Ревизор: возвращение в СССР 25

Глава 18

***

Москва. Школа № 378.

Сидя на работе, Нина Георгиевна Быстрова выбирала, кому же из родителей учеников школы, где она директорствовала, ей позвонить? Было несколько человек среди большого начальства, которым она помогла за последние годы. Что ей только не приходилось покрывать из шалостей их детишек! В том числе и такое, что однозначно привело бы их в детскую комнату милиции.

Вот и пришло время обратиться за ответной услугой, – подумала она, набирая рабочий номер одного из них и объяснила помощнице, кто она. Сразу только, наученная опытом, попросила её сказать, что с ребёнком её начальника всё в порядке, чтобы человек зря не пугался, что ему директор школы звонит.

– Здравствуйте, Нина Георгиевна, – тут же бросил все свои дела чиновник. – Рад вас слышать.

– Добрый день. Не могли бы вы мне помочь в одном щекотливом деле? – начала она. – Дело в том, что у нас учится мальчик одного человека, он в Верховном Совете работает. Так вот, ребёнок не появляется в школе. Домой им я дозвониться не могу. Рабочий номер отца у меня только старый, ещё когда он в МГУ работал, а нового нет. Не хотелось бы лишний шум поднимать, а то скажется ещё на карьере. Вы меня понимаете? Мне бы его новый номер телефона узнать.

– Конечно, Нина Георгиевна, что за вопрос, помогу, конечно! Диктуйте.

Как она и рассчитывала, родитель охотно согласился ей помочь. Ему очень импонировало, что директор школы пытается решать щекотливые вопросы тихо, не поднимая волны. Мало ли с его ребенком снова случится какая оказия... Вот таким и должен быть правильный директор школы! Понимающим, что большому человеку, занятому делами огромной страны, недосуг самому заниматься воспитанием ребенка, вот и бывают некоторые недоразумения.

***

Москва. Обувная фабрика «Красный октябрь».

По окончании лекции ко мне подошла главбух и, глядя вопросительно на Сорокину, пригласила нас в бухгалтерию на чай.

Рядом притормаживали любопытные работники завода послушать, о чём мы говорим.

Подошёл Маркин и протянул мне руку.

– Это наш главный инженер Михаил Дмитриевич, – представила мне его Сорокина.

– Михаил Дмитриевич, пойдёмте с нами ко мне в бухгалтерию, – тут же пригласила его главбух. – Павел так интересно рассказывал про довольно сложные темы, – вполне искренне похвалила она меня. – А на каком факультете вы в МГУ учитесь, если не секрет?

– На экономическом, – еле сдержался я, чтобы не рассмеяться.

– Вот, это очень заметно, – с серьёзным видом ответила Елизавета Романовна. – Не уделите мне немного времени? Хотелось бы поговорить о новых методах бухгалтерского учета, которые вы сейчас изучаете…

– О! Тогда не буду вам мешать, – округлила испуганно глаза Сорокина и попрощалась со мной, улыбнувшись первый раз за всё время.

– Михаил Дмитриевич, поздравляю, – переключился я на Маркина. – За короткий срок вы умудрились столько сделать, – специально погромче произнёс я, чтоб всем, кто стоял рядом, хорошо было слышно. – По сравнению с тем, что мне рассказывали об этой фабрике однокурсники, и что я сегодня сам увидел, это небо и земля. А главное, люди заметно воспряли духом. Поздравляю вас ещё раз.

– Да ладно, – смутился он. – Это всё новое руководство…

– Причём тут новое руководство? Ему только в дела вникнуть месяца три надо, – возразила ему на полном серьёзе главбух. – Так что, не скромничайте, Михаил Дмитриевич. Пойдёмте ко мне в бухгалтерию, – пригласила она нас с Маркиным.

Мы пошли втроём на выход из зала под любопытными взглядами сотрудников. Ну, теперь никто не скажет, что я непонятно как тут оказался, и непонятно что тут делал.

За закрытыми дверями начали говорить уже откровенно.

– Это что за выступление сегодня было? – настороженно спросил меня Маркин.

– Лекция от общества «Знание», – как ни в чём не бывало ответил я.

– Зачем? – с подозрением смотрел он на меня.

– Чтобы легализовать свое присутствие на фабрике, – как о само собой разумеющемся ответил я. – Через пару месяцев никто не вспомнит, когда именно меня здесь видел, но точно вспомнит, что я здесь лекцию читал. А перед этим комсорг Сорокина меня по фабрике с экскурсией водила.

– Это вы так себе задницу прикрываете? – дошло, наконец, до Маркина.

