Роза в цепях

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Все с нетерпением ожидали, чем окончится миссия Энея. Надежда на помощь Кампанского легиона была так сильна, что большинство мятежников были уверены только в благоприятном исходе предпринятой поездки к Петронию Леониду, и когда высокорослый нубиец ворвался в храм Юпитера, все ожидали услышать от него только приятные новости. На корявом латинском языке чернокожий рассказал о том, что Эней и его спутники погибли. Как гром среди ясного неба прозвучала весть о гибели посланцев мятежников и о надвигающейся опасности. Тревога охватила восставших. Неумолимый рок посыпал новое испытание.

Апполоний, стиснув зубы от досады, на ходу отдавая распоряжения командирам отрядов, выбежал из храма. С грохотом падали скамьи и стулья, опрокидываемые безумными людьми. Пламя светильников прыгало из стороны в сторону, когда мимо мчались бунтовщики, которые старались как можно быстрее выбраться наружу.

Валерий, порываясь идти в бой, тем не менее, не мог оставить Актис одну. Девушка, закрыв глаза, приложила ладони рук к вискам. Лоб был горяч, щеки пылали. Эта ночь была ужасна, и вот теперь, когда все бегут куда-то, у нее защемило сердце. По волосам кто-то нежно провел рукой и, открыв глаза, Актис увидела перед собой склоненное лицо Валерия. Юноша ласково обнял любимую, с волнением в голове прошептал:

— Актис, дорогая. Я тебе обещал, что никогда больше не покину тебя.

Девушка, устремив взор на Валерия, молча кивнула головой.

— Любимая! Поверь мне, я не хочу оставить тебя даже на минуту. Но гонец принес горестную весть. Мой дядя идет со своим войском против нас, и нашего друга Энея уже нет в живых. Я не могу в это поверить! Валерий, на глазах которого выступили слезы, порывисто прижал девушку к груди. — Милый Эней! — крикнул он в пустоту. — Я не могу поверить в известие о твоей гибели. — Валерий, не сдержав своих чувств, зарыдал. Крики людей вывели юношу из состояния шока, вызванного полученными новостями. Валерий отстранился от Актис и загорающимися от возбуждения глазами начал говорить: — Любимая! Я сам должен встретиться с дядей, и если это правда, что он вывел свой легион против нас, я обязан быть вместе со всеми и сражаться рядом с моими друзьями. Ведь они даровали мне счастье снова быть рядом с тобой. Клянусь Юпитером! Любовь никогда не разлучит нас друг с другом! Только от меня теперь зависит, что будет с нами дальше. Я покидаю тебя, дорогая моя, только на время. Ты останешься в храме; и с тобой будут надежные друзья. А я должен встретиться с дядей, ибо от этого зависит наша судьба. Валерий поцеловал Актис и уже порывался покинуть ее, но девушка кинулась на шею возлюбленному, не в силах произнести и слова. Актис плакала и, вцепившись в тунику Валерия, не отпускала его от себя. — Успокойся, любовь моя. Я с тобой не расстанусь, — Валерий ласкал Актис, пытался улыбкой подбодрить возлюбленную. Наконец рыдания стихли и на очередную улыбку Валерия девушка также слегка улыбнулась. Юноша тронул пальцем ямочку на щеке любимой; а затем нежно коснулся губами глаз Актис. — Вот и хорошо. Я надеюсь, что боги на нашей стороне. Я скоро вернусь, дорогая. Девушка, словно за- вороженная, не отрываясь глядела на удаляющегося Валерия, а затем, когда юноша выбежал из храма, она бросилась за ним. Но две пары рук задержали ее и повели в небольшую комнату. Актис ничего не могла поделать. Приказ оберегать Актис два раба выполняли с безукоризненной точностью.

Выстроенные на большом мосту, мятежники ждали отряды Кампанского легиона. Внизу текла река Вальтурно. Зловещую тишину время от времени нарушали отдельные крики веселящихся люмпенов. Это было далеко от храма Юпитера. А само святилище, словно крепость, застыло на высоком левом берегу реки.

