Рейс

Глава третья АЗИМУТ ХОРУНЖЕГО

В самой низкой точке заката красное и туманное, как клюквенный морс, солнце скатывалось в океан так быстро, что при желании можно было уловить его движение. А обладая чуточкой воображения, и представить, что оно погружается в воду так стремительно оттого, что устало к вечеру от своей собственной нестерпимой дневной жары.

Родом из Ебурга (так местная молодежь называет город Екатеринбург), где он провел детство, отрочество и юность, он не привык к жаре. Не любил ее. Но еще больше он не любил кондиционеры, особенно в молах и супермаркетах, искренне не понимая, как все эти Гаргантюа и Пантагрюэли обоих полов (а количество безразмерных людей всех цветов и оттенков в Лос-Анджелесе, как и в остальной Америке, на его взгляд, зашкаливало) передвигаются в шортах и майках по длинному, как взлетная полоса, колбасно-ветчинному отделу, в котором впору было надевать валенки и ушанку.

На своей яхте «Азимут 55С» стоимостью в полтора миллиона долларов, где он жил уже около года, снимая паркоместо в Марине-дель-Рей, что на полпути от аэропорта LAX в Санта-Монику, Сергей включал кондиционер всего два раза. Первый раз в самом начале, когда капитан с бородкой морского волка, но без трубки в зубах, обучавший его основным премудростям судовождения за четыреста долларов в сутки, сразу потребовал включить кондиционер хотя бы в каюте. Второй случился сегодня, когда кондиционер в гостиной включила Галя (если ее действительно так зовут).

Сорокадвухлетний Сергей Алехин, бывший мент, три года возглавляющий негласный список разыскиваемых интерполом уголовного мира, а ныне Григорий Хорунжий, украинский бизнесмен-эмигрант, уже начинал отвыкать от своего настоящего имени, поэтому нисколько не удивился бы, если бы Галя оказалась Таней или Полей. Хотя мысль эта вселяла в него ужас. Тогда все его планы рушились, и Смерть снова маячила где-то рядом.

Он стоял, опершись обеими руками о раковину коньячного цвета в ванной комнате размером больше его первой собственной квартиры. Абсолютно голый, он пристально всматривался во вмонтированное над раковиной зеркало. Алехин разглядывал себя так, что со стороны могло показаться, будто пытается обнаружить на своем жилистом загорелом поджаром теле какой-то едва заметный изъян — и никак не может его найти. Торс Алехина напоминал стиральную доску, на которой местами бугрились канатные узлы мышц и отсутствовали даже мельчайшие жировые складки. Интерьер яхтенной ванной состоял из приземистой мебели, сработанной из тика разных оттенков, от светло-бежевого до темно-коричневого. Коротко стриженный, с короткими усами и бородой, чуть длиннее стандартной в телерекламе мужественной двухнедельной щетины, с ровными чертами лица и тонкими губами — Алехин в одежде не выглядел атлетом. И лицо его было совсем незапоминающимся, разве что искривленный, чуть приплюснутый, как у боксера, нос и небольшой светлый шрам в нижней части левой щеки.

Его замершие в одной точке глаза, казалось, смотрели не на собственное отражение, а куда-то внутрь, в глубь зеркального стекла. Там он пытался увидеть Лену и девочек, но разглядел только их туманные, исчезающие, словно растворяющиеся в вязком синем воздухе, силуэты.

«Неужели все-таки п…дец? — подумал он. — Если так, то как они меня вычислили? Как?»

Алехин закрыл глаза и напряг руки. Он обхватил себя за плечи и, сжав их, представил, что обнимает Лену и пытается ощутить всем телом ее тепло и вдохнуть ее запах, который он, как ни силился, вспомнить не мог… В эту минуту стоявшая у пирса по соседству огромная яхта одного известного российского киноартиста, похожая на двухэтажный дом, завелась и, слегка покачиваясь, стала отходить от причала.

Алехин видел его пару раз. Чернявый, приветливый, узнаваемый, артист редко наведывался в Лос-Анджелес. В его отсутствие на гигантском судне жила девушка лет двадцати. Подружка? Любовница? Дочь?..

