И снова время в магазине замирает. Вот честное слово, какое — то проклятое место, я сюда больше не пойду. Найду другую кондитерскую. А лучше продукты на дом буду заказывать, столько служб доставки вокруг, а я все по старинке, чтобы было меньше поводов заходить на детскую площадку, которую я не люблю. Может быть, когда дети подрастут еще хотя бы на полгодика, я стану больше наслаждаться бесконечными качелями и горками, но не сейчас.
Удивительно устроена психика, я стою в магазине, который грабят, в котором только что раздался выстрел, а в голове у меня рассуждения про доставку и детские площадки. Сжалась над детьми и боюсь разжаться.
Но Никита дергает меня за шарф, Соня сдвигает шапку на глаза, и мне приходится выпрямиться и осторожно обернуться. Вернуться в действительность.
Время снова запущено, и оно как будто возвращает себе утраченные секунды промедления. Мой мозг тоже, к счастью, включается. Доли секунды хватает, чтобы оценить обстановку.
Один из грабителей, судя по всему, сбежал, его нет возле кассы. Девушка — продавец, пригибаясь, звонит в полицию и скорую, старушке с хлебом в руках плохо, она опирается на витрину. Но угроза еще не до конца устранена.
Егор борется на полу со вторым, с Коляном. Пуля, к счастью, попала в один из тортов, стоящих за стеклом, а не в кого — то из людей. Мне на глаза попадается банка с горошком, по внутреннему наитию беру ее, прицеливаюсь…
И тут происходит одновременно две вещи: этот недочеловек в черной балаклаве снова выстреливает, а я кидаю свой снаряд и попадаю точно ему по голове. Его вырубает, оружие падает на пол, подбегаю, пинаю его в сторону и не сразу замечаю, что что — то не так.
— Кажется, мы его вдвоем сделали. Девушка, веревка есть? Или полиция уже едет? Я не знаю, какая по крепости у него голова, — обращаюсь к продавцу.
— Слышу мигалки, едут, — отвечает та с облегчением, выбегает из — за прилавка и торопится к старушке. — Потерпите, сейчас вам помогут, давайте присядем, — она осторожно опускает ее на пол. — Выпейте, — девушка берет бутылку воды с прилавка, открывает ее и подает старушке. — Еще помогает умыться, лейте воду на себя, не жалейте, бутылка за мой счет.
— Детки, — оборачиваюсь в сторону двойняшек, но у них все хорошо, они вместе играют снятым с меня шарфом, — умнички. Егор, вставай, давай я тебе помогу, потянул что — то?
После пережитого стресса меня накрывает непонятная эйфория, хочется радостно прыгать, безостановочно улыбаться, а еще двигаться куда — то стремительно, можно даже просто наматывая круги. И я направляю свою жажду деятельности на помощь Егору. Все — таки он герой.
— Давай тихонечко развернемся и обопремся о стену, — произношу, присаживаясь на корточки. — Ой, кровь, — добавляю, заметив красное на ладони, и лишь через полсекунды до меня доходит. — Кровь! У тебя кровь! Какой кошмар, ужас, ужас, ужас!
— Плечо задел этот идиот, — говорит Егор, тяжело дыша, — едва ли что — то серьезное.
Растерянно осматриваюсь, конечно, бинтами и аптечкой в целом вокруг и не пахнет. Стягиваю с себя шапку и за неимением лучшего, кладу ее на плечо друга и прижимаю, стараясь не акцентировать свои мысли на том, что его одежда уже вся в кровавых подтеках.
— Как удачно, что ты мерзлячка, — со слабой улыбкой на губах произносит Егор, — и до сих пор носишь шапку после захода солнца.
— Да потому что холодно! — чуть визгливо говорю, пытаясь унять дрожь во всем теле. — Я и детей кутаю, ни разу не северянка.
— Оо — л–яя, — растягивает гласные Егор и проводит пальцем здоровой руки по моей щеке, — красивая.
— Только не надо тут устраивать сцену прощания как в фильмах, хватит с нас на сегодня театральности, — произношу сквозь слезы, которые я даже не заметила, как пошли. — Ты мой герой, мой живой герой! — добавляю настойчиво.
— Ладно, тогда, может, просто простишь меня, раз я твой герой? И подаришь надежду на повтор нашего свидания?