Развод в 45. Я не вернусь

Глава 37

Лидия

Первое сентября выдалось ясным и теплым, словно сама природа благословляла начало нового пути. Солнце ласково грело, но не палило, золотистые лучи играли в кронах деревьев, а легкий ветерок приносил аромат последних летних цветов.

Школа, еще недавно выглядевшая унылой и заброшенной, теперь сияла свежей краской, ее окна сверкали, а крыльцо украшали гирлянды из осенних листьев. В воздухе витал запах дерева.

Стоя у крыльца, я не могла отделаться от навязчивого чувства, что всё это не со мной.

Пусть я приложила руку к преображению школы, всё равно до сих пор не могла поверить, что проделала весь этот путь. Путь от сокрушительного унижения в прошлом. До этого светлого дня, когда вокруг звучал детский смех, а в глазах деревенских жителей я видела благодарность.

Но, когда рядом уверенно остановился Торопов, а его теплая ладонь легла мне на спину, и уж тем более когда он улыбнулся, я поняла, что всё это реальность.

Всё по-настоящему.

И этот день. И эти люди. И наши достижения.

И этот человек, который стал мне близок за короткое время и доказал, что мужчинам в принципе можно доверять. Что не все такие, как мой муж.

И что в сорок пять женщина не просто доживает свой век.

В сорок пять жизнь только начинается.

Я свободна, полна энергии, я могу выбирать, решать, я открыта новому, и я просто могу делать то, что хочу.

А сейчас я хотела быть здесь и радоваться тому, чего мы достигли.

— Нервничаешь? — спросил Фёдор тихо, наклоняясь так близко, что я почувствовала будоражащий аромат его парфюма.

— Немного, — призналась я, смущенно опуская глаза, но тут же поднимая их снова, чтобы поймать его взгляд. — Не верится, что мы успели.

— Это всё благодаря тебе, — улыбнулся он, и в глазах вспыхнули теплые искорки.

— Ну что ты? — махнула я рукой. — Все работали, все старались.

— Не преуменьшай свои заслуги, — покачал он головой. — Ты всех объединила вокруг себя, а меня, упрямого дуболома, переубедила, что школу нужно спасать.

— Ну, не очень-то ты упрямничал, — пошутила я, благодарная за то, что он своими шутками поднимает мне настроение.

Своих заслуг я не отрицала. Да, я много сделала для того, чтобы инициативная группа занялась ремонтом школы и успела до первого сентября. По своим связям я сумела подобрать приличных учителей, а также собрала тех, кто уже работал в этой школе, и они с радостью вернулись.

Фёдор улыбнулся мне снова, подбадривая, после чего я выдохнула и поднялась по ступенькам на крыльцо, ощущая, как легкий осенний ветерок играет с непослушными прядями моих волос. Оглядела собравшихся детей и их родителей. Нарядные, с бантами и в галстуках, они сжимали в руках пестрые букеты и радовались теплому деньку и началу учебного года.

На меня устремились десятки глаз.

Раиса по-дружески махнула мне рукой с заднего ряда. Отец, стоящий рядом, кивнул с одобрением, а Егор просто поддержал улыбкой. Все они тоже заслужили минуту славы, потому что принимали активное участие в восстановлении школы.

Когда директор школы, по совместительству учитель истории, Анна Валерьевна, объявила мое имя, я сделала шаг вперед и взяла в руки микрофон. По сигналу директрисы бравурная музыка стихла. Толпа затаила дыхание.

Я набрала в легкие воздуха и сказала то, что хотела, а закончила речь напутствием:

— Спасибо, что доверили мне вашу школу. Я поздравляю всех с началом учебного года и хочу сказать от всей души: в добрый путь!

Раздались громкие аплодисменты, снова зазвучала музыка, праздник продолжился. Торопов общался со спонсорами, и я пошла вдоль толпы, чтобы подойти к родне.

Вспышки фотокамер, крики детей, буйный говор толпы. Всё это слилось в радостный шум. И только когда шум немного стих и я отошла в сторонку, неожиданно увидела их.

Чуть поодаль, возле раскидистой березы, у забора, стояли Алексей и Алина, две фигуры, так резко выделяющиеся на фоне всеобщего веселья своими серьезными, даже хмурыми лицами.

Сердце чуть не остановилось, совершив кульбит. Испуг, изумление, радость… Я не знала, что чувствую. Просто не понимала. Одно знала точно — а их сюда не звала, а значит, они оба приехали по собственной воле. Либо по приглашению отца.

Но зачем?

Неужели хотят испортить мне праздник?

Или, наоборот, решили пойти на мировую и поздравить меня? Поддержать?

Комкая концы банта своей блузки, я разглядывала обоих. Алексей выглядел постаревшим лет на десять: ссутулился, похудел, а во взгляде, который раньше был таким уверенным, теперь читалась лишь усталость и какая-то обреченность, что ли.

Алина, такая бледная, такая хрупкая, держалась рядом с отцом, и в ее широко раскрытых глазах было столько боли и стыда, что я невольно потянулась к своему ребенку, чувствуя, как в горле комом встает жалость.

На мгновение всё внутри болезненно скрутилось, даже пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

И я вдруг вспомнила, как сидела в зале университета, а эти двое предателей блистали на сцене. Тогда рухнули все мои надежды. Тогда казалось, что жизнь кончена. И осталось только горечь и разочарование.

Но теперь я стала другой. Сильнее, мудрее, свободнее. Я справилась, а они приехали сюда и стояли теперь с таким видом, будто ждали от меня хотя бы крохотного сигнала, чтобы пойти навстречу и поздороваться.

