Я моргнула. Словно не поверила, что услышала правильно. Так вот на что он рассчитывал! Я уже поняла это! Поняла, что меня здесь видеть не хотели. Что я тут нежеланна. Что меня не было даже в списке приглашенных.
“Лидочка в больнице… Лидочка на кладбище… Она себя похоронила”...
Услышать это на самом деле было больно, невыносимо. До темноты в глазах. До сжатого горла. Внутри что-то надломилось, как будто кто-то всадил кулак в солнечное сплетение. Так больно, что невозможно дышать.
— Ты же говорила, что будешь на кладбище, — повторил он тише, но ничуть не мягче.
— Ты думал, что я на кладбище, — поправила я, не узнавая свой голос, — только я здесь и хочу знать, что происходит. Как ты объяснишь свое выступление?
— Ты была в зале? — раздосадованно поморщился он.
— Да. И я видела, как ты выходил на сцену. С моей работой. Видела, как ты улыбался Вере. Видела, как вы… — я запнулась. — Всё было показательно. Только мое имя ты забыл упомянуть.
Он сжал кулаки и пробормотал:
— Всё не так…
И дальше пошел сбивчивый поток речи, не имеющий смысла:
— Ты всё не так поняла. Там… это не… Это вообще было…
Он выдохнул. Провел рукой по лбу, стер пот. Губы дрожали от гнева и волнения.
— Я не хотел, чтобы так вышло. Не хотел, чтобы ты так узнала. Ты… черт..!
Чем больше он путался в своих словах, тем сильнее ярость закручивалась внутри меня.
— Да скажи ты уже нормально!
— Черт, Лида, не торопи меня… — задергался он, кривя рот. — Всё не так, как тебе показалось!
— Не так? — я задохнулась от возмущения. — Ты меня за дуру считаешь?
— Не неси чушь! Дурой я тебя точно не считаю! Но дай мне объяснить!
— Пожалуйста, — прошипела я, — именно этого я и хочу. Объясни! Как ты мог?! Как ты мог украсть мою работу? Тебе не стыдно? — наседала я на него, а мой муж не выносил наездов.
Даже если он был не прав, спорил до посинения, лишь бы выйти победителем. Порой я боролась с этим качеством, напоминая о должности, которую он занимает, но иногда его рвение и напор помогали, а порой, наоборот, всё портили.
Но сейчас они были совсем не к месту, потому что он был в корне не прав. Он должен был защищаться, извиняться, каяться, а вовсе не нападать!
— Кто тебя позвал? Маша? Конечно! Она вечно лезет не в свое дело! Шпионит для тебя? Так? — загремел он, хватаясь за обвинения, как за спасательный круг.
— Не ее дело? Шпионит? — перебила я спокойно. — А ты хотел сделать это тайком? Не смей обвинять ее. Она единственная, кто позаботился обо мне. В отличие от тебя. И дочери.
— Ни к чему ерничать, — скривился он, напрягся весь, кожа натянулась на жестких скулах. — Я бы сам тебе всё рассказал!
— Да неужели? И я была бы лишена “чудесной” возможности увидеть всё своими глазами? Знаешь, а ты был очень неплох! Учился у лучших, видимо. Я не жалею, что пришла и посмотрела твое выступление. Только вот не пойму, что ты собрался делать дальше. Я не согласна молчать об авторстве работы и не потерплю этой лжи! Прикрывать я тебя не буду. Ясно тебе?
Алексей выслушал меня, и его поза вдруг стал враждебной.
— Будешь, и еще как. Не надо нервничать, Лида, — спокойно заявил муж, — между прочим, я сделал это для твоего же блага.
— Для моего блага? — так и выпала я в осадок, быстро заморгав от шока. — Как ловко ты всё перевернул. Мне тебе еще и спасибо сказать?
Как я держалась — не знаю. Голос был ровным, спина прямой, даже руки не тряслись. Скорее всего, это был шок. Наверное, я просто еще не успела осознать, что это всё происходит с нами на самом деле.
— Когда ты выслушаешь, ты поймешь, что должна быть мне благодарна. Сколько лет твой отец возился с исследованиями, а потом ты — после него, а? Напомнить тебе? — вещал он с горящими глазами, и было видно, как он верит в то, что говорит.
Готовился, что ли? Репетировал? Или советовался с Верочкой?
— Какая разница, сколько? Это тебя как касается?
— Напрямую, Лидочка, напрямую! Я вывел практическую пользу из ваших с отцом теоретических гипотез! Я распространил ваши наработки. Я привел их к законченному виду, оформил, а потом презентовал научному сообществу. Ты видела, ты видела, как все аплодировали? — похвастался он с такой гордой улыбкой, словно забыл, кому это всё говорит. — Смогла бы ты так, а? — поддел он меня.
Задел за живое.
Да. Я хотела сделать работу идеальной, чтобы могла гордиться наследием семьи, не посрамить имя мамы. Отец уехал, оставил всё на меня, подвести его я не могла, и хоть сидела ночами, но работа двигалась не так быстро. Однако я завершила ее и могла бы презентовать сама! Может быть, и не так быстро, может быть, через год… Может, раньше, но это не значит, что я бы этого не сделала!
А Алексей…
Я вспомнила, как он расспрашивал меня о моей работе, как старался помогать, даже брал порой на себя семейные обязанности, не говоря уже об университете, прикрывал, угождал…
Это всё было ради того, чтобы забрать всё себе?
Он специально дождался финального этапа, чтобы украсть законченную работу и присвоить себе все лавры! Гад! Сволочь!
— Всё ради тебя, Лида. Ради твоей семьи. И ради нашей! Я хотел получить финансирование, чтобы проект не пропал. Он и так почти умер. Я дал ему жизнь. Я…
Я подняла ладонь.
— Ты дал жизнь? Моей работе? Моим наработкам и труду моего отца? Ты украл! И представил так, будто сделал это сам!
Он вздрогнул.
— Ты хоть представляешь, какие возможности это дает! Грант от самого Фарафонова!
Я смотрела на его лоснящееся лицо и воспроизводила в уме его последнюю фразу.
— Ты про того самого Фарафонова? Мужа твоей “коллеги”? Ты уверен, что он обрадуется, когда узнает, что спонсирует проект любовника своей жены?
Алексей побледнел. Глотнул воздух. Я заметила, как он опустил взгляд, как стушевался. И поняла — я попала в цель.