Москва. Квартира Ивлевых.
Загита звать не надо было, он уже стоял в дверях нашей спальни наготове.
– Руслан, – показал ему трубку, и он сразу подошёл ко мне.
– Слушаю, сын, – взволнованно произнёс он, и я остался рядом на всякий случай.
Руслан сообщил отцу, что решился – будет прописывать дочку в родительскую квартиру. Но опасается реакции матери.
– У Маришки в четверг день рождения, – объяснил он свой хитрый план. – Мама собирается к нам зайти, поздравить её. Я хочу поговорить с ней, когда обратно провожать пойду. Как думаешь, пап, она согласится?
– Не попробуешь, не узнаешь, – ответил Загит. – А спросить её, в любом случае, придётся. А не согласится, значит, пойдём в исполком, там не помогут, будем прописывать ребёнка через суд. Что ж делать? Мы с тобой глупость большую сделали, что сразу Мариночку к нам не прописали, когда она только родилась. Прописали бы сразу и никого спрашивать не надо было бы.
– Да ты что? Настя и слышать об этом тогда не хотела, из-за отношений с мамой… – ответил Руслан.
– Ладно, сын, действуй и позвони потом, чем у вас этот разговор с мамой закончится.
– Спросите, как у них дом, продаётся? – напомнил я Загиту. – Нам же в кооператив вот-вот вступать… В смысле, Алироевым.
Загит кивнул и стал расспрашивать сына, на какой у них стадии продажа. Оказалось, всё очень неплохо. Покупатель у них есть, сосед их. Для брата договорился своего, из Калининграда. Тот прилетит на сделку по первому слову. Но у Руслана нет ещё недостающих трёх тысяч, поэтому он и решил помалкивать, пока всю сумму не соберет.
– Вот, партизан! – усмехнулся я. – Найдём мы у кого деньги занять! Пусть оформляют продажу своего дома и просят недели полторы-две на переезд. В эти выходные мать с отчимом не смогут приехать. А на неделе приедут, я думаю, отпросятся на работе на пару дней… Сейчас мы это всё обсудим. Когда он будет звонить, в четверг?
– В четверг они только обсудят всё, а позвонит он, наверное, в пятницу, – ответил Загит, так, чтобы и Руслан слышал. – Продавайте дом, сын, недостающие три тысячи мы тут найдём. Ахмаду уже деньги нужны будут скоро на квартиру.
Загит попрощался с Русланом и положил трубку.
– Фух, как всё закрутилось-то, – произнёс он.
– А так оно и бывает, наваливается всё и сразу, – ответил я и мы пошли с ним на кухню.
На трёхканальнике лежала стопка открыток и телеграмм. Несколько штук телеграмм сам у почтальона сегодня принял. Народ поздравлял меня телеграммами с восемнадцатилетием, как будто это юбилей какой-то серьёзный. Бабушка с Трофимом, Гончаровы из деревни, братья Галии, Тимур, Славка, Либкинды, Шанцевы… Даже генерал Балдин! Не приедет, что ли, в субботу?
***
Москва.
Диана и Фирдаус возвращались на такси домой после ресторана. Получилось или нет? – думала Диана. – Поверила Артамонова, что Фирдаус с чудинкой? По её лицу никогда не поймёшь, что у неё на уме.
Фирдаус же с удивлением обнаружил сегодняшним вечером, что Диана совсем не ревновала его к подруге.
Повзрослела? Больше не видит в каждой женщине соперницу? – спрашивал он себя. – Или, спаси Аллах, разлюбила?
После того как в Италии жена с автоматом в руках пошла защищать свою семью, Фирдаус стал относиться к ней с большим уважением. Его чувства к ней стали гораздо глубже, терять её он категорически не был готов.
– О чём думаешь? – слегка коснулся головы жены своей головой Фирдаус, сидящий рядом на заднем сидении. – Я всё правильно сделал?
– Да, ты у меня молодец, – чмокнула его Диана.
– А что тебя беспокоит?
– Я ещё мало её знаю, – сказала Диана. – А вдруг, для неё дружба ничего не значит, когда дело касается мужчин?
– А-аа! Вот ты чего? – рассмеялся Фирдаус, успокаиваясь, и притянул её к себе. – Все хорошо, дорогая, мне такие женщины не нравятся. Она слишком сама по себе, не знаю, как это по-русски сказать, слишком независимая, холодная. Вот ты у меня совсем другое дело – живая, тёплая, родная…
Диана удивлённо посмотрела на мужа. Она и не думала никогда, что мужчины могут так чувствовать.
