Расплата за ложь

8

Занятие с Рисом начинается на следующее утро с мучительной тренировки в неурочный час.

Еще нет и шести утра, когда Рис бежит трусцой, чтобы присоединиться ко мне в центре поля. Он выглядит как олицетворение только что выстиранного в сушилке белья.

В его глазах еще сохранились остатки сна, волосы растрепаны и взъерошены, на щеке отпечаталась часть подушки, а одежда очаровательно помята.

Его крупное тело легко движется ко мне, но он выглядит как человек, только что вставший с постели.

Интересно, спал ли он в ней один?

Я отбрасываю эту бесполезную мысль в сторону, когда он подходит ко мне и начинает перечислять план на сегодня.

― Ты пытаешься меня убить. ― Я говорю ему со стоном.

― Я никогда не говорил, что это будет легко.

Очевидно, это не так. Следующий час состоит из упражнений на самоубийство, берпи, ловкость, отжимания, игры один на один, в которых он побеждает меня практически без усилий, и еще около дюжины других упражнений.

Я вымотана, но сердце бьется, и адреналин бурлит во мне. Как бы больно это ни было, мне это нравится. Это заставляет меня чувствовать себя сильной.

Как будто я могу сделать все.

Когда мы заканчиваем, я падаю на землю, обессиленная.

― Что ты делаешь? ― спрашивает Рис, стоя надо мной. ― Ты не закончила.

― Что?

― Пятнадцать раз пробежишься по трибунам, а потом закончишь.

― Ты шутишь. ― Возражаю я, но беру себя в руки и встаю.

― Мы работаем над силой, выносливостью и ловкостью, а для всех этих трех качеств нужны сильные ноги. На твоем месте я бы смирился с идеей бега на трибунах.

― У меня и так сильные ноги. ― Говорю я, слегка надувшись, но только потому, что мои ноги чувствуют себя так, будто они могут просто отвалиться, если я попытаюсь двигаться в темпе быстрее, чем 0,5 мили в час прямо сейчас.

― Я чертовски в курсе. ― Отвечает он, в его голосе отчетливо слышится напряжение. ― Я смотрел на них, представляя, как они обвиваются вокруг моего лица, пока я бы ел тебя, большее количество раз, чем я могу сосчитать. ― Добавляет он, и я краснею. ― Но они недостаточно крепкие.

― Ты сказал, что не будешь флиртовать. ― Я говорю, мой тон обвинительный.

― Я сказал, что сведу это к минимуму. К тому же, я не флиртовал.

― Тогда как ты это называешь?

― Что называю?

― То, что ты только что сказал, Макли. ― Раздражение просачивается в мой голос.

― Я не могу вспомнить, что я сказал. Ты можешь мне напомнить? ― Говорит он, глядя на меня дразнящим и похотливым взглядом.

Еще один вызов с его стороны.

Я судорожно сглатываю, пытаясь скрыть реакцию, прежде чем ответить ему. Наконец, я решаю просто выпалить.

― Как ты называешь то, что ты фактически говоришь мне, что хочешь, чтобы я села тебе на лицо?

Его стон ― болезненный и такой низкий в его горле, что он прорывается через его грудь в воздух вокруг нас.

―Правдой. ― Он хмыкнул.

― Тогда солги.

― В наших отношениях есть место только для одного лжеца.

― В наших дружеских отношениях. Если что.

― В наших скоро-будут-отношениях. ― Он парирует.

Мы постепенно приближались друг к другу, перебрасываясь колкостями, пока я не осознаю, что нас разделяет всего несколько сантиметров.

Между нами возникает напряжение, которое бьет током, возвращая энергию в мои ноги и одновременно лишая их всякой функции.

― Беги к трибунам, пока я не разложил тебя на одной из них и не съел на завтрак. ― Он угрожает мне, его тон граничит с жестокостью.

Уже не в первый раз я обнаруживаю, что убегаю от него. Я приступаю к заданию и начинаю отсчитывать сеты, пока мои легкие горят, а ноги молят о пощаде.

Когда до конца трибун остается шесть забегов, я слышу звонок своего телефона и останавливаюсь, чтобы посмотреть, кто это.

Это Картер.

Черт, я только что поняла, что так и не перезвонила ему на днях.