Валерий, сжимая в руке меч, побежал к Апполонию, который с застывшим лицом глядел вдаль, в сторону ожидаемого противника.

— Друг мой, — обратился юноша к Муске. — Я сам поеду к дяде. Не могу поверить, чтобы дядя… — Валерий, не докончив фразу, притиснулся за плотные ряды бунтовщиков, туда, куда ему молча указал рукой Апполоний. Там, лежали; на земле, залитые кровью и изуродованные тела, которые полукругом обступили мятежники. Когда Валерий бросил взгляд на трупы, он пришел в замешательство.

— Чьи это тела? — спросил он у стоявших вокруг него людей, но никто ему не ответил.

Юноша еще раз взглянул на растерзанные трупы. Вдруг всходившее над Капуей солнце осветило на груди одного из убитых медальон, который блеснул на безжизненном теле. Медальон с изображением Сенеки был подарен Энею два года назад Валерием. К горлу юноши подступил комок.

В груди больно защемило. Валерий на ослабевших ногах подошел к тому месту, где лежали убитые и, рухнув на колени перед телом Энея, прижал его к своей груди. Стон слетел с его уст, и глаза юноши наполнились невыразимой болью.

— Друг мой! Как же так! Проснись же, проснись.

Мятежники, склонив головы, молчали. Подул легкий ветерок, но и он не мог оживить безжизненное тело Энея и, лишь поиграв его слипшими от крови волосами, незаметно стих. Послышался звук походной трубы, и вскоре из-за холма показались первые когорты неприятеля. Валерий повернул голову в ту сторону, откуда доносился нарастающий шум. Все вокруг пришло в движение.

— Готовься к бою! — закричал Апполоний и надел стальной шлем на лысую голову.

Мятежники воспрянули при виде передовых отрядов, строясь под команды своих предводителей. Британец, обернувшись вполоборота к своему подразделению, которое занимало правый фланг обороны на Большом мосту, зычным голосом отдавал приказы. На левом фланге был отряд под командой Гаррона — молодого воина, заменившего Люка. Как ни странно, он сохранял завидное самообладание, поскольку его распоряжения были кратки и понятны бойцам. Спокойствие от Гаррона передалось и его подчиненным, людям разных возрастов.

Центральную позицию держал отряд, которым руководил Апполоний. Мрачные мысли терзали Муску. Когда он увидел шествующие мерной поступью когорты противника, он понял, что сражение будет жестоким и кровопролитным.

Перед Муской встала дилемма — либо биться с легионерами Петрония Леонида, либо же переметнуться на его сторону и тем самым предать Валерия, предоставившего ему кров и защитившего от преследования властей. Срочно нужно было делать выбор, трудный во всех отношениях.

Тем временем, Валерий, оставив тело Энея, быстро двинулся по направлению к выстроившимся в боевом порядке воинам.

Он уже не мог думать о том, чтобы встретиться с дядей. Результат переговоров с Петронием Леонидом был уже заранее предрешен. Оставалось лишь одно — драться. Драться с тем, кто клятвенно заверял его в своей преданности. Драться с тем, кто подло убил Энея и его спутников. Предательство не прощают. Да и безумно, надеяться на то, что дядя присоединится к восстанию. Подтверждение тому — гибель любимого друга. Два других моста, которые были перекинуты через Вальтурно, были заранее уничтожены, чтобы противник не смог охватить их в клещи. И бой решено было дать на Большом мосту, единственной оставшейся дороге через реку.

Статуи богов и героев по обеим сторонам моста гордо взирали на то, как готовятся к битве. Бессмертные, увековеченные в мраморе, они стали безучастными свидетелями происходящих событий.

От римского легиона по направлению к мятежникам двигалось три человека. Впереди идущий солдат размахивал оливковой ветвью, знаком, парламентеров. Бунтовщики, не отрываясь, глядели на приближающихся легионеров. Не дойдя шагов тридцати до первых шеренг, солдаты остановились.

