Самое приятное в том, чтобы похоронить монстр заживо, так это то, что на твоей одежде на остается никакой крови.
Я стою перед зеркалом в полный рост в неприбранной гостиной на первом этаже в старом доме. От бывшего великолепия, заполнявшего пространство, мало что осталось. Вместо этого, это просто городская гниль.
— Ты уверена, что в порядке? — спросил Аарона, опершись на старую облезлую стену и зажигая сигарету.
Он до невозможности красив в этом смокинге, но разве не все они такие, правда? Мои парни Хавок. Может, сегодня я и выхожу замуж за Виктора, но я никогда не смогу на самом деле быть только его, так ведь? Мы — семья: я и мои бывшие мучители.
— Я порядке.
Мои губы изогнулись, и я наклонилась к старому зеркалу, подняв наверх один ноготь с черным лаком, я поскребла кусочек розовой помады в уголке рта. Этот цвет выглядит странно в сочетании с черным платьем и шейным платком с вороным пером, особенно, когда я выхожу замуж здесь, в лесу у заброшенного особняка.
Но я специально выбрала этот цвет. Я специально покрасила кончики волос.
Розовый был любимым цветом Пен, а так как она не может физически быть со мной сегодня, я хочу, чтобы ее дух был здесь. Оскар уже предложил мне привести спиритический сеанс, чтобы посмотреть, могу ли я поговорить с ней, но я не куплюсь на магию вуду и это дерьмо.
«Ты этим утром похоронила мужчину заживо», — напомнила я себе, пытаясь быть смиренной, приземленной, чтобы помнить, что я человек. Когда я потянулась за телефоном, то увидела, что прошло честь часов с момента, как мы закопали его. Это значит, что у него осталось шесть часов. Шесть часов, чтобы передумать.
Только…я не намерена делать нечто подобное.
— Эй, Берни, — сказала Пен, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в лоб. Я всегда негодовала, что она выше меня. Я нахмурилась и сморщила нос, когда она поцеловала меня. Я сделала так, потому что верю, как и все младшие сестры, что она навсегда будет здесь, чтобы заботится обо мне. Хотя прямо сейчас, я — стерва-второкурсница, а она — добрая сердце выпускница, которая слишком много потакала, слишком много беспокоилась и слишком много заботилась. — Ты же знаешь, что я люблю тебя больше, чем луна любит звезды, не так ли?
И я тебя. Все еще.
Мои руки сжали блестящую черную ткань платья.
Это должно было быть ненастоящим свадебным платьем для ненастоящей свадьбы. Проблема в том, что я очень сильно люблю Виктора. Он так сильно любит меня. Хавок слишком важен для меня. Я никогда не смогу их бросить.
— Я знаю, Пен, и я тоже тебя люблю. Больше чем солнце любит облака. Пожелай мне и Вику — мне и Хавок — удачи. У меня предчувствие, что медовый месяц испортит меня в наихудшую сторону.
В дверь слегка постучали, но на самом деле, это лишь был вежливый стук. В этих стенах слишком много придурком, чтобы притворяться, будто Каллум не видит меня и Аарона в моей импровизированной гардеробной.
— Мы готовы, — сказал он, улыбаясь мне так, как может только он, словно боль приятна, а мир — хрупкий монстр с голодными челюстями. Мне нравится его улыбка, потому что она также говорит, что его не заботит ничего из этого. Если Каллум Парк любит кого-то или что-то, он буквально убьют весь мир. — А ты?
Столько много скрытых оттенков в этом вопросе, но я все равно кивнула, вставая и крутясь, чтобы он мог увидеть меня с готовой прической и макияжем. Мы наняли одну из девочек Стейси сделать это. Она не была плоха, но она не Айви Хайтауер.
Я облизала губы.
Нет.
Сегодня никаких мыслей о делах. Дела были вчера. Дела были, когда я смотрела, как мисс Китинг (которая сейчас в больнице, спасибо Ванну) вырубили пистолетом. Делами было погоня Тинга через кладбище. Делами было положить его в раннюю могилу.
— Готова, — громко сказала я, протягивая руку Аарону.