Учитывая разницу во времени, по его времени сейчас чуть за полночь. Поздно, но примерно в то время, когда он обычно предпочитает звонить.

Не я.

Я уже несколько раз говорила ему, что хотела бы, чтобы он звонил днем, а не будил меня по утрам.

Особенно это раздражает, когда у меня длинные дни занятий и тренировок, и это еще без дополнительных занятий.

Хотя я еще не говорила ему об этом.

Я уже собираюсь ответить, как вдруг резкий голос обрывает мои мысли.

― Не отвечай.

Я поднимаю глаза и вижу Риса, нависшего надо мной с напряженным выражением лица.

― Почему?

― Ты не отвечаешь на личные звонки во время моей тренировки.

― Почему нет?

― Потому что я так сказал. ― Он отвечает, его тон категоричен.

Я собираюсь возразить, но останавливаюсь и думаю о командной тренировке с тренером Фолкнер. Я бы не стала прерывать тренировку, чтобы ответить на звонок, особенно личный, если бы это была ее тренировка.

Он заслуживает такого же уважения.

Думаю, он имеет право просить меня об этом. Это профессионализм.

Бросив на него взгляд, я выключаю телефон и кладу его обратно в сумку, а затем поворачиваюсь к трибунам и начинаю свои последние шесть забегов.

Внизу трибун на пятнадцатом заходе я в изнеможении падаю на землю.

Я запыхалась и задыхаюсь. Не уверена, что завтра смогу ходить.

― Молодец! ― говорит Рис, опускаясь на траву и ложась рядом со мной.

Я отстраняюсь от него.

Его ответная усмешка щекочет мои внутренности и обволакивает мышцы внизу живота.

― Что ты делаешь сегодня вечером?

― Я могу прожить и десяти минут, не говоря уже о том, чтобы дожить до сегодняшнего вечера.

― Ты будешь в порядке. Просто прими ледяную ванну.

― Да, сэр, ― язвительно отвечаю я на его авторитетный тон, но говорю, не подумав.

Он стонет, опускает руку вниз, чтобы обхватить свой член и поправить его.

― Подумай дважды, прежде чем сказать мне это снова.

― Извини. ― Бормочу я.

Я не знаю, почему я извиняюсь. Не моя вина, что я могу заставить его быть твердым с помощью пары слов. Хотя мне приятно видеть, что я, по крайней мере, оказываю на него такое же физическое воздействие, как и он на меня.

Дело в голосе. Я уверена, что есть какая-то дарвинистская теория, которая может объяснить мою реакцию на него. Беллами наверняка знает об этом.

Я имею в виду, что Рис ― образец совершенства и само определение альфа-самца в физическом плане. То, что он меня привлекает, означает, что я нормальная, прекрасно приспособленная к жизни женщина с красной кровью.

Ничего не поделаешь.

Это эволюция, я в этом уверена.

― У нас сегодня вечеринка. Ты должна прийти. ― Он поворачивается ко мне лицом: ― Полагаю, Беллами нужно будет быть рядом с Роугом.

Конечно, она должна быть там. Этот псих злоупотребляет своей властью с первого дня.

― Я подумаю об этом. ― Отвечаю я, но я намеренно усложняю задачу.

Скорее всего, я буду там. Единственное, что я люблю больше футбола, ― это хорошие вечеринки, а последняя вечеринка в доме Риса была дикой.

Я сажусь, мои мышцы проклинают меня, когда я это делаю, и встаю, чтобы собрать свои вещи.

― Ладно, я иду домой.

― Давай я тебя подвезу.

― Я справлюсь, спасибо.

― Ну тогда до вечера.

Я перекидываю сумку через плечо и поворачиваюсь к нему лицом. Он все еще лежит на земле, его голова покоится на согнутом правом локте, другая рука лежит на животе.

Он слегка приподнял низ рубашки, чтобы его рука лежала на голой коже, а палец рассеянно обводит пупок. Шорты висят низко, открывая гладкую поверхность загорелого и подтянутого живота с глубокими V-образными линиями по бокам, которые исчезают за поясом.

Он кажется таким большим и внушительным, даже в горизонтальном положении, что это несправедливо. Любой, кто окажется рядом с ним в постели, будет просто поражен его размерами.