— Твой дядя послал к нам своих солдат. Интересно! Что они нам предлагают? — сказав это Валерию, Муска, призвал к себе двух рабов, с которыми решил идти к парламентерам. — Это наш последний шанс уговорить Петрония Леонида встать в наши ряды. И к нему идти должен только я Муска!

Валерий произнес:

— Пусть боги будут твоими верными спутниками. Удачи тебе, Апполоний! — юный патриций попытался обнять Муску, но тот отстранился и с укором в голосе сказал:

— Рано ты меня хоронишь! Давай лучше надеяться на лучшее.

И не добавив больше ни слова, он быстро пошел к посланцам легата Кампанского легиона. Парламентеры молча протянули свиток пергамента Апполонию, когда тот осведомился о деле их прибытия, на бумаге было написано: «Приказываю, сложить оружие без промедления. Любая попытка сопротивления будет караться самым беспощадным образом…» Далее в ультиматуме говорилось о том, что Валерий и Эней нарушили римские законы и поднявшие рабов на мятеж могут облегчить свою участь только в том случае, если они добровольно сдадутся. Леонидом заверялось, что он сделает все от него зависящее, чтобы спасти своих друзей.

Муска быстро пробежав все это глазами, на миг задумался. Затем прогнав прочь сомнения, отослал одного раба назад. А со торым пошел впереди римских легионеров на другой берег Вальтурно, чтобы на словах передать волю мятежников. Муска шел по широкому каменному мосту, зорко вглядываясь в растянувшиеся неприятельские отряды. С каждым новым шагом тревога его все более и более увеличивалась.

Впереди на великолепном скакуне гарцевал легат Кампанского легиона. Короткий дорогой кинжал искрился в его руке. Леонид был облачен в богатые доспехи. За командиром находился отряд тяжело вооруженных всадников, готовых в любую минуту ринуться в бой. Легко вооруженные легионеры с копьями наперевес и с обнаженными мечами застыли в ожидании приказа.

Апполоний сразу оценил всю силу, направленную против мятежников. Сердце его сжалось, когда легат испытывающе оглядел его с ног до головы. В висках запульсировала кровь. В горле стало сухо. На лице Петрония Леонида не было ни тени эмоций, хотя на самом деле в душе полководца клокотала ненависть и жажда расправы над соперником.

— Я пришел к тебе с миром, — с трудом выдавил из себя Муска.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я пришел к тебе не как враг, а как друг.

У меня рука не поднимается против тебя, Леонид. Бунт обречен. Я это понял, как только ты выступил против своего племянника безумного мальчишки, поднявшего на мятеж своих рабов ради одной рабыни.

— Ты сдаешься?

— Да. Я хочу быть в твоих рядах.

Петроний Леонид усмехнулся. Поглаживая рукой гриву коня, он пронзительно вглядывался в глаза Муски.

— Ты думаешь, мне нужны предатели? Ведь ты предаешь друзей?

— Я всегда был на твоей стороне, Леонид.

— Но ты поддержал бунт!

— Я поддержал твоего племянника в трудную минуту, возрази Апполоний. — Мы все рассчитывали на твою поддержку. Вы разбойники, уничтожили мое поместье, зверски убили мою жену, и говорите, что вы полагались на мою помощь. Да вы безумцы!

— Ты же знаешь, что на меня был составлен нелепый донос.

Мне некуда было деваться. Я хотел идти к тебе, просить у тебя крова; но твой племянник оказался благороден. Я лишь платил услугой за услугу. Злой демон помутил мой разум. Я не ведал, что творил, но на мне нет крови твоих родных.

Легат, стиснув зубы, махнул рукой, и вмиг два легионера обступили Апполония с двух сторон.

— Так знай же, Муска! Донос на тебя велел написать я. А почему, ты догадываешься?