Я еще не выглядывала наружу, чтобы посмотреть, кто на самом деле пришел на свадьбу, но на самом деле это не важно, потому что там будут парни Хавок. Этого мне достаточно. К тому же….часть меня хотела бы увидеть лицо Памелы, когда Аарон поведет меня к алтарю.
Аарон сплетает наши руки, наклоняясь вперед, и целует меня в лоб. Его фирменный запах окутал меня, успокаивая мои нервы и блокируя влажную вонь прогнивших половиц и осыпающейся штукатурки потолка.
Я выбрала идти к алтарю под песню The Maine — Numb Without You, только под оркестровую версию, а не оригинал. Почему-то, когда я услышала ее, то подумала обо мне и Вике. Если у парочек на самом деле есть своя песня, то тогда это определенно наша.
Каллум выскользнул обратно, ожидая у двери, пока Аарон и я не постучали, говоря о том, что мы готовы. Сквозь грязные окна по бокам от двойных входных дверей я едва могу видеть алтарь. Арка из белых роз возвышается над темно фиолетовыми волосами Виктора, Оскар стоит по центру рядом с ним, наш маленький садистский свадебный священник.
— Блять, мне страшно, — пробормотала я, и Аарон нежно рассмеялся.
Я перевела на него взгляд.
— Я бы волновался, если бы тебе не было, — сказал он мне, кладя свою руку на мою. Его прикосновение успокаивает меня, и я на мгновение закрываю глаза, чтобы перевести дыхание. — Но также сильно, как я иногда ненавижу Вика, я доверяю ему свою жизнь. Аарон на мгновение замолчал, и я открыла свои глаза и посмотрела на него. Он смотрит в пол, а не на меня, но выражение его лица не неприятное. Вообще-то он выглядит немного удивленным. — Очевидно, я также доверяю ему любовь всей свой жизни.
Он издает грубый смех и потом смотрит на меня в ответ.
Все, что я могу, это только улыбнуться.
В моем животе беспорядок от бабочек, напоминающих мне, что по факту я все еще человек.
Я семнадцатилетняя девушка, которая собирается выйти замуж.
Помимо всего того, кем я являюсь, кем стала, это определенное самое странное.
Не говоря ни слова, я потянулась и постучала костяшками по дереву
Глубокий вдох, Бернадетт, дыши глубже.
Каллум открыл мне и Аарону дверь, а затем отошел в сторону, нажимая «воспроизвести» на своем телефоне и посылая спирали красивой музыки из колонок, стоявших по обеим сторонам крыльца. Мне потребовалась секнуда, чтобы привыкнуть к мысли о свадьбе, настоящей свадьбе прежде, чем я заставила себя начать идти.
Виктор ждал, его шафер стоял рядом с ним. Хаэль Харбин ухмыльнулся мне и подмигнул, слегка поприветствовав меня чернильными пальцами. В его взгляде я могла прочитать так много всего невысказанного. Это не мой ребенок. Я чувствую себя свободным. Я хочу двигаться дальше с тобой, Бернадетт. Он говорил это раньше, когда у нас был секс на капоте его Камаро.
Я перевела взгляд на белые складные стулья по обеим сторонам прохода. Их было шесть в общем, и я улыбнулась, когда заметила Кару и Эшли в переднем ряду. Кара ухмыльнулась через плечо своему брату и подняла нам большой палец вверх, но Эшли просто зарывается головой в пышный рукав платья своей кузины.
Хизер стояла передо мной, держа корзинку лепестков розовых роз. Она улыбнулась мне, но я знала, что когда она сказала, что представляла меня с Аароном, а не меня с Виком, она говорила серьезно. Я не знаю, как объяснить ей, что я не собираюсь оставлять себе только одного.
Ветерок поднялся вокруг нас, заставляя деревья дрожать и встряхивая те немногие листья на них. Хизер восприняла это как сигнал ей повернуться и начать идти, бросая лепестки роз.
Я последовала за ней, мило и медленно, мои военные ботинки комфортно чувствовались под объемной магией моего платья. Левой рукой я держалась за Аарона. Правая рука была засунута в карман платья, сжимая старый, помятые сверсток с моим списком.
