Разлуки и радости Роуз

Глава 10

— В эфире Радио-четыре! — проникновенно провозгласил Руди в четверг. — А сейчас — мелодии тропических островов! — Он весь вечер не умолкает, глупая птица. — Расскажите о своем первом диске.

Хмм. Я просмотрела список своих любимых записей. Что лучше — побольше классики или поп-музыки? Наверное, всего понемножку. Из классики, пожалуй, выберу медленные пассажи Концерта для фортепиано Скрябина и квартет из оперы «Так поступают все женщины» Моцарта. Романсы Шуберта тоже подойдут, и одна из чудесных «Мелодий из Оверна». Немного латиноамериканских ритмов для поклонников, к примеру, «Буэна Виста Соушл Клаб». Сколько уже песен? Пять — значит, осталось еще три. Из поп-исполнителей обожаю «Симпли Ред», песню «Stars» и «Here comes the Sun» из «Битлз». И еще мне придется сказать, с какой песней у меня связаны особенные воспоминания. Я взглянула за окно, в сад, и горько усмехнулась. «Вуе-Вуе Baby». Разумеется. И, если у меня будет желание удариться в жестокую иронию, «Mamma Mia!» в исполнении «АББА». О да. Я, конечно, не собираюсь вдаваться в детали в духе Сью Лоули, мы все-таки не на передаче «Кушетка психиатра». А какая песня лучше всего охарактеризует мою карьеру? Хмм… «Bridge Over Trouble Water»[33] Саймона и Гарфанкела. Идеально. Зрители будут лить слезы ручьями. Довольным взглядом я еще раз пробежала свой список — у меня безупречные разносторонние вкусы.

Пусть меня пока не приглашают на программу, но неплохо бы подготовиться. Хотя Эдит Смагг было уже восемьдесят лет, когда ее пригласили, но я надеялась, что мне не придется ждать так долго. Может, попросить Серену закинуть удочку, прозрачно намекнуть? Потом, есть же еще программа «Это твоя жизнь» на телевидении. Я услышала, как в замке поворачивается ключ. Вошел Тео. С тех пор как он нагло вмешался в мою личную жизнь новогодним вечером, я держалась с ним прохладно, но после приятного инцидента с водителем такси мне захотелось проявить благосклонность и доброту души.

— Привет. Как прошел день? — вежливо поинтересовался он.

— Хорошо. Спасибо.

— До сих пор работаешь? — спросил он, кивнув на мой список.

— Да, дел по горло.

— Это же безумие, Роуз, ты никогда не останавливаешься. В жизни не видел человека — кроме своей жены, — который бы так много работал. Везет мне на таких женщин, — пробормотал он. — Попадаются одни трудоголики.

Везет мне на таких женщин? Я улыбнулась.

— Ну… — проговорила я, глотнув еще вина, — я же не могу позволить, чтобы письма накапливались. Раз уж человек набрался храбрости и написал мне, значит, он заслуживает быстрого ответа. — Тео положил газету на столик и достал сковородку. — О, я и не знала, что ты читаешь «Дейли пост».

— Я и не читаю, — ответил он, открывая холодильник. — Кто-то забыл газету в автобусе. Я прочитал твою колонку.

— Правда? И?..

— По-моему, колонка супер. Но мне кажется, Кэрол из Ковентри не стоит давать своему парню еще один шанс.

— Почему же?

— Он ей изменил.

— Знаю. Но у них трое детей, и он пережил сильный стресс.

— Это действительно так…

— И она сама ему изменила в девяносто восьмом, помнишь?

— Ммм, — пробормотал он. — Да, наверное.

— Обычно я не терплю неверности, — сказала я, — но иногда супруги должны смотреть на вещи в перспективе, задуматься, смогут ли они все исправить.

— Возможно. И еще я сомневаюсь, что двенадцатиступенчатая программа лечения поможет Люси из Лютона избавиться от наркотиков.

— Неужели? — возмутилась я. — Не стесняйся, если возникнут проблемы с квазарами, черными дырами или чем там еще, о'кей? — Тео поднял руки в знак капитуляции и улыбнулся. — Пива хочешь? — добавила я.

— Спасибо. Странно, наверное, целый день решать чужие проблемы, — задумчиво произнес он, пока я разливала пиво. — Тебе не наскучило?

— Наскучило?

— Все время разбираться с одними и теми же неприятностями. — Он открыл газету на моей рубрике. — Я-то думал, что всему есть предел и рано или поздно любому человеку надоест твердить одно и то же о расстройствах пищеварения, изменах, алкоголизме и облысении.

— Вообще-то, Тео, ты не прав. Если бы ты разбирался в человеческих слабостях так же, как я, — произнесла я с притворной напыщенностью, — тебе бы никогда не наскучило.

