Роза в цепях

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Забрезжил рассвет. Небо голубело, освобождаясь от туч. Надсмотрщики над рабами громкими окриками будили невольников. Рабов ожидал завтрак из недожаренного ячменного хлеба, бобовой каши. Иногда даже давали вино, хотя и низкого качества, но все-таки — вино, чтобы работалось веселей. А потом кому-то предстояло выйти в поле, другим поручалось присмотреть за стадами овец, перегонявшихся с места на место в поисках корма. Часть рабов оставалась трудиться в саду и огороде, кормить домашних птиц, убираться в огромном доме Деции Фабии.

Два приятеля Валерий и Юлий, облаченные в туники, мало чем отличались от бесчисленных слуг, сновавших по поместью знатной матроны.

Утром они встретились у мраморной статуи Нептуна, который с грозным видом держал трезубец в руке. Поприветствовав друг друга, приятели похвастались своими успехами. Юлий был восхищен проведенной ночью и говорил:

— Вот уж не думал, что судьба вновь сведет меня с Фабией. Прекрасно провел время. Эта женщина глаз не дала мне сомкнуть и совсем измотала меня своими причудами.

Валерий слушал болтовню Юлия, никак не мог понять, то ли правду он говорит, то ли врет безбожно. Он страшно хотел спать, глаза слипались и говор собеседника так надоел ему, что даже подробности встречи с Фабией пролетали мимо ушей.

— Знаю одно местечко, где можно отдохнуть. Пошли быстрее отсюда, пока никто не заставил нас поливать грядки.

Юлий мотнул головой, то ли прогоняя наплывавшую дремоту, то ли не соглашаясь с приятелем, поторопил его:

— Давай, давай, пошли. Завалимся спать где-нибудь в кустах. Ноги совсем не держат, того и гляди, свалюсь прямо здесь.

Вскоре они спали в высокой траве, уткнувшись друг в друга носами. Солнце сюда не проникало. Деревья, кругом обступившие поляну, где отдыхали юноши, создавали здесь приятную прохладу. Послышался звон металла. Это рабов созывали на обед. А два приятеля все еще спали и, наверное, видели сны. Сны о любви.

Страсть к поиску приключений и жажда новых развлечений всегда были и останутся характерной чертой человечества. И римляне не составляют здесь исключения.

Амурные похождения к замужней женщине-матроне были самыми дерзостными проступками, вызывавшими зависть и восхищение у тех юнцов или мужчин, которые еще не испытывали счастья лежать на мягкой перине в обнимку с любовницей и знать, что ее муж где-то далеко-далеко.

Валерий и Юлий были не первыми и возможно даже не последними, кто утешал свою плоть в доме Деции Фабии. Но как проникнуть на виллу и долгое время оставаться там незамеченными? Для этого любвеобильным юношам было достаточно переодеться в одежду рабов. Господа мало обращали внимания на лица своих слуг. Здесь это были не люди, а всего лишь рабы. Рабы, которые считались одушевленными предметами.

Накупив себе мальчиков на невольничьих рынках и дав им прозвище по своей прихоти, римский аристократ отличает их друг от друга только по кличкам. — А… этот «носорог» — зевая в постели и почесывая затылок, говорил знатный патриций, когда ему докладывали о совершенном проступке раба. — Так высечь его! — сказав это, он зарывался в пуховые подушки и вскоре уже забывал о своей вещице, облаченной в римское одеяние.

Иногда бывали случаи и забавные, и трагичные одновременно. Вызывает к себе господин «пастуха» — раба брадобрея. Прозвище «пастух» означает, что слуга должен как зеницу ока оберегать волосы своего хозяина. Так ведь приводят не того, кого требовал к себе патриций. Стоит перед римским аристократом какой-то худощавый паренек с плетью в руке. Настоящий пастух. А господин, усаживаясь в кресло и собираясь привести свою прическу в порядок, говорит:

— Ну-ка, постриги меня.

А когда испуганный юноша подходит к хозяину, тот лишь замечает:

— Отчего это ты так похудел? Раньше был толст и упитан, а сейчас и смотреть не на что.

В самом деле брадобрей, тот которого действительно ожидали, был такой жирный и круглый, что вызывал искреннюю зависть своего господина, и лишь отсутствие той упитанности, которая требуется для цирюльника, вызывает неимоверный гнев у хозяев, и служит уже достаточной причиной для наказания раба.

