Роза в цепях

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Ночью Актис видела сон. Он сильно напугал и взволновал ее. Сон был тревожный и непонятный.

Она бежала по залитому солнечным светом лугу. Бежать было легко и приятно, на ногах не было обуви и, шлепая босиком по лужам, оставшимся после прошедшего утром ливня, Актис чувствовала горячее дыхание земли.

Валерий стоял на краю огромной поляны, протягивая девушке руки, что-то кричал, но Актис не слышала его. Она, словно пташка, парила над зеленым покрывалом луга и счастливо улыбалась. До юноши оставалось немного, уже слышен голос, зовущий к себе и исполненный любовью. Еще несколько шагов и Актис оказалась бы в объятиях любимого. Но вдруг из зелени начали расти и быстро увеличиваться розовые кусты. Цветки раскрывали свои бутоны, одурманивали воздух пьянящим запахом, и порадовав природу своей красотой, тут же опадали, растворяясь в неизвестности. Кустов было так много, что они преграждали Актис дорогу, опутывали девушку своими колючими ветками, не давая ей возможности идти дальше. Шипы больно ранили, кололи, но страсть, не сгораемая страсть, влекла к Валерию. Тот тоже не мог добраться до девушки, тщательно пытаясь прорваться сквозь непроходимые заросли. Он смеялся и плакал одновременно, нежно успокаивая Актис. Девушка в изодранной одежде, с распустившимися волосами, не чувствуя боли, неотступно пробиралась к юноше.

Но кустов, выраставших из земли, становилось все больше и больше, и уже целый лес зарослей встал, как непреодолимая преграда, перед Актис. Образ Валерия исчез и голос его пропал. А девушку, словно многочисленными ремнями сковывали живые ветки, словно готовые принести ее в жертву матери-природе…

Сон кончился странно, но увидеть окончание пугающего видения Актис не довелось. Она проснулась уже в другом мире, в реальном мире, который вырвал ее из жуткого сна. Целый день видение, приснившееся Актис ночью, раз за разом вспоминалось ею. День кончился и наступил вечер.

— Госпожа требует тебя, — словно из-под земли возник перед Актис раб, обслуживавший Фабию в её спальне.

Актис чуть не села на землю от овладевшего её испуга. На душе стало тревожно и страшно. Мысли одна страшнее другой, пробегали у неё в голове. Актис сразу поняла, что это напрямую касается её встреч с Валерием. Вспомнив, что Фабия была любовницей юноши, она почувствовала, что месть ревнивой госпожи настигает её подобно страшному смерчу. Ноги задрожали, но она всё-таки спросила заплетающимся языком:

— Для чего, ты не знаешь?

Слуга молчал.

— А меня вызывали одну? — спросила опять девушка.

— Пошли, — раб направился в дом, уводя за собой и цветочницу.

Актис покорно следовала за ним.

В спальне госпожи было великолепно. Ослепительной белизны простыни, шёлковые одеяла всевозможных окрасок, стулья изумительной работы. Но Актис не смотрела на всё это.

— Подойди ко мне! — Фабия выглядела спокойной и равнодушной. В голосе же её звучали гневные нотки. — Твоё имя Актис? — матрона немигающим взглядом рассматривала свою рабыню.

— Да, моя госпожа.

Фабия, не спеша, поднялась с кресла, и не дойдя шага к девушке, остановилась. Она совершенно растерялась, увидев соперницу так близко от себя, но виду, конечно, не подала. Фабия всегда превосходно умела владеть собой. Она с удивлением смотрела на Актис, и первое, что бросилось ей в глаза — это, конечно же, красота рабыни и совершенство ее форм. В тот вечер, когда она приказала высечь девушку, все это промчалось мимо Фабии, так она была занята мыслями о Валерии. Теперь у нее есть эта возможность. Вдруг Фабия почувствовала горькую обиду, что она так унижена и оскорблена. И кем? Девчонкой, купленной с аукциона за горсть монет. Бесспорно, она хороша, даже очень, но как посмел этот мальчишка, дать ей понять, самой богатой матроне города, что она хуже даже самой последней рабыни, сказав это чуть ли не в лицо? А она-то все не могла понять, откуда вдруг взялась такая холодность, такая отчужденность. Вот теперь разгадка эта стоит перед ней. Мысли эти вихрем пронеслись в голове Фабии.

