Роза в цепях

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В комнате горела восковая свеча, установленная в коринфском канделябре. В гостиной, которую римляне называли таблинием, было душно. Хлой сидел на диване, держа в руках глиняную кружку, в которой отливал золотистыми красками напиток, приготовленный из винограда и меда. Позади него стоял раб, махавший опахалом из коровьего хвоста. Перед хозяином дома стояли босые Актис и Пелий. Они были вымыты, причесаны и одеты. Дети, потупив взор, ждали, что сделает мужчина, уведший их с корабля. Рядом с ребятами, заискивающе глядя хозяину в глаза, стоял пожилой раб, который опекал их в этот день.

— Господин, — обратился он к Хлою, — изволь осмотреть свой новый товар.

Хлой тяжело поднявшись со своего места, подошел к юным невольникам, и, молча обойдя их, молча произнес:

— Клянусь Геркулесом, старая ворчунья.

Сказав это, он приказал детям раздеться. Затем осмотрел их куда более тщательно и подробно, чем это сделал его брат на корабле в трагический для них день. Он заставил Пелия открыть рот, запустив в него свои пальцы, приказывал поворачиваться в разные стороны, выискивая малейшие недостатки тела. Наконец осмотр был окончен.

— Фаос! — крикнул Хлой, когда дети оделись. — Отведи их в каземат, да пусть их там покормят.

Раб подбежал к Актис и Пелию, и взяв их за руки, повел за собой. Дом поразил ребят своим убранством, еще когда они в первый раз переступили его порог. Нет, дом был не слишком богато обставлен. Рядом с великолепными золотыми кубками стояли глиняные чаши. Персидские ковры соседствовали с циновками, такими же, как в их деревне. Больше всего их поразило бесчисленное множество комнат, по которым они проходили. Они недоумевали, для чего нужно столько помещений, в которых было пусто и тихо. Ведь никто в этих стенах не живет, и человеку хватило бы и одной комнаты, или в крайнем случае, двух.

Фаос вывел детей вывел во внутренний двор и, показав им строение невдалеке, приказал идти к нему, а сам засеменил им вслед шаркающей походкой.

В каземате, в котором предстояло провести ночь детям, было сумрачно. Привыкнув к темноте, девочка и мальчик, различили фигуры пяти женщин и троих совсем маленьких детей, лежавших на куче соломы, наваленной у стены. Когда дверь, скрепя петлями, отворилась, узники каземата с любопытством вытянули шеи в сторону вновь прибывших. Голые сырые стены с отваливающейся штукатуркой заключили в своих объятиях невольников. В воздухе неприятно пахло плесенью и потом.

После того, как Актис и Пелий устроились на соломе, принесли еду. Фаос, накормив рабов скромной пищей, запер из на замок. Теперь уж на всю ночь, которую дети провели в тяжелых и беспокойных снах.

На следующий день они проснулись от скрипа открывающейся двери. Это Фаос принес еду. В каземате кроме них, уже никого не было.

Лот Моний делил трапезу с братом в его столовой. Братья по благородному возлежали на широком ложе на троих и уже доедали фрукты, когда речь вновь зашла о детях с Лесбоса. Первым начал Хлой.

— Ты помнишь Гая Варрона? — спросил он.

— Откупщика из Помпей?

— Да, того самого, — Хлой выплюнул косточку персика. — Он держит меня за горло.

— Каким образом?

— Я задолжал ему крупную сумму, и он требует немедленной выплаты.

— Так заплати ему, — Лот Моний налил себе вина.

Разговор был деловой, и хозяин отослал прислугу, чтобы остаться с глазу на глаз, поэтому братьям приходилось самим обслуживать себя, но это было для них привычным делом.

— У меня сейчас нет денег, — возразил Хлой, — а этот сукин сын требует еще большие проценты.

— Так какого дьявола ты брал в долг?

— Я брал не деньги, а арендовал здание в порту. Там у меня склад и невольники. Зачем возить их в центр города, когда рабов прекрасно покупают и в порту?

— Так задобри его подарком, и пусть он подождет.