И поэтому знатные римляне не чурались переодеваться в одежду рабов и забираться на чужие виллы в поисках любовных утех. Пренебрежение опасностью быть схваченным в доме любовницы было так сильно развито у римлян, что они свободно разгуливали по комнатам, забавлялись с симпатичными рабынями и получая возможность проникать в покои своих возлюбленных.

Вечером, когда два приятеля уже проснулись и проголодались, они пошли к тому месту, где была припрятана провизия, принесенная Валерием, Фабию в ее спальне навестил Петроний Леонид. Он был мрачен и угрюм.

— Скажи на милость, где деньги, обещанные мне ранее? Ты полагаешь, что двенадцать тысяч динариев принесенных мне сегодня утром твоим поверенным, хватит для покупки хорошего скакуна?

— Без сомнения, дорогой! — Фабию взбесил этот визит мужа, но приходилось отвечать учтиво, как только требовали нормы приличия. — Этого даже достаточно, чтобы купить вдобавок к коню серебряную уздечку.

— Ты что, издеваешься? Разве тебе неизвестно, что цены поднялись?

— А я и не знала, милый. Ну, тогда прими еще несколько золотых. — Фабия, хлопнув в ладоши, приказала явившемуся казначею отсчитать еще тысячу динариев. — Этого мало. — Как?! И теперь тебе недостаточно?! Извини, милый, но больше я тебе не дам ни асса. — Фабия отвернулась от Леонида и дала понять, что разговор окончен, добавила:

— Ступай, милый. Оставь меня одну, пожалуйста.

Петроний Леонид, взбешенный тем обстоятельством, что он должен униженно просить денег у жены, хотел уже излить всю свою злость на Фабию и бросить к ее ногам кошелек с динариями, но с трудом сдержался и, не сказав ни слова, выбежал из комнаты.

Матрона уселась перед зеркалом и стала готовиться к встрече с Юлием, следя затем, чтобы прислуживавшие ей рабыни представили ее перед ним обольстительной и неотразимой любовницей.

Леонид, удрученный очередной ссорой с женой, сидел в своей комнате и с грустью вспоминал молодость. В дверь постучали, и на разрешение хозяина вошел Рупий, его преданный вольноотпущенник и управляющий.

— Господин, — вкрадчивым голосом начал Рупий. — Позволишь ли ты мне, твоему верному слуге, сообщить кое-что важное для тебя?

— Говори, Рупий.

— Только прошу, не сердись на меня. Я ни в чем не виноват!

— Не тяни, говори же!

— Какой-то раб вошел в спальню нашей госпожи. Я не успел разглядеть его лицо, но он не похож ни на одного из наших. Боюсь, не со злым ли умыслом прошмыгнул он туда. Оружия в его руках я не заметил, но… Договорить он не успел. Леонид с шумом опрокинул стол, за которым сидел. Лицо его побелело от гнева.

— Чувствую, что нашим африканцам придется потрудиться сегодня. Пошли. И вели позвать людей покрепче, — сказал он.

Рупий побежал искать подходящих рабов.

Фабия сидела у зеркала и смотрела на свое отражение. Юлий, как ни в чем не бывало, разлегся на диване за ее спиной и молол языком все, что приходило в голову. Он уже хотел приступить к ласкам, но в эту минуту с грохотом распахнулась дверь. В спальню с толпой рабов ворвался Леонид. Юлий побледнел, как смерть, и не успел сказать ни слова, как был схвачен и скручен рабами, которые грубо выволокли его из комнаты.

Фабия тоже перепугалась до смерти. С горящим от ненависти лицом она смотрела на мужа. Леонид подошел к ней с каменным лицом, но голосом, полным язвительности сказал:

— Случайно я узнал, дорогая, что к тебе проник злоумышленник. Но, слава фортуне и Юноне, я успел во время предотвратить злодейство. Этот беглый раб, наверняка, собирался ограбить и убить тебя. Каков негодяй! Не волнуйся, он получит свое сполна. Не будь я Аквила и твой муж.

Не слушая каких-либо объяснений от жены, Леонид быстро вышел из ее спальни. В душе его пылал огонь и сладко ныло предчувствие мести. Сына сенатора Квинта он узнал сразу, как вошел.

В атрии, куда приволокли связанного Юлия, уже собралось почти полсотни рабов, предвкушавших славную забаву. Все уже знали, в чем дело и кого будут судить, но тем не менее, делали вид, что действительно верят в поимку беглого раба, пробравшегося в дом со злым умыслом.