Актис стояла перед ней, опустив руки и потупив взор. Длинные волосы девушки растрепались и теперь мешали взглянуть на госпожу. Она боялась пошевелить даже пальцем. Напряжение нарастало. Фабия молчала, и с трудом сдерживая ревность, сжимала кулаки от злости. Актис тревожно ждала дальнейших событий.

— Это правда, что юный господин, Тит Веций Валерий посещал тебя? — спросила Фабия.

Актис взглянула на матрону, но, увидев ее холодное лицо, тут же опустила глаза, уставившись в пол. Скрывать уже раскрытую тайну не имело смысла и она прошептала:

— Да…

— Почему ты, презренная рабыня, не добавляешь, «моя госпожа»? — Фабия, кипя от злости, с размаху ударила девушку по лицу. Другой рукой она схватила рабыню за волосы, и, кипя от бешенства, привлекла ее к себе. Последовали еще удары, сильнее прежних, удесятеренные нахлынувшей злобой и ревностью. Избивать рабынь доставляло Фабии огромное развлечение, но теперь к чувству злобы примешалась и ревность — чувство, которое огнем жгло душу. Ревность душила матрону, иссушала ее сердце, делая его каменным. Ее отверг юнец во имя этой девки! Да кто она такая?!

Эта рабыня — лишь жалкое существо, призванное обслуживать римлян — господ мира. Фабия била Актис остервенело, приказывала задыхающимся от ненависти голосом, чтобы она убрала руки от лица, которое девушка пыталась защитить. Четыре раба крепкого телосложения безразлично наблюдали за тем, как их госпожа мучает несчастную. Двое из них были те самые негры-палачи, что недавно секли Юлия и в памятный вечер должны были наказать Актис.

Еще только войдя, при виде этих безобразных гигантов сердце несчастной Актис чуть не разорвалось от ужаса… Сейчас девушка лежала на полу, избиваемая озверевшей Фабией. Хозяйка совершенно забыла, что для этого она позвала заплечных дел мастеров. Актис кричала и плакала от боли и ужаса, слезы ручьями текли из ее глаз. Но ни слезы, ни крики о пощаде и плач несчастной долго не могли остановить Фабию. Наконец матрона устала, задохнувшись, бросила колотить Актис и упала на диван в полном изнеможении. Два раба бросились к ней с опахалами, чтобы ох ладить госпожу.

Палачи остались стоять на месте.

Девушка осталась лежать на мраморе пола. Она неслышно стонала и всхлипывала, боясь встать на ноги.

— Это только начало, милочка! — пропыхтела Фабия. — Стерва! Так ты отблагодарила за мою доброту? Занималась блудом в моем доме, совращая моих гостей. — Затем она крикнула одному из палачей:

— Эфиоп, подними ее. Пусть смотрит мне в глаза.

Гигант исполнил приказание, затем грубо схватив огромными пальцами девушку за подбородок, заставил смотреть на хозяйку.

— Я тебе устрою хорошую жизнь, — продолжала Фабия. — Ты у меня будешь мечтать о смерти как об избавлении. Но ты ее не получишь. Ты будешь искупать свою вину передо мной. Тебе понравилось быть с мужчиной? Отвечай!

Актис молчала. Ее жалобные всхлипы наполняли комнату. Но они лишь разжигало жестокость Фабии. Она начала издеваться снова:

— Да я уверена, что тебе понравилось, маленькая ты гадюка! Что ж, ты испробуешь мою доброту еще раз. Я отдам тебя каждому рабу в этом доме. Последний мальчишка, который чистит отхожие места в доме, и тот познает тебя. Клянусь Юноной, ты этого заслужила. И начнется это уже завтра. Сначала негры позабавятся с тобой, потом кривоногие кельты. А потом все остальные. Я сама буду наблюдать за этим!

Громкий стон и плач были ответом Фабии.

