— Любовника? — сощурился муж, когда взял свои эмоции под контроль, и выплюнул с пренебрежением: — Ты совсем сбрендила?
Значит, отрицание, Лёшенька? Ну что, я этого ожидала.
Кто же так с ходу признается в измене.
Да только я видела ту заминку, и видела, как они общались с Верочкой.
— Скажешь, между вами ничего нет?
— Если только в твоей больной фантазии!
— Ты издеваешься, Лёш? — мой голос дрогнул, ведь это было форменное издевательство: получить нож в спину и снова сталкиваться с ложью.
Он врал мне в лицо, при этом выглядел как всегда: красивый, холеный, статный. А глаза — честные-пречестные, не подкопаешься. Наверное, такие глаза бывают у тех, кто давно себя убедил в том, что нет никакой лжи.
Значит, мой муж себя в своих глазах оправдал?
— Лид, ты зачем приплетаешь сюда Веру? У тебя на нее зуб, что ли? Зачем клевещешь на честную, замужнюю девушку?
— Видела я, как ты хватал эту замужнюю за локоток, а она хихикала как дурочка, млела от того, как ты ее трогаешь, — упрекнула я его, хоть обещала себе держаться.
Но как?!
Как можно держаться, когда внутри всё кипит и клокочет от ярости, обиды и несправедливости?!
— Ты придумываешь, — хмыкнул он, а в глазах проскользнуло некое довольство, словно моя ревность доставила ему наслаждение.
Или он просто насмехался над моими страхами.
И от этого стало еще более тошно!
— Я придумываю? Да ты в курсе, что про вашу интрижку гудит весь университет? — спросила я, и вот тут заметила, как Алексей переменился в лице, дрогнул, глаза забегали, а рот открылся — он был удивлен.
— Сплетни, — фыркнул он и закатил глаза, — Лид, ты опускаешься до того, чтобы слушать бабские пустые разговоры? На тебя это не похоже.
— Ну извини, что поделать? Я шага не успела пройти по зданию, как услышала, как вас обсуждают. Ты предлагаешь мне игнорировать, когда имя моего мужа полощут все, кому не лень?
— Предлагаю фильтровать! Кто там вообще эти сплетни распускает? Снова Маша? — вызверился он, яростно сжимая кулаки и косясь в сторону закутка, откуда она всё не появлялась. — Может, ее уволить, чтобы не болтала лишнего? Видимо, у нее много свободного времени…
Он говорил с таким пренебрежением, что это вызвало у меня омерзение.
Кем он себя возомнил? Думает, он тут царь и бог?
— Машу не трогай, — процедила я, — не смей. И вообще, я уже жалею, что доверила тебе руководить. Ты же прекрасно знаешь, что временно на этой должности и уж точно не имеешь права никого увольнять?
Муж выслушал меня, откинул голову и наградил меня вальяжным, ленивым смешком, складывая руки на груди.
— Нет ничего более постоянного, чем временное, знаешь, так говорят умные люди? Меня всё устраивает, Лида. И между прочим, я тут подумал и решил, что тебе не стоит возвращаться.
— Что… Ты совсем? Что это значит? — я в шоке воззрилась на него, поражаясь его поведению.
Его будто подменили. Еще вчера любящий, внимательный муж, кому я могла доверить всё что угодно, а сегодня — вор, изменник и незнакомец, который хочет забрать буквально всё.
Теперь он хочет убрать меня из университета! Навсегда! Наверняка для того, чтобы спокойно присваивать себе результаты моего труда и зажиматься со своей Верочкой.
Как же низко и мерзко!
— То и говорю. Меня всё устраивает, а чем недовольна ты?
— Ты смеешься? Это что, такая таксика, чтобы заставить меня выйти из себя?
— А ты вышла? — снова усмехнулся он, и по выражению лица было ясно, что он именно этого и добивается: чтобы я орала, психовала, а он вел себя спокойно и с достоинством.
И у него было преимущество.
Он подготовился. Он, черт побери, давно готовился к этому моменту. Просчитал все нюансы, выверил их, как формулу в сложном уравнении, всё взвесил, а я…
А я стояла как обнаженная на площади, не зная, куда бежать.
Как спасаться. Что говорить. Что делать. Как реагировать.
Из меня будто воздух выпустили, и осталась одна пустая оболочка, у которой не было никакой опоры. Молча я пошла к столу и упала на стул, села туда и уставилась в одну точку, видя боковым зрением, как Алексей медленно подходит ко мне и встает рядом. Потом он опустил одну руку на столешницу, а вторую — на спинку стула, и навис надо мной, заключив в плен своего тела.
— Ну что ты, Лида? Может, водички? Ты переволновалась. Сегодня памятная дата у твоей матери, ты, наверное, не в себе… Давай я тебе такси закажу. Домой поедешь…
Моя голова так и дернулась, словно кто-то залепил мне пощечину.
— Водички? — просипела я, не в силах поверить своим ушам. — Такси? Сплавить меня хочешь, да? Я же должна быть на кладбище, так ты сказал! Очень неудачно я приехала, да? Помешала тебе? — говорила я ему в лицо, начиная ненавидеть каждую черточку. — Ты всё провернул за моей спиной, а теперь хочешь поехать в ресторан и отмечать без меня? А ты удобно устроился, Лёшенька.
Я подняла руки и с усилием толкнула его в грудь, а дождавшись, когда он шагнет назад, выросла напротив, приблизив лицо к его лицу, глядя в лживые, холодные глаза.
