Агата
Сердце стучит так быстро, что слышно на весь офис. Кажется, все смотрят украдкой, осуждают, обсуждают. Кончики пальцев леденеют, с трудом перебираю ими по клавиатуре, создавая вид активной деятельности. А губы до сих пор печёт. Когда Алекс поцеловал, внутри всё взорвалось, земля под ногами зашаталась. Пришлось опереться о его плечи, иначе упала бы. Глаза сами собой закрылись, не осталось ничего, кроме прикосновений чужих губ, изучающих и осторожных. Меня так давно не целовали вот так: бережно, трепетно, словно спрашивают разрешения на большее. И если бы нас не прервали, скорее всего я бы позволила это большее.
Низ живота сладко поджимается, стыд смешивается со слабостью, которая разливается по ногам. Что со мной не так? Я ведь его не люблю, откуда такие эмоции? Самой смешно от этих мыслей. Наивная. Как будто для этого любовь нужна. Марат, вон, не особо заморачивается, это я по старым понятиям живу, где для того, чтобы лечь в постель, обязательно наличие чувств.
Хотя не могу сказать, что совсем ничего не чувствую к Алексу. Он мне нравится. Имею право позволить себе влюбиться! Тем более есть в кого. Марат не единственный мужчина на Земле, это открытие оказалось неожиданно приятным. Раньше не замечала, а может, этого не было, но сейчас мне часто улыбаются на улице, а как улыбается Алекс… Снова эта приятная щекотка внизу живота.
Время тянется, все разговоры вокруг уже только о корпоративе. Я предупредила няню, что задержусь, но от мамы пришло сообщение, что она забрала Каринку на выходные. Наверное, сидела на лавочке под домом и ждала. Это даже к лучшему, завтра высплюсь.
— Ну что, народ, все готовы вкусить плоды заслуженного праздника? — громко спрашивает Алекс, выходя из кабинета. — Тогда по коням, виски с вином сами себя не выпьют!
От звука его голоса я невольно привстаю с места. Сажусь обратно и снова встаю, собираю вещи, старательно избегая смотреть на Алекса. Можно не смотреть, но его внимательный взгляд скользит по мне, жжётся. В лифте становимся слишком близко. Едва не подскакиваю от лёгкого прикосновения к пальцам. Смотрю прямо перед собой, а губы дрожат. Не улыбнуться бы. Как дети, правда. Пока все переговариваются, обсуждая, кто с кем поедет, мы с Алексом, не сговариваясь, идём к его машине. Он молча открывает дверь, я молча сажусь. Никто не удивляется, вообще в нашу сторону не смотрят, рассаживаясь.
— Ты злишься на меня? — спрашивает он тихо, пристегнувшись.
Молчу. Если и злиться, то только на себя, за то, что с такой лёгкостью начинаю влюбляться, не успев пережить крах своего брака. Что со мной не так?
— Агат?
Все уже выехали со стоянки, мы до сих пор на месте. Алекс поворачивается ко мне всем корпусом, дотрагивается до плеча. Выдыхаю, смотрю на него. Хмурится, смотрит встревоженно.
— Нет, — отвечаю как можно мягче. — Дело не в тебе. Это всё я.
— Думаешь, мы слишком спешим? — Он слабо улыбается и смотрит на губы. Невольно втягиваю их и выпускаю, потому что покалывает. Потому что хочу, чтобы снова поцеловал, на этот раз дольше. — Понимаю. Поверь, я сам в шоке.
— Почему? — улыбаюсь в ответ, просто не могу не.
— Потому что… — спотыкается и краснеет. Правда, краснеет, не шучу! — Я вообще не сказал бы, что влюбчивый. Жену полюбил не сразу, долго присматривался. А тут ты, и я… Чёрт, что ж так сложно-то… — Он трёт шею и отводит глаза. Новый взгляд на меня, как выстрел, сразу в сердце. — Это странно звучит, так вообще не бывает, но вот случилось, и… Ты мне больше, чем нравишься. Вот. Живи теперь с этим.