— Но это еще не все, — госпожа не унималась, с горящими возбужденными глазами она продолжала выдумывать мучения для Актис. — Каждый вечер Эфиоп с Азалием (так звали второго палача) будут при мне драть тебя так, что крики твои будут слышны в Риме. Ночь ты будешь проводить в подвале, закованная в цепи, а утром будешь прислуживать остальным рабам, выполняя все их приказы. Да! Ты будешь рабыней у рабов, раз тебе не понравилось быть просто моей рабыней, и ты ослушалась меня и забыла свой долг перед госпожой. Ты будешь выполнять самые грязные и низменные обязанности. Рабы сами, по своему усмотрению будут сечь тебя на месте, за малейшее непослушание и ничтожную лень. Посмотрим, как им понравится твое тело. Прямо сейчас!

Фабия рассмеялась.

— Раздень ее, Эфиоп! — крикнула она. — Открой ее прелести!

Актис дрожала. В ее глазах был испуг и ненависть одновременно. С мольбой она посмотрела на Эфиопа, но палач, грубо схватив девушку за плечи, быстро скинул с нее одежду и оставил наглую перед ухмыляющейся матроной.

Но улыбка слетела с лица Фабии, когда она увидела обнаженную рабыню.

Грациозное тело Актис, стройные ноги, красивая шея, слегка выступающий живот, круглые, похожие на апельсины груди, будоражили воображение.

Рабы тоже с жадностью смотрели на девушку, стоявшую с закрытыми от стыда глазами и прижатыми вдоль бедер руками.

Фабия была потрясена. Эта рабыня имеет божественные формы. Она вспомнила о своем теле, которое давно потеряло прежнюю эластичность, стало покрываться излишним жирком; с кожей, на которой местами уже появились складки. Матрона поняла, что после такой красоты, какая была у Актис, ее свежести и юности, Валерий уже никогда не полюбит ее, Фабию. И ей вдруг стало так тоскливо, что равнодушие овладело женщиной. Но ненависть осталась и даже стала еще сильней.

— Азалий, — усталым голосом произнесла Фабия. — Готовь плеть.

Второй палач кивнул ей головой в знак того, что все готово.

— А ты, Эфиоп, сейчас станешь ее первым мужем.

Раб широко осклабился. Его белые, как снег, зубы заблестели в сладострастной улыбке. Он повернул Актис к себе лицом и захохотал. Увидев его черное, как ночь, лицо, безобразные губы и огромный приплюснутый нос, глаза с красными белками, горящие как у дикого зверя, Актис застонала и, потеряв сознание, рухнула на пол. Негр даже не успел подхватить ее.

Увидев это, Фабия успокоилась и приказала отнести Актис в подвал эргастулума.

— Завтра, когда я проснусь, — сказала она, — мы продолжим. А сейчас я устала.

Ее вполне устраивало, что мучения Актис и ее страдания растягиваются; Спешить было некуда.

Было совсем темно, когда Апполоний добрался до виллы Валерия. Он уже собирался постучаться, но дверь открылась, и из нее вышел Петроний Леонид в сопровождении племянника.

Увидев Апполония, Леонид удивился. Валерий тоже был удивлен и обрадован приходу товарища, Он только что принимал у себя дядю и шел проводить его до лектики.

Когда с приветствиями было покончено, Апполоний попросил Валерия уделить ему время для серьезного разговора, Молодой патриций без слов пропустил в дом своего старшего друга.

Петроний Леонид собрался снова идти к носилкам, но, услышав, как Апполоний говорит, что речь идет о его жизни, насторожился.

— Неужели тебе грозит какая-то опасность? — спросил он старого сослуживца. — В таком случае, я остаюсь тоже. Может чем-нибудь смогу помочь. Вы не возражаете, друзья мои?

Апполоний и Валерий с благодарностью и восторгом приняли это предложение. Вскоре все трое заперлись в кабинете Валерия и обсуждали ситуацию. Муска рассказал друзьям все от начала до конца без утайки. История его поразила и возмутила их до глубины души. Конечно, они испугались за Апполония. Шутка ли сказать, он попал в самый водоворот интриг императорского двора. От волнения за друга Леонид и Валерий даже не обратили внимания на известие об убийстве Британика.

— Совет твоего друга, разумеется, очень мудр, — произнес по окончании истории Леонид. — Ты должен на время скрыться.

— Я как раз и пришел по этому поводу, — Апполоний смотрел на Валерия. — Сможешь ли ты, мой юный друг, дать убежище в своем доме преступнику, которого разыскивают, и на которого пишут доносы?