— Этот мерзавец не таков. Он не станет ждать. Как таких подлецов носит земля? — сокрушался Хлой.

Однако он наводил на помпеянца напраслину, потому что будь он сам на его месте, он поступил бы точно также.

Трапеза подходила к концу.

— Но я нашел выход, — сказал, глядя сотрапезнику в глаза холодным взглядом Хлой Моний. — Я кастрирую того лесбийца, что ты привез и продам этому выскочке Деону.

— Как, ты хочешь изуродовать моего раба? — вскричал младший брат.

— А что мне остается делать? Ты утопил моих евнухов. Деон требует их с меня. И я не хочу из-за твоего сумасбродства терять своего самого выгодного клиента. — Хлой вспыхнул, и на лице у него показались красные пятна. — С великим трудом, ведь мы не в Риме, а в Неаполе, я нашел двух, каих нужно, и это стоило мне немалых денег, Но он требует троих. И если не доставлю ему всю партию, он обратится к другому торговцу, и денежки уплывут в другую реку. Я не хочу терять этот источник.

— Зачем этому Деону евнухи? — недоумевал Лот. — У него что, красавица жена?

— Сейчас каждый разбогатевший плебей мнет себя персидским сатрапом, — ответил Хлой, и ему надо всем пустить пыль в глаза.

— Я вссе равно не позволю тебе уродовать мальчишку! — Лот Моний швырнул кубок на пол. — Мы можем получить за него во много раз больше.

— Для этого нужно время, — сказал Хлой, — а у нас его нет.

— Это мой раб, — пытался в последний раз возразить Лот.

— Нет, это не твой раб, — Хлой был непреклонен. — У тебя за спиной виселица, в лучшем случае крест, и только от меня зависит, достанешься ли ты палачу или нет. Так что никогда не говори в этом доме слово «мое».

Лот Моний понял, что ему не удастся переубедить упрямого сводного брата. Слишком сильно пират зависел от него. Спорить дальше было опасно. Он встал и направился к выходу.

— Куда ты? — спросил его Хлой.

— На «Исиду». Я не могу больше здесь оставаться.

— О боги! — Хлой засмеялся. — Братишка, неужели ты стал таким обидчивым. Ты забыл, что говорил нам отец?

Но Лот уже вышел. Хлой поднялся и крикнул ему вслед:

— Деньги за мальчишку и девчонку тебе принесут вечером.

Затем он позвал Фаоса, и, когда тот приковылял, громко спросил:

— Люция Флавия еще не пришла?

— Нет еще, хозяин — согнулся в почтении раб.

Хлой глубоко задумался. Раб в преклоненном положении ждал, что он скажет. Наконец хозяин очнулся от дум и сказал:

— Как только эта женщина придет, сразу ведите ее ко мне.

— Хорошо. — сказал раб и вышел.

Хлой сумрачно смотрел ему вслед.

Люция Флавия Домициана, которую пригласил в дом Хлой Моний, была особой довольно известной в кругах богачей Неаполя. Ей уже давно было за пятьдесят, но она сохранила гордую осанку бывшей красавицы. Она не была набита деньгами и жила в скромном небольшом доме с маленьким садиком. У нее было всего три рабыни да старик раб, работавший привратником садовником одновременно. Флавия отличалась хорошими манерами и воспитанием и сама выбирала себе знакомых. Однако не особо любила людское общество и жизнь вела довольно уединенную.

Впрочем, молодые и зрелые годы эта женщина провела очень бурно. Она жила в вечном городе и была одной из самых богатых и знаменитых горожанок. Дом ее был излюбленным местом увеселений многих млодых и знатных римлян. Имя Флавии многие матери и жены произносили с ненавистью, Самые дорогие гетеры услаждали гостей ее дома. Она партиями покупала на невольничьих рынках совсем юных мальчиков и девочек, юношей и девушек, красивых женщин и могла удовлетворить гостя с любым вкусом. Старая рабыня из Александрии научила Флавия распознавать в маленьких девочках и подростках будущих красавиц, и та, пользуясь этой наукой, скопила целое состояние миллионов сестрициев, помимо роскошных вилл и дворца в Риме неподалеку от Палатинского холма.