— Я никуда не поеду, ясно? Никакого ресторана не будет. Сейчас мы займемся опровержением. Ты присвоил себе мой труд! — Я ударила его указательным пальцем в твердую грудь и потом сделала это еще раз. — И тебе придется это признать, а потом…
Договорить я не успела. Алексей дернулся ко мне и схватил меня за запястья, крепко сжав на них пальцы, притянул к себе, зашипев как рептилия:
— А теперь слушай сюда, дура! Ты ничего не сделаешь. Не позорься! Я сказал, меня всё устраивает! И если ты призадумаешься, пораскинешь мозгами, то поймешь, что и у тебя всё прекрасно. Зачем всё ломать? Твоя работа обрела жизнь, я всё сделал за тебя, так, как ты не смогла бы. Нас ждет грант, деньги, успех, слава.
Его глаза горели, будто в его фантазии перед ним пролетало то прекрасное будущее, которое он мне расписывал в красках. А потом он опустил глаза на меня.
— Так что не надо так со мной, а то пожалеешь, Лида, — протянул он с угрозой, встряхивая меня. — Не порти мне будущее. Не стоит меня злить. Я слишком долго к этому шел. А теперь извини, мне уже пора в ресторан.
Он выпрямился, дернув вниз полы пиджака. Лицо приобрело решительное выражение.
— Ты шел? — зачем-то переспросила я, будто всё еще надеялась, что этот разговор примет другой оборот.
Как он может так говорить? Говорить так, будто он один только что-то делал, а роль моей семьи или меня ничтожна.
— Да, я устал жить в тени вашей семьи, Лида, и только и слышать, как вас тут прославляют. Пора и мне обозначить свое имя в научной среде. Я этого достоин, — горделиво заявил он, а потом напомнил: — Мне пора в ресторан, где мы с Вадимом Фарафоновым будем обсуждать будущее университета и гранты. А ты отправляйся домой, приводи себя в порядок, продолжай хоронить себя заживо дома.
— Хоронить? — вскинула я голову, а внутри что-то дернулось. — Зачем ты так?
— А что не так, Лида? — Алексей сжал губы и прошелся вдоль стола, проводя по нему рукой. — Ты погрузилась в свою скорбь. Мы с детьми были предоставлены сами себе. Ты жила в своем мире, а нам приходилось тащить на себе всё остальное.
От этих несправедливых слов сердце застучало в висках, а в груди нарастала жгучая боль.
— Вот так ты всё вывернул, Лёша, да? Придумал, что я ничего не делала, а ты один старался?
— Против правды не попрешь, Лида. Занимался детьми я, университетом тоже я. Скажешь, не так?
Я качнулась, как от удара.
— Ты и дочери это внушил, да? Что мама ушла в себя, что ты один такой хороший? Не думала я, что опустишься до такой низости, как попрекать меня заботой о собственной матери.
— Ой, ну хватит, Лид? Алине нужно было на кого-то опереться. Ты не давала ей этого. Всё твое внимание ты отдавала больной матери.
— Это неправда! Как ты можешь? Я старалась… я… успевала… — пыталась я защититься, а голова уже кружилась и сердце кололо.
— Давай без лишней драмы, Лид? — он поморщился. — Ты не справилась, но мы без тебя не пропали. Все взрослые уже люди. Ты сделала свой выбор, что ж…
Он пожал плечами, взглянул на часы, потом на меня. В глазах не было ничего кроме холода и равнодушия.
— Ты мог сказать, — прокаркала я, — мог сказать, что вам меня не хватает, вместо того чтобы отгораживаться и объединяться за моей спиной…
— А зачем? Если ты сама не догадалась, тебе в развале семьи некого обвинять кроме себя самой. Но так уж и быть — не буду тебя бросать на старости лет. Мне невыгодно сейчас разводиться. Ладно, Лида, мне пора. Поговорим дома и решим всё позже.
Алексей отвернулся и молча пошел к двери, а я застыла, всё еще веря. Не в состоянии вникнуть. Что только что произошло? Он просто взял и ушел? Ничего не объяснил толком, только обвинил в том, что я не делала. Просто вывалил на меня обвинения.
Сказал, что я больше не нужна ни ему, ни дочери, ни на кафедре. Им без меня хорошо, удобно, они прекрасно справляются.
А я… Я, кажется, только мешаю. Как так вышло?
Неужели я это заслужила? Чем? Он украл мой труд и даже не извинился. Наоборот, посчитал, что сделал мне одолжение.
Что за перевернутый мир?
И он сейчас поедет улыбаться меценату, будет принимать комплименты и обмениваться тайными взглядами с его же женой!
Воровство не считает зазорным. В измене не признался. Наоборот, обвинил меня именно в том, чего я так старалась не делать — не уходить в себя, не отнимать время у семьи, не жертвовать ею в угоду скорби!
Я так старалась — а они не заметили! Почему?
Почему?! И сын тоже за них? Если так, я не переживу…
Хотелось рыдать, выть, кричать от боли, но я просто тихо села на стул и смотрела на дверь, будто оттуда снова явится Лёша. Мой прежний Лёша, который куда-то делся…
— Лида, он ушел? — бросилась ко мне Маша, появляясь из закутка, стала успокаивать. — Я почти всё слышала, прости, он не оставил мне выбора. Что же будет?
— Я не знаю, я… я…
В коридоре, где пару минут назад стихли громкие шаги мужа, послышалось цоканье каблуков. А потом в дверь влетела… Вера!
Господи, кого угодно ожидала увидеть, но только не ее.
Щеки у нее пылали, волосы растрепались, глаза бегали.
— Лидия Анатольевна… — она замерла на пороге и смотрела на меня безумными глазами, не обращая внимания на Машу. Голос ее дрожал. — Пожалуйста, уделите мне пару минут…