***
Москва.
Капитан Артамонова возвращалась домой из ресторана и анализировала сегодняшнюю встречу. Её не оставляло какое-то неприятное чувство. Фирдаус, этот хвалёный сын миллионера, не вызывал у неё ничего, кроме чувства стойкой неприязни.
Всё-таки деньги портят людей, – думала она. – Диана ещё молодая, но очень неглупая девушка, не говоря о том, как она красива. А этот Фирдаус считает, что может позволить себе не считаться с её чувствами и интересами, только потому, что у него есть деньги. Даже не у него, а у его отца. Но ему этого достаточно, чтобы унижать жену на людях. Мерзавец. Все верно говорят про капитализм, богатые не считаются с чувствами рожденных бедными… Даже после свадьбы ты остаешься вторым сортом для них… А то и вовсе – красивой игрушкой.
Капитан Артамонова была ещё не замужем, но своего будущего мужа она представляла себе совсем иначе. А за такого, будь он хоть трижды миллионер, никогда бы не вышла.
Она поджала губы, думая, как будет докладывать полковнику. Вербовать Фирдауса ей казалось плохой идеей. Такому человеку точно будет чужда социалистическая идеология… А все остальное у него и самого есть…
***
В среду с утра решил съездить в «Берёзку», прикупить к столу деликатесов. Один только генерал Балдин чего стоит, нельзя ударить в грязь лицом. А то в оставшиеся до выходных дни мне будет не до этого, особенно в пятницу.
Позвонил Фирдаусу и попросил его сопроводить меня.
– Мне надо максимум час твоего времени, – попросил я, он с готовностью согласился и даже предложил отвезти меня потом с продуктами домой.
Мы встретились с ним у магазина. И уже привычно кивнув милиционеру на входе, уверенно прошли в зал.
Набрали с ним вина, ветчины в банках, сыров твёрдых, осетра копчёного. Всё брали в двух экземплярах, всё-таки два дня гулять.
Тут совершенно неожиданно, проходя мимо секции женской одежды, наткнулись на Альфредо с девушкой. Я чуть не спалил весь наш хоровод, поздоровавшись с ним. Хорошо хоть, просто по имени назвал, по-русски не поприветствовал. Имя у него самое то для «Березки», так что прокатило. Он тоже на мгновение растерялся, кивнул мне, и мы разошлись. Блин! Это же надо было встретиться! В другом конце города! А девчонка, небось, тоже его переводчика изображает.
***
Москва. Лубянка.
– Разрешите, Павел Евгеньевич? – заглянула в кабинет полковника Воронина Артамонова.
– Заходи, Маш, – тут же убрал он со стола бумаги. – Ну, рассказывай. Как вчера всё прошло? Как погуляли?
– Павел Евгеньевич, не понравились мне их отношения, – начала капитан. – Вроде и не в ссоре, но она к нему холодна, он к ней равнодушен. Ему плевать на её чувства, она его просит о чём-то не рассказывать мне, а он плевать хотел.
– Думаешь, там есть какой-то скрытый внутренний конфликт?
– Думаю, что выходила она замуж по расчёту, а теперь локти кусает.
– Она тебе что-то говорила на этот счёт?
– Жаловалась, что он вечно старается показать её перед людьми дурочкой. И действительно, вел он себя по-хамски. Всячески выставлял ее передо мной с худшей стороны. Настоящий капиталист, отпетый собственник. Видно, что считает, что купил ее с потрохами.
– Тогда, как ни жаль, его вербовка нецелесообразна, – сделал вывод полковник. – Раз брак нестабилен… В случае их развода мы такие проблемы можем получить... Начнут топить друг друга, не она его, так он её. Сдаст еще «Скворца», как агента КГБ, чтобы посадить надолго и имущество с ней не делить.
– А так можно? – поразилась Артамонова.
– Почему нет? – усмехнулся полковник.
– Но если он сам агент КГБ?
– А кто ему помешает заранее пойти на сотрудничество с вражеской контрразведкой перед разводом? Сливать им всю информацию от нас? Подставлять нам фальшивых агентов для вербовки? За такое – ему все простят. Как и мы простим вражескому перебежчику…
***
Москва. Старая площадь. Комиссия по вопросам приема, выхода и лишения гражданства СССР ПВС.
С самого утра Самедов ждал, что вот-вот откроется дверь и ему сообщат, что его вызывает Кожевников. Или начальник вызовет его к себе в кабинет. Но ничего не происходило. Он вздрагивал каждый раз, когда начинал звонить телефон. Нервы совсем сдали. Он даже на обед не пошёл, кусок в горло не лез. Он не понимал, почему ничего не происходит? Понятно же, что его участие в афере против Кожевникова раскрыто…
Еле досидев до конца рабочего дня, Самедов опять направился к Регине, предварительно зайдя в магазин и купив бутылку коньяка.