— О чем речь, — Валерий был взволнован, глаза его блестели. — Ты можешь жить здесь хоть до старости.

— А что скажешь ты, Аквилла? — обратился Апполоний к Леониду. — Не осуждаешь ли ты меня, за то, что я подставляю под удар твоего племянника? Не знаю почему, но я пришел к нему, а не к тебе.

Леонид был задумчив. Он долго не отвечал на этот вопрос, наконец произнес:

— Валерий мне как сын. Ты знаешь, что своих детей у меня нет и поэтому я, конечно, очень взволнован за вас обоих. Но, видно, другого выхода пока нет. Завтра я вывожу легион из города на учения. Потом нас может отправят в Иудею. Там что-то неспокойно, и наступает наша очередь нести в этой провинции службу. В такой ответственный момент я вынужден буду вас покинуть. Но это воля богов и сената, я ничего не могу поделать.

— Так что, в городе останется только одна полиция? — спросил Валерий.

— Да, войск здесь не будет недели три, — ответил Леонид. — Потом сюда введут часть Гальского легиона на переформирование и две центурии преторианцев.

Однако воинские дела совершенно не интересовали друзей, и они вновь стали обсуждать свои дела, связанные со спасением Апполония. Последний был глубоко растроган такой дружеской заботой товарищей. Уже уходя и стоя у лектики, Леонид обратился к племяннику;

— Валерий, знай, что если у тебя что-нибудь случится, если тебе будет угрожать что-нибудь от государства ли, от цезаря, я буду с тобой, рассчитывай на меня. Все-таки какое-то влияние я имею. А если что, я уверен, ты меня не предашь, я направлю солдат и на самого императора. Помни это.

Он скрылся за тканью носилок. Рабы, державшие лектику, тронулись, оставив ошеломленного юношу стоять на мостовой у дверей своего дома.

Глубокой ночью, когда в доме все спали, Валерия разбудили перепуганные рабы и, умоляя его простить за подобную дерзость, сообщили, что прибыло срочное письмо от Петрония Леонида. В спальне было темно и Валерий приказал принести факел. В его свете он прочел следующее:

Сердце у Валерия дрогнуло. Записка выпала из рук. Юный патриций сокрушенно схватился за голову и закрыл глаза. Он оцепенел. Затем очнулся, тряхнул головой и велел подать одежду и позвать Энея. Когда он, облачившись в пурпурный плащ, застегнутый золотой пряжкой и держа в левой руке шляпу, вышел в коридор, Эней его уже ждал.

— Валерий, что-нибудь случилось? Куда мы идем ночью?

— Актис в темнице, — бросил на ходу молодой аристократ. — Фабия все узнала, и теперь я боюсь, как бы она не замучила ее до смерти.

Эней побледнел, и схватил Валерия за руку.

— Откуда ты узнал об этом? — Я только что получил записку от дяди. Надо спешить. Может быть, нам удастся избавить Актис от наказания. Два друга в сопровождении четырех рабов, освещавших дорогу впереди, вышли за пределы поместья. Тревога заставила их побежать, но через несколько метров они снова перешли на шаг, с беспокойством думая о том, что случилось на вилле Фабии Деции Катуллы. Шли молча — мысли заменили слова. Беспокойные мысли, возникающие только в минуты переживаний, нежданно обрушившихся на человека.

— Дорогая моя, прости! — шептал Валерий. — Это я… я виноват перед тобой. Чего я ждал? Ждал, когда тебя немилосердно исполосуют ремнями? Какой же я дурак. Ведь я давно мог освободить тебя, моя девочка. Надо было действовать через друзей, и тогда, возможно, ты бы не страдала из-за моей глупости. — Валерий заскрежетал зубами от сознания своей, так дорого стоившей для Актис, ошибки. — Почему я не вспомнил об этом? Я отдал бы любые деньги, чтобы ты была счастлива, любовь моя!