Он, должно быть, очень любит обниматься.

Нет.

Нет, Тайер.

― Я не сказала, что приду.

Он садится, опирается затылком на предплечья и улыбается мне.

― Не могу дождаться, чтобы увидеть, что ты наденешь.

― Ты…― начинаю я и останавливаюсь. ― Твой мозг должен быть изучен учеными.

― Спасибо.

― Именно об этом я и говорю. ― Я беру свою бутылку с водой и неловко машу ему рукой. ― Увидимся завтра. Во сколько?

― Мы поговорим об этом вечером.

Я ухожу, нахохлившись.

― Пока, Макли.

― Пока, Сильвер.

Как ни обидно, но неудивительно, Рис оказался прав.

В итоге я все-таки иду на вечеринку к нему домой.

На мне облегающий графический черно-белый топ, из-под которого выглядывает черный бюстгальтер Calvin Klein, пара мешковатых джинсов-бойфрендов с высокой талией и белые кроссовки Air Force.

Как бы я ни любила иногда наряжаться, я обожаю уличную одежду. Вы можете создать образ, в котором идеально сочетаются удобство, мода и сексуальность.

К тому же, я знаю, что Рис ожидал увидеть меня в чем-то коротком и обтягивающем, так что мысль о том, что я его разочарую, делает этот наряд вдвойне выигрышным.

Я танцую посреди одной из нескольких гостиных дома, превращенной в импровизированный танцпол. Мое тело болит, но есть что-то такое в танцах под хорошую музыку, что заставляет мои мышцы расслабиться, и я просто отдаюсь.

Я танцевала с Беллами, но она отвлеклась. Роуг решил поиграть сегодня в игру «горячо-холодно», и она выглядит несчастной, даже если пытается ухмыляться и терпеть. Я пытаюсь притянуть ее обратно к себе, но это бесполезно.

Вместо этого я кружусь в такт музыке, а когда возвращаюсь к тому месту, где мы стояли, ее уже нет. Я поворачиваюсь, оглядываю комнату, чтобы убедиться, что она еще здесь, но останавливаюсь, когда мой взгляд сталкивается со взглядом Риса.

Он прислонился к стене, голова слегка откинута назад, и его глаза прожигают меня. Я замираю на месте, возвращая ему взгляд.

Он манят меня.

Через переполненную комнату, через музыку и шум окружающих нас людей, его глаза говорят мне: «Иди сюда».

Мои ноги повинуются.

Я протискиваюсь сквозь толпу к нему. Теперь мы… друзья. Мы можем разговаривать и быть милыми на вечеринках.

Я уже в двух шагах от него, когда слева в комнату врывается парень, едва не столкнувшись со мной.

С молниеносными рефлексами и почти без усилий Рис хватает его за воротник и отпихивает назад, избегая столкновения. Кажется, он всегда знает, что его окружает.

И вот я уже стою перед ним. Он одет в темно-синюю облегающую кофту с короткими рукавами под цвет глаз и черные мешковатые брюки.

На обеих его руках блестят несколько колец, а большим пальцем он проводит по уголку губ.

Он выглядит незаконно привлекательным и таким чертовски самодовольным.

― Ты пришла.

Я не знаю, имеет ли он в виду вечеринку или его самого. В любом случае, его нужно разубедить в том, что я пришла за ним.

― Я была нужна Беллами.

― Ложь. ― Непринуждённо щебечет он.

Я закатываю глаза.

― Ты смотрел, как я танцую?

― Да.

― И почему ты не присоединился? ― спрашиваю я, пытаясь завязать непринужденный разговор.

― Почему я не присоединился к тебе?

― Нет, почему ты вообще не присоединился? Тебе не нравятся танцы?

Он слегка наклоняет голову в сторону, рассматривая меня, прежде чем заговорить.

― А почему тебя это волнует?

― Мы же теперь друзья, помнишь? ― Я говорю ему: ― Я пытаюсь узнать тебя получше.

― Я люблю танцевать. ― Говорит он мне, выражение его лица тщательно нейтрально.

― И что?

― Для всех присутствующих было безопаснее, если бы я наблюдал. ― Взгляд его глаз и непринужденная чувственность в голосе заставляют меня спросить, что он имеет в виду.