— Но неужели ты еще не устала от всего этого? — спросил он и достал кастрюлю из шкафчика.

— Нет, — я поежилась в кресле. — Все равно что я спрошу тебя: не надоело все время пялиться на одни и те же планеты и метеоритные дожди?

— Для меня астрономия бесконечно интересна, — невозмутимо возразил он.

— А для меня бесконечно интересно вести рубрику экстренной помощи. Это так по-человечески, — заметила я. — Это то, чем живут люди. Между прочим, при всем уважении, то, чем ты занимаешься, не имеет никакого отношения к реальности. Ты лишь отворачиваешься от таких же человеческих существ, как ты сам, предпочитая холодные и безжизненные звезды.

— Они не холодные, на самом деле они невероятно горячие, — сказал он, промывая рис. — И не безжизненные — кто знает?

— Я понимаю, что могу изменить жизнь людей, — продолжала я, игнорируя его. — Я — отдушина для страдающих сердец.

— Но ты же не знаешь своих читателей, — заявил он, помешивая что-то в сковородке. — Газетный психолог — это не настолько человечно, как, скажем, врач, или сотрудник первой помощи, или медсестра. Легко раздавать советы тем, кого никогда в жизни не увидишь.

— Но я волнуюсь за них, — возразила я. — Ночью у меня бессонница, потому что я лежу и ломаю голову, стала ли их жизнь лучше, помогло ли им то, что я сказала.

— Но ты же никогда не встречала своих читателей лично. Не сталкивалась с ними лицом к лицу.

— Хммм. Ты прав. Но именно потому, что мы не знакомы, они чувствуют, что могут безоговорочно довериться мне, и это замечательно.

— Знаешь, самое замечательное в астрономии то, что эта наука основана на точных математических законах, — пояснил он, — и, значит, всегда можно отыскать решение. — Всегда можно найти решение? Как мило… — Я готовлю ризотто, — вдруг сказал он. — Хочешь?

— Ну, я…

— Давай, Роуз, ты почти ничего не ешь. Надеюсь, ты не на диете? — добавил он с недовольным выражением лица.

— Нет. Просто я не люблю есть. Но я принимаю витамины, чтобы восполнить недостаток, — сказала я, показывая на полочку, на которой аккуратным рядком в пластиковых бутылочках выстроились пищевые добавки от витамина A до цинка.

— Принимать витамины и правильно питаться — не одно и то же. Я ни разу не видел, чтобы ты готовила.

— Не умею готовить и не буду, — беззаботно заявила я. — В последний раз я готовила в восемьдесят восьмом году.

— Как же вы жили, когда ты была замужем?

— О, мы ели обеды быстрого приготовления из «Маркс и Спенсер». Эд все время жаловался, что они слишком дорогие — ну это на самом деле так — но зато все готово в одну минуту, а времени у меня было в обрез. У него на кухне огромная плита, но я всегда пользовалась только микроволновкой. Как же его это бесило!

— Ты прямо как моя жена, — бросил Тео через плечо. — Она тоже никогда не готовила, потому что работала допоздна, так что это была моя обязанность. Мне пришлось самому всему научиться, и я полюбил готовить. Если хочешь, могу тебя научить.

— Ну… хорошо. Спасибо.

Он обернулся и улыбнулся. И в то же мгновение я вдруг почувствовала себя бесконечно счастливой. Мне нравилась такая домашняя обстановка. Я жила в одном доме с молодым человеком, который мне не муж, не любовник и перед которым не нужно выпендриваться. Между нами не было романтического и сексуального напряжения, которое всегда все портит. В этот момент у него зазвонил мобильный.

— Привет, дружочек! — воскликнул он. Ого. Это еще кто? — Да, готовлю кое-что на закуску. Буду через полчаса.

— Свидание? — как бы невзначай спросила я, когда он убрал телефон в карман.

— Не совсем. Я иду к Бев. Ей нужно поменять лампочки.

— А Тревор не может?

— Он по лестнице не умеет подниматься.

Я засмеялась.

— Ты очень хороший сосед, — добавила я.

— Я только рад помочь, Беверли — классная девчонка, — с нежностью проговорил он. — Она не такая, как все.

Внезапно я ощутила укол страха и боли. Тео раскладывал по тарелкам ризотто со сливочным соусом, а я тешила себя презренной мыслью. Я надеялась, что у Тео с Беверли все будет развиваться не очень стремительно, потому что иначе он оставит меня. Правда, низко даже думать об этом? Но, как я уже говорила, к людям привыкаешь, и, если бы он уехал, я бы, наверное, стала по нему скучать.

— Сегодня у моей жены день рождения, — объявил он, посыпая ризотто тертым пармезаном.

— Ей исполняется тридцать?

— О-о-о, нет.