– Можно и так сказать, – согласился я. – И вас призываю тоже озаботиться своей безопасностью очень серьёзно. Документы содержать в идеальном порядке. Не лениться! Лучше лишний раз сейф открыть-закрыть, чтобы никто посторонний даже возможности не имел сунуть свой нос, куда не надо. А лучше держать в личной сумке все документы, которые не стоит видеть посторонним и, тем более, ОБХСС. Обычно, ордер не выписывают сразу на всё, и на обыск помещений фабрики, и на досмотр личных вещей сотрудников, этим можно воспользоваться, но только один раз. Потом они будут умнее, если это поймут, надо сделать так, чтобы не поняли. То есть, объём документов не должен быть настолько большим, чтобы привлечь к себе внимание.

– Мне каждый день носить домой эту сумку? – уточнила главбух.

– Нет. Зачем? Это если проверка пришла, тогда вы с ней домой и уйдете. Там, кроме документов, реально личные вещи должны быть, обувь сменная, женские дела какие-нибудь… Чтобы сотрудник только открыл сумку, а вы ему сразу: стоп, это личное!

– А, поняла, – кивнула она головой.

– Далее, друзья, никому не доверять, даже мужу или жене ничего не говорить. Деньги тратить очень осторожно. Правда, есть сферы, где можно сильно себя не ограничивать, это медицинское обслуживание, лечение и лекарства, и образование своё и детей. Никто не будет выяснять, сколько вы потратили на репетитора, и сколько сунули доктору за отдельную палату. Ещё что? Никто не проверит, что вы кушаете, и как, и где вы отдыхаете. Но и здесь надо стремиться обходиться без излишеств. Поверьте, мир тесен до безобразия. Представьте себе ситуацию, супруг Елизаветы Романовны в гаражах выпил с мужиками и рассказал им, что они летят с женой на выходные отдохнуть на море. А кто-то из собутыльников придёт домой и жене расскажет, мол, представляешь, как люди живут! Нам бы раз в пять лет на две недели на море на отдых накопить дикарем, в палатке пожить, а они просто на выходные летают, и, видимо, часто. А у той сестра в милиции работает. И всё, конец веревочки.

– От случайностей никто не застрахован, – прокомментировал моё выступление Маркин.

– Конечно, – согласился я. – Поэтому не надо добавлять к ним ещё и закономерности. А небрежность в нашем деле ведёт к закономерным провалам. Я же к чему это всё говорю? Не для того, чтобы вас запугать. А чтобы призвать к осторожности, самодисциплине и бдительности. Мало ли, кто-то контроль потеряет и во все тяжкие пустится, деньгами сорить начнёт, любовниц менять, или, вообще, в запой уйдёт. Женщины этим редко страдают, а у мужчин бывает, и вот это – зона особого риска, – многозначительно посмотрел я на Елизавету Романовну. – Мы своих коллег, в такой ситуации, без присмотра оставлять не должны, в таком случае, сразу следует известить старших коллег о происходящем.

– Ну, это уже ни в какие ворота! – возмущённо ответил Маркин. – Доносительством друг на друга заниматься?!

– Мы с вами все в одной упряжке, – строго посмотрел я на него. – Если один из нас в пропасть сорвётся, то всех за собой утянет. Поэтому все друг за другом присматриваем. Короче, если вам в какой-то момент что-то из этих мер безопасности покажется слишком трудоёмким и хлопотным, или неприличным и непорядочным, или захочется обидеться на того, кто вас подстраховал в момент, когда вы вразнос пошли, просто, представьте себя в тюрьме или на зоне… Или, вообще, у стенки! И сразу всё пройдёт.

Может, довольно жёстко, Елизавета Романовна вон, даже, побледнела, но что делать, если до некоторых по-другому не доходит.

На этом я лекцию для узкого круга закончил. А то Маркин прямо пятнами пошёл от возмущения. Понять его, с одной стороны, можно. В СССР доносительство считалось высшим проявлением ничтожности натуры. Но и мы тут не козла забиваем, где самое страшное – щелбан получить в лоб.

Допил чай, уже не говоря о делах, и оставил их обдумывать мои слова.

Первая фабрика за последние несколько месяцев, с которой ушел вообще без подарка. Может, Сорокиной что и поручили подарить, но мы же с ней расстались перед бухгалтерией. Как хорошо, что мне от отсутствия этого подарка ни холодно, ни жарко.

***

Москва. Лубянка.

– Николай Алексеевич, разрешите? – вошёл в кабинет к зампреду Вавилову полковник Воронин.

– Проходи, Павел Евгеньевич, – протянул зампред ему руку.

