Полет проходит мимо меня. Я забываюсь беспокойным сном, вяло ковыряюсь в принесенном стюардессой обеде, а потом снова вхожу в состояние полудремы, вяло наблюдая за проплывающими картинами в иллюминаторе.
Пассажиров много, салон самолета забит практически под завязку. То тут, то там периодически слышны детские капризы. Взрослые попутчики переговариваются между собой, создавая устойчивый гомон.
И среди всего этого я. Как бы на отшибе. В своем вакуумном мирке.
В моей голове, кстати, тоже, как в вакууме, хоть я там никогда и не был, это невозможно без скафандра. Но благодаря опубликованным исследованиям я могу с чистой совестью сравнивать содержимое своей головы с вакуумом.
Там тихо, безжизненно, и ничего нет.
Я не строю никаких иллюзий, не составляю план действия, ни один мыслительный процесс не запущен.
После произошедшего между мной и Ольгой будет очень глупо сказать что — то вроде «давай мириться». И классический набор из букета цветов, конфет и коробочки с дорогим украшением ни капли не поможет. После навороченного моей семьей подобной мишурой не искупить свою вину.
Вот я и не знаю, как строить линию разговора с Ольгой.
Я ведь и перед детьми очень виноват, но они маленькие, еще ничего не понимают.
Я наломал дров, думал лишь о работе, официальная супруга откровенно раздражала. Теперь бы понять, стоит ли склеивать разбитую чашу, или наш максимум — установить шаткое перемирие во взаимоотношениях?
Иск клинике репродуктологии за причиненный моральный ущерб удался моему адвокату лучше дела о разводе. И я теперь точно знаю, что мои дети только мои и ничьи больше. Хоть я их и не жаждал так, как Оля.
Кстати, компенсацию за моральный ущерб, полученную от клиники, я хотел перевести ей. Но не смог. Номер телефона — то она поменяла. И привязку карты сделала к новому. А реквизитов ее счета я не хранил.
Может, и к лучшему. Я от Ольги часто деньгами откупался. Нужно теперь быть как — то человечнее, что ли.
Самолет приземляется, а я поднимаюсь на ноги. Рефлексия — не мое, я человек действия. Вот в процессе и разберусь, что и как говорить. Оля ведь полюбила меня таким, какой я есть. И нечего сейчас нюни распускать.
На улице накидываю куртку. Прохладнее здесь, непривычно. Сажусь в такси и смотрю на одинаковые проплывающие за окном дома. Упорядоченная застройка — это прекрасно, но скучно.
— Все, приехали, — объявляет таксист.
Расплачиваюсь и выхожу из машины. Неудивительно, что я не сразу узнал, где находится Ольга. Я совсем забыл про ее тетку, мне кажется, я видел — то ее всего пару — тройку раз в жизни.
Поднимаюсь по ступенькам, игнорируя лифт, возле искомой двери замираю лишь на секунду прежде, чем решительно нажать на звонок.
— Иду! — доносится с той стороны, дверь широко распахивается, а Ольга удивленно замирает. — Ты?
Мое сердце делает неожиданный кульбит. Оказывается, я еще способен на романтические эмоции, иначе никак не назовешь внезапный трепет, охвативший меня, стоило мне увидеть Олю. Я такое ощущал, наверное, только в самом начале наших с ней отношений.
Значит, чувства есть, они не исчезли. И я теперь точно знаю, что нужно делать.
— Здравствуй, — приветствую ее с улыбкой и захожу внутрь квартиры, не дожидаясь приглашения, — далеко же ты забралась. Но я рад тебя видеть.
Нужно успеть воспользоваться ее замешательством, пока не прогнала меня с криками.
— Зато я нет, — произносит она. — И я тебя не впускала, убирайся.
— Понимаю, но все же я останусь, — мне безумно хочется прикоснуться к Ольге, на ней надета свободная рубашка и шорты, и ее ноги так и манят меня к себе. Она как будто постройнела и похорошела. Словно и не рожала детей. — Нет, постой, — не сдерживаюсь, хватаю ее, заметив, что она куда — то пятится, — я соскучился.
— Пусти, мне больно, — она преувеличивает, я не груб с ней. — Как ты нас нашел? Тебе здесь не место.
Эта фраза сбивает меня с благодушного настроя.
— Вот как? Это с чего? — мой отвратительный характер рвется наружу. — Ты моя жена, и где — то здесь с тобой находятся наши дети.
— О? Уже наши? Ты знаешь, с чего, — отбривает она, намекая на творившуюся недавно дичь, — я подала на развод. Да ты и сам нас выгонял. Дальше тянуть ты не сможешь, придется — таки развестись.
— Верно, но все изменилось. Я все осознал. Три месяца на примирение закончились. Собирай вещи, вы с детьми возвращаетесь домой. Развода не будет. Будем по — настоящему мириться, а не фиктивно.
Я полностью уверен в своих словах. Ольга даже пахнет по — родному, только примирение и ничего иного.
— Ты знаешь, удивительно, но они все — таки уснули, звонок в дверь не сбил их с нужного настроя, — из комнаты входит очень неожиданная личность. — Я им белый шум оставил, пусть отдыхают.
— А ты какого здесь находишься?! — спрашиваю взбешенно у одноклассника Ольги, Егора, кажется.