Сердце мое упало. Да, скорее всего она даже моложе его. Может, ей двадцать пять. Или даже двадцать три. Я совсем упала духом.

— Ей тридцать восемь.

Моя рука с вилкой застыла на полпути.

— Твоя жена тебя на восемь лет старше?

— Ты сильна в математике. Да, так и есть. И что такого? Вряд ли меня можно назвать любителем бабулек. Большинство моих подружек были того же возраста, но Фиона оказалась немного старше. Разве ты никогда не встречалась с мужчинами моложе тебя, Роуз?

— Нет.

— Но мужчинам моего возраста как раз такие женщины и нравятся.

— Правда?

— Конечно.

О!

— Можно задать тебе очень личный вопрос?

— Почему нет? Я же тебя все, что угодно спрашивал.

— Твоя жена хотела иметь детей?

— Нет, — ответил он и передал мне салат. — Но мы не поэтому расстались. Я бы уважал ее решение, хотя, если честно, я очень хочу детей. А ты?

Хмм… я?

— Ну, дети в мои планы никогда не входили. Я всегда была так занята, а Эду было все равно — он сам один из пяти детей в семье и поэтому не горел желанием завести своих. Он рассказывал, что они с братьями и сестрами постоянно ссорились, шумели; вечно не хватало места. К тому же его волновал денежный вопрос.

— О.

— На самом деле, ведь на детей уходит куча денег. Раньше я хотела детей, — продолжала я. — Когда сама была ребенком. Но потом все изменилось.

— Почему?

— Ну… просто все изменилось.

— Потому что ты кое-что узнала о своей матери? — тихо проговорил он.

— К тому же мне уже тридцать девять, и время не ждет.

Наступила неловкая тишина. Мы молча закончили ужин, и Тео поднялся с места.

— Что ж, тогда прощай, лю… ой, извини, — поправился он. — Я пойду.

— Я вымою посуду, — сказала я. — Спасибо за ужин. Передавай привет Бев и Треву.

Тео взял газету, которая все еще была открыта на моей странице, и я подумала, что он хочет отнести ее наверх. Но вместо этого он сложил ее пополам, подошел к мусорному ведру, нажал на педаль и поднял крышку.

— Нет! — прокричала я.

Он уставился на меня.

— Что?

— Не выбрасывай!

— Почему?

— Потому что я не хочу.

— Извини, — произнес он. — Я думал, ты любишь, чтобы в доме был порядок.

— Я не это имела в виду.

— О, ты сдаешь газеты в макулатуру? Я не знал.

— Нет, — произнесла я, заливаясь краской. — Нет. Просто там…

— Что? Что там, Роуз?

Мои глаза вдруг почему-то наполнились слезами, и голос сделался тонким и высоким.

— Там моя колонка! — пропищала я.

— Извини, я не подумал. Мне казалось, у тебя есть еще экземпляр.

— У меня есть.

— О. — Тео был в замешательстве. — Тогда почему нельзя выбросить этот?

— Потому что… ммм… я просто не хочу, чтобы ты его выбрасывал.

— Но почему? У тебя же еще есть!

— Да, но дело не в этом.

— Так в чем же дело?

О боже. Ну как же ему объяснить?

— Роуз, в чем дело?

— Не могу сказать.

— Почему?

— Потому что ты подумаешь, что я дура, вот почему.

— Нет, не подумаю.

— Подумаешь!

— Скажи, и увидим.

— Хммм…

— Давай, — мягко поддразнивал он меня.

— Ну… — В горле застрял комок, и я с трудом могла говорить. — Просто у меня есть один пунктик…

— Какой пунктик?

— В этой газете моя фотография и слова, которые я написала, — выпалила я, — значит, и меня тоже выбрасывают на помойку.

— Господи, действительно, глупость какая, — сказал он. — Вообще-то, это ненормально.

— Я понимаю, но ничего не могу с собой поделать, — зарыдала я.

— Тебе не кажется, что ты слишком бурно реагируешь?

Тоже мне, психиатр чертов!

— Ни капельки! Вовсе я не бурно реагирую, Тео!

— Ладно, ладно, согласен.

— А тебе не кажется, что ты слишком бурно отреагировал, когда твоя мачеха выбросила фотографию твоей матери?

— Да, Роуз, но это была единственная ее фотография. Зато существуют миллионы копий этой газеты, и, значит, тебя все время выбрасывают.

— Да. Но меня выбрасывают люди, которых я не знаю, поэтому это не имеет значения, но тебя-то я знаю — оттого это и важно. Это все равно если бы ты меня засунул в мусорное ведро!

Руди почувствовал, что я разгорячилась, и захлопал крыльями.

— Тебе нужно к психиатру! — закричал он голосом Эда, покачиваясь на своей жердочке. — И это все на сегодня, наша программа подошла к концу. До свидания!

