Советские люди, в общем-то, Родину любили. Кого они не любили - так это тех, кто ее имел.
Это- то не стоит обсуждения. Что так называемое «начальство» -на самом деле люди, имеющие мало отношения к управленческому искусству как таковому, а скорее, потомки комиссаров, перманентные революционеры по образу действий, при всем консерватизме их мышления, - именно что имеют, то бишь насилуют, нашу с вами Родину, было ясно каждому более-менее внятному человеку.
Не ясно было другое - за какое место они ее держат.
Теперь- то я понимаю: ОНИ ее держали за будущее. Как за яйца, да.
Слегка перефразируя Оруэлла: начальство контролировало наше будущее, через это прошлое, а через это уже - настоящее.
Мы сейчас не очень помним, что СССР был единственным в мировой истории обществом с заранее известной историей. Нашей целью был коммунизм. При этом всем было понятно, что никакого рая на земле он не обещает. Коммунистическое общество представлялось как бедное, аскетическое и контролируемое. Единственным его достоинством была эта самая контролируемость. Считалось, что коммунизм наступит, когда люди смогут управлять своей историей в большом и в малом - например, повелевать рынком, воздвигнув против него железобетонные редуты планирования. То, что сутью «плана», как и, скажем, «пятилетки», было именно что физическое и духовное противодействие «рыночной стихии», а вовсе не какие-то утилитарные соображения, понятно всякому, кто жил в ту пору.
Социализм был несовершенным, близоруким коммунизмом, который не мог полностью овладеть историей, а владел ей лишь отчасти, «как бы в смутном зеркале и гадательно». Но сама претензия на видение грядущего и управление им - отсюда, из прошлого - никуда не девалась.
Уровень этого управления сейчас трудно себе представить. Я хорошо помню, как на выпускном вечере мамы двух лучших наших учеников обсуждали, на какую пенсию выйдут их дети. На какую, повторяю, пенсию. Это анализировалось с точностью до рубля - приводились цифры надбавок за это и за то, рисовались схемы, сравнивались перспективы роста в разных областях. Они видели своих детей в тридцать, сорок, пятьдесят лет - и ничего их не смущало, разве что мелкие детали карьеры - предполагалось, что она будет академической…
Сейчас, когда меня пугают завтрашней неизвестностью и непредсказуемостью, я скорбно хихикаю - потому что помню, как может быть страшна известность и предсказуемость.
Поздний «совок», который я застал, был обществом без настоящего будущего. Не в том смысле, что оно было обречено на распад, как раз нет. Предполагалось, что эта музыка будет вечной - и все на это были, в общем, согласные.
Потому что «куды ж деваться с подводной лодки».
В результате, правда, красная подводная лодка утонула. Некоторые утонули вместе с ней, некоторые бежали, как с тонущего корабля, некоторые выплывали на своих плотиках. Это барахтанье продолжается до сих пор. Единство мнений по поводу «Родины» уже сломалось - или еще не наступило.
Сейчас много говорят о «праве на будущее». Довольно часто имеется в виду банальнейшее «право на самоопределение» - то есть на нормальную Родину.