«Блин, о чем я думаю?..» — Алехин встряхнулся. Пора было возвращаться в спальню, где Галя, включившая кондиционер на полную катушку, лежа в его халате на кровати-аэродроме, листала пультом телепрограммы на огромном, во всю стену, экране.

Все эти три года Алехин ни на секунду не забывал о том, что, помимо его жены и детей, с ним желали (возможно, даже более страстно) повидаться очень плохие парни, у которых были серьезные счеты с беглым обладателем теперь уже пятидесяти шести из шестидесяти двух миллионов долларов из их бесследно исчезнувшего три года назад в приграничных псковских лесах общака.

За эти три года он исколесил полмира. Одна за другой менялись страны — Кипр, Германия, Камбоджа, Мексика… И вот последний приют беглеца — Марина-дель-Рей, похожая на огромную лагуну с золотым песком, пальмами и мачтами сотен яхт, нашедших пристанище в гигантской бухте. Здесь уже почти год он не чувствовал никаких тревожных «уколов», никаких признаков опасности, но все равно не позволял себе расслабиться. Он не мог иначе. Не мог не только вызвать к себе жену и дочерей, но даже просто позвонить. Не мог подвергать их жизни смертельной опасности, не убедившись окончательно, что погоня сбилась со следа.

Стоянка яхты длиной больше сорока пяти футов (его была около пятидесяти пяти) обходилась в три штуки долларов в месяц. Но и по этой цене снять место было практически невозможно. Их просто не было. Менеджер яхтпаркинга смуглая девушка Алиша с улыбкой шире, чем у Джулии Робертс, и юмором острее, чем у персонажей Вупи Голдберг, пошла ему навстречу без требования поручительств и надежной кредитной истории. Он заплатил налом за год вперед, и место нашлось. Алиша лично провела его к месту на пирсе и на следующий вечер, после работы, зашла к нему — справиться, все ли устраивает. И задержалась до утра.

Он жил под легендой одинокого человека и со временем полностью вжился в роль. Для полноты и достоверности образа следовало бы еще завести лабрадора или золотистого ретривера, но Алехин не хотел светиться, прогуливаясь, как многие местные собачники, вдоль главного канала марины. Да и зачем ему собака? Он сам Бульдог. По крайней мере, очень долго служил на этой должности — и в отличие от прежнего имени, это, намертво приставшее к нему когда-то в другой жизни, прозвище не мог забыть, сколько бы раз ни менял паспорта и банковские реквизиты.

Месяц назад, впервые за три года, слушая шорох прибоя и шелест пальм, Алехин наконец даже не поверил, а нутром почувствовал, что его тянувшийся из далекой России след начал замерзать. И, взвесив все «за» и «против», связался через доверенного посредника с Лондоном.

Он все рассчитал до мельчайших деталей — он и Лена с детьми летели на Самуи в разные дни разными рейсами, зарезервировав разные отели. Они должны лететь сегодня, он — послезавтра. И вот его прекрасный foolproof[4] план начинает сыпаться, еще не начавшись? Пока не выяснит, что это за Галя и кто может за ней стоять, он просто не имел права никуда лететь.

Галю Алехин подцепил абсолютно случайно. В баре отеля «Ритц Карлтон», недалеко от марины, куда открыт доступ для всех и где был камин высотой в человеческий рост и уютные глубокие диваны с красно-желтыми накидками. Вернее, что гораздо хуже, она подцепила его. Ясно было одно: Галя не была похожа на проститутку, что еще больше настораживало. Девушку по вызову в Лос-Анджелесе, впрочем, как и везде, опытный глаз русского опера Алехина мог распознать с первого взгляда.

Однажды, больше из любопытства, чем от одиночества, Алехин позвонил в escort service[5]. Предварительно убедившись, что номер начинается на «310» (префикс Беверли-Хиллс), он сказал:

— I need a good-looking Russian-speaking girl.

— Bilinguals are sixty-five dollars extra[6], — проинформировал мужской голос на том конце.

— Sixty-five only? — уточнил Алехин. — Not seventy-five?

— No, sir. Sixty-five only, — подтвердила трубка. — For you, sir.

— Ok, then go fuck yourself.