— Извини, — сказал Тео. — Я не хотел тебя обидеть. Возьми… — Он протянул мне газету и надел куртку. — Мне пора, я пошел к Бев.

— Ну и иди! Иди к Бев прямо сейчас и меняй ее чертовы лампочки, но, между прочим, мне тоже не мешало бы их поменять!

— Роуз, — тихо произнес Тео и задержался в дверях. — Не пойми меня неправильно, но, по-моему, в словах Руди есть доля здравого смысла.

— Ну спасибо большое! — заорала я, когда он вышел из дома. Я стояла на кухне, онемев от ярости, и тут зазвонил телефон. Если это мой маньяк, то на этот раз он получит по первое число, подумала я, снимая трубку.

— Алло!! — рявкнула я.

— Ммм… Роуз?

— О, привет, Генри, это ты.

— Я… просто… хотел спросить тебя кое о чем.

— Да? В чем дело?

— Роуз… ты в порядке?

— Нет! — взорвалась я. — Не в порядке! Вообще-то, я просто в бешенстве! Руди предложил мне сходить к психиатру, и Тео его поддержал! Можешь себе представить, как эти двое обнаглели?

— Ну… а почему он это сделал?

Я рассказала Генри о случае с газетой.

— Ага, — медленно проговорил он. — Понятно.

— Ты же никогда не выкидывал мои статьи, Генри, признайся?

— О нет-нет-нет, — выпалил он. — Между прочим, — продолжал он, — я до сих пор их храню. В отдельной стопке. Нет, я уверен, что ничего не выкидывал.

— Правда? Генри, это так мило с твоей стороны. Но Тео так ничего и не понял. Сказал, что я «слишком бурно реагирую». Бесчувственное бревно. Он такой бестактный.

— Мм… Роуз, надеюсь, он тебя сейчас не слышит?

— Нет, — ответила я. — Он пошел к Бев.

— К Бев?

— Беверли, помнишь, она была на балу.

— А, да, конечно. Девушка в костюме Дега.

— Она живет по соседству. Они с Тео очень подружились, — несчастным тоном произнесла я.

— Правда?

— О да, — проникновенно проговорила я, — очень. Он все время бегает к ней. По любому поводу. Вот сейчас, например. Вкручивает ей лампочки, представь себе! Прямо по Фрейду. Ввинчивает лампочки! Наверняка он скоро к ней переедет, я ни капельки не удивлюсь. И я опять останусь одна. Генри, ты слушаешь?

— О да, я только уронил сумочку.

— Так что ты хотел спросить?

— Ну… ммм… что же я хотел спросить? Ах да. В субботу я встречаюсь с Беа, — объяснил он. — Мы идем в Военный музей. — Он громко расхохотался. — И я подумал — может, потом пригласить ее на ужин? Хотел спросить, какую кухню она любит. Поэтому я и звоню. Чтобы задать этот вопрос.

— О. Ну, я даже не знаю.

— Она любит итальянскую еду? — спросил он. — Или, может, французскую? Или ей нравится индийская или тайская кухня? Или китайская, турецкая, а может, даже польская?

Что за бред он несет?

— Генри, — сказала я, — почему бы тебе не спросить у нее самой?

— Точно. Отличная идея. Превосходная стратегия. Так я и сделаю. Спрошу у нее. Может, поужинать в Клубе военно-морского флота? Там готовят отменные профитроли.

— Пока ты будешь заигрывать с Беа, мне предстоит ужин с влюбленной парочкой. Белла хочет познакомить меня со своим новым возлюбленным.

— Ах да, — вздохнул Генри. — Беа упоминала о нем в не очень лестных выражениях…

«Полный отморозок, и работа у него дерьмовая!» — вот что на самом деле сказала Беа. Но с какой стати Беа влюбляться в него по уши, подумала я, отправляясь на ужин с Беллой и Эндрю в субботу вечером. У Беллы и Беа такие странные отношения. Они как парные звезды, о которых рассказывал Тео, чьи орбиты пересекаются помимо их воли. Им уютно вместе, но в то же время они постоянно конкурируют. Воплощение взаимозависимости. Будет ли их новый бизнес иметь успех? Я лично сомневалась. Конечно, Белла разбирается в финансах — она же работала финансовым журналистом, — а у Беа есть творческая жилка. Но дизайн интерьеров — занятие, сильно подверженное экономическим влияниям, и при первой же угрозе экономического спада компания будет обречена. Сами подумайте, кому придет в голову покрывать стены глазурью с трещинками, если дом вот-вот уйдет с молотка?

