— Что вы хотите ОТ МЕНЯ? — сказала она, пожалуй, несколько более раздражённо, чем было прилично.
Мария прекрасно понимала: этот раунд проигран. Сейчас она просто тянула время в расчёте на то, что Светлана опомнится, отправит мозгоеда восвояси и явится сама, не ухудшая собственного, и без того скверного положения.
— Ещё раз повторяю: доступа на вашу энергостанцию, — сказала судебная исполнительница. — В районе объявлен карантин, что там за фауна — никому не известно, а ваша подопечная и в самом деле не в себе, раз не собирается её покидать. Нулевая точка будет отключена, ОТКЛЮЧЕНА, понимаете? Она с ребенком остаётся в изоляции. Это уже не просто «опасность для жизни», а прямое убийство и самоубийство. Вашему обществу нужен такой скандал?
Ни знакомая по прошлому визиту сотрудница социальной службы, ни исполнительница, огромная, страдающая ожирением бабища чуть помладше самой Марии, ни соплячка-полицейская, совсем молодая, невероятно нахальная особа, не проявляли и малейшего сочувствия. Мария не могла их заставить покинуть территорию общества и ждать Светлану за оградой.
— Эта женщина подвергалась домашнему насилию, то, что вы делаете — прямое нарушение базовых прав человека, — угрюмо сказала Мария.
— Вы можете оспорить в суде, — равнодушно сказала полицейская, пережёвывая жевательную резинку. — Все документы вам предоставлены.
— Мы просто делаем свою работу, — в шестой, наверное, раз повторила исполнительница.
«Как можно так разожраться? — брезгливо подумала Мария. — Просто. Ляг. В медкапсулу, обжора, и подшей свой прожорливый желудок!»
— Начинать составлять протокол лично на вас? — спросила полицейская. — За препятствование органам правопорядка?
— Вы хотя бы понимаете последствия своих действий? — спросила соц опека.
Мария прекрасно понимала всё происходящее. И то, что бывший муж Светланы попросту мерзавец с деньгами и связями, как и то, что оставаться на отключенной станции совершенно невозможно с точки зрения обычной логики и безопасности. Светланой руководили злость, отчаяние, упрямство, а эмоции — не самый лучший помощник в таком вопросе. Ну что же, иногда нужно сделать шаг назад, чтобы разогнаться для шага вперёд. Главное не наделать ещё большей беды и глупостей. Со Светланы могло статься в отчаянии натравить на эту компанию своё ручное чудовище…
«Я их подвела, — подумала Мария. — И бедную мою бывшую студентку, и её дочку».
— Я пойду с вами, — сказала она сухо. — Дайте время собраться.
К счастью, Мария заблаговременно подготовилась. Ещё с прошлого раза, когда они с Грэгором пытались решить возникшие на станции проблемы деликатного свойства, в шкафу осталось пневматическое ружьё с транквилизатором и другое, для дистанционного обездвиживания сеткой с мелкими ячейками. Очень прочной и достаточно большой.
— Зачем вы это берёте? — подозрительно спросила соплячка с ментоловой жвачкой.
Марии не нравилось, как блестели её глаза. Примерно тот же неестественный блеск она порой наблюдала у студентов, принявших бодрящие капли. Потом студенты становились инертными и вялыми тряпками, не способными ни мыслить, ни функционировать адекватно. Сущие амёбы по словам Грэгора. Такими и оставались до новой порции глазных капель. К сожалению или счастью, эта дрянь легально продавалась в любой аптеке и уличном киоске-автомате, а то и вовсе покупалась с рук, в закоулке, нелицензированная, копеечной стоимости, вызывающая едва ли не мгновенное привыкание. Уж лучше бы курили святую присно блаженную марихуану, как было принято в их собственной с Грэгом молодости. К счастью, сама Мария даже в юном возрасте никакими допингами не баловалась. Любое изменённое состояние сознания она находила отвратительным, будь то сироп от кашля или баночка пива.
— Затем, что в районе объявлен карантин из-за новой опасной фауны, — терпеливо, как отстающему соискателю образования пояснила она.
— Для фауны у меня есть это, — соплячка похлопала по кобуре за поясом, — и это, — она показала на электрошокер.
