Развод в 45. Я не вернусь

Глава 16

Больше я ничего слушать не стала, не видела в этом никакого смысла. Развернулась на каблуках и молча пошла по коридору больницы, гордо чеканя шаг. Алина молчала, а вот свекровь звала меня, просила вернуться, даже требовала потом.

Но я уже не слушала.

Бегло спустилась по лестнице вниз, вышла на воздух и села в машину. Какое-то время сидела, пока не смогла настроиться, чтобы поехать вперед. Куда? Я сама не знала. Сначала просто колесила по городу, а потом всё-таки поехала домой. В конце концов, куда еще я могла поехать?

Домой вернулась уже за полночь. В голове не осталось ни одной мысли. Только что-то звенело в ушах, а под ребрами жгло, как будто там догорал костер, оставляя после себя пепелище. Слез не было, ничего не было. Я просто молча ходила по дому, как есть, в платье и туфлях, осматривала любимые вещички, перебирала.

И всё это в темноте, потому что я так и не осмелилась включить свет.

Мне жизненно важно было просто остаться наедине с собой.

Подумать.

В конце концов, я разделась, умылась и добралась до кухни, включила ночное освещение. Огляделась. Порой я любила здесь сидеть, читать книгу, вот даже домик классика лежал на подоконнике, ожидая, что я вернусь к обычному времяпрепровождению.

Я подошла, задумчиво погладила обложку, а потом налила себе воды из графина. Губы будто прилипли к стакану, мне показалось, что вода пахнет хлоркой. “Наверное, нужно заменить фильтр”, — пронеслась мысль в голове, но и в этом не было никакого смысла.

Казалось, что ничего больше не имеет смысла.

Воду я всё-таки допила до дна, поставила стакан на стол, а потом заметила, что на кухне скопилась грязная посуда. Я вымыла ее, убрала всё в шкафчики, просто чтобы занять руки, чтобы не думать.

Пошла в душ, где провела немало времени, потом легла в постель, но мысли не давали уснуть. Навалилась черная тоска. Непонимание. Неверие. Ощущение, что я не здесь, что это всё не со мной.

Что я снова вышла из своего тела и наблюдаю за собой со стороны.

Хотела бы сейчас позвонить сыну или хотя бы написать. Хотела бы услышать его голос, спросить его, как он. Услышать хотя бы звук его голоса и понять, что кто-то в этой семье, хотя бы один человек, не смотрит на меня с упреком, с обвинением, не желает мне зла.

Мне хотелось понять, насколько он вовлечен в тайну отца. Знает ли хоть что-то.

Но написать или позвонить я ему не могла, потому что было поздно, ночь на дворе, он в лагере, у них сейчас отбой.

Я открыла семейный чат, и сердце сжалось. Он писал туда совсем недавно, перед сном, писал как ни в чем не бывало, скидывал фото с речки, с вечернего костра, подписывал их в своем привычном бодром стиле.

“Смотрите, сколько раз я сделал блинчики”. Или же: “Угадайте, кто выиграл мафию”. Я невольно улыбнулась, поставила реакции на его сообщения. Там, в лагере, у сына кипела жизнь, там ярко светило солнце, дети смеялись. И там у моего мальчика всё было как будто бы по-прежнему.

От сердца немного отлегло, я успокоилась, легла с закрытыми глазами, прижала телефон к груди.

Егор ничего не знал ни о папе, ни о бабушке, ни о сестре, и он не знал о том, что его семья рассыпается, как карточный домик. Не знал о том, что я не в силах это остановить.

Как сказать ему? Какие слова подобрать? Как донести до него, что отец — предатель и вор, сестра — обманщица, а маму…

А маму ни во что не ставят, считают лишней и обвиняют во всех грехах.

Я не знала, что делать, не знала, как оградить своего мальчика от бед.

И от боли, которая сейчас полосовала мое сердце. Я лежала и думала обо всем произошедшем. Перед глазами вспышками вставали картины, слышались голоса, обидные слова, злые упреки. Жестокие взгляды жалили меня снова и снова.

А потом мне стало всё равно. Растерянность, злость, усталость — всё это на меня навалилось, слилось в один ком, и я уснула тяжелым сном без сновидений.

Спала я крепко, поэтому не слышала, как открылась дверь, не услышала, как щелкнул замок. Я провалилась в глубокий сон, в котором ничего не болело. Во сне не было тяжести, давящей на грудь.