Я ехала по кольцевой — решила не брать машину — и размышляла о Генри и Беа. Поезд отъехал от вокзала Виктория, и я попыталась разобраться — против я этого романа или нет. Мне приходит много писем на эту тему. Но к тому времени, как мы подъехали к Южному Кенсингтону, я поняла, что мне это абсолютно все равно. Если Беа и Генри угодно прокатиться навстречу розовому закату, флаг им в руки — жизнь и так слишком коротка. Более того, я поняла, что жизнь становится все короче и короче, — мне скоро сорок, и с каждым днем я все острее осознаю, что время уже не простирается передо мной словно бескрайняя прерия. Но как Беа отнесется к пристрастию Генри к переодеванию в красивые платьица? Честно говоря, она очень консервативна, и я не думаю, что она спокойно отреагирует. И все же от него зависит, признаться ей или нет, не так ли? Меня это не касается. Электричка замедлила ход у станции Паддингтон, и я попыталась представить себе, каким человеком окажется Эндрю. То, что Беа от него не в восторге, ничего не значит. Она найдет к чему придраться, даже если парень умен, как Эйнштейн, красив, как Брэд Питт, и богат, как Билл Гейтс. Я была уверена, что Эндрю — совершенно нормальный парень. И наверняка он интересный, решила я, сойдя в Ноттинг-Хилле. Взять хотя бы его маскарадный наряд — костюм в духе Джексона Поллока. Это предполагает наличие воображения и стиля. Мы договорились встретиться в модном ресторане «Фармаси»[34] — я там никогда раньше не была. Но, шагая по Гейтстрит, я тут же распознала нужную дверь по дородному вышибале у входа.

— Меня ждут, — сказала я, и громила пропустил меня через бордовую веревочку. Автоматическая дверь разъехалась с хриплым свистом, и я очутилась в переполненном баре.

— Роуз! — закричала Белла, махая мне рукой, словно участница игрового шоу. — Роуз! Привет! Мы здесь! — О боже, она явно перенервничала — говорит восклицательными предложениями. — Роуз! Это Эндрю! Эндрю! Роуз!

Она так волновалась, что возбуждение ощущалось за километр. Но что поделать, бедняжка, ведь у нее целых четыре года не было бойфренда. Я протянула руку и улыбнулась.

— Рада познакомиться, Эндрю.

— И я рад, Роуз. Я много о тебе слышал, — многозначительно добавил он.

— О. Да. Я о тебе тоже.

На самом деле я лишь смутно помнила Эндрю по маскараду. Сегодня на нем был костюм в стиле шестидесятых: о стрелки брюк можно было порезаться, — и очки в стиле Джарвиса Кокера. Зачесанные назад волосы блестели от геля, а на ногах были замшевые ботинки с заостренными носами. Теперь, когда я наконец с ним познакомилась, он показался мне мягким и резковатым одновременно.

— Роуз, мы пьем клюквенную водку, — сказал он. — Ты что будешь?

— То же самое.

— Тебе повторить, Кролик? — спросил он Беллу.

— О да, пожалуйста!

— Кролик? — удивленно протянула я, глядя на хихикающую Беллу.

— Я так ее называю, — усмехнулся Эндрю.

— Но почему?

— Потому что она пушистенькая и милая и напоминает мне моего ставого домашнего кволика, правда, Квольчонок? — Фу, гадость, он еще и нарочно картавит! — Кстати, Роуз, я большой поклонник твоей колонки, — серьезно добавил он. — Никогда не пропускаю.

— Неужели? — Я решила повременить с суждениями. — Какое… необычное место, — произнесла я, оглядываясь.

— Да уж! — воскликнула Белла. — С ума сойти можно!

Ресторан был стилизован под старую аптеку: повсюду огромные бутыли с пилюлями. По стенам выстроились стеллажи с поддельными коробочками лекарств. Эндрю пробирался к бару, а я разглядывала названия: тагомет, венталин, бетновейт, варфарин и — о, очаровательно — анусол. Я рассеянно подумала, не найдется ли здесь валиума — для Беллы, которая улыбалась мне, как маньяк или разгоряченный шимпанзе из рекламы отбеливания зубов.

— Нам здесь очень нравится, — сказала она.

Ага, она уже говорит «мы»! Но мне, по правде говоря, не так уж пришлось по душе это место. Зал был битком набит галдящими двадцатилетками, и я чувствовала себя древней развалиной. Что касается интерьера — эта амбулаторная тема показалась мне полным абсурдом. Что будет дальше, подумала я. Ресторан под названием «Морг» с длинными столами для вскрытия вместо маленьких столиков и скальпелями вместо ножей?

— Здесь здорово, — соврала я. — Прикольное местечко!

— Мы здесь все время ужинаем. У Эндрю потрясающая квартира за углом. — Я улыбнулась. — Правда, он чудо? — прошептала она одними губами.

Я взглянула на него.

— Хмм. Неплох. Сколько ему — тридцать семь?