Мать Виктора Офелия была здесь и смотрела на нас. Как и ее захудалый бойфренд, похожий на продавца автомобилей, Тодд. Я была удивлена присутствию отца Вика, и я внезапно так сильно заскучала по своему, что стало больно.
Если бы он не умер, все было бы по-другому. Пенелопа вероятнее была бы жива. Но тогда встретила бы я Хавок? Могу ли я достаточно измерить мою любовь к сестре и мою любовь к парням, чтобы сравнивать их?
Нет, к черту.
Вы не можете изменить прошлое, но вы чертовски уверены, что можете диктовать свое собственное будущее.
Я начала идти, мое платье путалось в траве в траве, Аарон был рядом. Мне было любопытно, действительно ли, как заметил Каллум, я для него пахну кожей и персиками также, как он для меня розой и сандаловым деревом.
Офелия сморщила нос при виде меня, когда я проходила мимо, ее обсидиановые глаза был так похожи на глаза ее сына, что это пугало. Она сделала Виктора Чаннинга. Она такая же, как и он. Мы должны, если не бояться ее, то как минимум быть на чеку. Потому что она идет, я просто это знаю.
Я старалась как могла игнорировать ее, поднимаясь по небольшим ступенькам на небольшой помост под деревьями. Аарон подарил мне последний поцелуй в щеку и вместе с Каллом отошел в сторону, будто бы они мои подружки невесты или что-то вроде этого дерьма.
— Друзья, добро пожаловать, — сказал Оскар, слово «друзья» слетело с его уст, как пропитанная ядом шутка.
Мы все знаем, что эта свадьба такая же атака на маму Вика, как и союз.
Я повернулась, чтобы посмотреть на лицо Виктора, оно было наполнено одновременно нежностью, и темнотой, и собственническим доминированием. У меня перехватило дыхание.
Нам не нужна свадьба, чтобы стать единым целым. Мы всегда были.
Он протянул свою руку, чтобы взять мою, наши пальцы с татуировкой ХАВОК сплелись вместе.
— Брак — это темный и отчаянный вид союза, — начал Оскар, слова церемонии написаны его собственными элегантными пальцами и оперативно выучены. Я заметила, что в кое-то веки, у него нет с собой iPad. — Когда один человек порождает душу, любовь и грехи другого. Речь идет о создании законной связи, которая изо всех сил старается придерживаться извечной поговорки: войти кровью, выйти ею истекши.
Вик ухмыльнулся мне, и я в ответ. В это время Хаэль разливается смехом, а ветви деревьев над нами наполняются карканьем ворон.
Как зловеще.
— Сегодня мой единственный вопрос, — продолжил Оскар, поправляя свои очки, пока он смотрел между нами. — Вы готовы истекать кровью друг за друга? — Каллум сделал шаг вперед и протянул нам обручальные кольца. Они искусно привязаны к черной розе с помощью шелковистых лент, которые напоминают мне татуировку балерины Кэла. — Виктор, пожалуйста, повторяй за мной. Я, Виктор Чаннинг, мудак, который не заслуживает Бернадетт Блэкберд, но, который, по какой-то странной ошибке во Вселенной, женюсь на ней сегодня. Я истеку кровью ради нее. Я умру ради нее. Я беру ее в жены.
Виктор рассмеялся, даже когда ругательства его матери доносятся до него сквозь затихающую музыку.
Это не какая-то отвратительная шутка! Кем он себя возомнил, Том? А? Кем?
Но не было такого закона, по которому твой прудорчный друг не может выдумывать какие угодно он хочет клятвы.
Говоря о…
Виктор взял мое свадебное кольцо и наклонился ко мне, прижимаясь губами к моему уху.
— У меня есть клятвы для тебя, но я не стану читать их перед моей матерью. Но сегодня ночью, я хочу рассказать тебе все. А затем я сорву это свадебное платье и буду трахать тебя пока не станешь моей.
Я усмехнулась словам Вика, но как теперь мне на это ответить, прямо перед моей сестрой?
Вместо этого, я ждала пока Вик выпрямится и повторит слова Оскара мне, когда он надевает простое свадебное кольца на мой палец, добавляя его к кольцу его бабушки. Оскар повторил клятвы и попросил меня произнести их, что и сделала.
Согласна.
