Развод не дам. Точка

Глава 12

Агата

Вечер с родителями прошёлся катком. Я смотрела на них и не понимала, почему всю жизнь позволяла отодвигать себя в сторону. Почему считала, что это нормально, гордилась даже тем, как родители обо мне заботятся. Как о вазе: поставили на видное место, любуются, иногда пыль протирают. Ваза думать не должна, вазе слово не давали. Для мамы важно, чтобы семья была идеальной, чтобы перед подругами можно было похвастаться. Поэтому Женьку в тёмный угол спрятали, лишний раз не вспоминают: наследник, но какой позор! Ну, ничего, скоро в себя придёт, можно будет опять всем говорить, какой младшенький молодец! Старшая тоже ничего, жаль только, что дочку родила, не сына. Ну, ничего, Марик вон какой мужчина! Ещё не одного сделает.

Даже папа, любимый мой, ко мне как к дурочке относится. Всегда можно уволиться… Серьёзно?! Вот и вся реакция на то, что дочь работать устроилась? Никто даже не спросил, куда и кем. А если кассиром в супермаркет под домом? Или дворником? Может, в проститутки пошла, не, никому не интересно?

Взросление — процесс сложный. Особенно болезненный, когда взрослеть приходится стремительно. Всю жизнь старалась быть хорошей дочкой. Художка, музыкалка, школа — всё на отлично, потому что иначе мама скажет, что бездарь. А бездарю одна дорога — улицы мести. Диплом красный. Кому пригодился? Маме: с гордостью его ещё год всем показывала. Папа похвалил. Вот и всё. К последнему курсу я уже замуж вышла, никто не ждал, что по специальности работать пойду.

И вот, пошла, и где ваша гордость? Таким не похвастаешься? Обида на родителей затмевает на время даже боль от предательства. Эта боль стала привычной, пульсирует в такт биению сердца, но уже не бьёт током. На нашей большой кровати мне всегда было одиноко без Марата, а сейчас без его подушки даже свободно. Я её обнимала всегда, носом зарывалась. Теперь могу раскинуться морской звездой по центру. В этом тоже есть своя прелесть. Кто сказал, что мир сошёлся клином на мужчине? Научусь жить сама, докажу прежде всего себе, что могу.

— Не приезжай к нам, — говорю утром, пока Каринка чистит зубы. — В Пхукет. Не приезжай, мы отдохнём сами.

— А Каринка? — Марат хмурится. Думал, я соглашусь провести с ним неделю в одном номере? Серьёзно?!

— Скажешь, что с работы не отпускают. Если хочешь, потом куда-нибудь с ней съездишь. На каникулах.

Как-то всё просто выходит. Даже не больно рассуждать о будущем без Марата. Его чемодан уже собран и стоит в коридоре: когда я проснулась, попросил разрешения зайти, долго копался в гардеробной. Как будто я ключи забираю и больше не пущу. Ясно же, что за один заход он всё не вывезет.

— Может, всё-таки поговорим? — тихо спрашивает он. Большие ладони обвили пузатую чашку. Я её дарила на Новый год. Настоящая гжель, ручная работа. Белый и синий — он у меня всегда с этими цветами ассоциировался. Светлые волосы, голубые глаза, форма лётчика, небо и облака… Боль на мгновение накатывает с такой силой, что приходится стиснуть зубы и отвернуться.

— Не сейчас, — отвечаю ровно. Нет, сейчас всё скатится в слёзы. Сейчас я слишком слаба, чтобы не дать ему второй шанс, даже если знаю, что он его не заслуживает. Пока по живому режут, надо дождаться, когда онемеет сердце, и тогда мы поговорим. Пусть объяснит, что со мной было не так. Пусть объяснит, как дошло до такого: ребёнок! Пусть, но потом.

— Агат, — он почти шепчет. Внутри всё дрожит-дребезжит.