— Что ты, сорок семь. Хорошо сохранился!

— Наверное, он пьет какой-то особенный кофе.

— Да уж, — захихикала Белла. — Он выглядит моложе своих лет и, к счастью, — понизив голос, продолжила она, — никогда не был женат!

Ого-го.

— Действительно, повезло, — солгала я. — И чем он занимается?

— Он в рекламном бизнесе. — Разумеется. Как это я не догадалась? — У него отличные связи, — восхищенно добавила она. Похоже, Белла говорила правду. Расположившись у стойки бара, Эндрю приветствовал многочисленных посетителей столь же сердечно, как политик в день сбора подписей. — У него куча знакомых, — радостно сообщила Белла, глядя, как Эндрю радушно похлопывает кого-то по спине и пожимает руки. — О, он возвращается!

— Извините, что задержался, девочки! — сказал Эндрю, закатывая глаза в притворном раздражении. — Здесь сегодня полно моих друзей. Ну что, ваше здоровье? За знакомство, Роуз! Пьем до дна!

Потягивая коктейль, я вдруг поняла, что все «друзья» Эндрю, похоже, лет на двадцать моложе него, если, конечно, все они не задержали старение каким-то сверхъестественным образом. Я чувствовала себя пенсионеркой на школьной дискотеке, но вот Эндрю явно был как рыба в воде.

— Мне так нравится этот ресторан, Роуз. — проговорил он. — Здесь так шумно, и до дома недалеко.

Только если ты живешь не в Кэмбервелле, подумала я.

— Белла говорила, что ты живешь за углом.

— Да, Роуз. Рядом с Портобелло-роуд. Прекрасный район, Ноттинг-Хилл-Гейт. Больше всего мне нравится то, что здесь живут реальные люди — реально реальные, — ты понимаешь, о чем я?

— Хмм. Ты в рекламном бизнесе? — Я вежливо сменила тему.

— Да, Роуз. Это чистая правда.

— Занимаешься творческими проектами?

— Я занимаюсь исключительно креативом.

— В каком ты агентстве?

— Я работаю не в рекламном агентстве, Роуз, я занимаюсь телерекламой.

— Он работает на тридцать седьмом канале, — гордо заявила Белла.

— Я очень требователен, Роуз, но у меня отличная команда.

Команда?

— Забавно, — сказала я. — Муж моей ассистентки, Роберт Бэнкс, работает на тридцать седьмом канале. Но он занимается телепродажами, поэтому вряд ли ты его знаешь.

— Роб Бэнкс? Он работает на меня. Полный кретин, — с неожиданной жестокостью произнес Эндрю. — От него никакого толку, он долго не продержится.

— Значит, ты занимаешься рекламными продажами, — сказала я, проигнорировав его возмутительную неучтивость. — Продаешь эфирное время.

— Да. Я в рекламном бизнесе. Как я и говорил. — Теперь-то я поняла, почему он все время повторяет мое имя. — О, привет, Ким! — воскликнул он, подпрыгивая на ноги и посылая воздушный поцелуй стройной блондинке. — Выглядишь обворожительно, милая, — восхищенно добавил он. — Да, пообедаем как-нибудь. Извините. — Он опять закатил глаза. — Все сегодня решили сюда явиться. Кстати, это была Ким Медкалф — вы, наверное, ее узнали — из сериала «Истендерз». Ну что, пройдем к столику?

Нет смысла описывать ужин, во время которого я будто очутилась в чистилище. С набитым полентой ртом Эндрю сыпал именами знаменитостей, которых хватило бы на целый телефонный справочник. Мы слушали, как он веселился за коктейлями с Кейт (Уинслет) и Джоан (Коллинз), и о его недавнем ланче с Мартиной (Маккатчин). Он описывал романтические похождения Джерри (Холл) — «очаровательная женщина, Роуз», — и признался, что не понаслышке знаком с Тарой (Палмер-Томкинсон). Рассказал, что какое-то время тесно общался с Гаем (Ричи) — «очень тесно, Роуз», — и что Стинг — «его лучший друг». Он болтал и болтал, и меня опять поразила подозрительная гладкость его лица, особенно на лбу. Ему уже под пятьдесят, а лоб гладкий, как бильярдный шар, и почему у него нет гусиных лапок? Что-то тут неладно. Кожа у Эндрю идеально ровная, как у женщин, которые… Ну конечно. Мужчины ведь тоже делают инъекции ботокса. А может, он даже лег под нож пластического хирурга… И вот, пока он трепался о какой-то вечеринке в «Граучо», где «зажигал» бок о бок с Грэмом Нортоном («потрясный парень, Роуз, кто бы мог подумать»), я поняла две вещи. Во-первых, за весь вечер он не проявил ни капли интереса ни к Белле, ни ко мне. Во-вторых, описывая его как полного отморозка, Беа еще сделала ему честь. На самом деле это был мелочный, самодовольный, страдающий нарциссизмом, третьесортный претенциозный маленький ублюдок, который лижет задницы знаменитостям. Глядя на Беллу, которая закидывала голову и хохотала над его свинцовыми шутками, мне хотелось закричать: «Я знаю, Кролик, что ты уже отчаялась найти нормального мужика, но какого ЧЕРТА ты здесь делаешь с этим НЕДОУМКОМ?» Но я лишь дружелюбно улыбалась им обоим. Довольно симпатичная официантка убрала наши тарелки, и я заметила еще кое-что — Эндрю окинул ее с головы до ног масляным взглядом, задержавшись на груди дольше, чем полагается.

