит рукой по волосам, оставляя их совершенно растрепанными и дикими после своего движения.

― Если ты хотела сделать мне больно, как я сделал тебе, то ты это сделала. Ясно? ― Он спрашивает: ― Ты сделала свое дело. Теперь мы квиты.

― Я ничего не сделала, если тебе больно, то это из-за последствий твоих действий.

― Тогда скажи мне, что я должен сделать! ― говорит он, пересекая комнату большими, торопливыми шагами и хватая меня за обе руки. ― Как мне все исправить?

Когда я молчу, он тихо добавляет:

― Ты действительно хочешь, чтобы я встречался с другой девушкой?

Судя по тому, как у меня сводит желудок и как желчь поднимается в горле, я скорее предпочту, чтобы мне отрывали ногти на ногах один за другим, чем наблюдать такое.

Должно быть, мое лицо выдало мои мысли, потому что он взял мое лицо в руки и сказал:

― Ты не хочешь этого, не больше, чем я хочу, чтобы ты встречалась с другим парнем.

Я качаю головой, и на его лице появляется облегченное выражение, когда он продолжает.

― Я не буду смотреть, как ты встречаешься с кем-то еще, Тайер. Я дам тебе время и пространство, о котором ты просила, но, пожалуйста, не уходи ни к кому другому. Ты можешь с этим согласиться?

Насколько я еще не готова простить его, настолько же я знаю, что не хочу никого другого.

― А ты сделаешь то же самое?

Он наклоняет мой подбородок к себе.

― Как я могу прикасаться к кому-то еще, когда я думаю только о тебе?

Я улыбаюсь и шагаю в его объятия, прижимаясь щекой к его твердой груди, а его руки обхватили меня теплыми, защитными объятиями.

Его подбородок опускается на мою макушку, и он обнимает меня в течение долгих минут, мы оба молчим, каждый черпая из этих объятий то, что ему нужно ― утешение, уверенность и немного надежды.

Наконец, он глубоко целует меня в волосы, вдыхая мой запах, и говорит:

― Все будет хорошо.

Я не знаю, говорит ли он это для себя или для меня, но впервые с тех пор, как мы расстались, я ему верю.