Апполоний был поражен. Такого поворота событий он не ожидал.

— Когда-то ты спас мне жизнь. Что ж. Это я признаю. Но ты подбивал солдат поднять оружие против императора. А то, что!! тебя выгнали из армии — это все ложь. Может быть, ты спас мне жизнь только для того, чтобы втереться ко мне в доверие?

— Откуда у тебя такие сведения? — Апполоний был подавлен.

Легат говорил правду.

— После нашей встречи в бане я навел справки о твоей судьбе. Оказывается, ты заядлый бунтовщик. Ты замышлял мятеж в армии. Не так ли? Муска, глядя в землю, кивнул в знак согласия головой.

— Ты был в Египте. Изучал тайны жрецов. Вот откуда у тебя их символ древней мудрости, — твоя обритая голова. Ты работал, как простой ремесленник, ты хотел погрузиться в мир тех, кого ты мечтал сделать счастливыми. И вот твоя последняя деятельность на благо нищих и бродяг, рабов и варваров — этот бунт. Нет. Ты ведал, что творишь. Еще в армии ты не мог удовлетвориться своим чином рядового. Тебя снедало тщеславие. Тебе нужны были лавры Цезаря. И всю жизнь ты стремился к ним. Этот бунт был для тебя настоящей удачей. Пробил твой час. Наивный Валерий был лишь ступенью на твоем пути к вершинам власти. И я должен был тоже стать игрушкой в твоих руках. Ты надеялся, что я помогу бунтовщикам, ибо ты полагал, что я у тебя в долгу. Но я оказался умнее тебя. И умнее всех вас. Я все делаю только для себя. А теперь получи благодарность за ту варварскую стрелу от меня плату. Я избавлю тебя от страданий в этом мире. Ты будешь вечно счастлив. — Легат засмеялся.

Апполоний вскинул голову и гордо посмотрел на Леонида.

— Ты раскрыл мою тайну. Но вы не можете убить меня. Душа моя лишь покинет свое временное жилище и переместится в новорожденного человека. И тот, другой, осуществит то, что я не мог воплотить в этой жизни. Мои друзья, которые жаждут боя с вами, также обречены на смерть. Я это вижу.

Но и они не умрут. Их души обретут спокойствие, едва лишь они покинут тела, ежедневно подвергавшиеся мучениям. Но над душой ничто не властно.

Аквилла сделал знак рукой. Из шеренги легионеров вышел широкоплечий бородач с мечом в руке. Он не спеша подошел к Муске. Леонид сказал Апполонию:

— Когда перед смертью ваш дружок Эней сказал мне: «Ты ловишь мух, Аквила», я успел ему ответить, так как он уже отправился на тот свет. Но вот тебе я могу предать то, что я хотел возразить ему. Я подумал тогда, а ведь одну муху я все-таки поймал. А вот и вторая муха прилетела ко мне.

— Леонид горько усмехнулся, — орел не ловит мух, но иногда ему приходится это делать.

Бородач сделал шаг вперед и со всей силы вонзил меч в живот Апполония. Затем дернул оружие вверх, распарывая внутренности. Муска дернулся и закатил глаза к небу, бесшумно повалился навзничь. Смерть была быстрой. Раба, который сопровождал Муску, отправили обратно бунтовщикам. Легат уже не ждал, чтобы мятежник сложили оружие. Он только на время отклонил начало атаки, и когда со стороны противника не было получено известий о прекращении сопротивления, Леонид приказал дать сигнал.

Во время наступления конницу решено было пустить в ход только на крайний случай. Ставки делалась на пехоту, не легко вооруженных воинов.

Среди мятежников началась легкая паника, когда было получено известие, принесенное спутником Апполония. Но начавшееся брожение успокоил Британец. Головным отрядом теперь руководил Валерий сам, по собственной инициативе, принявший командование в центре мятежного войска.