— Sir! Sir! You misunderstood me. For you…

— Ok. Write down my address…[7]

В разговорном английском за год в Калифорнии он «наблатыкался» вполне, правда, и база у него была неплохая: Алехин учился в спецшколе № 13 Ебурга, знаменитой на всю Россию тем, что в свое время английский там преподавали лучше, чем в МГИМО. И не по одним только советским учебникам. В удивительной школе тогда работали еще более удивительные преподаватели из тех самых белоэмигрантских «шанхайцев», которые выросли в Китае и потом, после смерти Сталина, имели неосторожность вернуться на историческую родину, а родина их дальше Урала не пустила. Может, так и к лучшему. Могли бы к стенке поставить. Сережин учитель английского языка Юрий Петрович Бородин вырос в Шанхае в семье белоэмигрантов и с рождения говорил на трех языках: китайском, английском и русском. Его семья осела в тогдашнем Свердловске. В 60-х Бородин устроился учителем в школу и начал обучать детей родному английскому. Неудивительно, что у многих, включая Сережу, английский в исполнении Бородина стал любимым предметом. На уроках и вне класса Юрий Петрович разговаривал с учениками только по-английски. Ни одного русского слова. Никогда. Словно преподаватель, который при желании мог процитировать весь «Серебряный век» русской поэзии, не знал и не понимал русского. Классические драмы Шекспира его ученики с удовольствием заучивали на оригинальном шекспировском языке! Для этого в школе был создан целый английский театр. Репетиции перемежались с классами сценической речи и уроками настоящего классического фехтования — от того же Бородина. Каждый год в апреле — мае устраивались театральные фестивали. Сережа Алехин так увлекся театром, что всерьез подумывал о том, чтобы после школы податься в артисты. Алехин на всю жизнь запомнил, как мечтал сыграть Ромео. Правда, не только из-за своего увлечения языком, но и потому, что был влюблен в Марину Авдееву — Джульетту. Однако, увы, ему досталась тогда лишь роль Джеффри Хиггинса в «Укрощении строптивой». Сердце его разбилось, как тогда казалось, навсегда. В любом случае, на сценической карьере был поставлен жирный крест. Вот так — хоть упустил Джульетту и не стал артистом, зато любовь к английскому сохранил навсегда.

Исколотый татуировками худой филиппинец привез модель-неудачницу.

— You can’t have sex with our girls, Mister. We’re a registered legal business, we don’t want problems[8], — скороговоркой пробормотал он обязательную ритуальную мантру и, взяв депозит, уехал.

Общение с проституткой на полчаса вернуло Алехина в его прежнюю жизнь и профессию, по которым он иногда испытывал нечто вроде ностальгии.

— Тебя как зовут-то?

— Снежана.

Алехин брезгливо поморщился. Он ждал чего-то подобного — Снежаны-Анжелы-Кристины.

— Давай без творческих псевдонимов.

— Анжелой меня зовут по паспорту, — соврала моделька и скосила глаза в угол.

Оба засмеялись.

Дальше в ходе разведопроса с пристрастием уже в популярном клубе «Солт» на свет вылезла нехитрая история. Девушка сама из Зеленогорска, подруга познакомилась в Интернете с амером и переехала сюда, сделала ей вызов, получила отказ, но тут отменили визы в Мексику, и она взяла билет до Тихуаны. Осветлила волосы, чтобы на границе не цеплялись; подружка и ввезла ее через Сан-Диего — две блондинки на хорошей машине, — никто не остановил.

Врет, понял Алехин, должны были ID в любом случае спросить. Потом у Анжелы все было хреново — актерского таланта не обнаружилось, за массовки студии платят пятьдесят долларов в день, а на это не прожить.

— Да, нет повести печальнее на свете, чем повесть о минете в туалете, — закрыл тему Алехин.

Расстались они друзьями. Алехин наградил ее сотней сверху. Она, слава богу, не наградила его ничем. Проституток подполковник больше не вызывал и ругал себя нещадно, что ради тупого мужского каприза так подставился. Хорошо, что все обошлось.

И вот теперь черт его дернул вляпаться с Галиной.

