Развод. Мы больше не твои

13

Последняя фраза Глеба меня словно пыльным мешком огревает по голове. Это как так, дети мои? Да мы столько всего делали, чтобы наши кровиночки появились на свет, причем делали вместе, а теперь они только мои?!

— Ну ты и козел, Глебушка, — произношу с чувством. — Самый настоящий представитель парнокопытных. Хотя нет, я уверена, что они своих детей не бросают.

— Что за горячка, Оля. Ты прекрасно знаешь, что я имею ввиду. Ох, для чего я вообще продолжаю этот бессмысленный спор?! У меня дел выше крыши, а я тебе сопли подтираю.

И он отключается раньше, чем я успеваю что — то ответить.

Как я уже и сказала, самый настоящий козел.

Отшвыриваю телефон на диван и обхватываю себя руками. В моем возрасте принято подводить первые итоги, а я могу похвастаться лишь разрушениями.

Мои глаза рассеянно осматривают дом, каждая деталь в нем подбиралась мною, пусть даже и не по моему вкусу. Я столько энергии и сил вложила в обустройство нашего семейного гнездышка, страшно представить. А все было сделано лишь для детей.

Я не теряла надежду на пополнение, верила, что рано или поздно у меня получится забеременеть. И только ради мечты о том, как наш с Глебом малыш будет расти на свежем воздухе на просторе, я и согласилась на этот дом. А так меня целиком и полностью устраивала квартира, рядом с которой было все на свете, и мне не нужно было садиться в машину, чтобы купить хлеб.

И что теперь? Через два месяца я отсюда выезжаю. А мои кровиночки и вовсе вдруг стали лишь моими.

Не сдерживаю всхлип, слезы градом катятся из глаз, выплескивая эмоции наружу.

— Ма! — звонко вскрикивает Никита.

— Ма! — вторит ему Соня.

Дети смотрят на меня озадаченно, не знают, как реагировать на мамину истерику.

— Не нужно, мои хорошие, — подсаживаюсь к ним и притягиваю обоих к себе, — если мама плачет, это не значит, что и вам тоже нужно. Лучше плакать по очереди, тогда всегда будет кому успокоить расстроившегося.

— Да, — коротко хором отвечают двойняшки и вроде бы перестают нервничать.

Успокаиваюсь и я.

Бросаю взгляд на раскрытый ноутбук, я ведь планировала деньги считать и план независимости строить. Но настроение скатилось до рекордной отрицательной отметки, даже не знала, что такое возможно.

Меня словно целиком проглотил огромный питон, попытался переварить и снова выплюнул наружу так и не закончив начатое.

Во всем этом стихийном ворохе эмоций я чувствую, как от меня ускользает какая — то важная мысль. Что — то, за что зацепился мой разум еще при разговоре с Глебом. Какая — то странная несостыковка, прозвучавшая совсем нелогично.

— Конечно, мои дети и мама, открывшая глаза! Это связано! — обрадованная произношу вслух. — Что такого она ему наплела, что я из жертвы, превратилась в виновницу?

Сразу приступить к выяснению отношений со всеми родственниками не получается, отвлекают потребности двойняшек. Пока мы со всем справляемся, проходит несколько часов. Вот после такого пусть мне расскажут, как можно работать с двумя маленькими детьми, я их приглашу провести с нами один день, чтобы даже у самых больших скептиков возникли сомнения.

Как бы там ни было, а бытовые привычки придется менять.

Например, перестать фанатеть от глажки абсолютно всего, до чего я могу достать своим утюгом. Знаю, это занятие очень меня успокаивает, позволяет впасть в транс и испытать нечто вроде медитации, но времени это занимает тоже очень много.

И самый главный насущный вопрос — как зарабатывать на жизнь? Выходить на прежнее место работы, а детей сдавать в частные ясли? А жить где?

Кстати об этом.

— Давай же, бери трубку, — слушаю длинные гудки в телефоне.

Но мне не везет. Глеб игнорирует. Впрочем, было бы удивительно, случись по — другому.

— Я была слишком ошарашена, — начинаю наговаривать аудиосообщение, но бросаю на полпути.

Это что за «слишком ошарашена», как будто мы о локальном стихийном бедствии говорим. У нас распад семьи, а не ураган на побережье далекой страны!

— Не смогла сразу достойно ответить, — делаю вторую попытку, но снова практически сразу прерываю ее.

Что снова за бред. «Не смогла достойно ответить», да я и недостойно тоже не смогла, если так подумать. Только начала немного раскачиваться и выпускать наболевшее наружу, как наш разговор с Глебом был окончен.

Ни к чему лирика, с моим мужем нужно сразу и по существу, иначе он перебьет и появится риск запутаться в собственных эмоциях.

— Почему мы с детьми должны оставлять дом? Я вкладывала в его обустройство все свои силы и время! А ты благородно оставляешь нам содержание на два месяца, чтобы потом мы тебя покинули. Нет уж, милый! Не пойдет! — наговариваю и откладываю телефон.

И все равно получилось излишне эмоционально и никакого конкретного предложения я не сформулировала. Ох, и ладно. Все равно его у меня нет. Я тут всего лишь пытаюсь не сойти с ума и не отправиться в неврологический стационар лечить свои нервы.

Ох, это сейчас относительно спокойно жить здесь, а когда Глеб вернется, я едва ли смогу его выгнать, он такой же равноправный владелец, как и я.

И буду я из-за собственного упрямства нервничать каждый день?

Нет, так точно можно не выдержать. Уезжать нам надо с детьми и, желательно, подальше.

У моего мужа сегодня одно на уме, завтра другое. А я здесь, по сути, одна, все родственники, друзья и знакомые либо его, либо наши общие, нет никого лично моего.

— Анна Николаевна, здравствуйте, — делаю еще один неприятный звонок, здесь голосовым сообщением не обойдешься. — Я нашла вашу кофту.

Помнится, наш предыдущий разговор со свекровью закончился не очень, неужели это и послужило поводом для интриги за моей спиной? Как-то слишком мелочно.

— Кардиган, Оленька, это кардиган. Настоящий кашемир, отличное качество, еще один такой попробуй найди! — говорит мать Глеба. — И здравствуй, милая, не поздоровалась с тобой.

И снова этот приторный противный тон. Вот честное слово, лучше бы прямо ядом плевалась, чем строила из себя всю такую благожелательную светскую мадам.

— Вот я как раз этот один и нашла, оказалось, не так и сложно, — отвечаю, перенимая ее тон. — Как бы нам встретиться, чтобы вы его забрали?

— Ох, я такая занятая в ближайшее время, а ты с детками, тоже неудобно. Может быть как — нибудь попозже, когда Глебушка вернется, с ним передашь, — седлает привычную лошадь Анна Николаевна.

— Увы, не смогу. Мы с ним расходимся. Как раз хотела у вас спросить, на что такое интересное вы ему открыли глаза буквально вчера?