Глава 11

Марат

Я в ахуе, и это ещё слабо сказано. Удобно, да? Нихуя не удобно! Как глаза Агатины вспомню, отмудохать себя хочется. Раньше думать надо было. И что теперь? Развод? Да нет, Агата не пойдёт на развод. С Лялькой придётся порвать, конечно. Жаль, но жена в этом плане ближе и роднее. С одной стороны, даже хорошо, что Агата наконец узнала. Не раз думал, как мог бы ей рассказать. Понимал: ни хуя. Никогда не скажу. И вот, случилось. После шока приходит облегчение, как груз с плеч свалился. Простит. Должна простить. Всё для этого сделаю, но не отпущу.

Только под угрозой потерять понимаю, как она нужна. И Каринка-любимка. Лялька поймёт, мы с ней о чувствах никогда не говорили. М-да, перевёз поближе…

Ладно, хули сопли на кулак наматывать, надо думать, что делать. Хотел гарем? Получи — распишись. Голова трещит, кажется, прямо сейчас лопнет. Хорошо, что психолога вчера прошёл, сегодня хуй бы мне добро кто дал. Сосредоточиться ни на чём не могу, мысли только об Агате. Первый шок прошёл, как и то самое облегчение. Что дальше? Надо дать Агате время выдохнуть, но надолго не исчезать. Не собираюсь им квартиру снимать, сам уйду. На неделю у Карена перекантуюсь, а там видно будет.

— Реально спалила? — восклицает Карен. Шикаю на него: идём к диспетчерской, народа вокруг дуром. О Ляльке только Карен да Сява, наш стюард, знают. Если до тестя бы дошло… Блядь. Теперь дойдёт. Мужик он жёсткий, прилетит, и прилетит справедливо. Я бы сам за Каринку шею свернул. Хороший пример для дочки. Сука, что ж так хуёво-то?!

— Думаешь, простит? Серьёзно? Ну ты наивный, конечно. — Карен говорит тише. Не глумится, скорее, голосом разума звучит. Кто бы простил на её месте? С силой тру лицо ладонью. Сегодня вечером узнаю свой приговор.

— Не знаю. Надеюсь, простит.

— Я бы не надеялся. А хули ты бздишь вообще? У тебя вторая семья, запасная, есть. Ноги в руки и к Ляльке. Она баба понятливая, примет.

— Я тебе что, шавка — от одного забора к другому бегать? — говорю, а самому смешно. Получается, та самая шавка и есть. Нет, Лялька — это крайний случай, если с Агатой совсем никак. Если она узнает, что Лялька тут… Блядство, что ей вообще известно?! Надо узнать осторожно. Может, шанс всё-таки будет. Один на миллион, но я своё редко упускаю.

Домой возвращаюсь за час, Агата уже тут. Надо поговорить, но по взгляду понимаю: не сейчас. Не в том положении, чтобы спорить или права качать. На кровати лежит серая рубашка, тёмные брюки, синий блейзер — она подобрала. Всегда подбирает, а я привык, не замечаю. Сейчас этот простой жест заботы наполняет лёгкие запахом надежды. Агата ждёт в гостиной, в длинном сером платье, широком, на тонких лямках. В нём кажется хрупкой до невозможности, неправильно возьмёшь — сломаешь. Светлые волосы завязала внизу, на затылке, в ушах жемчужные капли — мой подарок на пятую годовщину свадьбы, на шее такая же капля. Агата нимфой речной кажется. Сглатываю, подхожу к ней.

— Ты вызвал такси? — спрашивает безжизненно. В мою сторону ожидаемо не смотрит. Ладно, мася, я понимаю. Но ты — здесь, рядом, а значит, у меня всё ещё есть шанс.

— Да. Через пять минут будет.

Что ещё сказать? Каринка гуляет с няней. Спросить, как день прошёл? Мы о таком обычно не говорили. Что спрашивать? Как она борщ варила или с дочкой гуляла? А сейчас мне интересно, как прошёл её день. Чем занималась? О чём думала? Не скажет же.

— Меня взяли, — говорю тихо. Она вздрагивает. Смотрит с тоской, от которой выть хочется. Еще несколько дней назад от этой новости праздник бы устроили. Представляю, как Агата обняла бы за шею, встала на носочки и сказала: «Это потому что ты заслужил!»