Нервный смешок, и Алекс заводит мотор. А я понятия не имею, что сказать. У меня ещё остались чувства к Марату, так быстро не пройдут, по щелчку пальцев не избавиться от того, что годами в груди расцветало. Дерево давно спилено и сожжено, но корни ещё живы, их ещё выкорчёвывать. Но и Алекс уже занимает место в сердце, этого не отнять. Не хочу сразу нырять в другие отношения. Да и как это будет со стороны выглядеть? Всем подряд о причинах развода докладывать не собираюсь, но в глазах знакомых и друзей получится, что это я налево пошла? Тяжело.
— Ты мне нравишься, — говорю через долгую паузу, во время которой по радио успели отыграть две песни. — Но, думаю, сам понимаешь, сколько сейчас у меня «но».
— Простого «нравишься» мне пока достаточно, — с облегчением тихо смеётся он. Бросает короткий хитрый взгляд. — Нам ведь некуда спешить, правда?
Мне вдруг становится легко-легко. С Алексом это чувство охватывает почти постоянно. Столько всего впереди, пугающего, сложного, страшного. Но я не одна, он поддержит. Да, Юлька — это мой тыл, моя жилетка и спасательный круг. Да, Каринка — мой стимул, толкатель и двигатель. Но оказывается, мужская поддержка имеет свой нюанс: я знаю, что могу упасть, а он поймает. Мы останавливаемся на светофоре, и, подхваченная трепетном в груди, тянусь к нему и легко целую в щёку.
— Спасибо. Просто за то, что ты есть.
Он сглатывает и снова краснеет. Не отрывая глаз от дороги, берёт за руку и переплетает пальцы. Тепло ручейком бежит от ладони вверх, к сердцу.
Ожидаемо мы приезжаем последними, все уже стоят перед входом в клуб. В таких не бывала: здесь не танцуют, а снимают закрытые кабинеты и… на самом деле играют в настольные игры. Сразу признаюсь, что ни разу не играла. Все хором заверяют, что это не страшно. Кабинет небольшой, с длинным столом по центру и удобными диванами. Ещё один стол, у стены, заставлен закусками и напитками, на большом плоском телевизоре заставка кароке.
— Сегодня будем выживать в апокалипсис! — зычно говорит Никита и трясёт небольшой жёлтой коробкой с надписью «Убежище». Игра захватывает сразу. Ничего сложного, надо объяснить, почему именно ты должен быть спасён во время катастрофы. Смеюсь, глядя на свои карточки. Алекс сидит рядом и активно убеждает коллег, что флорист, составляющий икебаны из палок очень необходим в убежище. Над его аргументами хохочут все. Когда доходит очередь до меня, заявляю:
— Я двадцатилетняя женщина, это уже плюс! Если в убежище будут одни мужчины, что будете делать?
— Ты нам свою специальность скажи! — кричит Ксюша. Краснею. Игра для взрослых, да и тут нет детей, но почему-то произнести вслух стыдно.
— Массажистка салона интимных услуг, — говорю смущённо.
— О-о, это нужная профессия!
— Не, Агату мы точно берём!
— Кто там следующий?
Очередь переходит по кругу. Алекс склоняется к уху и шепчет:
— Не знаю, как ты, а я профессионально делаю эротический массаж.
Тепло его дыхания покрывает шею мурашками. Он уже сидит, делает вид, что слушает игроков, но вижу, как напряжён. Те, кто не за рулём, активно выпивают, я тоже потягиваю вино, которое кто-то постоянно подливает. Приятное, терпкое, с оттенком чёрной смородины. Интересно, Алекс выбирал, или кто-то из сотрудников, ответственный за закупку?