Во сне не было предательства, лжи, не было разочарования.

Но что-то заставило меня распахнуть глаза. Щелчок выключателя или скрип по паркету, а может быть, тень, которая скользнула по полу. Я села, убрала прилипшие ко лбу волосы и наконец-то поняла.

Алексей вернулся.

За окном уже вовсю светило солнце, а муж стоял в дверях спальни, как ужас, летящий на крыльях ночи, и смотрел на меня. Выглядел он каким-то постаревшим, щеки были бледными, ввалившимися, но взгляд оставался прежним. Колол меня, оценивал, был полным недовольства.

— Спишь? — произнес он раздраженным и усталым голосом.

— А что мне ещё делать? — ответила я грубовато, поднялась с постели, натянула на плечи халат и встала напротив него, не сводя глаз.

— Ну, конечно! Какая нормальная жена будет спать, когда муж в больнице лежит?

Не стала у него спрашивать, почему он вернулся, как себя чувствует и куда делась дочь. Наверняка поехала к бабушке, куда и собиралась.

— Предлагаешь обсудить нормальных мужей и жен и их поведение? — спросила я, приподняв бровь, не желая пускаться с ним в новые споры.

Но знала, что он обязательно продолжит с того места, с которого мы закончили. Как будто не было скорой, не было его госпитализации. Как будто не было его матери, которая, я уверена, пришла к нему в палату и нажаловалась на меня, рассказала о нашем разговоре и выставила меня виновной во всех грехах. А дочка, уверена, стояла и поддакивала.

В общем, они создали против меня коалицию. И мне придется и дальше выдерживать натиск.

— Вообще-то, я думал, что ты останешься со мной в больнице. У меня даже вещей с собой никаких не было, — упрекнул он меня.

— Вот как? Зачем бы мне оставаться с тобой в больнице? — уточнила я. Разве Вера не должна была прийти к тебе?

Он поморщился, в глазах сверкнула досада.

— Опять начинаешь?

— А что я начинаю, Лёша? Или ты будешь отрицать, что между тобой и Верой есть связь?

Он отвернулся, а потом зажал пальцами переносицу, что-то глухо бормотал, как будто сопротивлялся признанию. Я видела, что прижала его к стенке, а так же то, что ему хочется отрицать.

Выкрутиться. Остаться в своих глазах чистеньким.

Но врать он уже не мог.

Потом Лёша вскинул на меня глаза, злые, серьезные.

— Да, Лида, я был с Верой, но сейчас это не имеет значения. Я пришел не для того, чтобы ссориться.

— А зачем же ты пришел? — поинтересовалась я.

— Нас вызывают к ректору, — объявил он.

От волнения внутри трепыхнулось сердце.

— Нас?

— Вообще-то, вызывают меня, но я считаю, что и тебе нужно пойти. Нужно, чтобы ректор услышал нашу версию событий, — с жаром заговорил он, будто хотел взять меня в сообщники и заручиться моей поддержкой.

Будто мы всё еще были одной семьей и командой и действовали сообща.

— Наша версия событий. Как интересно звучит.

Я даже головой покачала, настолько абсурдно звучали его слова.

— Лида! — прикрикнул он. — Давай поговорим как взрослые люди!

— А ты что, считаешь, что я говорю по-ребячески? Может быть, это ты ведешь себя не по-взрослому, когда путаешься с чужой женой? С женой собственного мецената? Ведь речь идет о том, что он отозвал гранты? — спросила я.

Догадаться было нетрудно. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Фарафонов будет действовать незамедлительно. Он будет наказывать.

— Откуда я знаю? Просто мне позвонили с самого утра. Ректор сказал, что хочет видеть меня.

— Ну и зачем же мне туда идти? Ты же так прекрасно справился без меня. И работу сделал, и гранты выбил, и презентовал всё.

Муж сцепил зубы, вздохнул тяжело, а потом посмотрел на меня исподлобья, и я поняла, что он теряет контроль.

— Послушай, Лида, ты же понимаешь, что мы пострадаем, если ты не встанешь на защиту нашей семьи…

Ого, как пафосно звучит! Я даже присвистнула и поняла, к чему он ведет.

Деньги, грант, его карьера, его место на пьедестале, которое сейчас пошатнулось.

Как он считал — из-за меня.