Он был в таком подавленном состоянии, что не замечал ничего вокруг. Не заметил он и двоих крепких мужчин, поднявшихся за ним на третий этаж. Когда он открыл своим ключом входную дверь съёмной квартиры на Малой Семёновской улице, они ловко втолкнули его вглубь квартиры и прошли следом.
Регина сидела за столом и занималась, она даже подняться не успела на звук открывающегося замка, как в комнату буквально влетел Самедов прямо в верхней одежде, и следом вошли двое мужчин значительно выше и крепче его. Она испуганно вскочила и прижалась спиной к стене так сильно, как будто хотела слиться с ней, а один из незнакомцев жестом велел ей молчать, показав красные корочки. Она послушно кивнула, но позу не поменяла.
Самедова грубо толкнули на разложенный диван и он так и остался лежать, закрыв голову руками, даже не пытаясь сопротивляться.
Видя, что он уже и так сломлен, суровые мужчины заниматься мордобоем не стали, а схватили его за шиворот и увели на кухню, закрыв дверь в комнату.
Ну его нафиг! – опомнилась Регина, поняв намек, что она нежданным гостям неинтересна, и начала поспешно собирать вещи. – Ну его нафиг!
***
К четырём часам мы с женой, Брагины и Вася Баранов встретились у метро «Сокольники» и Галия повела нас в выставочный центр, где проходила Лейпцигская книжная выставка-ярмарка. Сегодняшний день работы выставки был необычным, для профессионалов, простую публику начнут пускать только завтра.
– Сегодня ещё можно будет что-то приобрести, – многозначительно подняла вверх указательный палец Галия. – Завтра тут уже ничего дефицитного не будет. Заходим и сразу расходимся. Набираем всё, что можно. Особенно импортные альбомы с репродукциями, – инструктировала нас она. – Потом будем меняться добычей.
И когда она только успела так поднатореть в этом вопросе? Похоже, на работе ее просветили опытные люди.
Жене удалось погрузить нас в обстановку охоты и азарта. Мы носились от стенда к стенду и, показывая на стопки больших и маленьких изданий, спрашивали: продаётся?
Мне удалось купить шикарного качества альбом репродукций Ренуара. Галия отхватила альбом «Искусство Западной Европы в коллекциях музеев ГДР». Всем что-то попалось, но так, чтобы было чем меняться, набрать не получилось.
Дальше мы уже не спеша стали прохаживаться и изучать выставку, прижимая к себе свою добычу, которая увеличивала удовольствие от её посещения многократно.
Оставаться до самого закрытия выставки не стали и поехали по домам.
– Просто чудесно, – листала Галия прямо в метро альбом репродукций Ренуара, не удержавшись, а я всё боялся, что она его порвёт ненароком, когда поезд слишком резко дёрнется, но лишать её такого удовольствия не решился. Столько радости и восхищения было у неё в глазах…
Утром в четверг напомнил жене про день рождения дочки Руслана, и она пошла искать его адрес, чтобы я дал им телеграмму с поздравлениями от нас.
***
Москва. Старая площадь.
В четверг с самого утра Лукин и Осипов прибыли на доклад к Кожевникову.
– Никита Богданович, – начал Лукин, – допросили вчера Самедова неофициально. Ситуация такая. Он не хотел ничего плохого сделать лично вам, просто вы фигура очень значительная, а ему надо было подставить человека, за которым тоже кто-то есть, вот он и выбрал вас, чтобы уж наверняка…
– Ничего не понял, – остановил его Кожевников. – Кого он хотел подставить и как?
– Журналиста Ивлева. Это его студент бывший, в смысле Ивлев так и учится в МГУ, а Самедов уволился. За ним Захаров стоит, а он этому дурачку Самедовому не по зубам…
– А я тут причём? – не мог понять Кожевников.
– Ну, вы должны были разрушить карьеру Ивлева, когда узнали бы, что он про вас статью пишет. С точки зрения Самедова вы выше Захарова в иерархии, он бы вам не помешал…
– Так… Ивлев, значит… Статью… Спасибо, ребята…
Лукин и Осипов, видя, как Кожевников еле сдерживается, играя желваками, предпочли покинуть его кабинет, но остались в приёмной. Приказ у них был четкий – оказать полное содействие, при необходимости обращаясь к генералу за подмогой. Так что Кожевников сам должен их отпустить.