Римляне шли сомкнутыми рядами, выставив вперед длинные копья и защищаясь белыми щитами. В мятежников полетели дротики и пилумы, которые на расстоянии в семьдесят метров могли пробить щит. Но обороняющиеся выкатили вперед на колесах деревянные башенки, за которыми можно было укрыться от града копий.

Когда до бунтовщиков осталось с полсотни метров, легионеры, разделившись на три группы, побежали в атаку.

Через несколько секунд началась битва. На левом фланге обороны, которой командовал молодой юноша по имени Гаррон, легионеры бились с отрядом, который составляли в основном рабы, находившиеся ранее в рабстве у Фабии.

Черные нубийцы сражались бок о бок с проворными испанцами, коренастыми галлами и воинственными парфянами.

Бой был бескомпромиссен. Противники были равны по силам. Профессионализм легионеров уравновешивался отвагой и безрассудным отчаянием мятежников.

Некоторые, потеряв мечи и оставив в стороне шлемы, сражались в рукопашную. У самого края моста вцепившись друг в друга бились римлянин и раб. Дрались упорно.

Со стороны трудно было отличить, кто был легионер, а кто — мятежник. Они даже были чем-то схожи между собой. Но один был квирит, — свободный гражданин, а другой раб. Никто не хотел уступать. Глаза у каждого горели жаждой смерти другого. Оступившийся парфян, не желая расставаться со своим врагом, полетел вместе с ним в воду, и уже там, на дне реки, два неприятеля продолжали борьбу, но уже в другом мире. К римлянам подоспело подкрепление.

Натиск легионеров усилился. Некоторые мятежники, в основном малодушные и трусливые от природы, не выдержав тяжести боя, бросались в воду или же поворачивали к храму Юпитера в надежде найти там спасение. Но спасались единицы. Раненые, не обращая внимания на боль, на бессилие, на страх бились самоотверженно.

Лишь война обнажает все дикие инстинкты человека. Жестокость была чудовищной. Тех, кто уже не мог держать оружие в руках, беспощадно резали и кололи мечами, пронзали копьями. И легионеры, и мятежники были одинаково ненасытны в своей жажде крови, залившей все поле битвы. Даже мраморные статуи из белых становились алыми.

Римлян было больше, но мятежники с упорством, достойным восхищения, стойко держались. Легионеры были опытней и выносливей в бою, но восставшие бились за свободу. В толпе, среди своих и врагов, сражался Валерий. Меч выскальзывал из потных рук, на губах осела соль. Дыхание было частым и хриплым. Думал ли юный патриций, что когда-нибудь он будет сражаться вместе со своими рабами против сородичей. Но жизнь преподнесла необычный подарок. Судьба распорядилась по другому, и ее уже нельзя изменить.

Петроний Леонид издали наблюдал за ходом сражения. Первоначальная уверенность в легкой победе над мятежниками улетучилась. Прямо на руках выносили раненых легионеров. Многие уже были убиты, полчаса шел бой, а продвинулись вперед мало.

Полчаса шел бой, а продвинулись вперед мало. Легат подозвал к себе центуриона второй когорты.

— Гай! Возьми своих людей и переправься на лодках чуть повыше течения, там легче пройти не замеченными.

Центурион, поняв, что задумал командир, радостно кивнул головой и со всех ног попался выполнять приказание.

Но Апполоний, расставив на определенном расстоянии друг от друга сторожевые посты на случай непредвиденных обстоятельств, предусмотрел это. Когда часовой, поставленный приблизительно в миле от места боя, заметил плывущие по реке в его сторону лодки, то он быстро передал условленным сигналом о надвигающейся опасности.

И через несколько минут прибыл отряд мятежников, оставленный в резерве, и затаили в засаде, ожидая неприятеля. Легионер, выпрыгивая из лодок, быстро карабкались по крутому склону. Но вдруг сверху послышался боевой клич, подначенный множеством голосов. Полетели копья, пронзая насквозь римских воинов, тяжелые камни разбили головы, и легионеры, не выдержав, побежали прочь. Мятежники с победными криками бросились им вслед. И вот уже бой закипел в реке, которая принимала тела убитых и впитывала в себя кровь павших. Вальтурно стала теперь общим для погибших кладбищем.