Все они со смехом и дерзостью смотрели на Юлия. Патриций ни на одном лице не увидел и тени сочувствия. Со страхом смотрел он на равнодушных чернокожих палачей, которые уже готовили все для экзекуции.

Рупий подбежал к Леониду, когда тот Уже входил в атрий, в руке у него был факел.

— Господин, — прошептал Рупий, — в розарии заметили еще одного чужого раба. Прикажешь схватить и привести его?

— Немедленно? — взревел Леонид.

Ему подставили высокое кресло, больше похожее на царский трон. Легат сел в него.

— Поднять подлеца? — указал он на лежащего на полу Юлия. Приказ был исполнен в мгновение ока.

— Что же ты, негодный раб, сбежавший от своего господина, делаешь в моем доме? Скрываешься от правосудия и творишь зло? Зачем залез в спальню к моей жене? Ты что, хотел убить ее и ограбить? — стал задавать вопросы Леонид.

— Слушай, Аквила, — Юлий сплюнул. — Так, кажется, называет тебя мой отец? Я думаю, что твоя шутка затянулась.

Леонид усмехнулся.

— Какой дерзкий раб, — сказал он. — Даже знает моё воинское прозвище. Твой отец, что принадлежит мне?

— Перестань, — Юлий был взбешён.

— Твоя дерзость не знает границ, но я научу тебя разговаривать почтительно.

Аквила дал знак, и два раба сбили патриция с ног, и разбили ему лицо. Юлий хотел подняться, но ещё один сильный удар в голову сбил его снова. Юноша почувствовал, как кровь заливает ему глаза.

— Негодяй! — прокричал он разбитыми губами. — Как ты смеешь избивать меня свободного гражданина?!

— Свободный гражданин? — Аквила встал с кресла и подошёл к Юлию. — Я не ослышался? Ты назвал себя свободным гражданином?

Легат захохотал. Все рабы, стоявшие вокруг, тоже громко засмеялись, показывая пальцами на юношу.

— Ты хочешь меня уверить, — продолжал легат, — что римский гражданин может выбросить свою тогу и обрядиться рабом? Неужели ты думаешь, что я поверю тебе? Кто ты на самом деле? Чей раб и кто твой хозяин? Не вздумай отнекиваться и не пытайся лгать, не то отрежу твой язык и брошу его собакам.

Раб, что был рядом с Юлием, схватил юношу за волосы и поднял его залитое кровью лицо, глаза его горели. Леонид нахмурился.

— Говори! — приказал он. — Или клянусь, Орком, ты пожалеешь.

Вместо ответа Юлий плюнул своему мучителю в лицо и тут же получил сильный удар ногой в грудь. Задохнувшись, патриций рухнул па пол. На него со всех сторон посыпались удары.

— Прекратить! — сказал Леонид, утирая тогой лицо. — Это слишком роскошная добыча для вас. Пусть им займутся те, кто специально куплен для подобных дел.

Негры-палачи тут же подбежали к Юлию и, схватив его в мощные тиски своих рук, понесли его к дверям атрия. Не говоря ни слова, они сорвали с бедняги всю одежду и, скрутив ему руки ремнями повесили за них на специально приготовленный в потолке крюк. Не слушая ругани и проклятий Юлия, они с тем же деловым равнодушием связали ему ноги и подвесили к ним две тяжелые гири, так что юноша вытянулся подобно туго натянутой струне. От ужаса он покрылся потом и блестел в свете огней как атлет, выходящий на соревнования.

— Угостите молодца длинной плетью! — приказал хозяин дома палачам.

— Думаю, это будет ему на пользу.

Шумевшие вокруг рабы при этих словах на некоторое время затихли. Даже в этом доме, где хозяева известны своей суровостью к рабам, и то не часто употребляли при наказаниях длинную плеть. Обходились розгами, простыми короткими плетьми. А длинная плеть — это пожалуй, было самое страшное орудие палачей древности. Она представляла собой очень длинную в два с половиной три метра полоску из очень мягкой коровьей кожи, толщиной в большой палец. При умелом ударе она причиняла ужасную боль, сравнимую с сильным ожогом, при этом обвивалась не один раз вокруг тела наказываемого. Поэтому рабы и затихли, пораженные таким жестоким наказанием, но затем они опомнились, вспомнили, кто стоит перед ними и что он не заслуживает никакой жалости, снова зашумели, с восторгом обсуждая начавшееся развлечение. Они вели такую унылую и однообразную жизнь, что представление, устроенное хозяином, было приятным явлением в их тяжелой жизни.