Юноша бормотал как в бреду слова отчаяния. Голова у него кружилась, лоб был горяч, щеки пылали. Возбуждение было так сильно, что Валерию казалось, будто он слышит удары своего громко бьющегося сердца. Эней был взбудоражен не меньше Валерия. Он сам успел полюбить Актис, девушку, которая, по его мнению, была самым очаровательным созданием, когда-либо виденным им. Он мучился и страдал от мысли, что не сможет забыть ту девушку, которая в один миг покорила его, которая стала теперь его душой и плотью. А теперь она в беде. Ей грозит опасность! Нет, он не допустит этого! Он сделает все, чтобы Валерий и Актис воссоединились, чтобы они были счастливы. Он шел спасать Актис, которую беззаветно любил.

Он любил Актис и готов был на любые жертвы, только бы она обрела любовь с Валерием. Именно с Валерием, своим дорогим другом. Чувства смешались. Они бурлили, как горный поток. Что было сильнее: любовь или дружба? Любовь Актис была недоступна Энею. Он это сознавал. Но разве это остановит его в намерении помочь девушке? Ради дружбы с Валерием, ради любви друга и Актис он отдаст, если это угодно богам, свою жизнь.

Белые высокие стены, окружавшие виллу, сурово встретили непрошенных гостей. Валерий подошел к воротам, окликнул привратника. Никто не отзывался. Ударив несколько раз в обитую железом дверь, юноша наконец услышал шаги за стеной.

— Кто это там бродит по ночам? — спросил сторож недовольным голосом.

— Открывай ворота! Пришел Тит Веций Валерий — Юноша нетерпеливо поторопил привратника.

— Госпожа не велела вас пускать.

— Передай ей, что я срочно хочу ее видеть.

— Приходи утром, молодой господин. Не настаивай, чтобы тебя сейчас допустили к моей госпоже. Бесполезно! А кто попытается, несмотря на запрет, проникнуть в дом, на того будут спущены собаки. Слышишь, как они рычат?

Действительно, за стенами был слышен лай псов, знаменитых на всю Капую свирепым нравом и великим ростом.

— Госпожа приказала никого не допускать к ней сейчас, — привратник говорил охрипшим, как после простуды голосом. — Никого, значит, и тебя, молодой господин.

Эней тронул Валерия за рукав и отозвал его в сторону, чтобы высказать свои соображения.

— Послушай, Валерий. Давай подождем до утра. Ты не знаешь Фабию, если она отдаст приказ, то уж ни за что его не отменит, приди к ней хоть сам император или Юпитер-громовержец. Я сам волнуюсь за Актис не меньше твоего, но если мы сейчас попытаемся проникнуть за эти стены, — Эней обвел взглядом высокую стену, окружавшую виллу, — то я боюсь, как бы Фабия вообще не отказала тебе в приеме.

Валерий, сжав от досады губы, слушал друга. Как бы ему хотелось, не взирая ни на какие преграды, увидеть сейчас, в эту самую минуту Актис, услышать ее певучий голос и, нежно обняв любимую, прижаться к ее трепещущему телу. Но доводы Энея были убедительны, и молодой патриций оставил бесполезные попытки проникнуть в дом, и решил дождаться у ворот поместья восхода солнца.

Всю ночь два друга проходили под стенами дома. Ожидание было таким тягостным и тем, что время прошло в мучительных раздумьях и в не стихающей тревоге. Валерий и Эней почти не разговаривали друг с другом, каждый думал о своем.

Настало утро… Ворота все еще были закрыты. Во дворе скрежетал металл, слышен был перекликающийся го- вор людей, лай собак, но ворота еще не открывали. Валерий подбежал к двери и нетерпеливо забарабанил в нее. Никто и не думал отзываться. Наконец за стеной послышался шум отодвигающегося засова, и через мгновение в распахнутые ворота шесть рабов в синих туниках вынесли лектику. В ней возлежал Петроний Леонид. Он был облачен в чеканные медные латы, на коленях покачивался легатский шлем, сапфировый плащ обхватывал коренастую фигуру легата.

— Дядюшка! — вскрикнул Валерий и горячо поприветствовал Леонида. Муж Фабии выслушал племянника, а затем устало сказал: — Дождись, когда моя женушка соизволит проснуться. Прости, но я вчера ничем не смог тебе помочь.

Валерий в страхе за жизнь Актис, схватился за край лектики и с волнением в голосе прошептал:

— Она избита? Что с ней, дядюшка? Скажи мне!

— Я не видел, что сделала Фабия с рабыней, но я предполагаю, что с ней будет потом.