В то время, когда римский отряд был разгромлен, по Большому мосту по телам убитых, шли римские когорты, уже изрядно поредевшие в бою. Они медленно продвигались к левому берегу.

А на правом фланге стойко бился Британец, который разрисовал свое тело кровью убитых противников, и был поистине неуязвим. Иногда само чудо оберегало его от смерти, казалось бы, неминуемой. Он сражался так, что своим мужеством наводил страх. Легионеры видели в нем оборотня, с которым человек не в силах справиться. Но вскоре кольцо вокруг Британца стало сжиматься, но даже сейчас смерть не брала его.

Летящее копье он успевал отбивать, удар меча рассекал лишь воздух, а сам Британец уже в другом месте завязывал новую схватку. Но легионеры вынуждали и его отступать все дальше и дальше. В одном месте группа мятежников была окружена и, теснимая наступающим противником, скинута в реку. Люди, отягченные доспехами, безуспешно пытаясь бросить с себя амуницию, шли ко дну. Те, кто был облачен лишь в легкие туники, еще держались на поверхности, но на них с моста 'с правого берега об- рушился смертельный дождь из дротиков и стрел, который не пощадил никого.

Леонид в пурпурном плаще полководца был задумчив. Потери пехоты были слишком значительны, учитывая характер противника. Но ввести конницу в бой он тем не менее не решался. Это было бессмысленно, особенно сейчас, когда от мятежников освобожден Большой мост. Незачем обрекать легион еще на лишние жертвы. Всадникам опять не хватит места для маневра, и мятежники легко смогут стаскивать их с седел. Тогда он послал за подкрепление еще одну когорту пехоты.

Валерий кричал Британцу, который сражался в десятке шагов от него, чтобы тот увозил своих людей к храму. Но из-за шума сражения Британец не слышал его. Надежда на успек давно покинула Валерия. Теперь он вместе со всеми отступал к храму Юпитера. Там Актис. Может в нем он найдет спасение? Другого выхода не было.

Вскоре мятежники, теснимые с трех сторон легионерами, оказались у стен святилища. Гаррон погиб, и теперь командиров осталось только двое: Валерий и Британец. Повстанцев прижали к одному из боковых входов храма Юпитера. На помощь легионерам шли тяжело вооруженные воины, а к мятежникам спешил на выручку резервный отряд. Однако он разбежался при виде бедствий товарищей и грозных рядов римлян.

Около храма разгорелась новая схватка, еще более жестокая и беспощадная. Рабы, стесненные воинами Аквилы, видя, что им уже нечего терять, бились отчаянно. Шум битвы, лязг и скрежет мечей, треск и грохот ломаемых щитов и разбиваемых шлемов, громкие крики ярости и боли, стоны раненых — все это заглушало остальные звуки.

Рабы старались укрыться в храме. Валерий видел, что все пошло прахом. Теперь только мысли об Актис мучили и терзали его ум и сердце. Он готов был все бросить и кинуться к ней. Может все-таки удастся сбежать, спастись?

Теперь, когда Энея и Апполония уже нет в живых, Валерия здесь ничего не удерживает. Рабы, его люди и сообщники — они обречены. Победа ускользнула из рук. Впереди только смерть.

Но нет, и бежать тоже невозможно в этой тесной толпе дерущихся и борющихся за свою жизнь людей. Можно только медленно отступать вместе со всеми. Хорошо, что тут так тесно, иначе бы солдаты расправились с ними в считанные минуты, а так есть возможность для сопротивления. Легионеры тоже валятся на землю, хоть и не так часто, как мятежники. Земля, вернее каменная мостовая, стала совсем скользкой от крови. Около высокой, но слишком узкой двери храма создалась давка. Рабы стремились как можно быстрее скрыться в ней, но из-за сутолоки лишь задерживали друг друга. Битва продолжалась. К Валерию, который сильно выделялся среди мятежников и своим лицом, и богатой одеждой, а также великолепным вооружением, начал пробиваться центурион, тот самый, что разговаривал с Энеем. Он храбро сражался с противником, яростно обрушивал мощные удары и успешно вел в атаку своих солдат. Скоро он приблизился к Валерию.