Когда Оскар хватает меня за затылок и целует, разрушая меня этим горячим куском греха, который он называет языком, я теряюсь.
Навсегда заперта в Хавок.
Мы вместе прошли по проходу и направились к его Харлею.
Бесконечная чернота моего свадебного платья рябит, когда мы отъезжаем. Я не знаю, куда мы сначала поедем, потому что моя голова одновременно витает в облаках и потеряна на мягкой земле, где мы похоронили Найла Пенса.
Однако я не удивилась, когда обнаружила, что вернулась на кладбище.
Вик припарковал мотоцикл, и я знала, зачем мы тут.
Почти.
Вот в чем было дело. Попрощаться с Пен, попрощаться с одним из монстров в моем шкафу, и попрощаться со следующей главой, какой бы она не была.
Виктор не может оторваться от меня, пока мы спотыкаемся в холодной тишине кладбища, и наши задыхающиеся дыхания — единственный звук здесь, единственное доказательство того, что жизнь все еще продолжается, даже когда мертвые лежат тихо и спят.
Мы упали на траву на краю леса, на половине пути к месту, где похоронен Найл и где он — будто то просто действие или замысел — похоронил Пенелопу.
Мои руки обвивают шею Вика, отчаянно желая притянуть его рот к моему. Я никогда не думала, что выйти за кого-то замуж — особенно в семнадцать лет — будет так чертовски эротично. Но находиться здесь с Виктором Ченингом, его темно фиолетовыми волосами, зачесанными назад, идеально сидевшим и сшитым костюмом была лучшей прелюдией.
После этого мы оба дрожали и вспотели, неистово желая еще раз попробовать свой наркотик: друг друга.
— Ты воплотила всем мои темные, маленькие мечты, Бернадетт, — прорычал он у моего рта, его руки лежи на зеленой траве по обеим сторонам моей головы.
Виктор медленно толкнулся своими бедрами вперед, потирая своим пахом об мое промежность и заставляя меня стонать.
Мы похоронили Тинга заживо.
Мысль проскользнула в моей мозг, но она не отвлекла меня настолько сильно, как должна была.
Я испорчена. Я сломана. Я принадлежу Хавок.
Вик задирает юбку моего платья от Lazaro, тянется вниз и начинает возится с его ремнем. Он ругается себе под нос, веки на глазах тяжелые и наполнены грехом и желанием. Он освобождает свой тяжелый ствол татуированной рукой и делает несколько толчков, пока я смотрю на него со спины. Прямо в эту секунду он может поиметь меня, как он хочет.
До свадьбы я прояснила свои желания и мечты.
Я буду королевой Хавок.
Мы закончим мой список.
Мы уничтожим команду Картера.
И учитывая, как Офелия смотрела на меня и Вика во время свадьбы, нам придется разобраться и с ней.
Виктор наклонился ко мне, облизывав сторону моего лица прежде, чем украсть мои душу через из моих губ. Его поцелуй — изысканный вид пытки, словно облизывание ложки с тестом для брауни прежде, чем помыть ее. На ней достаточно шоколада, которого можно попробовать, но настоящий десерт в духовке. Ты просто ждешь, пока она нагреется.
— Сделай меня своей, Вик, — простонала я, отдаваясь своей сладкой одержимости им.
Обычно я слишком гордая, чтобы позволить ему увидеть, что на самом деле чувствую.
Но не сегодня, не во время нашего первого траха как мужа и жены Хавок.
— Принцесса, ты уже моя, — пробормотал Виктор, раздвигая мои бледные бедра.
От солнечного света моя кожа сияла золотом, пока он заводил меня своим обнаженным членом. Я и Вик рискуем всем. Не важно умно ли это или правильно, это факт.
Мы испытаем боль друг за друга.
Наши рты снова сталкиваются, когда Вик окутывает меня своим большим телом, желая поцеловать, но не желая прекращать маниакальное движение бедер. Его мускусный запах смешался с запахом свежей земли. Нет ни единой живой души, которая стала бы свидетелем нашей консумации, но много тихих духов, наблюдающих, как два демона возбуждаются на поле, усыпанном надгробными плитами.