Градус повышается, голоса звучат громче, игроки постепенно выбывают, пока не остаётся четыре человека, включая меня и Алекса. Наконец в убежище попадаем только мы и Ксюша. Два часа пролетают незаметно. Кто-то предлагает начать соревнование по пению. От выпитого слегка гудит голова, становится душно. Уловив моё желание, Алекс предлагает выйти на воздух. Курильщики кочуют туда-обратно, принося с собой запах дождя и никотина.
Дождь и правда накрапывает. Пахнет сладкой прелостью, в сквере напротив фонари подсвечивают мокрую желтую листву в кронах. Поправляю сползающее с плеч пальто Алекса. Как-то привычно оно легло на них, и пальцы привычно обхватили ворот. Мы уютно молчим.
— Люблю такую погоду, — говорит Алекс задумчиво. — Взять зонт, Графа и бездумно гулять по парку. Без наушников, просто слушая капли дождя.
— Ты романтик, — улыбаюсь. Мы стоим под козырьком, жаль, что не под зонтом, стояли бы ближе. Алекс точно мысли читает: придвигается почти вплотную. Вход перед клубом пуст, только мы и дождь.
— Романтик, — соглашается он, пока взгляд блуждает по лицу. — А ты создана для романтики.
— Разве?
— Да. — Ладонь ныряет под пальто и ложится на талию. Горячая, пропекает сквозь ткань, оставляет ожог на коже. — Есть женщины, которым не нужна романтика. Они хищные, циничные, яркие. Не плохие, нет. Просто живут в другом ритме. А ты — нежная, лёгкая. Тебя хочется лепестками роз осыпать, на качелях раскачивать. И любить долго и со вкусом.
То, как он выделяет «любить» не оставляет сомнений, что речь не о чувствах, а о действиях. Рот сам собой приоткрывается.
— Можно? — его голос проседает. — Можно я тебя поцелую?
В ответ закрываю глаза и выдыхаю, когда он прихватывает верхнюю губу. Перебором, по очереди он увлажняет их, водит кончиком языка, не спеша углублять поцелуй. Только губы, ничего лишнего, но как же сладко! У него губы упругие, немного пухлые, особенно нижняя. И вкус такой, что не оторваться. Обнимаю его торс — если подниму руки выше, упадёт пальто. Его вторая ладонь ложится на затылок, пальцы путаются в волосах. Если сейчас метеорит упадёт на Землю, мы не остановимся. Все «нельзя» и «не правильно» гаснут, остаются только чужие губы на моих. Я растворяюсь в поцелуях, в звуках размыкающихся губ и дыхания.
— И как это понимать?!
Знакомый голос — то, что меньше всего сейчас ждала услышать. Резко отодвигаюсь от Алекса, смотрю на Марата. Стоит в паре шагов, на волосах блестят капли, свет фонарей отражается от пуговиц кителя. Стыд обжигает, вынуждая вжать голову в плечи. Машина Марата стоит на обочине, а мы даже не услышали, как подъехал. Я виновата. Он предал, но я… Я же ещё его жена, как так можно?!
Пассажирская дверь вдруг открывается, и выходит… Она. Это всё-таки она. В Москве. Совсем близко. Корни в сердце рассыпаются в труху. Алекс крепко сжимает руку, ведёт большим пальцем по запястью. Говорит тихо:
— Сходи за вещами и скажи, что мы уезжаем.
— Агата, — окликает Марат, демонстративно не замечая Алекса. Я даже в его сторону смотреть не хочу. Это было необходимо, наверное, иначе длилось бы долго. Она тут, переехала явно недавно. Удобно устроился, нечего сказать.
Быстро забираю свою сумку и телефон Алекса, беру своё пальто, говорю Ксюше, что мы уехали. Тут уже не до нас, что радует. Когда выхожу, Марат до сих пор стоит и смотрит на Алекса.
— Идём. — Он снова берёт за руку и ведёт к машине. Хлопает дверь, и меня начинает трусить.