Развод не дам. Точка

Глава 34

Агата

Фигура Марата словно растворяется, а может, это от того, что перед глазами всё плывёт. Вытираю глаза. Слёзы жалости не горькие — солёные. Почти девять лет брака, Марат был ближе, чем семья, и не могу его не жалеть, просто не могу. Рядом приглушённо шипит Алекс, трясёт рукой.

— Это на самом деле больно. Чёрт, кажется, сустав выбил.

— Дай посмотрю.

Осторожно беру кисть. Опухла. Укоризненно вздыхаю и поднимаю на него глаза. Не люблю рукоприкладство и то, что некоторые решают проблемы кулаками. Алекс вроде не из таких, и гордость робко поднимает голову — ради меня поступился принципами. Но поощрять это не собираюсь.

— Ладно, понял, — выдыхает он, опуская голову. — Не надо было его трогать. Больше не буду.

— Больше и не потребуется, — говорю и в друг понимаю: так и есть. Это была точка. Последняя, жирная. Его слова о том, что не даст развод эта точка перекрыла. Мы уже встали на пороге финала семьи, у которой больше не будет «долго и счастливо».

— Давай я отвезу домой, — говорит Алекс, но морщится, пытаясь открыть дверь.

— Давай лучше я отвезу в травмпункт, — отвечаю, глотая панику от вождения. Веду аккуратно, а мысли вращаются вокруг Марата. Никогда не видела его таким пьяным и таким потерянным. Пресловутый инстинкт наседки, желание решать проблемы всех и вся, поддерживать и оберегать накрывает волной паники. Бросить всё, искать его… Куда ушёл в таком состоянии? Вдруг что-то случится?!

— Агат, — зовёт Алекс. Повернул голову, щекой вжимается в подголовник и пристально смотрит. В душу, как у него теперь часто получается. — Он — большой мальчик. Справится.

Большой мальчик. Конечно большой, самостоятельный. Не пропадёт, максимум, на полицию нарвётся и посидит в кутузке. Да и это навряд ли. За что? А если пойдёт искать неприятности?.. Пальцы сжимают руль.

— Считаешь, что я дура, да? — нервно усмехаюсь. — Я тоже так считаю.

Алекс длинно с мычанием выдыхает, задирает глаза к потолку и ерошит волосы здоровой рукой.

— Хочешь, поедем его искать, — говорит наконец. Недоверчиво смотрю на него — криво улыбается. — Нет, Агат, ты не дура. А он — не чужой человек. Ты ещё долго будешь считать его близким, это нормально. А ещё, у тебя огромное сердце, способное прощать.

— Это не потому что я до сих пор его люблю. Просто… Волнуюсь.

— Припаркуйся, пожалуйста.

Что-то в тоне Алекса заставляет сердце застыть перед тем, как сорвётся на бешеный стук. Ищу место, паркуюсь. Он поворачивается всем корпусом, берёт мои руки в свою, проникновенно смотрит.

— Я не знаю, какие тараканы пляшут в твоей голове. В моей их не меньше, поверь, и хорошо, если они подружатся друг с другом. Ты привыкла, что все нуждаются в тебе, а не наоборот. Привыкла заботиться обо всех, кроме себя. Это не плохо, просто… Думай о себе тоже, Агат. Прошу, начинай думать о себе.

Бережно проведя костяшками пальцев по щеке, он шутливо щёлкает по носу.

— У нас два варианта: искать Марата по ночной Москве, попутно объявив его в розыск, или доставить меня в больницу. Но есть третий: ты — домой. Я — в травмпункт. Марат — капитан огромного воздушного судна, ответственный за жизни сотен людей. Ты правда думаешь, что ему сейчас нужна помощь? Именно твоя помощь? Знаю, я звучу эгоистично. — Алекс хитро улыбается. — Но я эгоист, не собираюсь это скрывать.

Невольно улыбаюсь в ответ. Быть эгоистом слишком сложно, слишком не для меня. Хотя иногда стоит попробовать. Хотя даже сейчас эгоизма во мне слишком мало, потому что решаю везти Алекса в больницу.

Смещение вправляют, накладывают тугую повязку и говорят, что пару дней руку лучше поберечь. Алекс выходит из кабинета травматолога, смешно припадая на ногу и закатывая глаза.

— Сказали, что жить буду.

— С ногами у тебя всё в порядке, — замечаю с тихим смехом.

— Да? Точно. — Он прижимает к груди перебинтованную руку. Простая перевязка, никакого гипса, что радует. — Теперь я доставлю тебя домой и поеду к себе, зализывать раны.

Машина останавливается перед подъездом. Поднимаю глаза: на кухне и в гостиной горит свет. Сердце сжимается. Каринка пытается делать вид, что всё в порядке, смотреть на неё при этом больно. Алекс сжимает мою руку, с сожалением отпускает.

— Хотел бы я хоть немного облегчить твою ношу. Только тут я тебе не помощник.

— Знаю. Спасибо. Просто спасибо, что ты рядом. — Сама целую его. Легко, с благодарностью. Трусь носом о нос, снова чмокаю. — Спасибо.

— Беги, — ворчит он, перегибается через меня, почти ложась на колени, и открывает дверь. — Беги, пока не решил украсть и утащить в своё логово.