Только за ними закрылась толстая дверь, как раздался звук удара, видимо, кулаком по столу и отборные ругательства. Кожевников был в ярости. Его помощница осуждающе взглянула на оперативников.
Прошло минут пять, прежде чем Кожевников вышел из кабинета. Лицо его пошло пятнами. Видно было, что он ужасно зол.
– Вы ещё здесь? – рявкнул он на милиционеров.
– Никак нет, – хотели выйти они из приёмной, но он распахнул дверь к себе в кабинет и рукой велел им пройти.
– Значит так, – опёрся он на стол руками, тяжело дыша, – я хочу, чтобы этот махинатор сел. Надолго!
– По какой статье? – уточнил Лукин.
– Ясно, что не по этому делу. Найдите, по какой. Потрясите его ещё раз. Если он такие трюки выделывает, не может он быть чист…
– Трясли уже, – осторожно возразил Лукин. – Если он вчера никого не выдал и ничего не сказал, то сегодня уже, тем более, не сдаст никого. Эффекта неожиданности уже не будет.
– Ищите, – сказал Кожевников тоном, не терпящим возражений. – Был бы человек, а статья найдётся. Заодно, разберитесь, что там за история была в МГУ с первокурсницей и как он после этого у нас тут оказался?
***
Москва.
Приехав к бывшей однокласснице Ирке Голубевой с чемоданом, дорожной сумкой и кучей авосек, Регина, рыдая, рассказала ей и её маме, как родители от неё отказались и из дома выгнали за настоящую любовь.
Девушки дружили когда-то, но после восьмого класса Ира пошла в медучилище, и они с Региной не виделись уже года два или три.
Ира жила с мамой, тётя Мила всегда была женщиной мягкой и доброй. Вот и сейчас её потрясла принципиальность Регининых родителей, которые отвернулись от дочери. Напоив Регину чаем, они постелили ей на раскладном кресле в Ириной комнате.
Не бог весть что, но всё не на вокзале ночевать, – подумала Регина.
***
Москва. Квартира Самедовых.
Женщины были дома одни, когда к ним нагрянула милиция. Важный следователь предъявил Лоле ордер на обыск. Попытки убедить его, что это ошибка, не помогли. Привели понятых, и начался обыск. Лола как раз собиралась идти в садик за младшей дочкой, малышка плохо привыкала и оставалась только на полдня. Растерявшаяся Лола испуганно посмотрела на свекровь, но та сама хваталась за сердце. Понимая, что спасение утопающих дело рук самих утопающих, Лола заявила милиции, что ей надо бежать за ребёнком.
Её отпустили, тем более, что она действительно была уже практически одета, когда они пришли.
Но вместо садика Лола опрометью бросилась к телефон-автомату и только на улице сообразила, что записную книжку с новым телефоном мужа она второпях не взяла. Понимая, что это её единственный шанс попросить кого-нибудь о помощи, она набрала по памяти телефон райкома, где столько лет проработал отец. Ребята помогут… И мужа найдут, и предупредят, чтобы домой не шел. Или как раз надо, чтобы он домой пришел и во всем разобрался? Это же какая-то чудовищная ошибка!
***
Москва. Кабинет второго секретаря Гагаринского райкома КПСС.
– Герман Владленович! Беда! – ворвался в кабинет Володина бледный Гончарук. – Лола Рахмонова звонила, у Самедова в доме обыск.
– Как? Почему?
– Она не знает. Ей ордер предъявили, она сразу звонить побежала. Просила мужа найти и предупредить!
– Во, дела-аа, – ошарашено протянул Володин. – Так… Иван Николаевич, давай срочно Белова сюда. Будем решать, что нам дальше делать.
Белов появился очень быстро. А пока его ждали, Володин попросил Гончарука набрать Самедову на рабочий телефон из ближайшего автомата.
– У Самедова обыск на квартире, – сразу выложил Белову Володин. – Что у него могут найти?
– Да что угодно, – растерянно уставился на того Белов. – Деньги, цацки, откуда я знаю, куда он деньги девал?
– И где он их держал?
Белов развёл руками.
– Самедов трубку не взял, – начиная паниковать, сообщил, вернувшись, Гончарук. – Что будем делать?
– Собственно, вариантов всего два, – схватившись за голову, ответил Володин. – Или он деньги держал в квартире, или на даче. Их не должны найти! Учитывая, какой может быть сумма, это вышка. И чтобы ее избежать, он нас всех сдаст! Только бы не в квартире!
***