Наивысшего расцвета ее карьера достигла во время последних десяти лет правления Тиберия, когда в нравы пали так низко, что разврат и блуд были возведены чуть ли не в рамках государственной политики. Имератор жил тогда на острове Капри, И Флавия, сумевшая лично свести с ним знакомство, стало основной поставщицей утех старого развратника. По личному заказу хитрая женщина доставила Тиберию во дворец, где в каждой комнате молодые патриции и всадники блудили и днем и ночью, три десятка детей — мальчиков и девочек от восьми до тринадцати лет. Обрадованный старик тут же окрестил всю эту компанию своим «аквариумом» и повсюду таскал этих «рыбок» на те грязные сборища, где он бывал. За эту сделку император отвалил Люции Флавии столько золота, что можно было на эти деньги построить дворец не менее роскошный, у самого правителя.

Странное это было время, Когда головы свободных женщин и девочек, чью девственность отнимал перед казнью палач, слетали десятками и летели в Тибр, и самые богатые патриции все время дрожали за свою жизнь, куртизанки, Продаваемые Флавией, вели жизнь, полную роскоши, веселья, вина и непрекращающего греха.

Когда Га Калигула пришел к власти и стал мстить всем сподвижникам своего дела, враги Флавии не преминули напомнить цезарю о ее дружбе со стариком. Флавия чуть не погибла, попав под десницу справедливого римского суда. Все богатства ее были конфискованы в императорскую казну, а сама она, вынуждена покинуть столицу, стала скитаться по маленьким городам Италии.

При Клавдии положение не изменилось, При нем в Риме царила затмившая всех грешников Мессалина — жена цезаря. Она, с юности ненавидевшая Флавию и видевшая в ней вечную соперницу, не упустила бы возможности раздавить бывшую подругу, появись та в городе.

Шли годы, и постаревшая изгнанница привыкла к своему положению и уже не мечтала вернуть былое величие. Она жила в своем скромном, но уютном жилище и готовилась встретить дряхлую старость.

Родственников у нее не было. Когда-то был сын, но, не зная имени своего отца, он очень тяготился своим положением, стыдился матери, а когда ему исполнилось восемнадцать лет, сбежал из дома и, говорят, вступил в армию. Вести от него она получала только два раза. Но это было очень давно. Что с ним происходит в настоящее время, об этом мать не имела ни4акого представления.

Вот эта женщина и пришла в дом работорговца Мония. Изредка она вспоминала, что в совершенстве обладает искусством выгодно продавать людей, и за деньги делилась своими познаниями в экономике, психологии, и главное, в медицине, с людьми подобными Хлою.

В этот раз от нее понадобились медицинские советы.

Женщину встретил у ворот дома Фаос, видимо. Уже поджидавший ее. Раб провел Флавию в комнату, где отдыхал после обеда Хлой Моний.

— А пожаловала наконец! — хозяин, надевая сандалии, уже шел навстречу знаменитой матроне.

Флавия стояла посредине комнаты, желая узнать причину ее вызова.

— Что тебя беспокоит, Хлой? Или ты захотел увидеть меня только потому, что моя скандальная слава занозой сидит в твой задницей? — При этих словах женщина громко засмеялась. С такими людьми, как Хлой, она не церемонилась.

— Дело вот в чем, дорогая Флавия, — смутившись, произнес хозяин дома, как воздух мне нужен мудрый совет. Вчера мой брат, Лот, привез неплохого мальчишку из Греции, с острова Лесбос…

Актис и Пелий лежали на соломе, прислонившись спинами друг к другу. Снаружи послышались шаги и голоса. Двери отворились. За порогом появились несколько человек. Несколько секунд они постояли на месте, затем вошли внутрь. серди них дети узнали мужчину, который осматривал их накануне. Рядом с ним стояла немолодая, но красивая женщина. Он обратился к ней и что-то сказал, указывая рукой на мальчика.

В каземате было темно. Флавия поморщилась и сказала:

— Прикажи принести факелы. Я ведь не сова, которую греки называют мудрой птицей.

