И еще дня три или эдак
они жили, как напоследок.
Днем шатались по дорогам и расспрашивали всех,
в поселении нестрогом вызывая смутный смех:
раз машина закатилась, как игрушка под кровать,
раз судьба отворотилась, то куда ее девать,
о чем при ней разговаривать -
утереться, моргнуть и сваливать.
Молчит молодой,
старший кипятится:
с такою бедой
негде воротиться!
Раз груз повез -
от него ни шагу,
без него, как пес,
я помру, где лягу.
А не лягу сам, так помогут.
Есть такие люди, что могут.
Сказал - и пошел
шелестить листочками,
искать хорошо
под шестью кусточками.
С ума ли сошел?
Из себя ли вышел?
Сказал - и пошел,
кто хотел - слышал.
И по всей округе неутешный зуд:
краденое золото, золото везут!
Или как оно называется,
то, за что в Москве убиваются.
Заходил к ним участковый,
что с повадкой подростковой,
полчаса посидел,
в основном молча:
у того, что поседел,
мол, глаза волчьи,
а что в порядке документ -
так это временный момент.
А вот про того, ну, про молодого,
не слыхать ни одного
недоброго слова.
Весь он тихий - и мы люди тихие.
Но внутри у него
что- то тикает.
Люди смотрят косо
и жужжат, как осы.
…Не у каждого нож за пазухой,
но почти у всех за душой.
Уезжай отсюда, старшой,
по возможности, не запаздывай!