Я знаю, что не должна задавать этот вопрос, но я всего лишь человек. И послушайте, любопытство убило кошку, но удовлетворение вернуло ее обратно.

― Почему?

― Ты действительно хочешь, чтобы я ответил на этот вопрос?

Я играю с огнем, но после четырех рюмок текилы и пива огонь становится таким приятным.

― Да.

― Ты выглядишь чертовски сногсшибательно. Если бы я танцевал с тобой, а ты трясла бы своей задницей рядом со мной, я бы отнес тебя наверх и трахал бы снова и снова, пока ты не умоляла бы меня остановиться. ― отвечает он: ― Даже тогда я бы продолжал. Я бы не остановился, пока не насытился бы тобой. Пока я не был бы удовлетворен.

У меня пересохло в горле от его слов.

Меня никогда не преследовали с такой слепой преданностью, и весь мой мозг и тело в хаосе, пытаясь найти способ ответить, но он продолжает.

― Ты еще не готова к этому, поэтому я остался здесь. ― Он проводит рукой по губам и челюсти. ― Кроме того, отсюда лучше видно, чтобы убедиться, что мужчины вокруг тебя держат руки при себе. Если я не имею права прикасаться к тебе, то и никто другой не имеет права.

У меня кровь закипает от его слов, но я стараюсь сдерживать свой внутренний огонь.

― Твое собственничество неуместно.

― Я не собственник, ― говорит он, сверля меня взглядом. ― Я жадный. Я откровенно завидую. Я отчаянно хочу получить то, что принадлежит кому-то другому, по крайней мере, сейчас.

Я фыркнула в притворном удивлении.

― Ты действительно думаешь, что всегда сможешь добиться своего, не так ли?

― Да. ― Говорит он с полной серьезностью.

― И ты не собираешься это отрицать?

― А почему я должен это делать?

Он отталкивается от стены и направляется на кухню, прерывая наш разговор. Но он уходит не спеша, как будто хочет, чтобы я последовала за ним.

И я иду.

― Хочешь что-нибудь выпить? ― спрашивает он бесстрастно, как будто мы не были в середине другого разговора.

Но я хочу пить.

― Водку с содовой и лаймом, пожалуйста.

Он перемещается по кухне, готовя мне напиток, берет разделочную доску и нарезает несколько долек лайма, а я вскакиваю и сажусь на стойку напротив острова, где расположился он.

Молча наблюдаю за его работой. Он делает это скрупулезно, глядя в телефон и используя джиггер, чтобы отмерить точное количество, вместо того чтобы бросать все ингредиенты вместе.

В это время его ищут бесчисленные гости с вечеринки. Просто поздороваться, рассказать историю или анекдот ― неважно. Они постоянно подходят к нему, своему золотому мальчику.

Они хотят с ним поговорить, чтобы он им улыбнулся. И он улыбается, каждому, признавая и выслушивая их с легким обаянием.

Он ― словно желанная нота. Одна счастливая нота, всегда.

Слишком идеальный, слишком отстраненный.

Он не такой, как рядом со мной, счастливый, раздраженный, расстроенный и энергичный.

Я могла бы наблюдать за ним всю ночь.

Наконец, наступает затишье в том, что люди перехватывают его, и он заканчивает мой напиток и подходит, чтобы передать его мне.

Поскольку он стоит, а я сижу на высокой стойке, мы не совсем вровень, но по росту мы гораздо ближе, чем обычно.

― О чем мы говорили? ― спрашивает он, его пальцы задерживаются на стакане даже после того, как я обхватываю его рукой.

― О твоей категорической убежденности в том, что ты всегда добиваешься своего.

― О, да. ― Его глаза медленно пробегают по моему телу вверх и вниз. ― Ты ― идеальный пример. Не прошло и двадцати четырех часов, как я сказал тебе, что если увижу тебя в лифчике, то буду продолжать флиртовать с тобой, к твоему ужасу, и вот ты здесь. Сидишь на моей кухонной стойке в лифчике. ― Говорит он, его глаза стекленеют от вожделения, когда он смотрит вниз на полоску моего бюстгальтера, выглядывающую из-под топа. ― Похоже, по крайней мере, твое подсознание понимает, кто твой законный владелец.