– У нас «Скворец» опять жару даёт, – с досадой доложил полковник. – Отказывается контактировать с резидентурой за границей из соображений безопасности. Вернусь в СССР, говорит, и расскажу, что удалось узнать.

– Это что ещё за новости? – удивился Вавилов. – Это кто ж её с панталыку-то сбивает?

– Если вы о подполковнике ГРУ Гончарове, то боюсь все же, что это не самая подходящая кандидатура, – проговорил Воронин. – Это же переходит все границы уже мыслимые. Это настоящий саботаж! Ради чего ему так рисковать? Ненависть к КГБ? Я посмотрел его досье. Никаких проблем с нами. Да даже деда или бабку его не посадили и в Сибирь не сослали. Ради кого тогда ему так стараться? Ради сестры соседа? Подумал было, что любовница она его. Но нет, совсем не похоже. Ни разу их вместе не видели негде. Да и разница в возрасте слишком большая, так что нельзя говорить и о вдруг вспыхнувшей любви. А если о материальном стимуле говорить, то дать ему «Скворцу» совсем нечего … Что он, сто рублей ей подарит, что ли, со своей зарплаты? Так она жена сына долларового миллионера.

– Согласен, – задумчиво ответил зампред. – Но кто же нам так агента обработал?.. Ищите, Павел Евгеньевич, ищите. Надо понять, кто ей такие советы даёт, что выгодны агенту, а не КГБ.

– Так а что делать с её условиями? – спросил Воронин. – Соглашаться или нет?

– Естественно, соглашаться. Можно подумать, у нас выбор есть. Начнём давить, уедет и не вернётся в СССР! Забыли вердикт психолога? Агента потеряем… А ещё трепать про нас языком может начать. Она девушка мстительная, иначе бы по мафии из автомата не стреляла.

– Понял, товарищ генерал, – ответил полковник и вернулся к себе в кабинет.

Там его ждал рапорт о результатах прослушки квартиры Ивлева. Всё как всегда, жена, дети, родители… День рождения. Но момент с участием в радиопередаче родственницы Ивлева очень заинтересовал полковника. И навёл на одну мысль… В случае удачи с ее реализацией зампред этого не забудет. А возможности провала мизерны…Что, если самому Павлу Ивлеву устроить выступления по радио? Язык у него хорошо подвешен, и сказать всегда есть что. В той же редакции детских и юношеских программ пусть выступает, влияет на умы, так сказать, подрастающего поколения. Если уж он у нас генералов слушать внимательно, то, что говорит, заставляет, то что про детей говорить? А ведь каждое его выступление по радио галочкой пойдёт в отчетность по работе самого полковника… Идеологическое воспитание советской молодежи в духе отрицания западных навязываемых ценностей.

Надо Румянцеву поручить обработать Ивлева, чтобы согласился. И намекнуть, что, если получится, майорские погоны поскорее получит. И так давать нужно, хорошо работает, вопросов нет.

***

Святославль.

– Вызывали, Александр Викторович? – с опаской заглянул к Шанцеву в кабинет председатель жилищной комиссии Святославского Горисполкома Щербаков.

– О, Кирилл Иванович, проходи, проходи. Дело есть на сто рублей, – протянул ему руку Шанцев. – Посоветуй, как можно людям помочь?

Шанцев принялся пересказывать ему историю семьи Якубовых.

– Понимаешь, они не хотят с ней скандалить и судиться. К чему всё это? Баба дура, конечно, но семья сына у нас в городе живёт. К чему им такая дурная слава, что они на мать одинокую в суд подали? Надо объяснить ей, что лучше прописать внучку и согласиться на размен, иначе только хуже будет… Короче, посмотри, Кирилл Иванович, что можно сделать? Надо людям помочь…

– Как, говорите, фамилия сына? – уточнил ещё раз начальник жилкомиссии и записал её себе в блокнот. – Проверю сейчас, принёс он уже заявление или нет. Думаю, найдём мы подход к этой строптивой гражданке.

– Спасибо, Кирилл Иванович. Не стесняйтесь, действуйте при необходимости строго. Главное – результат.

***

Вернулся с фабрики домой, а мне Ирина Леонидовна сообщила, что Сатчан ждёт звонка. Тут же ему и перезвонил. Он попросил разрешения не только для одного гостя, как договаривались, но ещё и для тестя своего в гости приехать, мол, тот тоже загорелся посмотреть, как это всё вживую выглядит.

– Конечно, – согласился я, и, как только положил трубку, взялся за пылесос.

Не то, чтобы у нас было грязно, но решил прибраться, пока дети спят на балконе.