Хозяин бросил неколько слов рабу, сопровождавшему их, и поспешил к детям, чтобы представить их перед женщиной. Актис крепко прижалась к Пелию и судорожно вцепилась в его руку. Так что, когда Пелия подняли и поставили перед женщиной, девочка тоже предстала перед ней. Взгляд матроны сразу же приковался к девочке.

— Девочка тоже с Лесбоса? — спросила она.

— Да, мой брат взял их спящих на берегу, — Хлой озорно подмигнул собеседнице…

— Знаешь, что, Хлой, боюсь, твоя затея плохо кончится. Греки не подходят для этой цели. Лучше бы тебе в этом деле использовать азиатов. Сами боги видать так распорядились.

Флавия ждала ответа.

— У меня нет выбора! Это мой последний шанс, — сказал Хлой. — Помоги советом, прошу тебя. Я достойно оплачу эту услугу.

— Мальчик может умереть, — повторила Флавия.

— Ты погляди на него! — Он сильный. Выдержит, клянусь Геркулесом!

— Это твой товар, Хлой, — произнесла женщина. — Тебе лучше знать, как распорядиться им. Риск велик, но я сделаю все, что смогу.

Флавия подошла к двум рабам и, подозвав к сею\бе работорговца, рассказала, что необходимо предпринять для такой сложной операции.

Пелия, с тревогой следившего за вошедшими в каземат людьми, схватили два раба, а третий, раскрыв мальчику рот, насильно стал вливать вино из глиняного сосуда. Актис громко закричала. Работорговец грубо толкнул ее так, что та спиной упала на слежавшуюся солому. В каземате уже ярко горели два факела, вставленные в кольца и прикрепленные в стене. В углу стояла жаровня. Флавия, исследовав нагого Пелия, указала место, где нужно резать. Раб с клеймом на лбу подошел к мальчику, который потерял сознание, опьяненный вином. В руках раба блестел наколенный на огне нож.

Флавия попросила Хлоя увести девочку и тот, схватив Актис за руку, вывел наружу. Оглянувшись на пороге назад, Актис мокрыми от слез глазами увидела лишь спокойное лицо Пелия, который, раскинув руки в стороны, лежал, словно уснув, не земляном полу каземата…

Через несколько минут оттуда, где остался Пелий, раздался страшный крик. Хлой стоял нба внутреннем дворе, когда к нему подошла Флавия. Ее лицо было белым, как мел.

— Дело сделано, сказала она, — и тепенрь все зависит от богов, будет ли он жить. Если через три дня он не помрет, то можешь благодарить судьбу. Но вот что я тебе скажу: — Ты бы получил за него большие деньги в Риме, куда больше, чем сейчас. Во много раз!

Хлой молчал.

— В теперь давай рассчитываться. — сказала Флавия.

— Тебе принесут твои деньги.

— Мне не нужны деньги, — возражила женщина.

— Так что же ты хочешь?

— Ты отдашь мне ее. — Флавия указала на Актис.

Девочка едва стояла на ногах от страха и потрясения.

— Зачем тебе этот никчемный ребенок? — удивился Хлой.

— Ты слишком много хочешь знать, — ответила матрона. — я забираю ее с собой, и мы квиты.

Хлой Моний прекрасно знал, что на рынке за девочку не дадут больше пятисот сестрициев, а так как гонорар Флавии составлял больше семисот сестрициев, он тут же согласился. — Пойдем со мной. — Флавия обратилась к девочке, — здесь тебе больше нечего делать.

Она сказала это на родном языке Актис и, взяв убитую горем девочку за руку, увела за собой.

А в портовом трактире «Грустная сардинка» заливал вином свое плохое настроение Лот Моний. Ему было обидно, что брат обошелся с ним, как с последним бродягой, и было жалко такой превосходный товар, загубленный Хлоем. На мальчишке можно было так разжиться, а брат поступил с ним, как мясник. Нет, пират не жалел мальчика. Какое ему дело до его страданий? Ведь не чувствует состраданий крестьянин, кастрируя кабана, чтобы тот разжирел. Так и жизнь раба нисколько не волновала свободных людей.