— Я же сказала: не сейчас! — срываюсь. Голос звенит высокими нотами. Каринка удивлённо хлопает ресницами — только зашла на кухню. Криво улыбаюсь. Надо с дочкой поговорить. Объяснить. Тоже потом. Дайте мне себя собрать, хотя бы одну треть разрушенного пазла восстановить. Дайте воздуха, потому что до сих пор задыхаюсь.

— Пап, ты опять надолго улетаешь?

Марат вдруг сгребает её, сажает на колени и зарывается в шею. Прерывисто выдыхает. Я теряю дар речи и способность соображать. Мне вдруг становится больно… за него. Поймав эмоцию, отшвыриваю её в сторону. Сам разберётся. Дочь отбирать не собираюсь.

— На несколько дней, булочка, — говорит глухо. — Боюсь, отпуск проведёте без меня.

— Ну, па-а, — тянет Каринка и берёт его лицо в ладошки. — Ты же обещал.

— Мы с тобой на каникулах куда-нибудь съездим. Только ты и я.

— Вы что, разводитесь? — требовательно спрашивает она. Меня ведёт. Впиваюсь в стол, крепко сжимаю. В её группе было несколько детей из неполных семей. И странно считать, что дети ничего не видят, не слышат и не понимают. И не обсуждают между собой. Но мы с Маратом не ругались, откуда такие вопросы?..

— Нет, булочка, — мягко улыбается Марат. — С чего ты взяла?

— Вы не разговариваете. И мама часто плачет.

Сердце сжимается. Смотрю на дочь, глаза наполняются слезами: заметила.

— Мы просто немного поругались. Такое бывает. — Марат гладит её по голове. — А меня правда не отпускают с работы.

Звонок спасает от необходимости продолжать разговор. Юлька. Принимаю вызов и выхожу на балкон. Горло перегородил горький комок, ни вдохнуть, ни выдохнуть.

— Ты там что на собеседовании наговорила, что Алекса второй день колбасит?

— Что? — не сразу получается переключиться. Мысленно я до сих пор на кухне. Алекс. Мой первый начальник и раздражающий тип, который косит под подростка. — Вроде ничего особенного. Он сказал, что ждёт со второго.

— Ничего особенного, — хмыкает Юлька. — А что он тогда спрашивал, замужем ты или нет?

— В резюме это указано, — говорю сухо. И про дочь указано тоже. Вопрос может быть манипуляцией: он знает, что Юлька мне расскажет. Я увижу интерес с его стороны и сама заинтересуюсь. Пригодились книги по психологии, которые читала от нечего делать. Хотя может я теперь просто подозрительно отношусь к мужчинам… Это тоже не стоит исключать. Может, Алекс этот нормальный. Тогда зачем ему знать, замужем я или нет?

— И что ты сказала? — спрашиваю небрежно. Юлька фыркает.

— Не волнуйся, ваши аргентинские страсти с твоим муднем остались за кадром. Сказала, что всё сложно.

— Зачем? — тяну с раздражением.

— Потому что тебя вытаскивать надо. А красивый мужик рядом поднимает самооценку на пятьсот процентов. Поверь, я это как никто знаю!

— Не нужно мне никаких мужиков, — шиплю, оглядываясь на кухню. — Ты в своём уме вообще?!

— Стопэ. Я тебя не укладываю в его постель! Хотя, знаешь, не будь у меня Тошика… Ладно. Слушай. Он не бабник, и вообще в интрижках на работе на замечен. Но девочки говорят, что любит флиртануть на досуге. С тебя убудет комплименты получать? Может, поймёшь, что вокруг жизнь кипит, о себе задумаешься. И Марика ткнёшь в дерьмо, пусть видит, что потерял!

— Ты Макиавелли? Целую стратегию выстроила.

— Нет, я скорее Сунь Цзы, и уничтожать твоего Марика мы будем медленно, по всем правилам ведения войны.