Галие звонить не стал, про одного гостя я её уже и так предупредил, а где один, там и двое. Нам ли привыкать! И как же мне это нравится! Самый страшный дом – пустой… Как бы он не был богато отделан, а если там гостей нет, то и жить в нем будет тоскливо. С кем поговорить, с кем чай попить, кости перемыть знакомым, в конце концов, немного, кто без этого греха? С люстрой хрустальной за несусветные бабки купленной?

Они приехали вдвоём, два важных человека. Министр Аверин и Петров Иван Васильевич. Терпеливо ждали, стоя босиком у меня в прихожей, пока я им гостевые тапки выдам. Так потешно! Где ещё увидишь министра в одних носках?

Галия уже была дома, принарядилась слегка, смущаясь, поздоровалась, и скрылась на кухне, готовить стол к чаепитию.

Второй наш гость хоть и не сказал, где работает, когда представлялся, но по нему было видно, что пост он занимает очень ответственный. Видно у человека по взгляду, когда он привык постоянно отдавать распоряжения и указания... И как он сейчас сдерживается, пытаясь изобразить обычного советского гражданина…

Начал для них экскурсию с ближайшего санузла. Открыл сразу обе двери и в ванную, и в туалет, дал им время осмотреться и обсудить. Министр Аверин пришёл с каталогом, что я Сатчану выделил, и прикидывал вместе с Иваном Васильевичем, как будет смотреться вживую та или иная плитка из нарисованных.

Галия всё приготовила и присоединилась к нам.

– Прошу обернуться, – показал я на шкаф-купе за их спинами.

– Интересная конструкция, – оживился Иван Васильевич, начав, наконец, проявлять человеческие черты, сдвигая дверцы туда-сюда.

Тут в нашей спальне заплакал кто-то из мальчишек и Галия умчалась на помощь Ирине Леонидовне.

– Это кто ж до такого додумался? – спросил министр.

– Тесть мой, – ответил я. – Он пожарный, дежурит сутки через трое, времени свободного много, вот и изобретает. – Там ещё в коридоре такой же шкаф, но на три створки.

– Эх, богата земля наша Кулибиными, – восхитился министр. – Пошли, Сань, посмотрим.

Так-так, Саня, значит, Александр… По укоризненному взгляду Петрова, который он кинул на смутившегося Аверина, понял, что для него важно оставаться инкогнито, поэтому сделал вид, что не обратил на оплошность министра внимания и повёл их ко второму шкафу.

Там они ещё немного позависали, двигая створки и вспоминая при этом с улыбками что-то, только им двоим понятное. Старался не прислушиваться, но всё равно…

– Это ж только приведи сюда жену и покажи этот ремонт, придётся опять все в квартире переделывать. – рассуждал вслух Иван Васильевич. – А так бы ещё лет пять пожить спокойно можно было б, а то и десять. То же самое с каталогом этим плиточным… Значит, я его ей и не покажу. Плитку привезти, сколько нужно, и можно обойтись только ремонтом в ванной комнате.

– Не говори, только начнешь ремонт и уже не остановиться. Никакого отдыха, ни в личной жизни, ни в больничной, – балагурил министр Аверин.

Потом я их повёл в дальний санузел. По дороге мы прошли мимо моего кабинета. Они на мгновение оба остановились, заглядывая внутрь через открытую дверь и я пригласил их зайти, раз уж им так интересно.

Мнимого Ивана Васильевича заинтересовали книги на полке в моём шкафу. Спросив разрешения, он начал их просматривать. Наткнувшись на автограф маршала Жукова в его мемуарах, он протянул двумя руками открытую книгу министру Аверину.

– Коль, глянь, что тут, – стараясь не показывать своего удивления, проговорил он.

– Ничего себе, – откровенно удивился Николай Алексеевич. – Автограф маршала? Очень любопытно…

Правда, спрашивать, где достал, не стали. И я сам трепаться не стал.

На кухню мы вышли только минут через пятнадцать. Галия, пока мы путешествовали по квартире, догадалась чайник на маленьком огне оставить, чтобы горячим всё время был. Умница! Налил нам всем троим чай.

Все разговоры за столом были о ремонте. Кто делал? Как делал? Сколько времени? Рассказал, что мы выезжали из квартиры на время ремонта.

– Вообще, это очень хлопотное мероприятие, – признался я. – Надеюсь, хотя бы, лет десять к этой теме не возвращаться.

Тут раздался стук в дверь. Это оказался Валентин с пятого этажа с семьёй. Он, жена и дочка с сыном школьного возраста стояли передо мной в ожидании чего-то.