Она сидела в баре в углу, недалеко от рояля, за которым одетый в какой-то голливудский реквизит, от ботинок до бабочки, тапер, зализанный под Фрэнка Синатру, отвязно импровизировал. На вид ей было около тридцати, возможно, больше. Светлые волосы, коротко стриженные. Белая, расстегнутая до грудной цензурки блузка, джинсики с дырками на коленях. Губы тонкие, ненакрашенные, и тоненький чуть задранный вверх, как у мальчишки, носик. Она окинула взглядом бар, посмотрела на часы, заказала себе еще одну Frozen Margarita[9] и вновь огляделась. Ее взгляд задержался на нем — смуглом незнакомце в солнечных очках, натянутой на брови бейсболке Clippers, c аккуратными усами и бородкой. (В прошлой жизни Алехин ни бороды, ни усов не носил, но теперь, отпустив их, типа, для конспирации, привык и даже считал, что растительность на лице ему идет.)

Под нарочито изломанный тапером ритм Strangers In The Night[10] она встала, подошла к его столику и, улыбаясь, спросила с акцентом стюардессы на рейсе «Аэрофлота»:

— Pardon me, please, sir. Аre you Andrew?

— No. Why? — ответил Алехин практически без акцента.

— Oh, sorry… I am to have a blind date here with a guy named Andrew and he is like not showing up.

— Ok. No problem at all. Why don’t you call him then?

— I did. His phone is dead. But thanks so much. I am sorry for misunderstanding. Have a great day.

— You too[11].

Она вернулась к своему столику. Позвонила еще раз куда-то. Не дозвонилась и вновь принялась за растаявшую «Маргариту».

Алехин прикончил свой «Джемисон» и поднялся, чтобы уйти, но тут мент внутри его задал вопросы, на которые у него не было ответа. Сердце заныло, голова заболела. Алехин сел и заказал себе stoly on the rocks[12].

Эндрю все не появлялся. Девушка больше не звонила, а пила уже третью «Маргариту», ни разу не взглянув на него.

Алехин напрягся, понял, что не может уйти, не выяснив все до конца. После всех предосторожностей лететь в Таиланд на встречу с женой и детьми — с «хвостом»? До долгожданного рейса — два дня. Разобраться надо сейчас, подумал он. Вызвать огонь на себя. То, что она не проститутка, Алехин понял с первого взгляда. Роста невысокого. Ненакрашенная. Глаза веселые, взгляд немного застенчивый. Улыбка с неровными зубками, но открытая и искренняя. Такие девчонки-травести в их школьном театре играли Тома Сойера. Появись сейчас Эндрю — нет вопросов… Эндрю не появлялся, а девушка не уходила.

— Извините, — сказал по-русски Алехин, приложив ладонь к бейсболке и улыбнувшись. — Похоже, Эндрю не придет. Могу я присесть и угостить вас?

Последующие два часа в баре и полчаса в постели в каюте «Азимута 55С» ясности не прибавили.

Галя вела себя вполне непринужденно, то есть реалистично стонала, вскрикивала в правильных местах и кончала от души. Родом из Хабаровска, она приехала в Америку с подругой, музыкантшей и лесбиянкой. Они вместе прожили шесть лет. Потом подруга изменила ей с виолончелисткой из эмигрантского квартета, где играла на скрипке. Галя уверяла, что сама она не лесбиянка, а просто «влюбляется в человека, а не в женщину или в мужчину». История хорошая, оригинальная, непридуманная или, наоборот, придуманная очень убедительно. Из своего опыта Алехин знал, что легенды преступников с артистическими данными и воображением, как и, наверное, легенды шпионов, да и самого сегодняшнего Алехина, должны изобиловать маленькими, на первый взгляд, незначительными деталями, например про грудь, в которой, как она объяснила ему в самом начале постельного получаса, у нее нет эрогенных зон, «и настраивать приемник таким образом необходимости нет».

