Из показаний Дениса И.: «Два раза она приезжала ко мне оставить детей, и под глазами у нее были синяки, видимо, Саша ее бил. Несколько раз были случаи, когда Елена приезжала ночью с детьми, объясняя, что Саша находится в состоянии алкогольного опьянения.
В сентябре 2007 года Елена пришла домой с детьми и сказала, что ошиблась, просила простить ее и принять обратно. Я согласился, и мы снова стали проживать вместе. Она сильно изменилась, стала очень нервной, озлобленной, в поведении детей я сильных изменений не заметил. Саша часто начал звонить на сотовый телефон Елене, после его звонков она собиралась и уезжала к нему, детей она не забирала, кажется, она его боялась. Бил ли он детей, я не знаю«.
Из показаний Т. Д. Зинягиной: «Отношения между Еленой и Александром, можно сказать, были хорошие, но однажды был случай, когда Елена приехала в дер. Куюки с синяками на лице. К детям Александр относился, можно сказать, жестоко, были случаи, когда он избивал детей, из-за этого бабушка Елены сказала ему, чтобы он больше в деревне не появлялся».
Из показаний Александра Макарова: «В октябре 2007 года у меня с моей родной сестрой и матерью произошел конфликт, и решили меня выписать из квартиры. Сестра написала заявление в милицию. Я сказал Елене: так как у меня два условных срока, меня могут арестовать, и Елене с детьми негде будет жить. О своих мыслях я сказал ей и предложил вернуться с детьми к Денису, так как он постоянно просил ее об этом. Елена подумала и вернулась. В декабре 2007-го она переехала обратно к Денису, но приезжала ко мне помыть детей. В этот период она продолжала работать, только перешла на автомойку на ул. Мусина, эту работу нашел я».
Следователь Айдар Хадиуллин объяснял: мать и сестра писали заявление об избиении - Макаров склонен к рукоприкладству. Но даже и в этих обстоятельствах предложение вернуться обратно в ад, намерение отдать женщину ее бывшему мужу говорит о чем угодно, но не о любви. Были стационарные отношения, стали амбулаторными: семья как-то просто перешла в режим свиданий, да и для них требовался странный, унизительный предлог - «помыть детей».
- Саша, - спрашиваю, - что же все-таки произошло осенью 2007-го? Вы разошлись?
Александр отвечает изысканно:
- Вы, конечно же, знаете о моем небелом и непушистом прошлом…
- Знаю.
- Я говорил ей: дай срок, дотянем до лета, когда снимут судимость последнюю! Чтобы меня не посадили снова, чтобы с матерью не обострять, давай поживем отдельно, подожди, все будет, так я ей говорил. Она согласилась.
(Судимость, о которой говорил Александр, с него сняли, но в январе он получил новую, четвертую. «Начистил рыло тут одному», - объяснил он, не вдаваясь в подробности).
Нет, неубедительно! Но Саша твердо стоит на своем: он любит ее, она любит его. Они скоро поженятся. Она вообще никого не убивала. Ее подставили, твердо говорит Саша и смотрит мне в глаза.
Он был единственным, кто не отказался от нее. Вся родня отвернулась (только тетка Татьяна по первости привезла какие-то вещи в изолятор), он один добился свидания. А кто про него говорит? Эти люди!? Эти люди, так называемая родня, которые бросили ее, предали, теперь клевещут на него, что он якобы бил детей! Да он, да никогда, да кто они вообще такие, - Сашин голос кривится от благородного негодования.