— Негодяй! — крикнул он ему. — Ты, опозоривший честь римлянина. Посмотри на меня. Прими смерть от моего меча!

Валерий не обращал внимания на центуриона. Он продолжал отражать атаки солдат. Рядом бился Британец. Легионеры набрасывались на них, но Валерий, Британец и другие рабы отражали эти атаки. Это были самые сильные и ловкие, те, кто прошел через все бои и стычки, и до сих пор остались в живых. И теперь они не собирались умереть легко.

— Всем назад! — закричал вдруг центурион. — Я приказываю.

Легионеры поспешно отступили от рабов назад. Те не стали использовать это, чтобы наступить. Обе стороны замерли друг против друга. И стало на мгновение тихо.

— Тит Веций! — закричал центурион. — Подлый изменник! Выходи на бой. Я тебя вызываю. Ну же! Или ты трус?

Центурион с горящим от возбуждения взором ждал. Валерий сделал шаг вперед. Он сделал это против своей воли. Но ноги сами вынесли его вперед. Словно судьба сама решала за него. Валерию пришлось подчиниться. Восставшие замерли за спиной своего вождя. Легионеры смотрели на центуриона. Кто с одобрением, а кто, наоборот, с осуждением такой мальчишеской выходки. Валерий и центурион оказались друг против друга. Было уже совсем светло, из-за горизонта уже давно выплыло солнце. Противники с любопытством смотрели в лица друг друга. Оба они были очень молоды. Еще не прошло и пяти лет, на- верное, как они бросили играть в гладиаторов и поломали свои деревянные мечи. Теперь это была не игра, и мечи были из металла. Центурион смотрел на Валерия с ненавистью. Тот отвечал ему спокойным и равнодушным взглядом.

— Сейчас ты умрешь! — сказал центурион. Валерий только улыбнулся в ответ.

— Эй, Справедливый! — крикнул за спиной кто-то из рабов. — Покажи этому щенку, какого цвета у него кровь. А мы посмотрим.

Никто не откликнулся на эту шутку. И рабы, и легионеры отдыхали от боя и набирались сил для сражения, которое разгорится с новой силой, как только кончится поединок. Зато юный центурион воспринял эти слова, как сигнал для начала боя. Он бросился, как молния, на Валерия, и тот едва успел увернуться. У Валерия был длинный испанский меч. И если в тесном бою, где бьется масса людей, им довольно трудно пользоваться, то в поединке не сыщешь лучшего оружия. Патриций бросился на центуриона со всей яростью и болью за разрушенные иллюзии, за разбитое счастье, за близкую смерть. Центурион был вооружен простым римским мечом, коротким и с широким лезвием, и щитом, покрытым тонким медным листом и обтянутым кожей. С одной стороны Валерий был неуязвим, но центурион был более опытный фехтовальщик. И это Валерий почувствовал очень скоро. Противник стойко отражал удары его меча, но сам не мог достичь цели своим коротким мечом.

И рабы, и легионеры, наблюдавшие этот бой, поддерживали юношей криками. Они словно забыли, что скоро и сами также будут биться насмерть. Словно их жизнь тоже зависела от исхода этого поединка. Валерий начал выдыхаться первым. Центурион заметил и активизировал свои действия. Он начал теснить вождя мятежников, нанося ему быстрые, колющие удары. Тот едва успевал принимать их щитом. Но это отняло последние силы Валерия, и он неосторожно, лишь на короткое мгновение открылся. Центурион воспользовался этим, мгновенно ударил противника в открывшуюся грудь.