Босс Хавок садится и смотрит мне в глаза своими двумя темными озерами обсидиана, выражение его лица жестокое и собственническое, беспощадное и доминирующее, что это почти пугает меня. Почти. Чтобы быть с таким, как Вик, вы должны уметь соответствовать ему, отвечать ударом на удар.
Я схватила голову Вика и, немного надавив, смогла снова притянуть его рот к моему. Вот как легко мне его контролировать. Я бы только хотела, чтобы у меня быть поводок, чтобы показать миру, как легко им командовать.
Он трахает меня даже сильнее, звук соединения тел эхом разносится по тихой местности. Мои бедра поднимаются, желая встретиться с его, начиная прекрасное трение, которое я чувствую в своих зубах, костях и киске.
Мое тело обвивается вокруг тела Вика, сжимая ее, награждая его.
Эмоции этого дня крутятся во мне, пока Вик доставляет мне удовольствие своим членом, а затем все выливается в единый всплеск эмоций. Заканчивая мое очищение. Я закончила куда горячее, чем начала, с оргазмом, который прошелся по мне электрическим штормом, поджаривая мой мозг, выжигая меня изнутри.
Это было жестко и беспорядочно, когда Вик притянул меня ближе и кончил внутрь, держа меня, помечая меня. Следы от ногтей, которые я оставляла по его спине, нисколько не причиняли боль. Они определенно гласили: «Блять, не трогать».
Виктор учащенно дышит надо мной, стараясь снова контролировать себя и свое дыхание. Его голова повернута, волосы мокрые и вспотевшие.
— Я люблю тебя, Виктор Чаннинг, — сказала я ему, и он застыл.
Клянусь, он даже перестал дышать. Спустя мгновение он выдохнул, и его напряженные мышцы расслабились.
— Я тебя больше, Бернадетт, и всегда буду, — я нахмурилась, но он лишь поднял свою голову и изогнул свой рот в злодейской ухмылке. — Не спорь, просто наслаждайся.
— Ты — гребанный ублюдок, — прорычала я, когда он со смехом перекатил меня. Я села, все еще одетая в свое черное платье, ткань чертовски сильно испачкалась в грязи, вероятно, совсем испортилась, и испачкана спермой.
Не важно.
Это символично, не так ли? Я имею в виду платье. Не было причин мне выходить замуж в черном.
Виктор перекатился на спину и зажег сигарету, передавая ее мне, пока все мое внимание была обращено на могильные плиты вокруг нас. Где-то под нами лежит мертвый — или скоро будет мертвым — коп. Мертвый отчим. Мертвый насильник.
Я никогда не узнаю на самом ли деле Найл Пенс убил мою сестру или нет. В любом случае, это не важно. Потому что он уничтожил ее своей похотью, жадностью и нарциссизмом. Он уничтожил человека, которого я больше всего любила, и я всегда буду любить сладкий вкус мести в моем рту.
Конфуций сказал: «Выкопайте две могилы, прежде чем отправиться в путь мести».
Что ж, сучка. Я уже выкопала больше этого. Что дальше?
— Давай убираться отсюда, — сказала я, докуривая сигарету в руке и бросая ее на траву около меня.
Виктор повернулся ко мне, его сигарета все еще была зажита между его губами, и он улыбнулся.
Это не было приятной улыбкой.
Никогда не было.
— Как скажешь, любовь моя, — порычал он, подпрыгивая на ноги и смотря вниз на меня. Вик, стоящий без рубашки и чьи татуировки сияют на солнце, уставился на меня сверху вниз с изогнутый из-за его губ и ухмылок сигаретой.
Я взяла его за вытянутую руку, и он поднял меня на ноги.
Затем Вик достает маленький карманный ножик из кармана своего пиджака, режет свою ладонь, и предлагает лезвие мне. Я взяла его, разрезая свою ладонь и сплетая мои пальцы с его, наши свадебные кольца касаются друг друга. Мы смотрим друг на друга, поверх наших сцепленных рук, и он улыбается.
— Выхожу кровью, — сказал мне Виктор, кивая подбородком. — Уйду ею истекая.
Сквозь могильные плиты мы вместе, рука об руку, пошли к ожидающему мотоциклу Вика.