— Где Актис? — вскричал юноша. — Почему меня не пускают в дом?

Валерий лихорадочно оглядывался вокруг, мучительно соображая, что предпринять. Легат успокаивал его.

— Я думаю, что Фабия примет тебя сейчас. Мои тщетные попытки помочь тебе, окончились крахом. А вот ты, мой дорогой племянник, сможешь умилостивить мою женушку. Я уверен, что Фабия внемлет твоим просьбам и сжалится над рабыней. Мне очень жаль, что я не могу быть теперь рядом с тобой. Спешу на учения. Возможно, скоро нас отправят в Иудею.

— Я уже говорил, что там неспокойно. Так что дела заставляют покинуть на время дом, и моя поддержка в твоих желаниях спасти рабыню, будет пожеланием не падать духом. Теперь прости, я тороплюсь.

Леонид потрепал племянника по голове, Сказал на прощание несколько ободряющих слов и отправился на учения Кампанского легиона, которые проводились в тридцати милях от города. Два друга все пытались добиться встречи с Фабией, но привратник каждый раз говорил, что госпожа все еще отдыхает, и поэтому приказ не впускать никого в дом остается в силе. Ждать пробуждения Фабии пришлось до обеда.

Наконец, любезно улыбаясь гостям, матрона встретила их в таблинии. Она была одета в белоснежную паллу, украшенную тончайшим узором. Несколько цветных вееров лежали на небольшом столике рядом с ней.

— Что тебя привело в этот дом, Валерий? — задала свой первый вопрос Фабия. Она еще вчера была уверена, что этот юнец, который сейчас стоит перед ней, прибежит сюда, как только узнает о своей девке.

— Послушай, Фабия. Как ты догадываешься, я пришел неспроста. Я намеревался еще вчера увидеть тебя, но твой приказ не впускать меня в дом, не только оскорбителен для меня, как для патриция, но и как для родственника. Я прошу дать объяснения, почему мы с моим другом не только не имели возможности попасть в этот дом, но нам еще и угрожали? — сначала Валерий говорил спокойно, но постепенно голос его стал наполняться гневом и местами переходил на крик. — Двенадцать часов мы прождали у ворот! Такого унижения еще никто мне не преподносил!

«Ты еще и не такое испытаешь, глупец!» — подумала Фабия и злобно взглянула на посетителей. Однако она мгновенно преобразилась и снова приветливо улыбалась.

— По Капуе сейчас бродит столько разбойников. Кто-то разыскивается принцепсом… Кого-то ищут городские власти. А тут еще до нас дошли слухи, что бежало несколько десятков рабов с поместья Марка Сульвия. Так что приходится держать стражу всегда наготове. А вдруг разбойники нападут на нас? — матрона говорила это воркующим голосом, будто ничего не знала а томительных часах ожидания, проведенных Валерием и Энеем у ворот виллы. На самом деле ей доложили о прибытии молодых людей сразу, как только они постучались в дверь дома. — Так что не обессудьте. Откуда стражникам было знать, что это пожаловали вы?

— Я назвал привратнику свое имя! — не выдержав нахального самодовольства стоящей перед ним женщины, крикнул Валерий.

Фабия усмехнулась.

— Любой разбойник мог переодеться в твои одежды, назвать твое имя и таким образом проникнуть в дом.

— Почему же мой дядюшка, увидев меня, сегодня утром, не приказал пропустить нас?

— Об этом спроси у него сам! — отпарировала Фабия. — Все-таки ты скажешь мне, зачем же вы пришли сюда, или мы так и расстанемся, не выяснив сути дела?

Валерий стремительно подошел к Фабии и, сжав ее ладони в своих руках, произнес:

— Помнишь день гения Леонида?! В этот день ты хотела наказать рабыню-цветочницу, и лишь мое заступничество спасло девушку от порки, которую ты собиралась продемонстрировать перед своими гостями. Продай мне эту рабыню! Умоляю тебя! Я дам тебе столько денег, что на них ты купишь не один десяток невольниц.

Матрона изумленно смотрела на Валерия, на своего бывшего любовника, который, как преданная собака, глядит ей теперь в глаза и упрашивает продать ему ту девку, чья судьба целиком в ее руках. Она молчала, а сама с горечью думала:

«Ты прибежал сюда, чтобы выпросить свободы для моей рабыни, и ты умоляешь меня осчастливить тебя и ее, мою соперницу. Ну что же…»

Валерий в ожидании смотрел на нее и со страхом ждал, что она ответит.