— Поздравляю, — отвечает сухо. Её шаги беззвучны. Мягкие босоножки на плоской подошве обхватывают лентами икры. Помню, как мы их в Афинах выбирали. Взгляд останавливается на шее лебединой, на мягких прядках, что из причёски выбились. Провести по коже, убрать их… Пальцы чешутся. Снова на колени упасть, молить о прощении, только чтобы не молчала так. Как будто меня не существует.

У входа в ресторан преображается. В буквальном смысле надевает улыбку. Всегда так умела? Берёт под руку, ведёт к дверям. Тесть с тёщей уже здесь, как всегда приехали раньше. Дебильная привычка, постоянное желание указать нам, что мы опоздали, хотя приходим всегда минута в минуту. Агата столько раз сглаживала моё раздражение, столько раз говорила, что у папы это не привычка — он просто иначе не может. Показывать всем, какой он пиздатый — это да, без этого точно не может. Тесть хороший, но армейские тараканы охуеть как бесят.

— Рита Васильна, вы как всегда очаровательны, — улыбаюсь тёще, отодвигая стул для Агаты. Она садится. Не могу удержаться: касаюсь кончиками пальцев обнажённых плеч. Агата вздрагивает. Неприятно или неожиданно?

Делаем заказ, приносят вино и бутылку водки — тесть другое не пьёт. Разговор начинается с моего повышения, говорю тестю с гордостью, на время даже наш кризис на второй момент отходит. Тёща хвалит, Агата молчит. Когда приносят салаты, переключаемся на первое сентября, обсуждаем Каринкину школу. Обычный семейный ужин, как и не изменилось ничего. На основном блюде тёща начинает говорить о санатории, в который собралась осенью, когда Агата вдруг заявляет:

— Я устроилась на работу.

Дребезжит вилка о фарфор. Смотрю на неё, пытаясь понять, какую реакцию ждёт.

— Зачем? — мрачнеет тёща. — Марик, судя по виду, ты тоже не знал?

— Не знал, — продолжает Агата спокойно. — Я сегодня устроилась. — Она поворачивается и приторно улыбается. — Сюрприз, милый.

Что бы сделал прежний я? Сказал, что это блажь, нечего работать, пусть дома сидит. Нынешний я накосячил по-крупному, поэтому могу только протянуть:

— И где ты теперь работаешь?

— Делать нечего, Агат. — Это тёща включилась. Ох, Рита Васильна, лучше бы вы молчали… Я один чувствую, что Агата вот-вот рванёт? — А кто Каринку в школу водить будет и забирать? А уроки кто с ней делать будет?

— Ты много со мной уроки делала? — Агата — ледяная глыба, от неё волнами холод расходится. У меня даже кожа мурашками покрылась. Охуеть, какая властная. Почему такую себя раньше не показывала? — Из школы часто забирала или отводила? Насколько я помню, я всё делала сама.

— Тогда время другое было. — Тёща поджимает губы.

— Да. И трава зеленее, и солнце ярче. — Невозмутимо отрезав кусочек тунца, Агата отправляет его в рот с таким видом, что у меня аж привстаёт.

— Ну, — заключает за всех тесть, — пусть попробует. Если что, уволиться недолго.

Он всегда говорит с Агатой так: снисходительно. Как будто тот факт, что она девочка, делает её глупой. Понимаю сейчас, что тоже так на неё смотрел всю жизнь — сквозь призму тестя. Эта Агата новая. И она дико заводит.

— Спасибо за приятный вечер, — говорю, когда ужин подошёл к концу, и такси уже в пути. На улице прохладно, на плечах Агаты — мой блейзер. Про работу больше не говорили, о Каринке в основном. Только я заметил, что Агата в основном молчала? А когда она вообще разговаривала на таких вечерах? Смотрю на нежный профиль, замечаю плотно поджатые губы. Сколько там, внутри, в тебе, мась? Того, что не видел, не разглядел, не желал искать и открывать? Такси с родителями уезжает. Агата выдыхает, сбрасывает блейзер, отдаёт мне.

— Ты нашёл мне квартиру?

Подъехавшее такси позволяет ответить не сразу. Сажусь рядом, в тесноте такси близко-близко. Она демонстративно сдвигается к окну.

— Я съеду к Карену, — говорю честно. Врать не хочу, не сейчас.

Рвано выдохнув, она дёргает плечом, но больше не произносит ни слова. Не ругаться же в такси. Дома отпускает няню, выносит подушку и покрывало. Ясень пень, что в постель сейчас не пустит.

— Давай поговорим, — делаю слабую попытку.

— Не сейчас, — она качает головой.

Хорошо, подожду. Сколько потребуется, столько ждать буду. Только пусть простит.

Загрузка...