Отчим
Я достала красную помаду из сумки и открыла ее. Виктор ждал рядом с Харлеем, его задник был украшен знаком «Молодожены», банками и цветами, привязанным к седельным сумкам. Мне стало интересно, у кого из парней нашлось время сделать это? Это должно быть один из парней Хавок. Виктор бы никогда не подпустил кого-то близко к своему мотоциклу.
Глаза моего мужа были темными, пока он смотрел, как я опускаюсь коленями на тратуар в моем свадебном платье, тишина прошлась по кладбищу, когда звуки наших стонов растворились в памяти. Мои руки были грязными, они пачкали старый клочок бумаги, пока я разглаживала его перед собой.
Я не использую снова свою помаду. Вместо этого я использую нежно розовый цвет, чтобы перечеркнуть первое имя в моем списке, стирая Найла Пенса из моей жизни, головы и уничтожая бесконечную бездну моей боли.
Большие слезы капают из мои глаз и падают на мое свадебное кольцо, на чернила моей татуировки ХАВОК и на помятый клочок бумаги, в котором содержались мои худшие воспоминания в виде слов и названий.
— Прости меня, Пенелопа, — прошептала я, желая, чтобы она была здесь со мной, скучая по мне при каждом вздохе.
Ты бы ненавидела Вика, да? Спорю, ты была бы прямо, как Хизер. Сводила бы меня и Аарона, я в этом уверена. Вы с ним всегда ладили, так ведь?
— Берни, — сказал Вик, нежно приказывая мне.
Прямо, как я люблю. Прямо, как я ненавижу. Не могу решить, должна ли я быть его королевой, должен ли он быть моим королем…или должны ли мы править вместе. Наш путь долгий.
Я убрала список — и помаду — в карман черного платья и поднялась.
Виктор ждал меня рядом со своим мотоциклом, протягивая свои большие, теплые руки и кладя их на мои бедра, чтобы он мог притянуть меня ближе и поцеловать в блуждающем лучике солнца. На вкус его рот похож на несправедливую любовь и романтичный грех, все смещалось в одном темном, извращенном языке.
Его пальцы загребают мои волосы в кулак, притягивая меня ближе, чтобы он мог поглотить меня этим своим невероятным ядом, который на вкус так же сладок, как и умиротворение, которое я чувствую внутри. Мне нужно заполнить темную пустоту, чтобы заглушить голоса, кричащие о моей, казалось бы, бесконечной и безграничной боли.
Мне должно быть жаль Найла, но нет.
Ничуть.
— Пошли, жена, — сказал Вик, сверкнув мне своим белыми зубами, когда он широко ухмылялся. — Я еще недостаточно трахнул тебя, чтобы удовлетворить моих внутренних демонов.
Меня бросило в дрожь, но я не была недовольна словами Виктора. Он прав: мы и близко не насладились друг другом.
— Можно включить музыку? — спросила я, и он кивнул.
Его Харлей подключен к звуковой системе, которая заполняет кладбище, когда он включает ее, позволяя мне выбрать песню, которая навсегда определит этот момент для нас.
Я выбрала Valerie Broussard — A Little Wicked.
Виктор протянул мне новую кожаную куртку ярко розового цвета, которую он достал из одной из сумок, на всю ее спину располагалось слово «Хавок». Она похоже на темную версию куртки «Розовые девочки» из «Бриолина». Я надела ее, а затем залезла на Харлей, садясь позади и обвивая руками сильную талию моего мужа.
— Готова, миссис Чаннинг? — спросил он с темным смешком.
Он знает, что я не сменю фамилию, но какая разница.
Я не знаю, куда мы едем, но это не важно, потому что Виктор за рулем. Он ослабил свой галстук, зажег сигарету и привел мотор под нами к жизни.
— Готова, — сказала я ему, когда музыка доносилась из колонок, наполняя воздух звуком.
Виктор поехал по извилистой дороге в направлении к улице, и, когда мы выехали на нее, Камаро и Бронко выстроились в строй позади нас.
И мы отправляемся в путь.
Хавок на гребаном медовом месяце.
Все ставки сделаны, и я ставлю деньги на возможность беспредела.
Нет, нет, на уверенность в нем.
Продолжение следует…