– Вот, – протянул мне кочан капусты приличных размеров Валентин. Я удивился, но взял. Мало ли, Галия им одалживала? Но следующие слова эту схему опровергли. – Можно нам панду посмотреть? Бамбука, понятное дело, у нас нет, но, может, панда привыкнет к капусте?

– Панда… Ах, панда, – поджал я губы, чтобы не заржать.

Понятно, продолжение истории с медведем… Вот уже богатая фантазия у жителей нашего подъезда. И что мне им сказать? – думал я, взвешивая в руке кочан капусты. Килограмма на полтора-два потянет…

Тут Галия вышла из спальни с Фросей на руках, кивнула соседям и шмыгнула в туалет, на лоток котёнка понесла. Нам от двери видно было только комок белого цвета. Непонятно, что это кошка. Дети Валентина восторженно выдохнули.

– Панда ещё маленькая совсем, – соврал я. – Её нельзя показывать, нервничает сильно, сдохнет ещё. Жена с ней носится днем и ночью, успокаивает, вон, с рук не спускает. А бамбука у нас целый большой ящик, так что не беспокойтесь, – протянул я им обратно капусту. – Подрастёт, тогда уже покажем.

Они ушли с разочарованными лицами. А что мне было ещё делать? Вернулся на кухню к гостям. Вышла Галия с котёнком.

– Дорогая, у кошки новое имя, – сказал я, – с этого момента её зовут Панда.

– Почему? – удивилась она.

– Так надо, дорогая, – едва сдерживая улыбку, сказал я.

– Ну, хорошо, – обвела она меня и гостей недоумённым взглядом. – Панда, так Панда.

Министр с Иваном Васильевичем удивленно переглядывались между собой. Ну да, сюр какой-то. Какие-то люди заглянули, уверенные, что у меня есть панда, да и я этого не пытался отрицать, а потом кошку велел жене так назвать. Такое ощущение, что смотришь какой-то фильм, из разряда не для всех, и чувствуешь, что потихоньку сходишь с ума под восторженные причмокивания знакомого искусствоведа, который якобы все там сам понимает.

Попытаться им объяснить? Нет, придется генерала Балдина вмешивать. А откуда я знаю, где он с ними пересекался или еще пересечется? Это как бы не совсем нормально просто знакомому пацану, не родственнику, антикварный стол дарить на восемнадцать лет. Могут его в коррупции заподозрить какой, раз так деньгами разбрасывается. Тем более, когда в гостях у меня человек, который чужим именем назвался. Явно не директор филармонии. Нет, так спасибо генералу Балдину за щедрый подарок я сказать не готов… Я ему лучше тоже на день рождения что-нибудь крутое подарю, чтобы в долгу не оставаться…

Провожал их один, Галия в самом конце выскочила ненадолго, попрощалась и вернулась к Ирине Леонидовне. Они как раз детей купать собрались.

У лифта пока стояли, пешком поднялся Костян Брагин, остановился за одну ступеньку до лестничной площадки, с опаской поглядывая на моих гостей. Ну да, у него глаз с таким отцом наметан на ВИП-персон. Наверняка и костюмы оценил, и пальто, и обувку импортную. Поздоровался с ним за руку и кивнул на приоткрытую дверь в квартиру, мол, проходи, располагайся, я сейчас.

Гостей проводил, они уехали, и я вернулся в квартиру. Костян уже сидел сиротливо за столом на кухне. Налил нам чаю.

– Самедова из Верховного Совета уволили, – с ошарашенным видом сообщил он мне без каких-либо предисловий. – Ильдар сказал, на Старой площади все новость в курилках обсуждают, никто ничего понять толком не может.

– О как!

– Да! Говорят, за полярный круг отправили, в Тикси. Я посмотрел, это Якутия, берег моря Лаптевых! Представляешь?

– Н-да… Повезло, так повезло, – задумался я.

– Ладно, я побежал, – поднялся Брагин и я проводил его.

Так, так. Самедов, значит, в Тикси поехал, сто процентов, что это ему наказание от Кожевникова прилетело за всё хорошее. Ну что же, и поделом… Еще легко отделался, что за решетку не попал за такие проделки. Васе, значит, майора в благодарность дали… Судя по всему, Кожевников на решения скор, и ресурс у него, как и следовало ожидать на такой должности, огромен. А меня, получается, он осознанно проигнорировал? Мне, в принципе, и не надо от него ничего, но сам факт неприятен. Зажал награду… К чему бы это? Ай, ладно, пошёл он лесом, не обеднею! Хмыкнул, вспомнив, что и на обувном заводе подарок пожалели тоже. Значит, сегодня у меня – день зажатых подарков! С праздником, Пашка!