«Или я чересчур подозрителен, или придется проверить на тоненького», — подумал он, возвращаясь в спальню и приглушив кондиционер. Можно, конечно, провести «доверительную беседу», то есть как в свое время старые прожженные опера учили его, салагу, азам ремесла: доверительно наклонившись к подозреваемому, резко ударить его полуоткрытыми ладонями по ушам. Это, как правило, сбивает объект с толку, и разговор становится конструктивным. Еще если вспоминать старое, то очень хорошо работал многократно повторяемый вопрос в сочетании с нажимом пальцами в заушные впадины. Здесь это может не сработать. Девушка заплачет, начнет орать: «Полиция!» И что тогда? Свернуть ей шею и утопить тело, так и не добившись признания?

Перебирая в уме эти, когда-то не совсем бредовые варианты, Алехин вошел в спальню — и остолбенел. На огромном экране телевизора он увидел себя — крупным планом, только без усов и бороды. «What the fucking fuck?[13] — промелькнуло в голове. — Этого не может быть!» В чем дело? Галя поставила какое-то видео, пока он был в ванной?

— Постой, постой! — почти закричал он. — Крутани назад! Дай-ка мне пульт!

Он прокрутил новости назад — и, действительно, вновь увидел то, что увидел. То есть себя. Одетого не пойми во что, чуть ли не во фрак. После того как он пару раз проиграл этот эпизод со звуком, мистерия раскрылась. Престижную журналистскую премию в Нью-Йорке вручали московскому корреспонденту «Лос-Анджелес геральд» Сергею Прохорову. Прохоров, о котором до сегодняшнего дня Алехин и слыхом не слыхивал, выглядел как его двойник, его однояйцовый близнец, хоть и с идиотской прической, вернее сказать, без нее.

— Ты тоже заметил, как похож? — с удивлением спросила Галя. — Отрасти он бороду и усы, и вылитый ты. Ты его знаешь? Родственник? Брат?

— Первый раз вижу, — Сергей действительно был так ошарашен своим внешним сходством с этим незнакомцем, что на секунду-другую отвлекся от своих подозрений.

Алехин, представившийся Гале в начале вечера, как и должен был, Гришей, менеджером по продаже винтажных автомобилей, сел на кровать, вошел в Интернет на айфоне и сразу же нашел свою копию. Прохоров был на два года старше и работал на американцев в Москве последние двадцать лет.

«Чудеса в решете, — вспомнил он любимое восклицание своей тетки и спохватился. — Не отвлекайся, Сережа. С Галей нужно решать здесь и сейчас».

— Я выйду на минутку за почтой, — сказал он, подошел к встроенному шкафу, снял халат, надел джинсы и майку.

Пока Галя продолжала смотреть телевизор, вновь прокручивая эпизод с его «близнецом», Алехин быстро вытащил из тумбочки всегда заряженный девятимиллиметровый «Глок G43» и, резко нагнувшись, положил его под самый край кровати.

Потом, быстро перекрестившись правой рукой, средним и указательным пальцами левой нащупал уплотненную точку размером с дайм под левой ключицей и, глубоко вздохнув, нажал на нее.

Галя, услышав звук падения позади себя, оглянулась и, закричав «Гриша, Гриша! Fuck![14] Fuck! Что с тобой?!», бросилась к нему.

Гриша лежал на спине без движения. Глаза его были широко открыты. Взгляд стеклянный. Стоя над ним на коленях, девушка нагнулась и приложила ухо к его губам. Дыхания не было. Взяла его правую руку. Пульса не было.

— Е… твою мать!!! — совсем иным голосом закричала Галя. — Fuck!!!

Она вскочила, стала открывать шкафы и шкафчики, нашла его кошелек, вытащила оттуда несколько кредитных карт и небольшую пачку стодолларовых купюр и дрожащими руками засунула их себе в сумочку. «Молния» на сумочке никак не закрывалась. Она дернула ее что есть силы и сломала язычок на застежке.

Потом молниеносно оделась и ткнула пальчиком в кнопку на мобильнике.

— Быстрее, быстрее! Он не дышит! — закричала она в трубку по-русски, как только ей ответили, и, бросив телефон на кровать, выскочила на палубу. Стоя под изогнутым пластиковым флайбриджем, она сжимала и разжимала перед собой кулачки и напряженно вслушивалась в ночные звуки под простирающимся над ней до горизонта звездным калифорнийским небом.