Рана оказалась роковой. Валерий задохнулся и выронил из рук меч. Тот со звоном упал на мостовую. Крик радости с одной стороны и крик отчаяния с другой раздались одновременно.

Рабы опомнились первыми. С отчаянием и ненавистью лавиной кинулись они на солдат Рима. Это была последняя попытка раненого зверя. Натиск мятежников был силен, быстр и неожидан для легионеров, поэтому они несколько растерялись и стали отступать. Центурион тоже был откинут со всеми назад. Валерий упал среди своих. Несколько пар рук подхватило его. Рабы бережно подняли своего раненого вождя.

— Несите его в храм! — крикнул им Британец, а сам, словно неутомимый Геркулес, снова кинулся в бой. Где-то он раздобыл огромный боевой топор и теперь обрушивал это грозное оружие на головы врагов.

Валерия принесли в храм. Рабы, толпившиеся у входа, расступились. У многих на глазах были слезы. Юноша лежал на алом плаще, который стал теперь ему вместо носилок, и рукой сжимал рану, словно желая не только остановить льющуюся кровь, но и раздавить, уничтожить боль. Он был бледен. Пересохшие губы его повторяли лишь одно слово:

— Актис, Актис!

Больше ничего не говорил Тит Веций Валерий. Его глаза были широко раскрыты и изумленно смотрели вверх.

С того момента, как Валерий ушел в битву против своего дяди, Актис, оставшись одна, упала на колени и залилась слезами. В который раз за эти последние дни она обращалась к всемогущим богам. Только сейчас она молила их спасти не ее, а Валерия. Неизвестность того, что происходит снаружи, а оттуда ни одного звука не проникало сюда сквозь толстые стены храма, терзала хуже всего. Мысль о том, кто ей ближе всех на этой земле, и кто так далек сейчас от нее, была главной в голове Актис. О чем еще сейчас можно думать, кроме этого? Быть с ним, что бы там не происходило, как бы страшно не было. Спасти от опасности, пусть даже ценой собственной жизни! Как любящая мать думает о своем ребенке, когда тому угрожает смертельная опасность, так и Актис думала о своем возлюбленном. Верная и преданная подруга, она мучилась, что ее нет рядом с ним. А ведь именно ради нее, юной девочки, простой рабыни, Валерий бросил все, нарушил все законы, предал родственников, презрел свое богатство и положение в обществе, поставил на кон свою жизнь.

А время шло. Медленно и тягуче, как песок в часах. С тихим, едва слышным шуршанием, оно уничтожало секунды, минуты и часы. Прошло два часа, как ушли все, кто держит оружие. Ушли за своим молодым вождем, который захотел принести в мир справедливость. Актис не замечала этого течения времени. Ей то казалось, что Валерий ушел лишь минуту назад, то вдруг чудилось, будто прошло несколько лет. Время замкнулось в ее сознании.

Но вот и в храм, даже сюда, в его самую дальнюю комнату стали проникать звуки уличного сражения. Появились и забегали, гулко стуча по холодному мраморному полу ногами, люди. Глаза их горели от возбуждения. Они что-то кричали, но Актис не понимала, что именно. Затем, на какое-то время все опять стихло. Тишина давила на уши. Но так было не очень долго. Затем все взорвалось шумом, и где-то там далеко видимо снова начался бой.

Через минуту в комнату, где была Актис, вошло несколько человек. Они принесли с собой несколько светильников и расставили их по углам. Актис удивленно смотрела на них. Не в силах что-либо спрашивать, она молчала. Но вот в дверь внесли раненого человека. Человек был бледен. Он стонал и что-то говорил. Актис не сразу узнала в нем Валерия. Узнав же, вскрикнула и бросилась к нему. Ее слезы капали юноше на лицо. Он открыл глаза и увидел Актис.

— Ты? — прошептал он.

Его бережно положили на пол, и Актис склонилась над ним.