Свист громко рассек воздух. Это одновременно взмахнули плетьми оба палача и с щелкающим звуком с разных сторон обвили тело Юлия. Раздался нечеловеческий вопль.

Рабы затихли и услыхали звук лопнувшей кожи. Кровь брызнула на мраморный пол атрия. Извиваясь, пытался Юлий уйти от ужасных ударов, но от беспощадно, с медленной равномерностью каждый раз настигали его и вызывали новый, исполненный отчаяния и боли крик.

На лицах негров, исполнявших бичевание, появились белозубые широкие улыбки. Без слов понимали они друг друга, когда найдя еще не тронутый участок кожи, метко доставали его, оставив на нем багровую полосу. Неудачник-любовник был открыт для ударов сверху до низу, и плети планомерно работа- ли, чтобы украсить его от пяток до шеи.

С наслаждением смотрел, сидя в кресле, Петроний Леонид на мучения и страдания своего обидчика. Ведь он даже и не мечтал о такой удаче, мальчишка сам пришел в его дом за заслуженным наказанием. И вот он получил то, что заслуживает. О том, что сам он делает что-то преступное, Леонид даже не задумывался. Закон дает ему неимоверные права, на территории собственного дома, и здесь он сам представляет закон, и волен по ступать с наглецом, залезшим в его дом подобно вору, как посчитает нужным. Закон на его стороне. А Юлий — сопляк, который жестоко поплатился за свою дерзость. Будет знать, как в дальнейшем безнаказанно оскорблять почтенных граждан.

Крики истязаемого стали стихать. После одного из ударов, который палачи опять нанесли одновременно, взглядами сговорившись друг с другом, Юлий потерял сознание. Его тело безвольно повисло в пространстве.

Тут снова раздался шум, и Леонид увидел, как тащат еще одного человека, такого же юного, как и Юлий.

— А, вот еще один зайчонок, залезший в мой огород! — Леонид засмеялся, но тут же замолк, узнав в юноше, который пытался вырваться из рук схвативших его рабов, своего племянника. — Тит, это ты? — изумился полководец. — Ничего н е понимаю. Неужели и ты пришел обесчестить меня? Мальчик мой!

Глаза Леонида наполнились отчаянием и страданием.

— Как ты мог?! — в голосе дяди послышались слезы, он дал знак освободить юношу.

— Дядя! — Валерий закричал с волнением.

— Дядя, я тебе все объясню сейчас!

Но тут он увидел висевшего без сознания Юлия. Увидев лужу крови под ним, исполосованное тело приятеля и сам чуть не потерял сознание. В глазах Валерия появился дикий ужас. Он со страхом глядел на дядю.

— Что это? — еле ворочая языком, спросил он.

Леонид вдруг почувствовал себя виноватым.

— Я поймал его в спальне твоей тетки, — сказал он и отвел от Валерия глаза. — Это ты его привел?

Юноша молчал. Молчали и рабы, стоявшие вокруг.

— Однако здесь не место для разговора, — заметил Леонид, — пойдем ко мне и там обо всем поговорим.

— А это, — он указал на Юлия.

— Отнесите на виллу сенатора Квинта. Рупий, ты скажешь там в чем дело. Этот щенок еще и штраф мне заплатит, клянусь Юпитером!

Понурив голову, шел Валерий за Леонидом и кусал от досады губы. Его схватили в тот самый момент, когда он собирался открыть дверь эргастула, где жила Актис. Он даже не успел оказать достойного сопротивления, как сильные руки схватили его и поволокли к дому, заломив за спину руки.

Ситуация, в которой оказался молодой патриций, была безусловно сложной и щепетильной. Но Валерий решил признаться во всем дяде.

Он бросился перед Леонидом на колени, как только вошли в его кабинет, и стал умолять простить его и выслушать то, что он скажет. Валерий рассказал легату все о своих отношениях с Актис, начиная с того дня, когда несчастную рабыню должны были высечь и кончая сегодняшней ночью.

Он, конечно же, опустил в своем рассказе все, что касалось его отношений с Фабией.

Правда, об этой женщине Валерий не вспоминал с того самого утра, как покинул ее постель и отправился в розарий, чтобы найти там Актис. Не вспомнил он о ней и сейчас.

Слушая его повествование, Леонид даже растрогался и, разумеется, тут же простил Валерия.