— Желаете десерт? — спросила она.

Я отрицательно покачала головой.

— А Кролик следит за фигурой. Правда, Кролик? — Он игриво ткнул Беллу локтем в бок.

Она покраснела и захихикала, а мне пришлось призвать на выручку всю свою силу воли, чтобы не ткнуть его вилкой в глаз.

— У Беллы прекрасная фигура, — осуждающе проговорила я. — Ей ни к чему худеть.

— Нет, похудеть ей не мешает, правда, зайчик? — произнес он и потрепал ее по щекам.

Наконец-то вечер подошел к концу, я выполнила свой долг и могла идти домой. С упавшим сердцем я поняла, что мне придется тащиться обратно в Кэмбервелл. Поскольку с деньгами у меня туго, такси отменяется: придется ехать на метро. Эндрю заплатил по счету — «спишу все на расходы компании, Роуз, ведь ты — представитель прессы», — галантно объяснил он. И тут мне пришла в голову мысль: а с какой стати мы вообще сюда пришли? Я предложила встретиться где-нибудь в центре, но Эндрю настоял на том, чтобы мы пошли в «Фармаси». Сначала я подумала, что ему просто лень, но оказалось, что не все так просто. Если бы мы встретились на нейтральной территории, ему не удалось бы похвастаться своим «успехом» у знаменитостей. Он хотел, чтобы я увидела, как он здоровается и болтает с ними в модном баре в центре города. Когда мы отправились к выходу, он снова принялся за свое: стал кивать направо и налево, выкрикивать «Привет!» и крутить указательным пальцем, изображая, что набирает номер. Он был как сломанный светофор.

— Да, да, я тебе звякну, — проговорил он. — Не забудь — у нас ланч.

— Спасибо, что пришла, Роуз, — сказала Белла.

Мне стало ее жалко.

— Хорошо, что мы увиделись, — ответила я. — И очень рада знакомству, Эндрю. Спасибо за ужин.

— Не за что, Роуз. Надеюсь, не в последний раз.

Не надейся, чертов клоун, сердито подумала я, потащившись домой на метро. По кольцевой линии, почти обогнув полный круг, с пересадкой на Северную линию. А потом еще долго ждала на холоде тридцать шестой автобус. А потом еще десять минут шлепала пешком до дома. Я посмотрела на часы. Без пяти двенадцать. У Беверли на первом этаже все еще горел свет, но в моем доме было темно и тихо. Я открыла дверь, но куртки Тео на вешалке не было — значит, он до сих пор у Бев. Дела… Я сняла цепочку, чтобы он не трезвонил в дверь и не будил меня, потом накрыла клетку Руди и отправилась спать.

Из-за выпитого я плохо спала и глубокой ночью проснулась, умирая от жажды. Сквозь сон я слышала какие-то неясные звуки внизу, но не запаниковала, как в Рождество, потому что знала, что это всего лишь Тео. Мне стало любопытно, как прошел его вечер с Беверли, но я опять задремала и, погружаясь в сон, вычислила, что анаграмма имени Эндрю — это предостережение: «Будь осторожен»[35]…

Я проснулась в семь, с туманом в голове, и спустилась на кухню приготовить чаю. Похоже, Тео вчера устроил настоящий беспорядок — все лежало не на своих местах. Ящик столика в прихожей был открыт — наверное, он искал ручку, — одна из картин на стене висела криво. И — о дьявол! — входная дверь! Этот балбес не только не закрыл ее на цепочку, он вообще оставил ее нараспашку! Безответственный придурок! Придется надавать ему по ушам, разозлившись, подумала я, подошла и закрыла дверь. И только я начала придумывать, как бы поговорить с ним повежливей — не хочется с ним ссориться, — как что-то в гостиной привлекло мое внимание. Я пригляделась. В комнате царил бедлам. Я догадывалась, что Тео неряшлив, но как можно было устроить такой погром? Кофейный столик перевернут, компакт-диски валяются по полу, секретер открыт, а его содержимое вывернуто наружу, и какого черта?.. О. Проклятье. На месте, где стоял телевизор, зияла пустота.