— Моя рабыня дорого стоит, Валерий, — Фабия отстранилась от юноши. — Твоя вилла вместо моей рабыни, ты согласен?

— Ты обезумела, Фабия! Ты просишь столько, сколько стоит пол Капуи!

— А на меньшее я не согласна! — Матрона рассмеялась.

Она смеялась долго, словно злая фурия ниспосланная богами. Закатив глаза к потолку и обнажив свой белозубый рот, Фабия была похожа на сумасшедшую. Валерий был потрясен. В сознании у него до сих пор еще не укладывалось, что Фабия издевается над ним. Клокотавшая в его душе ненависть вырвалась наружу.

— Что же ты желаешь от меня? — юноша брезгливо глядел на хозяйку дома.. — Я пришел к тебе, как к другу, прошу от чистого сердца продать мне рабыню, которая ни в чем не виновата перед тобой. Возможно, сейчас она лежит, закованная в цепи, и ожидает непомерной жестокости с твоей стороны, а ты глумишься надо мной. Ты бессовестная и коварная женщина! И если ты думаешь, что я не смогу обуздать твой нрав, ты глубоко ошибаешься. Я найду на тебя управу. Вся Капуя и даже вся империя отвернется от тебя. Ты останешься одна, презираемая всеми.

— Вон из моего дома! — Фабия, раскрасневшись от негодования, указала на дверь.

— Ты никогда больше не увидишь своей потаскухи! Каждый день я буду наслаждаться ее мучениями. Ее жалобные крики будут только бальзамом для моей души. Ты отверг мою любовь, теперь я отвергаю твое предложение о сделке, на которую я бы не согласилась ни за какие золотые горы. Ты не знаешь, как ты унизил меня, так и я желаю тебе испытать еще более тяжкие терзания души. Нам больше не о чем с тобой говорить, ступай. Я не хочу тебя больше видеть в моем доме.

— Ты еще пожалеешь об этом! — сказал Валерий и, не попрощавшись, вышел из комнаты.

Эней, ошеломленный всем тем, что он наблюдал в гостиной, поспешил вслед за другом. Вдвоем они быстро миновали длинный коридор, прошли через атрий и, выйдя за пределы виллы, направились к городу. Теперь они были еще более возбуждены и встревожены, чем минувшей ночью. Впереди была неизвестность.

Когда Актис открыла глаза, было уже утро. В эргастулуме, где она находилась было темно и сыро. Свет едва проникал сюда сквозь маленькое зарешеченное оконце, вырубленное под самым потолком и почти вровень с землей. Девушка попыталась пошевелиться, но ей не дали это сделать тяжелые цепи на руках и ногах. Актис услыхала их печальный эвон и, вспомнив все, что произошло накануне, застонала и закрыла глаза. Слезы закапали на земляной пол. В темнице, кроме жалобного всхлипывания Актис да шуршания старой прелой соломы под ней, не было больше слышно ни звука.

Никогда ещё Актис не была в таком отчаянии, как сейчас. С минуты на минуту ожидала она, что откроется со скрежетом тяжелая дверь, войдут мучители и обрушат на нее те страшные пытки и унижения, что наобещала безжалостная Фабия.

— Бедная девушка без устали молила богов о помощи и, обращаясь к Аполлону, она видела перед своим мысленным взором лицо Валерия.

«Любимый, — думала Актис. — Где же ты теперь? И знаешь ли ты о том, какие страшные беды грозят той, которая отдала тебе свое сердце? Придешь ли ты и спасешь ли меня от смертельной ненависти моей госпожи?» — так думала Актис и не знала, что творится снаружи. Час проходил за часом, а никто не приходил за рабыней.

Это было невыносимо. Само ожидание Фабия превратила в первую изощренную пытку.