Когда-нибудь утащит. Когда-нибудь я ему это позволю. Он читает ответ в моих глазах, потому что его вдруг ярко вспыхивают, оказываясь напротив моих. Подавшись всем корпусом вперёд, он вжимает в сиденье и горячо целует. Отпускает так же резко и толкает дверь, запуская в салон холодный влажный воздух.

— До завтра, — выдыхает, глядя снизу вверх, когда я выхожу. Почти сразу отъезжает, оставляя ёжиться от ставшего слишком пронзительным ветра. Делаю несколько шагов к подъезду, когда из темноты выступает Марат. Невольно отшатываюсь. Заметив это, он грустно усмехается, качает головой и выставляет руки.

— Не бойся, бросаться не стану.

Голос звучит ровно. Если не обращать внимание на запах виски, не скажешь, что он вообще пил.

— Давай поговорим, — просит тихо. — Домой подниматься не буду, просто хочу поговорить. Прошу, Ма… Агат.

— Хорошо, — смиряюсь и иду в сторону сквера. Разбираться под окнами соседей не хочу, да и стоять на месте холодно. Некоторое время идём молча, он заговаривает первым:

— Я не буду оправдываться. Не потому что не считаю себя виноватым, а потому что мои оправдания унизят прежде всего тебя. Я виноват, оправдания нет и не будет. Не знаю, чем думал, скорее всего ничем. О будущем не думал, ни о чём не думал, а должен был.

Молчу. Мне уже нет необходимости в этой исповеди, она нужна прежде всего ему. Устала винить себя, его и весь мир. И даже ту девушку не виню. Алёну.

— Как мне всё исправить? — спрашивает он, останавливаясь в круге фонаря. Снова начинает моросить дождь, седыми каплями оседает на его волосах.

— Не знаю, — отвечаю честно. — Я не буду настраивать Каринку против тебя. Но и говорить, какой ты замечательный, не стану. Не дави на неё, но и не пропадай надолго. Она любит тебя. Простит.

— Простит. А ты? Простишь? — смотрит пристально, и снова в груди знакомая тоска по прошлому, которого уже не вернуть.

— Тебе это важно? Моё прощение? — обнимаю себя за плечи. Качаю головой. — Не знаю, Марат. Ты, главное, себя прости. И… береги себя, ладно?

Наша жизнь больше не объединяется словом «наша». Марат отдельно, мы с Каринкой отдельно. Это ни хорошо и ни плохо, это просто случилось с нами. Как мы к этому пришли, кто совершил больше ошибок — надо разобрать. Или не надо, потому что неважно.

Неделя проходит в странном ощущении между небом и землёй. Каринка ходит тихая, но всеми силами старается делать вид, что всё хорошо. Улыбается, мужественный мой котёнок. Я не пытаюсь пока разговорить, жду, пока заведёт разговор сама. Начинает к выходным, которые мы собираемся провести вдвоём, поедая кучу вредной еды и смотря телевизор.

— Он с ними, да? — спрашивает, пока я ищу фильм, который будем смотрит. Сразу понимаю, о ком речь.

— Думаю, нет, но точно не скажу. Почему бы тебе не спросить?

— Кого, его?! — Каринка фыркает и надменно закатывает глаза. Совсем как папа.

— Он тебя любит, — замечаю, поглядывая на дочь. — И скучает.

— У него другая семья, вот как любит.

— А если бы мы развелись, и он завёл другую семью, ты бы так же думала? — вспоминаю всё, что говорила психолог. Каринка молчит. Ребёнка её возраста коробит не столько факт наличия второй семьи, сколько факт того, что папа делит время с другим ребёнком. Она не рассматривает папу как мужчину и уж тем более не размышляет, как именно появился братик. Узнай она об измене позже, последствия были бы гораздо серьёзнее.

Молчит. Да, может, запрещённый приём, но я невольно на стороне Марата, хотя бы потому что это — ради Каринки. Впереди целая жизнь, и вина папы перед ней гораздо меньше, чем передо мной. Это — наши, взрослые отношения, а её он всё равно любит. И я буду делать всё, чтобы Каринка как можно скорее отпустила боль от предательства и снова начала открываться Марату.

Сама его не слышала и не видела с того разговора. Прислала мировое соглашение по почте, чтобы ознакомился. В ответ получила согласие всё подписать. У нас встреча во вторник у адвоката. Ещё немного, и стану свободной. От родителей ни слуху, ни духу. Ищу в себе чувство вины, не нахожу и мелочно радуюсь.

— А если ты заведёшь другую семью? — вдруг спрашивает Каринка.

— Ну, — смеюсь, а перед глазами Алекс. — Пока я не планирую её заводить.

— А если? — упорно давит она. Неужели видела нас с Алексом, или кто-то рассказал?

— Без «если», Карин. Я могу встретить и полюбить другого мужчину, а ты — принять или не принять его.

— Если не приму, ты не выйдешь за него замуж?

Слишком серьёзный разговор у нас получается. Но очень важный для будущего, даже если Каринка его не запомнит. Проникновенно смотрю в глаза. Говорю серьёзно:

— Нет, не выйду. Но это не значит, что расстанусь.

Дочь серьёзно кивает. Надеюсь, этого сейчас достаточно. Кажется, этого даже более, чем достаточно.