— Я бы вам посоветовала, в какие биологические отверстия засунуть эти предметы при встрече с рогачом или саблезубом, да вы обидитесь, — не сдержалась Мария. — Идёмте, дамы. Шлюз нулевой точки в отделе техобслуживания.
— У вас… Э-э-э… — замялась исполнительница. — Найдётся переходной скафандр моего размера?
— Есть мешок для ксенобегемота, — Мария подмигнула и показала большой палец в знак одобрения позитивного отношения к собственному телу. — Как раз намедни детёныша для городского парка отлавливали.
К счастью, подходящий скафандр в инженерном отделе нашёлся. В молчании оделись и должным образом спрятали технику.
«Хоть бы всё нормально прошло», — думала Мария, стоя в шлюзовой камере, в ожидании нужного потока плазмы.
— Вот вы на нас сердитесь, — с обидой сказала представительница социальной службы, — и совершенно напрасно.
— Напрасно вы взятку у Павора Мусорщика брали, — отрезала Мария.
— Я никогда не беру взяток, — сквозь зубы процедила дама, одарив её негодующим взглядом. — А на прошлой неделе сказать вам, что взяла? Сказать?
— Ну, говорите, раз невтерпёж.
— Четыре литра кровавой каши я взяла. Мать, наркоманка, засунула ребёнка в бытовой измельчитель и нажала на пуск. Потому что у неё закончились глазные капли, а ребёнок кричал. Вы такого же хотите?
— Тут нечего сравнивать, — фыркнула Мария. — Светлана не какая-то наркоманка.
— Но ведёт себя так же неразумно!
— Глазные капли с треумоксом — не наркотик, — заметила полицейская. — А совершенно легальный медицинский препарат от сухости в глазах.
— Скажите это кашице в бытовом измельчителе для пищевых отходов!
— Девушки, мы так все переругаемся, ох, — с одышкой сказала судебная исполнительница. — Мы тут все на работе, собственно… Как вы в этом шлеме дышите… Я, кстати, впервые через нулевую иду. Это не вредно?
Слава Роберту Ирвину во веки веков, переругаться не успели — плазму наконец-то подали, и яркий, искрящийся крохотными синими молниями портал открылся.
Станция их встретила той мёртвой тишиной, которая не предвещала ничего хорошего. Едва поток иссяк и появилась возможность доставать из чехлов оборудование, Мария приготовила помпу с сетью. На всякий случай она пошла впереди, выискивая глазами малейшее движение.
— Светлана? Капитолина? — позвала она. — Есть кто?
Самого худшего — изуродованных трупов, к счастью не было. Но и пустая, как Войд Волопаса, станция означала только новый виток лишних проблем. Женщины обошли каждую комнату, заглянули в каждый шкаф и закуток — всё без толку. Открыли дверь во двор и тут же снова захлопнули её, потому что забор оказался отключенным, а ворота — распахнутыми настежь. По газону разгуливала огромная иссиня-чёрная ксенокорова с телёнком и объедала куст шиповника. При виде людей она опустила гигантскую лохматую голову и стала рыть землю копытом.
— Вы понимаете, что натворили? — ледяным тоном спросила социальная работница. — Ваша подопечная сбежала в опаснейшую карантинную зону. И вы ещё имели наглость утверждать, что с ней ребёнку безопасно? Вы не защитница прав, а преступница. Как хотите, а я вызываю ручейных рейнджеров.
И пошла в командный пункт.
— Она что у вас, пьющая? — крикнула полицейская из пищеблока.
Вне себя от беспокойства и волнения, Мария поспешила туда. На столе стояли ополовиненная бутылка текилы, две рюмки, чашка с розовым слоном на мячике, с остатками апельсинового сока внутри и початый прекраснейший торт из белково-ореховых коржей со сливочным кремом «Шарлотт».
— Пойду составлять протокол, — сказала полицейская.
Некоторое время Мария и судебная исполнительница рассматривали следы легкомысленного пиршества.
— Я возьму кусочек? — шёпотом спросила исполнительница.
Мария в полнейшем отчаянии пожала плечами. Потом взяла бутылку текилы и как следует приложилась прямо из горла.