Как только Валерий, подавленный и несчастный, покинул дом, Фабия тут же захотела растерзать свою соперницу на месте. Затем, подумав немного, женщина решила отложить эту затею на ночь, когда она будет полна бодрости и сил. Весь день сидела она перед зеркалом, беспрестанно меняя наряды и украшения, обувь и прически, и придумывала наказания для дерзкой рабыни, одно страшнее и изощренней другого. Рабыни и рабы, обслуживавшие Фабию, дрожали от страха перед ней, стараясь даже случайно не встретиться с хозяйкой взглядом. Ужас обуял их души. Да что говорить о рабах, сам Публий Ведий Поллион, бросавший своих рабов на съедение муренам, и тот бы поразился тому, что придумывала Фабия для своей мести.

Почти все рабы в доме, конечно же, тайно сочувствовали Актис и жалели ее. В глубине души они даже были крайне довольны, что их госпоже утерла нос юная невольница. Но помочь бедной цветочнице они ничем не могли. Да и о себе надо было подумать. Вряд ли в своём неистовстве Фабия удовлетворится одной лишь Актис. Все рабы, живущие в доме, будут так или иначе наказаны в назидание друг другу. Со страхом смотрели несчастные, как палачи и их подручные заготавливают розги и отмачивают их в соленой воде. Как достают они из кладовых свои страшные инструменты в таком количестве, что только глупец может подумать, будто все это предназначено для одной Актис. Нет. Рабы прекрасно знают нрав своей госпожи и хорошо помнят, как будучи точно в таком же состоянии, она несколько лет назад наказывала всю свою челядь. Вся Капуя была поражена ее жестокостью. Она тогда замучила до смерти трех молоденьких мальчиков, двенадцать рабынь и одного старика, прослужившего всю свою жизнь роду Катуллы, двадцать рабов продала в серебряные рудники, а жестокой порке и прочим избиениям были подвергнуты все без исключения, невзирая на пол и возраст. И вот сейчас рабы с ужасом ожидали новой трагедии, которая грозила с лихвой затмить прежнюю.

Ни о чем об этом Актис пока не знала и не догадывалась. Когда уже под вечер дверь ее темницы стала медленно открываться, девушка чуть сознание не потеряла от страха. Однако это был всего лишь мальчик Венузий — восьмилетний сынишка Рупия. Он принес Актис еду и воду. Когда дверь за ним закрылась, мальчик с любопытством подошел к закованной рабыне и поставил перед ней миску каши и кружку воды. Актис совершенно не хотелось есть, но, сделав пару глотков воды, она почувствовала голод и стала кушать, мальчик, сидя на корточках, смотрел на девушку изумленными, широко раскрытыми глазами. Ему уже хорошо была известна история Актис, и он смотрел на нее почти с восторгом.

— Меня к тебе послал отец, — с гордостью сообщил Венузий. — Чтобы другие рабы не наболтали тебе чего-нибудь лишнего. Ну и кашу ты заварила! В доме кошмар что происходит!

Не дождавшись от рабыни ответа, мальчик прямо спросил ее о том, правда ли, что та действительно отбила у госпожи настоящего всадника и даже жила у него в доме.

Актис улыбнулась сквозь слезы и утвердительно кивнула. Всем своим видом малыш показал девушке, что восхищен ею. Затем он в своей простоте душевной стал ей сочувствовать и, думая, что успокоит ее сообщил, какие наказания госпожа выдумала для Актис.

— Вряд ли ты выживешь после этого, — грустно закончил Венузий и даже собрался всплакнуть, так как был добрым мальчиком, но затем еще о чем-то вспомнил. — Да, чуть не забыл. Я слыхал, что этот самый, ну, твой всадник, — глаза мальчика прямо заблестели от восторга, — приходил к нашей госпоже и на коленях умолял ее продать тебя ему. Он горы золота обещал за тебя, а госпожа ни в какую. Не правда ли глупо с ее стороны? Ведь на эти деньги она могла бы купить еще два раза по десять таких же девчонок как ты.

Мальчик еще долго болтал бы без умолку, но Актис кончила есть и пить, и Венузий с сожалением поднялся и зашлепал босыми ногами к выходу.

Когда дверь за ним закрылась, Актис громко разрыдалась. Но в ее измученной душе блеснул и лучик надежды.

Валерий действительно знает, что с ней произошло, и даже уже пытался спасти ее. Может быть, еще не все потеряно? Но ведь и Фабия не дремлет и, как сказал этот мальчик, уже сегодня ночью с ней может быть будет покончено.