— ЧЕРТ! — закричала я. — МЕНЯ ОГРАБИЛИ!

— Роуз! Что с тобой? — Тео загремел вниз по лестнице и ворвался в гостиную. На нем было только белое полотенце, обернутое вокруг талии.

— Извини, — смущенно проговорил он. — Я был в ванной — что произошло?

— Меня ограбили — вот что произошло!

— О нет! — Он был в шоке.

— О да! И воры смогли вломиться в дом потому, что ты не закрыл эту чертову цепочку!

— Но я снял цепочку, потому что ты еще не вернулась.

Что?

— Но я думала, что ты тоже еще не вернулся. Пришла в двенадцать, свет нигде не горел, и я подумала, что ты до сих пор у Беверли. И куртки твоей на вешалке не было.

— Куртка в моей комнате. Я вчера очень рано лег.

— Когда?

Он скорчил рожу.

— Пришел я в десять, посмотрел немножко телевизор, потом лег спать в пол-одиннадцатого. Я так устал, что сразу же заснул. Я же знал, что тебя еще нет дома, поэтому и не закрыл на цепочку.

Я обхватила голову руками. Боже мой.

— А я подумала, что ты еще не вернулся. Прости, Тео. Это я виновата, не ты. Я не закрыла дверь на цепочку, и воры проникли в дом.

— Но дверь-то ты заперла?

— Разумеется. Но это же профессионалы — у них целые связки ключей. Я слышала какие-то звуки, но не стала проверять, потому что подумала, это ты.

И тут меня пронзила кошмарная догадка. Воры вломились в дом, когда мы спали, — они могли бы убить нас в кроватях. Постоянно слышишь истории о том, как к кому-то в дом вломились среди ночи, вошли в спальню в поисках денег и драгоценностей и — о боже! О боже! Я бросилась наверх с бешено бьющимся сердцем и резко рванула ящик для нижнего белья. Вытащила аккуратно уложенные лифчики и трусики и в самой глубине нащупала кожаную шкатулку для драгоценностей. Здесь были мои старые кольца и сережки и самая, самая драгоценная моя вещь. Если бы вы увидели, что это, то засмеялись бы — подумаешь, безделушка, — но для меня эта вещь дороже, чем все золото на свете. Дрожащими пальцами я открыла маленькую голубую пластиковую коробочку, приподняла кусочек ваты и вздохнула с облегчением. Положила шкатулку обратно, спустилась вниз, все еще дрожа, как промокший чихуахуа. Тео звонил в полицию.

— Они приедут через десять минут, — сказал он, положив трубку.

— У тебя ничего не украли?

— Нет. Телескоп и компьютер в моей комнате. По-моему, пропал только телевизор и видеомагнитофон.

— И сто фунтов, которые лежали в ящике стола. Хорошо, что я не оставила внизу сумочку, а то они забрали бы и кредитные карточки. Могло быть намного хуже, — добавила я, теперь уже успокоившись. — А телевизор можно купить подержанный.

— У тебя нет страховки?

Я покачала головой.

— Я пыталась экономить. Но, если подумать, — я вспомнила свою шкатулочку с драгоценностями, — могло быть в сто раз хуже. По крайней мере, они не взяли ничего, что имело бы какую-то ценность.

— Роуз, по-моему, кое-что все-таки исчезло. Фото твоих родителей — его нет.

Я взглянула на буфет. Фотография пропала.

— Что поделать. — Я пожала плечами.

— Ты, наверное, очень расстроена. Мне жаль.

— Ничего страшного — рамка не из чистого серебра. Ладно, я приготовлю чай. По-моему, так обычно делают в подобных случаях. В чем дело, Тео?

Он как-то странно на меня смотрел.

— Ну… ни в чем. Пойду оденусь.

Я слегка оправилась от шока и только теперь заметила, какая у него тонкая талия и широкие плечи, какая мускулистая, гладкая грудь, и мне вдруг пришло в голову, что это ему нужно было пойти на бал «Давидом» Микеланджело — и одного фигового листочка ему явно не хватило бы! Когда он обернулся, я увидела, что верхнюю часть его спины покрывала россыпь бледных веснушек, словно россыпь звезд в далекой галактике, а икры ног у него были сильные и мускулистые. На кухню я вошла в легком смятении и открыла холодильник, чтобы угостить Руди фруктами.

— Хочешь виноградинку, Руди? — бросила я через плечо. — Или, может, персик? Тут еще есть половинка банана. И симпатичная груша. Как думаешь, Руди? — Что-то он сегодня притих. Даже странно. Совсем на него не похоже. Я медленно повернулась и, к своему ужасу, увидела, что клетка и Рудольф Валентино исчезли.