— Ты разбил мое сердце, сынок, — сказал Легат. — Ну почему ты сразу не пришел ко мне и не рассказал все? Мы бы вместе обязательно что-нибудь придумали. Я бы с радостью, прямо сейчас отдал тебе эту рабыню… Но ты же знаешь, кто в действительности распоряжается в этом доме. А Фабия никогда и никому не продает своих рабынь.

Тем более тебе. Даже не знаю, что делать. Леонид действительно выглядел расстроенным. Тогда Валерий стал умолять дядю хотя бы разрешить ему продолжать свои свидания с Актис и, конечно, получил это разрешение.

На следующее утро вся Капуя узнала об инциденте, произошедшем в доме Деции Фабии и о поступке мужа знатной матроны. История эта всех взволновала и вызвала многочисленные пересуды. Город буквально разделился на две партии. Одна была на стороне Леонида, другая осуждала его поступок как чересчур сильное проявление жестокости. В первой были люди в основном старшего поколения ревнители старых традиций, во второй- большинство составляли женщины, жалевшие бедняжку Юлия. Сами герои дня не высовывались из своих вилл, стараясь никому не попадаться на глаза. В гости к себе тоже никого не приглашали. Фабия опять не выходила из своих комнат. Гуляя в саду, она всячески избегала легата и срывала свое мерзкое настроение на рабах. Она отдавала приказы о наказании направо и налево, за самые ничтожные провинности, а иногда и вовсе обходясь без них. Засвистели плети и розги. Дом наполнился стонами, плачем и мольбами о пощаде. Истязали мужчин, женщин, стариков и детей, никому не делая исключения. Вилла Фабии превратилась в источник людских страданий. Леонид с равнодушием смотрел на все это. Сердце старого солдата не могли разжалобить крики рабов, над которыми трудились палачи. Он не обращал внимания на них. Через день после поимки Юлия легат отправился прямым ходом в розарий.

Сюда еще не добралась карающая десница Фабии, но рабыни дрожали от страха, что это может вот-вот случиться, и может статься, так, что плеть прогуляется и по их спинам. Сейчас они благодарили судьбу, что служат здесь в цветнике, а не в доме.

Корнелий трудился в поте лица и не давал ни минуты покоя девушкам и своим помощникам. Когда он увидел Леонида, пришедшего в розарий, и шедшего прямо к нему, то задрожал от страха в дурном пред чувствий, что раскрыты все его последние проделки. Леонид подошел к рабу, но сделал вид, что не замечает, как тот испуган и еле ворочает языком, отвечая на вопросы господина. — Как дела? — хитро спросил легат. — Как ты исполняешь свой обязанности? Корнелий начал что-то говорить, рассказывать о предстоящих работах. Леонид не много послушал, затем перебил его:

— Ладно, хватит! Вот что, дружище, я сейчас пойду вон туда. Видишь ту беседку? Вижу, что понимаешь, о чем я говорю. Так вот, я буду там. И чтобы туда скоро подошла та девчонка, что свела с ума моего племянника Валерия. Понял? Предлог найдешь сам. Ты ведь мастер на подобные дела. Не так ли?

И похлопав оторопевшего Корнелия по плечу, легат пошел в известную беседку.

Он уселся там на скамье и уставился на скульптуру. Когда сюда вбежала Актис и, увидев его растерялась, Леонид как ни в чем не бывало, спросил девушку, что она тут делает.

— Извини, мой господин, — ответила Актис, — но старший садовник прислал меня сюда разрыхлить землю в цветах. Я не знала, что ты здесь.

— Раз тебя прислали сюда для дела, — Леонид кашлянул. — Закрой рот и выполняй его. Чего болтать лишнего. Работай, ты мне не мешаешь.

Смущенная девушка стала рыхлить землю. Господин молча смотрел на нее и ни разу, пока Актис работала, не отвел от неё глаз.

— Да, — сказал он, когда рабыня, кончив работу, грациозно выпорхнула наружу. — Я начинаю понимать Валерия. Как же это раньше я ее не замечал? Девчонка так хороша, что у меня и слов нет. Если моя жена вдруг опять увидит ее, бедняжке несдобровать.

Леонид еще долго сидел в беседке и думал о чем-то своем. Изредка он вздрагивал и, почмокивая губами, снова впадал в задумчивость.

Актис давно уже успела забыть встречу с хозяином и теперь работала совсем в другом конце цветника. Нетрудно догадаться, о чем она думала.

Корнелий же молил богов о том, чтобы они отвели от него беду.

У себя в комнате тосковала Фабия. Она тоже с грустью и одновременно со злостью думала о племяннике своего мужа.