Сделав несколько неуверенных шагов в сторону Алексея и Алины, я чувствовала, как учащенно бьется сердце. Алексей вдруг вытащил руку из-за спины и протянул мне протянул скромный букет из осенних астр, его брови сдвинулись, лицо застыло в неуверенной гримасе.

— Мы... решили тебя поздравить, — произнес он глуховато, избегая прямого взгляда. — Школа... ты тут много сделала.

Алина стояла, опустив глаза, ее пальцы нервно перебирали край кофты. Но, когда она наконец подняла взгляд, в ее глазах Лидия увидела самую искренность и трогательность маленькой девочки, которая доверчиво прижималась ко мне и называла мамой.

— Ты молодец, мам... — прошептала дочь слабым голосом, но глаза ее говорили больше слов. В них было столько боли, столько раскаяния и затаенной надежды, что у меня невольно защемило в груди.

Приняв цветы, я почувствовала, как глаза наполняются слезами. И в этот момент я вдруг осознала, что не могу больше держать зла на людей, которые сделали ко мне первый шаг.

— Спасибо, что приехали, — спокойно ответила я.

И нет, не могу сказать, что я полностью простила их и забыла всё, что они сделали, но с души словно камень свалился. И я решила не носить в себе больше гнева, обиды и сожаления. Потому что эти чувства причиняли мне больше боли и страданий, чем тем, кто их вызвал. Потому что жить без камня на душе проще, чем носить его годами.

Алина неожиданно сделала шаг вперед и робко обняла меня. Этот неуверенный, почти детский жест растрогал еще больше. Я машинально погладила дочь по спине, прикрыв глаза и ощущая, как та дрожит.

— Всё будет хорошо, — проговорила я, когда отстранилась и убрала влажные прядки с лица дочери.

И поняла, что действительно в это верю. Пусть наша семья разрозненная, пусть мы с Алексеем никогда не будем вместе, но он остается отцом моих детей. Если он хочет поддерживать с ними отношения, я препятствовать не буду. Если он, конечно, будет в ответ вести себя так же достойно.

Как раз подошел Егор в сопровождении отца, и хоть последний смотрел хмуро, в неуверенном топтании сына на месте я увидела желание поговорить с близкими, связь с которыми порвалась. Чувствуя себя миротворцем, я просто улыбнулась сыну, и тот подошел ближе, протянул отцу руку, с Алиной просто поздоровался.

Разговор сначала был неловким, а потом… А потом оказалось, что нам много что нужно друг другу сказать. Алина отвела Егора в сторонку, расспрашивая о лагере и о том, когда он вернется домой, ведь ему тоже нужно идти в школу. У Алексея были те же вопросы, и, как бы мне ни хотелось обойти эту тему стороной, пришлось поговорить об этом.

— Вы вернетесь домой? — спросил Алексей, рыская по сторонам глазами, будто боялся, что подойдет Торопов и прогонит его от меня.

Но я знала, что он подойдет только в случае опасности, а пока, при всем честном народе, Алексей ничего бы мне не сделал.

К тому же это было проявлением доверия со стороны Фёдора. Он прекрасно понимал, что у меня есть прошлое, как оно и у него, и не стал бы вмешиваться без надобности.

— Конечно, мы вернемся, — проговорила я, — но надо понять, где нам жить. Ты же понимаешь… Мы не можем жить на одной территории.

Алексей открыл рот и тут же его закрыл, будто ему было трудно подбирать слова.

— Я могу пожить у отца или снять квартиру…

— Мам, — позвала меня Алина, и я обернулась к ней в удивлении. Она обнимала Егора за плечи, и тот выглядел смущенным и как будто удивленным. — Мы договорились с мелким, что заберем его, я присмотрю за ним, а ты… Ты же тут останешься, я верно поняла?

Вина затопила меня с головой. Вина перед сыном, из-за которого я должна была вернуться в город, чтобы отправить его в школу, а потом быть его матерью. Что означало то, что мне придется уехать из деревни. Оставить наш разгорающийся с Тороповым роман в зачатке.

Оставить его и жизнь в деревне, оставить отца.

И я не сопротивлялась этой необходимости. Конечно, у меня даже в мыслях не было такого, что я брошу собственного сына. Но я даже не ожидала, что семья предложит мне такой выход. Мне это даже в голову не приходило.

Неужели мы сможем договориться?

— Мам, я взрослый уж, — улыбнулся Егор, который знал побольше других о том, что я каждый день встречалась с Тороповым, а по вечерам бегала на свидание, как девчонка. — Ты можешь остаться. Ничего страшного. Алинка за мной присмотрит, а я присмотрю за бабушкой.

— Я… я не знаю, — пробормотала я, неуверенная, что надо соглашаться, тут ко мне подошел отец, осмотрел всех собравшихся, вник в разговор, потом кивнул.

— Дочь, съезди в город, сына в школу отправь, а потом возвращайся, у нас с тобой много работы. А ты, Егор, нам почаще звони, и, если что, мы тебя сразу заберем.

— Всё будет в порядке, дед, — пообещал Егор, и отец отправился восвояси, пока не готовый, в отличие от меня, прощать ни зятя, ни внучку, о поведении которой я всё же рассказала ему, когда разоткровенничалась в один из вечеров.

— Ну тогда я подумаю, — протянула я, и тут со спины раздался голос Торопова.

— Лида, познакомь меня с дочерью.

Его ладонь в привычном жесте легла мне на спину, и это был не просто жест поддержки, а явный сигнал, что он будет меня защищать от чего бы то ни было.